— Я тебя ненавижу.
— О, мой мальчик, для таких признаний необходимо больше патетики!
Китнисс вяло помешивает какао в большой чашке, пока за окном капитолийского поезда пролетает очередное поле. Сразу после ожидаемой победы девушки из Первого дистрикта Цезарь начал (по словам Крейна, продолжил) намекать на то, что в Панеме существуют курорты, и самые лучшие из них — в Четвертом дистрикте. И Цезарь победил. Крейн смог обеспечить себе алиби до конца активной фазы консервации арены Третьей бойни. И это, и коронация Рубин Халсвит, и несколько интервью, и праздничный прием у Сноу были хорошими отговорками до тех пор, пока в распорядительской по какому-то регламенту было необходимо присутствие главного распорядителя.
— Зачем я рассказывал тебе о том, сколько занимает консервация арен?.. — Крейн откидывается на диван с видом человека, которого пытают не первый день.
— Не приписывай себе заслуги, я бы все равно узнал. Тебе надо немного отдохнуть, и Китнисс со мной согласна. Да, дорогая? — Фликерман выжидательно смотрит на нее, а она не хочет лишаться отдыха от своих почитателей. Она впервые чувствует, как все в ней противится тому, чтобы перестать посещать квартиру Крейна по выходным. Пусть это даже будет и временно.
— Да, — она заставляет себя согласиться, потому что Цезаря Фликермана ей все равно не переспорить.
— Вот видишь? — победоносно говорит он, расхаживая по гостиной. — И Китнисс поедет с тобой. Это будет так мило, отдохнете от столичной суеты оба!
Крейн так тяжело вздыхает после этих слов, что кажется, что поездка на курорт без Китнисс до этого момента была для него не такой уж плохой идеей.
Еще один глоток какао. Китнисс с ногами забирается на диван с темно-синей бархатной обивкой, поезд выезжает на мост с высокими пролетами через широкую реку. Этот поезд еще роскошнее, чем тот, что был выделен Капитолием для них с Питом, он для самой верхушки столицы. Китнисс почему-то больше всего поразили золотая вышивка на подушках, лежавших на диване, и ажурные узоры по всему паркету. Лакированная темная мебель с позолотой, шелковые обои, хрусталь на люстрах — сложно представить, что кто-то может войти сюда с неохотой и как будто делая одолжение. Крейн недовольно согласился на эту поездку только два дня назад, когда подходил к концу прием в честь Дня рождения Сноу, чем и осчастливил Цезаря и заодно заставил Китнисс ждать неопределенности и чего-то, отдаленно напоминающего временную свободу.
— Где мы сейчас? — спрашивает она, смотря на приближающийся лес с другой стороны моста.
— М? — Крейн не отрывается от очередного доклада, он сидит в кресле рядом с небольшим лакированным столом недалеко от ее дивана, и виды за окном ему неинтересны.
— Просто хочется узнать, какой это дистрикт, — поясняет она.
— Должен быть Шестой, — он что-то зачеркивает на листе доклада и больше не обращает на нее внимание.
Крейн, вопреки обещаниям Фликерману, кое-что взял из своих документов. На его открытый ноутбук время от времени приходят какие-то сообщения, скорее всего, из Распорядительского центра. Рядом на столе лежат еще несколько папок. Стоит признать, что к концу Игр Крейн действительно выглядел уставшим. Он даже на время перестал отвечать на ее немногочисленные слова, которые раньше ему бы точно не понравились. Он только отмахивался и еще больше курил. Потом пообещал Цезарю, что в августе пройдет процедуру очищения легких. Тоже солгал, как и о документах на отдыхе?
Поезд въезжает в туннель, в темноте в окнах только мелькают желтоватые лампы по его обеим сторонам. Туннель заканчивается, звук сообщения на телефоне прерывает тишину. Крейн отвлекается от документов, читает сообщение и, не ответив, кладет телефон экраном вниз. Тихий шорох открывающейся автоматической двери, входит безгласая с подносом, на котором стоит стакан с коньяком. Крейн распорядился подать его через час после отбытия из Капитолия. Он, не глядя, берет стакан и жестом выпроваживает безгласую.
— Наверное, я должна сказать спасибо за то, что вы взяли меня с собой, — говорит Китнисс, ей впервые немного хочется улыбнуться этому человеку, который имел столько возможностей убить ее и не сделал это только из-за случайностей и ее отчаянного желания пройти через все только ради Прим. Почти две недели почти свободы. Кажется, ее не хватит на всю ту легкость, которая внезапно обрушивается на нее при одной только мысли.
— Куда уж я без вас, — Крейн отпивает из своего стакана и переворачивает лист в раскрытой папке. — Уверен, вам понравится. Может быть, даже встретите Одейра в его… естественной среде обитания. Деревня победителей находится недалеко от места, где мы будем снимать дом. Вы когда-нибудь видели океан?
— Зимой, издали, во время Тура победителя.
— Ну вот и поплаваете с Одейром. Так вы точно не утонете, и мне не придется потом оправдываться перед президентом.
Китнисс тихо хмыкает и не удерживается от того, чтобы закатить глаза. Кажется, после награждения Крейна Орденом Панема во время приема во дворце в честь победительницы такое небольшое недоразумение ему простят.
— За такое Сноу на радостях подкинет вам еще один Орден.
— Боюсь, окружение президента еще раз такое не переживет, — Крейн, посмеиваясь, закрывает папку, на его телефон приходит новое сообщение, которое он опять игнорирует. — И, думаю, нам необходимо обговорить несколько моментов. Во-первых, на курорте будут репортеры.
— Цезарь?
— Нет, рангом пониже. Цезарь не переносит жару и загар, раньше второй половины сентября его в Четвертом не увидеть. Те, о которых я говорю, собирают мелкие безобидные сплетни, но иногда могут досаждать.
— Вы же главный распорядитель, распорядитесь, чтобы миротворцы не подпускали их к вам, — какое-то нехорошее предчувствие подсказывает Китнисс, что этот отдых отдыхом будет сложно назвать, и она заметно напрягается.
— Хорошая игра слов, но это так не работает. Те самые безобидные сплетни могут хорошо отвлекать от чего-то большего, а внезапный запрет на обычные фотографии вне дома может вызвать подозрения.
— Это же не все радостные новости?
— Верно, — Крейн кивает и еще отпивает немного коньяка. — Помните, как я поцеловал вас в холле Распорядительского центра перед менторами? Образно говоря, примерно такое от нас ждут на курорте.
Китнисс может только широко раскрыть глаза и рискнуть пролить часть какао на бархатный диван. Цезарь действительно назвал это отдыхом? Опять играть роль, глупо смеяться и наигранно восхищаться любому взгляду, направленному на нее со стороны Крейна. В общем, в чем-то стать похожей на Эффи. Только ее восхищение из-за взглядов Крейна вовсе не наигранное. О ней сейчас лучше вообще не думать, слишком сложными для них обоих были сборы перед этими почти двумя неделями.
— Мы будем целоваться на камеры? — она может выдавить из себя только этот вопрос, негодование, растерянность и ощущение, похожее на подступающую паническую атаку, тут же напоминают о себе.
— Не только, — отвечает Крейн, но через секунду на всякий случай поясняет: — Все должны видеть, что вам приятно и лестно находиться рядом со мной. Никаких вымученных выражений лица и недовольства, покажите, что это вы упросили меня на этот отпуск или хотя бы счастливы, что я пригласил вас с собой. Поверьте, это легко, Эвердин. Гораздо легче, чем вы думаете.
Она не находит, что сказать. Это будут видеть все: капитолийцы, Сноу, разочарованный в ней Гейл, Цинна, Хеймитч, расстроенная Эффи, Прим… Прим она хотела держать от нравов Капитолия как можно дальше и дольше, и слишком досадно, что это все происходит настолько быстро, что нет времени даже смириться с этим. Весь Панем будет смотреть, как она изображает любовницу главного распорядителя, и как счастлива от одного этого факта. Что после таких выпусков будет ждать Прим в школе? И вне школы? От этого паника нарастает только сильнее.
— Может, мы вообще не будем выходить из дома? — умоляющим тоном спрашивает она. — Я не справлюсь, вы знаете, я не умею играть…
— Да что здесь сложного? — Крейн ставит стакан с недопитым коньяком на стопку своих папок и встает из кресла. — На интервью с Цезарем вам все поверили. И на Играх. Верят и сейчас, когда вы изредка вздыхаете по… — он на секунду задумывается, — по Мелларку.
— Пит не пытался меня убить, — вяло возражает Китнисс и с опаской смотрит, как Крейн подходит к ней, забирает чашку с какао и отставляет ее на небольшой круглый столик рядом.
— Сейчас я к вам лоялен, о чем вы? — он берет ее за руку и стаскивает с дивана.
Сопротивляться нет сил, Китнисс становится напротив Крейна и невольно делает небольшой шаг назад.
— Третья новость состоит в том, что нам придется порепетировать перед тем, как мы приедем в Четвертый.
— Прямо сейчас? — Китнисс может опомниться не сразу. Она уже совсем успела отвыкнуть от того, что Крейн мало чем отличается от ее других почитателей: он так же вносит Сноу за нее определенную сумму, только регулярно раз в неделю. И то, что они не спят, — это не договоренность, а воля самого Крейна. Который может передумать в любой ее визит.
— Не вижу причин откладывать, — он снимает пиджак и отбрасывает его на диван. — Насиловать я вас не собираюсь, я слишком устал.
Крейн тут же обвивает рукой ее талию и притягивает к себе. Горьковатый грейпфрутовый и ледяной ароматы смешиваются с коньячным, и в голове Китнисс уже слышится восторженный писк Эффи, когда он проделывает такое же с ней. Другой рукой он совершенно незнакомым для нее нежным жестом убирает за ухо прядь ее волос.
— Не страшно?
— Нет, — Китнисс качает головой прежде, чем отвечает.
Ей не страшно, на нее постепенно накатывают отголоски жути. Ей никогда не нравились чужие прикосновения, а после Игр любое из них вызывает во всем теле разряд тока, от которого хочется сжаться и замереть в ожидании, пока не отстанут. Она сжимает зубы, чтобы вытерпеть, как всегда. Чтобы он сделал все, что хочет, и это прекратилось. Когда месяца два назад они танцевали в гостиной Крейна, он был пьян и только бы посмеялся, если бы она увернулась от его поцелуя. Сейчас ей придется впервые по-настоящему терпеть в его компании.
— Не думайте так много, мисс Эвердин, — Крейн легко проводит ладонью по ее спине наверх и чуть вниз. — Ваша очередь.
Китнисс поднимает почти что одеревеневшую правую руку и осторожно касается груди Крейна. Она почти не чувствует плотную ткань выглаженной рубашки. Левую кладет на его плечо и поднимает на него взгляд «Этого будет достаточно?»
— Так не пойдет, — Крейн без тени одобрения качает головой. — Эвердин, я прошу не о многом, чтобы вы не могли это исполнить.
— Я не знаю… Я не умею изображать Эффи, — это вырывается почти неосознанно, хотя именно это ей и хочется сказать.
— Придется научиться, раз вы…
— Просто скажите потом всем, что вы привязали меня к кровати! — Китнисс хочет оттолкнуть Крейна, чтобы отдышаться и проглотить, наконец, панический ком в горле, но он не отпускает. Крейн резко наклоняет ее навзничь, Китнисс со вдохом хватается сначала за рубашку, а потом почти обнимает его за шею.
— Ничего сложного, — он возвращает ее в нормальное положение и со вздохом, смотря как на безнадежную, напоминает: — Помните, я просил не перебивать меня, когда я говорю?
— Помню, — сквозь зубы говорит Китнисс, ее руки соскальзывают с шеи Крейна на плечи.
— Так тоже можно. Теперь руки опустить и голову мне на плечо. Давайте, Эвердин, столько дней вы не увидите Капитолий, покажите, как вы рады этому.
— Вы как будто отдаете приказы на работе, — замечает она и убирает от него руки.
— Не нравится? Если я буду говорить с вами так же, как с любовницами, то вы и это не сможете сделать. Вперед.
Китнисс подавляет желание глубоко вздохнуть от безысходности и опускает голову на плечо Крейна.
— Это выглядит глупо.
— Конечно, глупо, пока вы не поменяете выражение лица.
— Это вы называете отдыхом? — она поднимает голову с его плеча. Если Крейн требует от нее улыбки, то все, на что она способна в такой близости, это истерический смех. Вряд ли ему понравится.
— Это я называю стратегией, а отдых будет на частном пляже. Как я говорил, Одейр, скорее всего, в Четвертом, можете пригласить его.
— А вы?
— Спокойно посмотрю на вас со стороны. Я хоть и не Цезарь, но загар в столице не приветствуется. Да и не солидно будет в моем положении уподобляться местным жителям.
Китнисс неожиданно для себя смеется, сначала тихо, потом громче, зажимая губы ладонью. Почему вдруг стало так весело услышать от настоящего капитолийца Крейна слова настоящего капитолийца? Столько беспокойств о загаре и моде! Как бы Крейн ни был похож на того, кто связан официозом и извечной занятостью, их с Эффи связывает намного больше, чем они оба думают.
— Не сомневался, что у вас получится, — Крейн почти шепчет ей эти слова, наклонившись и снова убрав за ухо упавшие волосы. — Правда, на мой вкус, это несколько слишком.
Она не делает попытку отпрянуть, продолжает посмеиваться и замечает, что он не собирается напоминать ей о манерах или оскорбляться. Кажется, у нее опять не выдержали нервы, но этот странный момент с нежданной легкостью хочется продлить хотя бы немного. Китнисс редко улыбается в Капитолии искренне и сейчас как будто немного восполняет весь прошедший год.
— Капитолийцы такие странные. Когда папа водил меня на озеро за дистриктом, это было счастливое время. Я обожала плавать.
— По-видимому, не в озере было дело, мисс Эвердин.
Китнисс даже замирает от этих слов. В исполнении главного распорядителя это слишком высокий уровень взаимопонимания. От этого становится и неприятно, и легче сразу.
— Может быть, — говорит она уже тише. — И вам совсем не хочется?
— Совсем, мисс Эвердин.
Наверное, он набрался столько терпения, сколько смог. Раньше он бы уже давно одернул ее, напомнив, кому она всем обязана своим двухдневным спокойствием.
— Спасибо, что взяли меня с собой, — повторяет Китнисс сказанное ранее, — подальше от Сноу…
Она слышит, как Крейн устало усмехается. Поезд выезжает на очередной мост через реку, такой же широкий и высокий, как часом раньше, и начинает плавно поворачивать направо.
— Скоро граница с Четвертым, там еще около двух часов пути до его центра, — Крейн отпускает ее, и Китнисс замечает, что все напряжение от его объятий ушло еще раньше. — Оденьтесь поприличнее, нас будут встречать.
***
Когда Китнисс выходит из своего купе, она тут же замечет Крейна. Он стоит недалеко от выхода с зажженной сигаретой, за окнами поезда проносятся дома, уже не такие редкие, как получасом ранее. По деревьям, которые можно как-то различить на такой скорости, заметно, что они уже совсем на юге страны, пусть и океан пока не видно. В конце января, когда Китнисс приезжала сюда во время Тура победителя, было пасмурно, но сейчас можно недолго полюбоваться красивыми видами. Возможно, это все здесь специально высажено вдоль пути поезда для взглядов приезжающих из Капитолия, но это не отпугивает желание смотреть и смотреть на яркую зелень деревьев и высоких папоротников. Таких в Двенадцатом нет.
— Мисс Эвердин, — Крейн встречает ее, так и не потушив сигарету, но одним взглядом оценив ее образ, — весьма мило. Будем на месте через десять минут.
Она не сомневается, что мило. Эффи пронумеровала всю одежду, в том числе купальники, по дням и выдала несколько листов инструкций, куда и что следует надевать. Сейчас на ней почти неприличной длины нежно-зеленое платье-рубашка из шелка с широким тканевым поясом в тон. Оно было пунктом номер один в списке Эффи, специально для приезда. Крейн себе вольности так и не позволил даже здесь, вдали от столицы, кроме отсутствия галстука и двух расстегнутых верхних пуговиц на рубашке.
Китнисс опирается на поручень из какого-то жутко дорогого лакированного дерева и оставшиеся минуты смотрит, как вид за окном поезда меняется с загородного на городской. Поезд начинает плавно тормозить, Крейн на всякий случай придерживает Китнисс за талию.
— Помните: улыбайтесь, держитесь рядом со мной и ничего не говорите. Справитесь? — он тушит сигарету в пепельнице как раз тогда, когда поезд полностью останавливается.
— Справлюсь, — в этом ей не приходится сомневаться в отличие от того, справится ли она с юбкой, если подует ветер.
Крейн кивает, один из сопровождающих их миротворцев прикладывает к двери электронный ключ, набирает код и, наконец, открывает ее. В коридор вагона врывается теплый соленый воздух, смешивается с сигаретным дымом. Крейн выходит первым, спускается по небольшой металлической хромированной лестнице и, следуя этикету, подает руку Китнисс. Она спускается за ним, и среди множества вооруженных миротворцев замечает человека средних лет в не самом новом костюме и с лысиной почти во всю голову. Он, волнуясь, делает к ним несколько шагов и так же нервно улыбается.
— Господин главный распорядитель, мисс Эвердин, счастливы приветствовать вас в Четвертом дистрикте!
— Мисс Эвердин, разрешите представить: мэр Четвертого дистрикта, мистер Бинегар, — интонация Крейна не наполнена и долей энтузиазма, как у мэра. Ему скучно соблюдать все формальности перед заискивающим местным.
Ей вспоминается, что тогда, в конце января, ее встречал другой мэр Четвертого. Она не знает, надо ли пожимать ему руку сейчас или дождаться, когда это сделает Крейн, поэтому просто с улыбкой кивает ему.
— Что ж, пройдемте, — Крейн спасает ее от неловкости и идет ко входу в здание вокзала.
Кажется, на время его приезда миротворцы зачистили от возможных случайных свидетелей не только перрон, но и весь вокзал.
Они проходят пустое здание вокзала. По всей видимости, его спешно подкрасили только вчера: краска на стенах еще не успела высохнуть. Рядом со свежими пятнами краски вывесили флаги с гербами. В сопровождении миротворцев они выходят на вокзальную площадь с городской стороны, здесь их тоже не встречают толпы жителей. Сложно представить, что где-то недалеко отсюда могут появиться репортеры.
— Господин главный распорядитель, простите, мы не знали о вашем приезде… точнее, узнали совсем недавно, буквально позавчера вечером… — мэр достает из кармана платок и вытирает вспотевший от волнения лоб, пока Крейн не видит. — Тогда было бы торжественнее, конечно же…
— Не стоит, господин мэр, — Крейн неспешно спускается по широкой лестнице от вокзала к высокому припаркованному автомобилю. — Я сам не знал.
— Можете быть уверены, охрана только на высшем уровне… — продолжает дрожать мэр.
— Разумеется, — он, не обращая внимание на заискивания, поворачивается к Китнисс. — Мисс Эвердин, прошу.
Китнисс садится в автомобиль первой. Его явно в спешке привезли из Капитолия, он слишком выделяется на фоне всего остального. Мэр со всей ответственностью вызывается сопровождать их следующие сорок пять минут, Крейн не возражает. Пока все это больше похоже на официальный рабочий прием, а не начало отпуска.
Совсем скоро она замечает океан. Он мелькает среди высоких кустарников, Китнисс оставляет все мысли о Капитолии и ловит секундные виды океана со вспышками солнца на нем. Крейн занят своим планшетом, когда она оборачивается к нему. Если он так безразличен ко всему окружающему, то каким шантажом заманил его сюда Цезарь? Автомобиль проезжает кустарники, океан разворачивается почти совсем рядом с ними.
— Красиво, да? — негромко говорит Китнисс в тот момент, когда Крейн открывает новое сообщение в планшете.
— Красиво, — соглашается он без любых попыток посмотреть в окно.
— Мы… мы совсем недавно проложили здесь новую дорогу… к курортной зоне… — с переднего пассажирского сиденья подает голос мэр, видимо, для того чтобы напомнить, что он не тратит бюджет на своей должности просто так. В опровержение его слов автомобиль резко подбрасывает на ухабе. Мэр бледнеет и вжимается в спинку своего сиденья.
— Вижу, и на аттракционы не поскупились, — вполголоса замечает Крейн, пока печатает ответ на планшете.
Пока мэр, скорее всего, думает, каким способом его казнят, автомобиль выезжает на выложенную бледно-оранжевой плиткой дорогу, окруженную домами, которые по всему своему виду не предназначены для местных жителей. Каждый из них построен или в традиционном старом стиле, или в современном, с панорамными окнами, вокруг растет множество подстриженных кипарисов, акаций, кустов с яркими цветами, на каких-то участках видны бассейны и фонтаны. Каждый такой огороженный участок, по словам Крейна, длиной примерно пятьсот пятьдесят ярдов, значит, видеть других отдыхающих капитолийцев Китнисс слишком часто не придется.
Автомобиль останавливается напротив кованых ворот, за ними виднеется большой двухэтажный дом, белоснежный, но как будто полностью состоявший из стекла. Вокруг дома на участке все те же кипарисы и цветы, а где-то дальше будет частный пляж, о котором говорил Крейн. Идеальные прямые линии, идеально ухоженные газоны, идеально подобранные оттенки. Те, кто приезжает сюда отдохнуть от Капитолия остаются в том же самом Капитолии, только в его уменьшенном и чуть более расслабленном варианте.
Крейн подает Китнисс руку, чтобы она вышла из автомобиля, мэр где-то недалеко рассыпается в нервных благодарностях за приезд главного распорядителя и победительницы Игр в Четвертый дистрикт. Крейн отсылает его, и два миротворца открывают перед ними ворота.
Уже в доме Китнисс спешно и с нетерпением подходит к стеклянной стене с такими же стеклянными раздвижными дверьми — вид на такой близкий океан отсюда завораживающий.
— Не хотите позвонить Фликерману? Он ждет наш отчет о прибытии, — Крейн медленно подходит к Китнисс и протягивает ей свой разблокированный телефон.
— А почему не вы? — Китнисс берет телефон, на экране уже открыты последние контакты. Сноу среди них нет.
— Я слишком обижен на него за эту ссылку, — он снимает пиджак и вешает его на спинку барного стула за большим глянцевым столом. — Набирайте, сейчас он не должен быть в эфире.
Китнисс садится на соседний стул, нажимает на контакт «Цезарь» и включает громкую связь.
— Надо же, я уж не ждал! — после двух гудков раздается голос ведущего на всю гостиную. — Что же, теперь будешь оправдываться перед тем, кто был прав?
— Цезарь, привет, это Китнисс, — она невольно начинает улыбаться.
— Моя красавица! — тон Цезаря тут же меняется. — Как дела? Надеюсь, ты не приуныла, смотря на этого неблагодарного?
— Нет, здесь очень красиво, не терпится зайти в океан. Он здесь совсем близко.
— Да, океан шикарен, особенно вечером! Так чего ты ждешь?
— Мистер Крейн хочет, чтобы я плавала с Финником Одейром, на случай, если…
— Эти его извечные предосторожности! Подумать только, там и глубины-то никакой!
— Но спрашивать потом будут с меня, — Крейн немного наклоняется к телефону, чуть задевая плечо Китнисс, непонятно, нарочно или нет.
— О, ты еще с нами?
— Я ничего не имею против Финника, мистер…
— Фликерман, приезжай сам и плавай, это не я заставляю тебя сейчас налаживать свет в студии.
— Я с тобой не разговариваю. И загар повредит моему имиджу. Китнисс, милая, никаких «мистеров», ты же на курорте. Пообещай мне.
— Нееет, — Китнисс посмеивается даже тогда, когда видит, что Крейн устало покачивает головой.
— Не успокоюсь, пока не услышу «Да, Цезарь». А теперь давай я расскажу тебе, что можно посетить в курортной зоне Четвертого…
***
Китнисс почти с разбега падает на широкую кровать в своей спальне на втором этаже с панорамным окном. Ей из раза в раз приходится напоминать себе, что за этим окном не Капитолий. После стольких месяцев там ей впервые хочется улыбаться только потому, что она может в следующие долгие дни не ждать звонков и встреч с людьми, которые подсчитывают, во сколько им обойдется ее фальшивая улыбка. Крейн говорил, что ей придется делать вид, будто она уговорила его приехать сюда. Может, ей не надо будет что-то играть? Может, она здесь будет вполне счастлива, пусть хоть и временно. Пусть и совсем рядом с главным распорядителем.
Безгласые разбирают ее чемоданы, содержимое которых было так тщательно отобрано Эффи. Это одно из немногого, что совсем не скрашивает эту поездку.
— Тебе ни в чем не угодишь! Вы уезжаете уже завтра, а у тебя еще ничего не готово! Ты отвергаешь абсолютно все, хотя знаешь, что едешь с мистером Крейном, и… и насколько это важно… — в ее голосе появляются плаксивые ноты, и Китнисс становится совестно. За что именно она не может решить.
— Просто я не думаю, что на курорте мне будет все это нужно… — это слишком слабое оправдание, Тринкет оно приводит в еще большее негодование.
— Ты никогда не ценишь то, что я пытаюсь сделать для тебя, — она отбрасывает какую-то яркую юбку из шифоновых оборок. — Стоит мне что-то показать тебе, и ты всегда найдешь причину, почему оно тебе не нравится! Ты думаешь, я развлекаюсь, наряжая тебя? Ты не прикладываешь никаких усилий, а мистер Крейн все равно постоянно спрашивает о тебе! Немыслимо... После того, что я… после всех этих лет он иногда звонит мне всего лишь для того, чтобы спросить меня, как ты!
Китнисс с неверием, смущением и неудобством слышит про эти звонки. Неужели Крейн и правда не замечает, как Эффи ранит это все? Он воспринимает ее как должное, потому что она всегда будет рядом? Всегда все сделает еще до того, как он попросит? От таких мыслей ей становится тошно, но что еще ждать, если речь идет о главном распорядителе?
— Как будто эти звонки внесены в его расписание! Ты должна… ты обязана понимать, насколько мне важно все это. Я никому не жалуюсь, когда он заводит разговор о тебе. Весь этот год я тебя жалела, поддерживала, помогала, даже если ты считала, что тебе это не нужно. Такая громкая победа, и так сложно после дистриктов привыкнуть к жизни среди образованных и элегантных людей, пусть и с некоторыми неудобствами, — я понимаю, это действительно может быть сложно. Я же делаю все ради тебя, Китнисс... Знакомлю с нужными люди, вожу по модным показам, ресторанам, клубам, и тебе все равно! А теперь я слышу, что… что мистер Крейн… Сенека…
Она не выдерживает и уходит в соседнюю комнату. Этот отпуск — та самая капля, что переполнила огромную чашу преданности и фанатизма Эффи и теперь не дает ей даже напоказ радоваться за Китнисс. Она подходит к кровати, на которой вывалена гора самой разнообразной одежды и косметики. Надо что-нибудь отобрать к приходу Эффи, чтобы она не расстраивалась еще сильнее. Ей приходится потратить полчаса, чтобы собрать только два комплекта, но, скорее всего, Эффи не одобрит ни один из них. Она сосредоточенно возится в шифоновом, шелковом и блестящем разнообразии и уже готова признать, что даже Хеймитч справился бы лучше нее.
Китнисс почти сдается, когда в дверях спальни снова показывается Эффи. На этот раз ей приходится прослезиться от умиления и неумелых попыток загладить все то, что так ее расстроило.
— Что ж, мне снова придется возглавить войну за твой приличный образ, — казалось бы, последние полчаса на ней никак не сказались. — Я уже все обдумала. Дорогая, мне нужен блокнот.
Китнисс наблюдает, как на океан медленно спускаются сумерки. Еще ни разу не надетые двенадцать купальников дожидаются ее в гардеробной. Такая маленькая плата за то, чтобы порадовать Эффи. Хоть кто-то же должен ее радовать.
