***
— Сенека, мисс Эвердин! Какая честь! Наконец-то! — у самого трапа их встречает восторженная капитолийка в бирюзовом парике и коротком приталенном ярко-розовом платье. — Тарквиний в нетерпении, знал бы ты, сколько алкоголя он с собой прихватил! — они с Крейном целуют друг друга в обе щеки. — Мы поспорили, что он не сможет выпить все, что взял! — Уверен, мы ему в этом поможем, — мягко улыбается ей Крейн. — Мисс Эвердин, Валерия Файстоун, супруга Тарквиния Файстоуна. — Я так счастлива, что могу познакомиться с вами лично, мисс Эвердин! — Валерия так же целует Китнисс в обе щеки. — Мой супруг ждет вас на следующую общую регенерацию! — Обязательно скоро загляну к вам, миссис Файстоун, — Китнисс изо всех сил выдает более-менее приличную улыбку. — Превосходно! Пойдемте, завтрак подадут совсем скоро! Валерия в туфлях на шпильках почти порхает по трапу, отчетливо напоминая Китнисс Эффи. Эффи, которая подобрала ей то самое белое платье, взлетающее при каждом ветре. Китнисс приходится сдерживать его — репортеры от Старли будут и здесь, чтобы опять контролировать каждый их шаг. Что Крейн придумает в присутствии этой парочки? По мере приближения палубы, она понимает, насколько ей легко далась прогулка на пляже. Ей даже было неожиданно интересно, когда Крейн показал ей дом, который снимали его родители. Здесь же будут видимые свидетели. Еще один день, в котором из хорошего только то, что он когда-нибудь закончится. — Кого я вижу?! — уже знакомый Китнисс Тарквиний подходит к ним, едва они поднимаются на яхту. — Сенека, до конца не верил, что ты выедешь за границы Капитолия, как хорошо, что я не делал ставки! — он пожимает Крейну руку, и ей кажется, что сам Крейн не в восторге от такого вида ставок. — Действительно, не стоит, Тарквиний. Когда речь заходит о моем отдыхе, это может быть так же непредсказуемо, как Игры, даже для меня, — еще одна улыбка, по которой не поймешь, искренняя она или нет. — На отдыхе, а все думаешь о работе! — Тарквиний смеется и, к замешательству Китнисс, обращает внимание на нее. — Мисс Эвердин. Счастлив приветствовать, — все те же поцелуи в щеки, только теперь в исполнении Тарквиния Файстоуна, держащего ее за плечи. Нет, Крейн не позволит ему зайти дальше. Не позволит, не позволит. Голос в голове Китнисс почти начинает кричать, когда он отстраняется. — Идемте, тент установлен у бассейна, — Тарквиний показывает рукой налево. На его руке оказывается большой перстень с красным камнем. — Предстоит обсудить столько новостей, мы приехали буквально вчера вечером. Белоснежная яхта выполнена в лучших традициях роскоши Капитолия, это все больше похоже на двухэтажный клуб где-то в центре столицы. Они доходят до упомянутого такого же белоснежного тента, под которым стоит стол. Рядом со столом приставлена к дивану большая плоская коробка, которая точно не вписывается в интерьер, это понимает даже Китнисс. Здесь же установлены мягкие кушетки. — Мистер Крейн! — мальчик лет восьми или девяти спешно выбегает на палубу, держа игрушечный меч. — Вы расскажете нам про Игры?! Вы привезли Китнисс Эвердин! — Волумний! Я тебе что говорил по поводу манер? — Тарквиний показательно манерно прикладывает руку к груди. — Пройдемте на кушетки, мой сын ждал эту встречу больше всех. Извини, Сенека, иногда он слишком шумный. — Ничего страшного, — Крейн подталкивает Китнисс к кушеткам, подальше от фаната Игр. — Сколько можно тебе повторять? — Китнисс слышит, как рядом с мальчиком шепотом шипит Валерия. — Ты позоришь нас перед главным распорядителем! — Я всего лишь хотел спросить… — Воздержаннее, Волумний, воздержаннее. Китнисс немного жаль поклонника Игр. Никто из ее родителей не одергивал ее, когда они видели, что она счастлива. Никто никогда не говорил, что она позорит их. Капитолийцы с детства живут в условностях, а стоит где-то поблизости появиться кому-то вроде Крейна, так в голове приходится держать набор всего панически повторенного родителями незадолго до такой встречи. Китнисс садится на кушетку рядом с Крейном, Тарквиний тут же берется за бутылку коньяка. — Слышал, Клеменсия Ваннерис вышла из Центрального госпиталя, — он садится напротив и разливает коньяк по трем стаканам. — Когда она вернулась домой, то застала своего бывшего любовника… этого Плиния. Расцарапала ему все, до чего дотянулась. Позавчера, накануне нашего отъезда, он приехал ночью в мою клинику и был в истерике. Умолял ничего не говорить Веспасиану. Но кто я такой, чтобы не сказать, куда его мальчик тратит его же деньги? Крейн берет стакан и отпивает. Скорее всего, ему это так же интересно, как и ей. Опять условности, когда приходится находиться рядом с мало значащими для тебя людьми. — Я думал, он успел найти ему замену. Ничем не примечателен. — О, так ты его тоже видел? — Тарквиний оживляется. — По мне, он ужасно подбирает шейные платки под костюмы… — Мистер Крейн, вы мне не поможете? — детский официозный голос звучит противоестественно. Крейн отвлекается от Файстоуна и своего стакана с коньяком. Волумний устраивает на столик большой конструктор и, кажется, это из-под него та большая коробка не вписывается в интерьер. — Это что, «Собери арену»? — Крейн ухмыляется, когда Тарквиний почти театрально закатывает глаза. — Это Пятьдесят вторая, — кивает мальчик. — Я забыл, с какой стороны тогда передавали переродков и где была пещера со змеями. — Мистер Крейн на отдыхе, а не на работе, — Тарквиний пытается вставить несколько слов, но Крейн уже отставляет стакан. — Пещера была здесь, — он переставляет пластиковую пещеру левее, — а переродков передавали с твоей стороны. Китнисс замечает, что она сидит, замерев до боли в мышцах, почти минуту. Вроде бы, совсем обычная сцена, только если не вникать в разговор. Этот мальчик с раннего детства играет с тем, что имитирует место убийства двадцати трех человек в год. Родители этому умиляются, а он просит помощи у того, кто через несколько лет запросто отправил бы его на одну из таких арен, если бы мальчик родился не в Капитолии. Так некстати вспоминается Рута. Она была ненамного старше… Озноб пробирает все тело, Китнисс сжимает зубы, чтобы скрыть его ото всех остальных. Это все как плохой сон, надо только переждать и убедить себя в том, что ребенок, увлеченный местом массовых убийств, — это вполне нормально для Капитолия. Тогда станет легче… Горло немного сдавливает, а руки становятся влажными. Она невидяще смотрит, как Крейн меняет местами две детали, а Волумний расстроенно пожимает плечами и принимает тот факт, что он многое не помнит из тех Игр. Китнисс приходится приложить усилие, чтобы втянуть в себя воздух. В груди как будто не хватает места, чтобы вздохнуть. Она неосознанно дотрагивается до колена Крейна. Этого никто не замечает — Волумний увлечен расположением отравленного кислотой озера, а Файстоун, подозвав безгласую, дает ей какие-то указания. Зато ожидаемо замечет сам Крейн. Он секунду вопросительно смотрит на нее, приходится отрицательно покачать головой, намекая, что все в порядке. — Знаешь, Сенека, я тут слышал, что президент недоволен своим зятем, — снова начинает Файстоун. — И кто это у нас такой смелый, чтобы говорить о президенте? — Крейн отстраненно наблюдает, как Волумний устанавливает маленькие фигурки переродков. — Гернар, конечно же. Лоуфорд и Тойсмит сговорились с целью покупки контрольного пакета «Планолет-Панем». Кажется, это чем-то задевало интересы самого президента, я не в курсе… — Это военная промышленность, не только гражданская, конечно, он не допустит контроля с других сторон. Вот это — рядом, — Крейн указывает Волумнию на место недалеко с переродками, чтобы он поставил там дерево с какой-то надписью. Кажется, с именем. — Так вот, Лоуфорд в бешенстве. Даже поругался с супругой, и ее позавчера видели с каким-то милым студентом в клубе. — А Тойсмит? — Китнисс почти уверена, что Крейн стал слушать гораздо внимательнее. — Тойсмит был вызван на разговор, тряс каким-то бумагами, чтобы доказать свою невиновность, а сейчас о нем вообще не слышно. Говорят, сидит у себя дома в компании любовниц и напивается. Что ему еще остается делать? Если президент дал ему второй шанс, то прямо сейчас по каким-то причинам исполнить поручение не удастся. Крейн потяжелевшим взглядом смотрит на Файстоуна, который и не думает, что мог сказать что-то значимое. Китнисс сама знает только то, что советник Лоуфорд был ее первым клиентом, отдал за такое удовольствие миллионов пятнадцать, может, больше. С Тойсмитом она встречалась несколько раз в одной из его квартир, повсюду обставленной красными розами. — Скажи, неизвестно ли, Лоуфорда не наблюдали рядом с министром Вилфорт? — Нет, ни разу. Он сейчас избегает приближенных президента. Тиберий говорит, что весь Совет обсуждает его выходку. Должно быть, ждет, пока президент смилостивится, а раньше ему лучше не показываться. — Мистер Крейн добрый день! Вы привезли Китнисс! — рядом с Волумнием показывается девочка лет тринадцати, в легком платье с розовыми оборками. — Добрый день, мисс Файстоун, — его тяжелый и задумчивый взгляд тут же исчезает, Крейн с легкостью переходит на полуулыбку. — Мисс Эвердин счастлива быть здесь. — Китнисс заплетет мне такую же косу, которая была у нее на арене? Китнисс, пожалуйста! — девочка подбегает к ней и садится рядом на кушетку. Китнисс стоит больших усилий, чтобы улыбнуться. — Конечно, с радостью. — У нас в школе так до сих пор ходят, мы потом сфотографируемся, покажу подругам, кто заплетал мне косу! Кстати, я Эмилия, — она развязывает ярко-оранжевую ленту и распускает длинные светлые волосы. — Как понимаю, Лоуфорд тоже не выходит в свет? — Крейн возвращается к разговору, Китнисс приходится делать вид, что она не вслушивается и увлечена воссозданием собственной прически. — Уже три дня. Все ставят на то, что президент немного подержит его в напряжении, слишком много ему прощается. Крейн медлит с ответом. Китнисс не сомневается, что он позже заговорит с ней о Лоуфорде, он уже говорил ей, что она должна быть в курсе сплетен. Но, кажется, сейчас речь идет совершенно не о сплетнях вроде тех, которые обсуждаются в клубах за коктейлями. Не просто так Крейн так внимателен к каждому слову Тарквиния. — Мистер Крейн, а я смогу стать победителем? — Волумний отвлекается от своего конструктора и заодно отвлекает всех от столичных новостей. — Это нарушит Договор об измене, так что тебе придется довольствоваться спонсорством, — слышно, как он улыбается при этих словах, но все равно остается задумчивым. — Я же говорила! — Эмилия издевательски посмеивается над ним. — Тогда я напишу президенту, и он изменит правила! Я же могу ему написать? — Что за ужасы ты говоришь, Волумний? — Валерия показывается рядом, теперь в платиново-блондинистом парике. — Дети из Капитолия на арене! И как только помыслить можно! Китнисс беззвучно глубоко вздыхает несколько раз. Мысли собираются в одну кучу, и она не может выбрать ни единой из них. Каково это — мечтать о страшном, сидя в роскошных интерьерах? Видеть, как на трибутов делают ставки, и самому мечтать оказаться на их месте? Руки еще сильнее становятся влажными, но коса Эмилии почти заплетена. Китнисс берет ее ленту и завершает косу бантом. Сейчас бы оказаться где-нибудь, где нет ни одного капитолийца. Вообще никого. Просто свернуться под одеялом и никого не видеть, не помнить, не знать ни дату, ни время. Эти дети с каждой минутой все больше становятся похожи на переродков с ее арены. На тех, которые были так похожи на погибших трибутов. Эти двое тоже с удовольствием и под умиление родителей смотрели бы, как ее убивают. Что она здесь делает? Зачем Крейн привез ее сюда? Китнисс на несколько секунд прикрывает глаза, чтобы перевести дыхание. К чему этот отпуск, который в итоге часто дается ей так тяжело? — Ты, конечно, можешь написать президенту, но вряд ли он примет такое решение, — Крейн встает с кушетки, очевидно, он хочет оставить этих двоих на Китнисс. С каждой минутой ее пребывание на этой яхте приближает к панике. Она впервые хочет схватиться за его руку со всей искренностью и не отпускать, пока рядом эти капитолийцы. Может быть, этого он и добивался, когда ехал сюда вместе с ней?.. — Мама, Волумний опять размахивает мечом! — выкрикивает Эмилия, когда Волумний успевает оказаться с другой от них стороны со своей игрушкой. Его воздержанности хватило ненадолго. — Ты убита! Я победитель! — Ты не победитель, ты дурак! — Волумний, я тебе что говорила насчет игр с мечом?! Неприлично размахивать им рядом со столом! И рядом с твоей сестрой! Эмилия, ну что за слова? — Я просто сказал, что она убита, мам. Китнисс с тоской смотрит вслед Крейну, который уходит подальше от этой компании вместе с Файстоуном, чтобы продолжить беседу о Лоуфорде и Тойсмите. Если он планирует еще один такой визит, надо обдумать причины для бегства, которые будут выглядеть правдоподобно. Если завтра днем получится обгореть на их частном пляже, он вряд ли возьмет ее с собой. Для любого капитолийца она будет выглядеть ужасно. — Китнисс, ты проверишь у меня ошибки? — неугомонный Волумний приземляется рядом на кушетку с листом, на котором уже видны две корявые строчки, и авторучкой с символикой Игр. Пожалуй, Джоанна Мейсон была бы не против помочь ему в попытке попасть на арену. — Это письмо президенту. — Ты сумасшедший?! — Валерия отнимает у него лист.***
Китнисс немного вздрагивает, когда кто-то накидывает пиджак на ее плечи. Она оглядывается, держась за перила, и встречается взглядом с Крейном, который, наконец, наговорился с Файстоуном спустя три с половиной часа и соизволил выйти на палубу. Уже стемнело, береговая линия сияет ночной иллюминацией, совсем как в Капитолии, а с океана веет свежий бриз. Приходится признать, что пиджак сейчас кстати. — Я уже начал беспокоиться, — Крейн тоже опирается о перила рядом с ней. Беспокойство в его голосе не слышно. — Что я утоплюсь? Или замерзну? — ее внимание тут же привлекает фейерверк, пущенный с берега. — Сойдемся на втором. Сколько вы уже здесь? — Примерно час. Здесь небо совсем как в Двенадцатом. В Капитолии никогда не видно звезд. — Что же, будем надеяться, что завтра ради звезд вы не свалитесь с температурой, — он поправляет на ней пиджак. — Я как раз заказал вам аниматора. — Кого? — Все завтра, мисс Эвердин. Давайте о другом. Вы что-нибудь уловили из того, что сказал Тарквиний в вашем присутствии? — Тойсмит в меньшей немилости президента, чем его зять. — Скорее всего, — Крейн на несколько секунд задумывается. — Когда у вас что-либо спросят по этому делу, ничего не отвечайте, договорились? — Я и так ничего не знаю. — Поверьте, вы знаете гораздо больше, чем думаете. Не самое безопасное сочетание. Когда мы вернемся, постарайтесь не упоминать этих двоих. Лоуфорд, как я знаю, один из ваших частых почитателей, а к вам могут быть вопросы. — Спасибо за напоминание, мистер Крейн, — она закатывает глаза, хоть и понимает, что Лоуфорду, пусть и на время, будет не до нее. — Главное, помните мою небольшую просьбу. — Ладно, я буду помнить, — она слышит в своем голосе что-то подростковое, когда взрослые надоедают наставлениями, и ей это не нравится. — Превосходно, — тихая насмешка Крейна намекает, что он это тоже расслышал. Со стороны берега слышится музыка, пьяные выкрики, вспыхивают еще несколько фейерверков. Кого ей благодарить за то, что Крейн не слишком жалует такие вечеринки? — Знаете, как называют вас менторы? — она поплотнее запахивает на себе пиджак и случайно находит в его внутреннем кармане пачку сигарет. — Сложно представить. — Архитектор. — Надо же, за эти годы я уже успел перебрать варианты менее цензурные. — Уверена, и такие есть. — Придется поблагодарить вас за информацию, — Крейн разворачивает ее и прижимает к себе. — Думаю, от нас это ждут целый день. — Где они… — Китнисс не успевает спросить, где здесь, рядом с яхтой, могут засесть операторы Старли. Крейн целует ее, отклонив назад. Ей приходится приобнять его за плечо в страхе упасть. Он немного пьян, Китнисс решает, что в таком состоянии он не будет припоминать, чему еще она не научилась за год, и неумело отвечает на поцелуй. Это странно. Вот так Китнисс еще не реагировала на поцелуи ни одного из них, у нее не было ни одной мысли о том, что для этого настанет хоть какая-то причина. Она не чувствует ничего, о чем так часто почти откровенно намекает Эффи: ни учащенного сердцебиения, ни волнения, ни разлившейся внутри радости, ни желания продолжить дальше. Зато она чувствует себя глупо. Особенно из-за того, что она ответила таким образом главному распорядителю, создателю ее нынешнего положения. — Почти приемлемо, — негромко говорит Крейн сразу после того, как прерывает их поцелуй. — Счастлива, что вам почти понравилось, — на ее лице нет ни единой эмоции, которые могли бы ждать капитолийцы. Но Крейн — иной случай, он их предсказуемо не ждет. От этого ей с ним даже легче, чем с остальными, пусть раньше она и отказывалась такому поверить. — Надо же, вы начинаете запоминать этикет, — Крейн возвращает ее в нормальное положение и поправляет съехавший с ее плеч пиджак. — Через пятнадцать минут уезжаем. — Так, где эти операторы? — не выдерживает Китнисс. — Какие операторы? — От Старли. — Не имею понятия. Возможно, их вообще здесь нет. Не задерживайтесь, надо еще попрощаться с Тарквинием и Валерией, — Крейн неожиданно слегка притягивает ее к себе и коротко целует в щеку прежде, чем уйти. Если где-то здесь и засели операторы, то они получат фотографии не со счастливой улыбкой, а с глупым недоумением.***
— Доброе утро, мои обожаемые сплетники! С вами я, Галерий Старли! Бронируем на вечер приватные кабинеты в клубе «Кристалл», потому что сегодня будет особенно жарко! Сегодня я покажу вам совершенно очаровательное видео, только уберите детей от экранов, ха-ха! Вчера вечером наш дорогой главный распорядитель Сенека Крейн и победительница Семьдесят четвертых Игр были замечены на яхте, как мне доложили, снятой владельцем популярной сети салонов красоты Тарквинием Файстоуном! И смотрите, что ждало нас после нескольких часов томления в жаре Четвертого дистрикта! — Старли исчезает с экрана, на него ожидаемо выводится вечернее видео, на котором Сенека подходит к Эвердин и накидывает на нее свой пиджак. — Как это трогательно! — с придыханием вещает Старли. — Но самое интересное еще впереди! — их очередной поцелуй в очередной раз транслируется на весь Панем. Эвердин в этот раз хорошо сыграла, даже можно поверить в то, что она не равнодушна к происходящему. — Несите кондиционеры, срочно! — недоумок Старли обмахивается с деланным видом, как будто он в предобморочном состоянии. Краткий поцелуй в конце заставляет его с умилением прослезиться. — Значит, они там были? — Эвердин появляется в столовой как раз тогда, когда Сенека, под болтовню Старли размышляя о распределении средств по подразделениям, отходит с отчетом к приоткрытой стеклянной двери. — Я еще вчера сказал, что не знаю, — он перелистывает страницу. — Зато сейчас ясно, что наша постановка не была напрасной. Что это с вами? Эвердин как будто размазала под глазами остатки туши. Это выглядит еще хуже, чем позавчера. — Долго не могла заснуть, — она садится за стол и подпирает голову руками. — Принеси консилер, — приказывает Сенека безгласой. Эвердин страдальчески вздыхает. Что за неприятие даже самого простого способа выглядеть прилично? Сенека выключает звук на телевизоре, чтобы заткнуть возгласы Старли. В прошлый раз все начиналось именно так. — В чем опять претензии? — он подходит к столу и кладет отчет недалеко от Эвердин. — Нашли еще одну Госманд, чтобы продолжить свою благотворительность? Мне надо было сразу вам сказать, что это все только в качестве исключения. Эвердин, мне, конечно, льстят ваши надежды относительно меня, но и заходить слишком далеко тоже не следует. Действительность иногда может нарушать планы по спасению. — Мне снятся кошмары, — ровным голосом говорит она. — Излишне спрашивать, когда это началось? — Сенека забирает консилер у подошедшей безгласой и отсылает ее. — Я рада, что вы догадались сами. Он в какой-то по счету раз после знакомства с Эвердин призывает себя к терпению. Ответил бы так какой-нибудь другой победитель, то, несомненно, его бы ждал неприятный сюрприз или в Капитолии, или в его родном дистрикте. Как жаль, что Эвердин не из тех, кто «какой-нибудь»… — И как часто у вас бывают кошмары? — он кладет консилер перед ней, но она никак не реагирует. — Часто. Мне хватает, — она по-прежнему раздражающе безразлична. — Эвердин, скажите, мы на допросе? Я довольно редко задаю вам вопросы о вашем состоянии, так что нет причин умалчивать о проблемах, если о них спрашивают, — он опирается о стол рядом с ней. — Говорите. Делать вид, что вас все устраивает, слишком поздно. И, ради всего Панема, уберите эти синяки под глазами. Эвердин молчит, но все-таки берется за консилер. Безгласая тут же ставит перед ней настольное зеркало. Не сказать, что она хорошо справляется с результатом бессонницы, но становится гораздо лучше. — Теперь вы довольны? — мрачно спрашивает она через несколько минут. — Вполне. Я, как вы помните, говорил, что вы можете обратиться ко мне, если вас что-то беспокоит… — Да, к кому же еще, если эти кошмары от ваших… — Вы можете не перебивать меня, или это для вас настолько сложно, что невозможно усвоить и за несколько месяцев? — Сенека устало складывает руки на груди. — Принеси кофе и документы на террасу, — приказывает он безгласой. Весь этот отпуск — насмешка над ним перед всем Панемом, которую так мило одобрил президент. Просто бесплатный сериал, который позволил Старли и его команде заработать за неделю годовой оклад. О каком престиже и авторитете Капитолия может идти речь, если главный распорядитель Игр ежедневно участвует в сомнительных сценах рядом с Эвердин и ее расшатанной психикой? Оторванность от столичных новостей тоже нервирует, тем более сейчас, когда нет возможности лично узнать во всех подробностях о сговоре Лоуфорда и Тойсмита. Такое пропускать опасно, но все его время направлено на бывшую любовницу Мелларка, о котором пора бы давно всем забыть. — Господин Крейн, он здесь, — в противоположных от выходящих на океан дверях показывается один из миротворцев. — Пусть войдет, — кивает Сенека. — Ваш аниматор, Эвердин, встречайте. И извольте свое настроение хотя бы временно оставить при себе. — Мистер Крейн, Китнисс, добрый день, — вслед за миротворцем в столовой появляется Одейр, и его появление заставляет Эвердин оглянуться на него так резко, как будто ее ударило током. — Финник?.. — Добрый день, мистер Одейр. Рад, что вы почтили нас своим вниманием. Проходите, кое-кто совсем заждался, — Сенека собирает со стола бумаги, пока Одейр выхватывает взглядом телевизор с изображением все того же Старли, который из-за выключенного звука беззвучно о чем-то вещает. — Я вас оставлю. Развлекайтесь.***
— Сколько ты поставишь? — Ты так и не показал, что там. — Сюрприз. Двадцать дивисов? Тридцать? — Просто покажи, что ты заказал, Одейр. — Нет, тогда сойдемся на пятидесяти. С тебя полтинник, если я это съем. — Да что там? — Терпение, Китнисс Эвердин. Ставки сделаны! Одейр и Эвердин расположились на пляже недалеко от веранды, куда Сенека на несколько часов перенес свое рабочее место. Одейр попросил у безгласых меню и с интригующим видом заказал одно из местных блюд. Сенека не сомневается в том, что местная кухня ни в чем не смутит Одейра, но сомневается в том, что у Эвердин есть при себе наличные. Интересно, как она решит этот вопрос, если просить у него о чем-то почти всегда выше ее достоинства? Сенека откладывает очередное письмо из Распорядительского центра. — Платить будешь сам себе. — Архитектор тебе разве не поможет? — он говорит это тише, но все равно слышно каждое его слово. Да, вчера она на яхте не солгала. — Поможет довезти тебя до госпиталя? Там точно что-то мерзкое. — Всем внимание! — Одейр поднимает хромированную крышку с подноса. — Ты сумасшедший… — Это просто змея. — Нееет… Нет. Нет, Финник! Эвердин зажимает рот руками, когда Одейр с улыбкой откусывает кусок от зажаренной змеи. — Полтинник мой. Хочешь попробовать? Эвердин отклоняется и мотает головой, Сенека берет телефон, на который пришло сообщение. «Видел вас на яхте. Галерий, конечно, бездарность, но эстетика была на уровне» — Фликерман явно только что добрался до телефона сразу после записи для эфира. «На фоне кухни Четвертого самое время поговорить об эстетике» «Финник уже у вас? Чем интересным он вас угощает?» «Помилуй, только Эвердин» — Второй поднос. Угадаешь, что там? — Кажется, ты перегрелся. — Это мое обычное состояние, Китнисс. А на втором подносе… — он со взмахом поднимает крышку. — Что это?.. — Сколопендра. Похожие были на Голодных играх, но эта выловлена прямо здесь. «У меня появилась идея насчет тех фотографий Эвердин на пляже, которые я тебе прислал» «О, она там красотка. Капитолий снова влюбился бы в нее, если бы увидел их» «И я об этом. Сможешь отправить их в «The Fashion Capitol» на днях?» «Ты уверен, мой мальчик? А Китнисс на тебя не обидится?» «Она всегда на меня обижена» — Не поверю, что ты это съешь. — Тогда с тебя двести дивисов. Сколопендры у нас стоят дороже. — Двести дивисов, чтобы посмотреть, как ты отравишься? — Ты же будешь переживать за меня? — Одейр посылает ей улыбку и с хрустом разрезает то, что лежит на подносе. Эвердин морщится. Она сегодня пользовалась солнцезащитным кремом? Одейр, ясное дело, весь прожаренный не хуже того, что он сейчас заказал, но Эвердин с непривычки может пережить несколько неприятных часов в неприятном оттенке. «Не преувеличивай. Ладно, я отправлю фотографии в журнал. У тебя на них какие-то планы?» «Думаю, что можно задействовать нашу победительницу в рекламе» — Триста дивисов — и я это ем, Китнисс, — с победным видом говорит Одейр. — Триста пятьдесят — и мы это выбрасываем. — Так не интересно. Итак, внимание! Одейр действительно отправляет это в рот, Эвердин передергивает. Сенеке самому даже становится немного интересно, что он оставил напоследок. «Многие были бы рады увидеть ее и на подиуме» «Эвердин и шпильки — это катастрофа. Именно поэтому мы с ней всегда появляемся в клубах под руку, чтобы это смотрелось прилично» «Реклама как раз займет в ее расписании место. Это сократит ее пребывание у почитателей» «И поднимет на нее цену. Необходимо обговорить все нюансы, когда я приеду, но на ее первой рекламе она должна быть узнаваема. Никакой эксцентричности» — У меня уже триста пятьдесят дивисов, Китнисс. Готова к третьему? — Нет, — она со смехом закрывает лицо руками, и совсем непривычно видеть ее такой. Все же, идея пригласить Одейра оказалась удачной. — Ставки поднимаются. Четыреста дивисов. — Я не буду тебе за это платить! — Конечно, ты не будешь платить, — Одейр приподнимает крышку со своей стороны. — О, это стоит целых пятьсот! — Открывай уже… «У меня уже есть парочка интересных рекламных идей. Тебе понравится» — в конце Цезарь ставит гордый смайлик. — Дамы и господа… разрешите представить… изумительный деликатес Четвертого дистрикта! — он резко поднимает крышку. — Пауки? — Эвердин чуть отклоняется от их импровизированного стола на песке. — Тарантулы. Что только не съешь, когда других вариантов нет. — Ты шутишь. Это и правда было в меню? — Спроси Архитектора, — Одейр снова переходит на слышимый всеми громкий шепот. — Мистер Крейн, — Эвердин неожиданно поворачивается к Сенеке, пока Одейр отламывает лапку у тарантула. — К сожалению, оно там было, — отвечает он, не отрываясь от последнего на сегодня отчета. — Хочешь? — Одейр протягивает ей лапку тарантула, она резко отстраняется. — Нет? Эвердин только мотает головой, а он с невозмутимым видом съедет отломанное. — Как вкусно. Ты многое упускаешь. Хрустит, как чипсы, — он берет вторую лапку, Эвердин снова прячет лицо в ладонях. — С тебя, кстати, пятьсот дивисов. Если сложить все, то восемьсот пятьдесят. Я сегодня богат! — Я выпишу вам чек на тысячу, мистер Одейр, — Сенека перечеркивает один из вариантов размещения объектов на арене и наскоро записывает несколько слов на верхнем поле листа. — На случай вашего возможного лечения. — Это щедро, — он состраивает серьезное выражение лица, как будто они обговаривают не менее серьезную сделку. Эвердин сдавленно хмыкает. — Мы можем немного поплавать, мистер Крейн? — Только час и только под присмотром миротворцев. И уберите это подальше, — Сенека кивает на три подноса, из-за которых стараниями Одейра он только что лишился тысячи дивисов. — Смотри, какой красивый, — Одейр подносит одного из тарантулов слишком близко к Эвердин, она со смехом отодвигается в сторону, обдав песком один из подносов. Сенека почти не сомневается, что эти двое выпросят у него еще один час в океане.