Зомби, тачка, два ствола

— Том! Я оглядела совершенно пустую улицу, блестевшую в ярком солнечном свете осколками витрин, и, поправив царапавшую голое плечо лямку рюкзака, пошла вперёд. Стекло хрустело под ногами, превращаясь в крошку, и немного перебивало невероятно громкий паровоз мыслей, с грохотом проносившийся по замкнутому кругу путей в моей голове. Ушёл. Ушёл, пока я ночной моцион совершала. По-английски ушёл, даже записки не оставил. Подло ушёл. Не смог в лицо сказать, что я мразь. Хотя вещей не взял, даже последние патроны и фонарик мне оставил. Я вернулась – его уже и след простыл. — То-ом! Эхо от моего крика гулко прокатилось по улице, отражаясь от стен домой и прячась в пустых, голых торговых залах на первых этажах. Если бы он был где-то здесь, он бы точно вышел. Не настолько же он садист, чтобы позволить мне драть глотку попусту, привлекая толпы трупов. Значит, и здесь пусто. — Смотри, магазин! Бутик здорового питания, или как там эта чертовщина зовётся! Да, я разговариваю сама с собой. Нет, у меня не поехала крыша. Формулирование мыслей вслух здорово помогает мне сосредоточиться на конкретной задаче и не распылять внимание. За спиной что-то глухо упало. Ну начинается. Я обернулась. Так и есть. На меня шла, пошатываясь, парочка французских тинейджеров, так и не доживших до своего совершеннолетия. Ни у паренька, ни у девушки не было видно никаких особых травм – разве что синюшная кожа да пара незначительных царапин на руках, открытых обрезанными рукавами футболок. Двигались они достаточно медленно, что давало мне нехилую фору – я бы, даже не слишком торопясь, успела скрыться в том же пресловутом магазине. Но полбанки энергетика, найденного за стойкой мёртвого администратора, и алеющие красными крестами груди подростков не оставили им никаких шансов. Стянув с плеч полупустой рюкзак, я устроила его у колеса припаркованного рядом автомобиля и поудобнее перехватила ручку топора. План был прост и гениален – ломаю череп одному, второго добиваю ножом. Главное – не проспать момент, иначе им придётся принимать в свои ряды нового члена. Патроны тратить смысла не было – судя по полуразграбленным магазинам, в Париже выжившие были, по крайней мере, в самом начале, поэтому в оружейных лавках меня, скорее всего, ждали только пустые полки. Если бы тут был кто-нибудь ещё, с этими подростками разобраться было бы гораздо проще. Ничего, мы и сами с усами – справимся самостоятельно, безо всяких Томов и прочих. Длинная рукоять дала мне возможность ударить с расстояния – небольшого, прямо-таки маленького, но и это уже было существенным преимуществом. Парень, рыкнув, упал на колени и медленно завалился на бок – оружие я отпустила практически сразу. Нож легко выскользнул из ножен, болтавшихся на поясе, и пришла очередь девчушки отправиться на заслуженный покой. Но вдруг мертвяк вздрогнул и, развернувшись, медленно побрёл прочь. Я только сейчас заметила – у обоих подростков на правой ноге мигал красной лампочкой металлический браслет. Ничего не напоминает? Я опустила взгляд на паренька с топором в голове. Чёрные, ссохшиеся глаза сверлили безжизненным взглядом чистое голубое небо, ободранные до бурого мяса губы приоткрылись будто в лёгком недоумении, на них повис мёртвым воздушным змеем вопрос: «Это всё?». Это всё, мальчик. Для тебя – всё. Топор с трудом выскользнул из черепа – снова пришлось прижать тело ногой, оставив на светлой футболке тёмно-серый пыльный след. «Не так быстро, ma petite!» – мозг, накапав себе валерьянки, будто даже и в кому впадать перестал. Я в два шага догнала пытавшуюся ускользнуть девчонку. Топор взлетел в воздух и тяжело ухнул вниз, с трудом пробивая твёрдую кость на затылке. Тело издало странный звук – будто тихо охнуло – и осело на землю. Вот теперь действительно было всё. Я заглянула в лицо поверженного зомби. Сморщенные черносливины глаз казались просто угольками, вставленными в глазницы, пока одна из них не блеснула на солнце. Линза! Пришлось опуститься на коленки. Здравый смысл молил хватать топор и мчать на всех парусах отсюда – «крестоносцы», экипированные электронными браслетами, а теперь ещё камеры. Зомби превращали в большие и заметные средства слежения – зачем, если можно использовать камеры наружного наблюдения, которых здесь, в Париже, понавешано на каждом углу штук по пять? «Мать, алё, электричество же везде обрубили!» – подсказал окосевший от валерьянки мозг. Обычно подсказыванием дельных идей, а параллельно ещё и моим унижением и отпусканием саркастичных шуточек занимался мой внутренний голос, но сегодня его что-то не слыхать было с самого утра. Точно, электричества в городе не было. Равно как и людей (по крайней мере, за сегодня я не встретила ещё ни одной души). За кем следить? И, самое главное, зачем? В глазницу действительно была вставлена небольшая камера, которую даже и не пытались особенно замаскировать. Попытка вытащить её на свет божий оказалась провальной – я только извозила носовой платок в гнилой крови и ошмётках сползавшей кожи. Кажется, они посадили её на какой-нибудь клей-момент. Следили за нами, значит. Мы им тут обезьяны с бананами? Мыши подопытные? Цинизм чистой воды – не убивать, а наблюдать за жалкими попытками выжить. Знакомая едкая злость вновь забурлила, обжигая грудь. Перед глазами запрыгали чёрные точки, в ушах зашумела кровь, и я схватилась за топор. Первый удар сломал трупу шейные позвонки, но голову полностью не отделил от тела. Второй раз меня качнуло – мир поплыл, – и лезвие вошло девушке в плечо. С третьей попытки мне наконец удалось перерубить шею – осталась лишь тонкая полоска кожи, которую я порвала уже руками, потянув с силой за растрёпанные, некогда светлые, но сейчас чёрные от крови волосы. Отбросив топор и подняв трофей на уровень глаз, я заглянула в мёртвую темноту линзы и постучала ногтем по стеклу. — Хэй, вы, там! Меня видно? – очень надеюсь, что да. – Слушайте сюда, мрази. Я вас найду. Не сегодня, не завтра, не даже через месяц, но когда-нибудь я вас найду и засуну ваши камеры вам так глубоко, что не один патологоанатом поломает голову, как её оттуда достать. Ваши игры у меня уже в печенках, ясно? – Только сейчас мне пришла интересная мысль, что микрофона тут могло и не быть. – А на случай, если вы ничего не слышите, я вам покажу. Продемонстрировав в камеру оттопыренный средний палец, я отшвырнула голову в сторону. Кажется, крыша у меня поехала основательно – такие надругательства над телами себе позволял только Эш из «Зловещих мертвецов». — И ты считаешь, что я двинулась, да? – обратилась я к целому трупу. Тот ничего не ответил, продолжая сверлить небо взглядом своих глаз-угольков. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что и у него вместо глаза было вставлено электронное всевидящее око. Сколько же их? Ненавижу. Ненавижу! Дальнейшее помнится смутно: глаза заволокло серым туманом, остался только чавкающий звук рвущейся плоти и ощущение скользких и липких рук. В мозгу неоновыми вспышками вспыхивали и гасли, пульсировали две мысли: первая о том, как я ненавижу тех, кто управляет этими следящими машинками-мертвяками, вторая о том, как я ненавижу Тома. За всё: за то, что оставил меня одну, за то, что сбежал, как трус, ничего не сказав, не объяснив, за то, что заставил нервничать, не сдох ли он там один, без еды, воды и патронов. Очнулась я, когда превратила живот парня в сплошное черно-бурое месиво из гнилых внутренних органов. Руки были действительно липкими, мокрыми и бурыми от чужой крови. В глазах всё плыло. Тошнило. Я отошла на пару шагов и тяжело опустилась на асфальт, прислонившись спиной к двери машины. Сердце металось в клетке рёбер, дыхание сбилось до рваных поверхностных вдохов-выдохов. Нужно было протереть руки и надеяться, что я всё ещё не заражена. Забавно было сидеть на проезжей части в мировой столице в самый разгар дня и пытаться понять, стоит ли твоего пристального внимания изящная архитектура старых зданий вокруг. Судя по лепнине, завиткам и лёгкой «заветренности» штукатурки, я подобралась довольно близко к центру Парижа. Здесь улицы сузились так, что по дороге едва могла проехать одна машина. Я и правда где-то раньше слышала, что одностороннее движение – обычное дело для французской столицы, что доставляло немало забот туристам, решившим взять напрокат машину. Бывалые водители не раз плутали в этих коридорах, пытаясь найти улицу с нужным направлением движения, и даже пресловутые Google Maps спасали далеко не всегда. Ещё я где-то слышала, что дома здесь строили плотно с тем расчётом, что между ними могла проехать одна карета. Видимо, двухстороннее движение в семнадцатом веке было не в моде. В любом случае, большим фанатом архитектуры я не была, и поверхностного взгляда на все фасады мне было вполне достаточно. Приведя себя в относительный порядок, потратив драгоценную воду на оттирание крови с пальцев и ладоней и умывание, я протерла тем же платком лезвие и топорище и выбросила испорченную ткань в урну. Стоило, вероятно, наконец-таки изучить карту и хотя бы примерно составить план действий. Я уже третий час шарахалась по городу Парижу без определённого понимания, в какой конкретно его точке я нахожусь, и всё потому, что мне, честно признаться, было просто лень вытащить карту, спионеренную у того самого пресловутого мёртвого администратора, и проложить маломальский маршрут. Но вообще-то я просто хотела мотыляться по городу, в котором совершенно не ориентировалась, и орать направо-налево имя Томаса, ни на что не надеясь. Ибо в противном случае мне придётся признать несколько очевидных фактов: я осталась совершенно одна, абсолютно не готовая ни к каким физическим нагрузкам и вообще экстремальным ситуациям, без единого шанса выжить; я умудрилась упустить мужчину из грёз миллионов и миллионов (с которым отношения всё равно не перешли бы за рамки pg-13, несмотря на все радения голоса, но не суть), который был единственным моим шансом добраться до родных мест в качестве живого человека, а не ходячего трупа; я должна была покинуть город своей мечты, так и не сфоткавшись на фоне Эйфелевой башни. Последний факт особенно сильно печалил мозг, который был фанатом Франции и совершенно не понимал моей любви к пудингам, чёрным такси и Sex Pistols. По факту, признавать не хотелось не столько своё одиночество и беспомощность, а то микро- (а вообще-то, макро-) предательство. Я, конечно, дров наломала («Убила человека – подумаешь!» – визгливо брякнула совесть. ), но всё же. Ладно бы я была маньяком, режущим на полоски любого живого человека в радиусе ста метров от себя и держащим Тома рядом в качестве своей любимой игрушки! Я защищала, и не только себя, кстати говоря. Можно было проявить хоть капельку понимания и не заламывать руки в истерике. Будто фильмов про постапокалипсис не смотрел. За нехитрыми рассуждениями я дотопала до магазинчика. Витрины на удивление были целы, бить их пришлось самой. Внутри было чисто и спокойно, пахло подгнившими овощами и протухшей водицей из ваз с цветами, но ни одной нотки сладковатого гниения плоти. Либо здесь было пусто, либо меня сейчас огреют по голове чем-нибудь тяжёлым. Как раз вовремя из глубин зала донёсся слабый стон. Проигнорировав очередную истерику здравого смысла, я смело потопала на звук, в тайне жалея, что слишком рано вычистила топор. Где-то на задворках сознания билась слабая надежда, что там был не слишком серьёзно раненный Том. Иногда оптимист я, что поделать. На полу, раскинув руки, лежало поверженное тело мужчины-продавца, из черепа которого торчала весёленькая красная монтировка. Стонать он уже явно не мог, звуки издавал парень, рассевшийся на прилавке и промывавший глубокую царапину на предплечье. Он шипел в тон пенящемуся антибактериальному средству и вздрагивал всем телом, будто по столешнице то и дело прогоняли слабые электрические разряды. Меня он видеть не мог – на затылке глаз у него не было. Но вот услышать вполне мог – с моими способностями к бесшумному перемещению мой топот сразу был слышен на другом конце магазина. Однако собственная вспоротая рука незнакомца сейчас занимала гораздо больше посторонних шумов. А зря. — Хэй! – после грубой шутки здравого смысла про вуайеристов мне пришлось срочно привлекать к себе внимание. – Ты кто такой? Парень легко и быстро соскользнул с прилавка, и через секунду на моей груди уже прыгала красная точка лазерного прицела. Пришлось нехотя поднять руки и, удерживая топор на уровне собственной головы, тихо материть всех и вся за изобретение огнестрельного оружия. — А ты кто? – парень, казалось, и вовсе не удивился моему появлению. Он говорил с лёгким акцентом и вполне мог оказаться местным жителем, а не очередным шпионом. — Я Лора, рада знакомству, – топор ужасно тянул руку, ещё минута – и он просто упадёт вниз и отрубит мне половину ступни. — Джереми, – знакомец кивнул, но оружие опускать не спешил. – Что ты здесь делаешь? Маленькие глубоко посаженные глаза, цвет которых определить было невозможно, сверлили меня внимательным и чуть насмешливым взглядом. Ростом Джереми был на голову выше меня, а по мышечной массе – раза в три тяжелее. Короткий ёжик отливающих медью волос, причёска Васьки-Финки с нашего района, явно не сочетался с модной во все времена чёрной майкой-алкоголичкой, выгодно оголявшей объективно красивый рельеф бицепсов, и тёмными обтягивающими джинсами. Большой, с небольшой горбинкой, типично «французский» нос, определённо, привлекал к себе внимание, отвлекая от ровно очерченных скул и чуточку слишком массивной челюсти. И дело было не в его размере – просто было совершенно непонятно, что за скульптор прилепил его к лицу простого работяги с завода. — Приехала на достопримечательности глянуть, – в отсутствие голоса мозг вдруг перестал впадать в кому, и нынче даже в критической ситуации у меня не закатывались глаза от страха. Хотя, возможно, я просто привыкла жить на ударных дозах адреналина. – А ты? — Я здесь жил. До катастрофы, – он дёрнулся и едва заметно поморщился. – Откуда ты пришла? Здравый смысл, как раз вышедший на митинг с большим транспарантом, требуя внимания, наконец получил право слова, которым воспользовался с несуразной горячностью. «Нельзя говорить, что ты притопала из Британии – вдруг он про людей в белом что-то знает или сам из них? Шлёпнет тебя – и никакой России и семьи. Скажи, что ты прилетела сюда в ночь Конца Света и всё это время ездила по окрестностям. Про Томаса тоже не рассказывай – назови его, гм... назови его Стёпкой, твоим русским другом. Заодно аккуратно расспроси Джеронимо, как он тут один жил-поживал-выживал». — Я с севера пришла. Вообще из России, прилетела сюда в день Конца, – ложь удалась вполне убедительной, как мне показалось. Если бы не топор и направленная на грудь винтовка, я бы себе поаплодировала. — Одна выживала? – парень подозрительно оглядел меня в поисках массивного рюкзака и хоть какого-нибудь оружия. — Нет, с другом из России, – «Стёпкой! – громко подсказал голос, – Степаном. — И где друг? – знакомца эта новость совсем не обрадовала – напряжённый взгляд глаз-буравчиков метнулся с меня на стеклянную витрину. — Бросил меня, ушёл искать счастья самостоятельно, – горький комок обиды вновь подкатился к самому рту. – Я одна. Может, опустишь уже? Руки затекли. Джереми послушно опустил винтовку, не сводя глаз с витрины. Что-то за ней привлекло его внимание, и это что-то было явно поважнее отбитой девки с топором. Я обернулась. По улице, покачиваясь, шёл очередной труп. Ничего необычного в этом действе я уже не видела, но моего нового знакомого это подгнившее тело явно чем-то сильно беспокоило. И стоило зомби повернуть голову в нашу сторону, как он тут же нырнул вниз и шикнул мне следовать его примеру. Косой луч солнца ярко блеснул в одной из чёрных глазниц мертвяка – и в этом киндер-сюрпризе была камера! Труп качнулся и медленно побрёл дальше. Значит, Джереми что-то знает об этих камерах! И, значит, я явно поспешила со своими неприличными знаками и разносом внутренностей зомби-штативов по мостовой. Парень выпрямился и снова напряжённо огляделся. Я подобрала свои косточки с кафельной плитки и с трудом разогнула нывшую спину. Вопросов было слишком много, и все их нужно было сформулировать максимально коротко и чётко. — Почему мы упали ниц пред одним из трупов? – ничего умнее, чем тупо сострить, мозг не придумал. — Камеры, – односложно ответил Джереми, правда, через пару секунд добавил: – Ты не в курсе? Я только покачала головой. Он недоверчиво покосился на меня и промолчал. Объяснять он явно не собирался, да и задерживать здесь – тоже. Уголком глаза я уловила мелькнувшую тень. Руки среагировали быстрее головы. Пара быстрых шагов вперёд. Пальцы плотно обхватили рукоять топора и легко занесли его над головой, будто он ничего не весил. Через секунду лезвие, со свистом рассекая воздух, обрушилось на лысый облезлый череп. Тело, чертыхнувшись, тяжело опустилось на колени и завалилось набок. Топор выскользнул из на удивление мягкого черепа легко, оставив на кафеле несколько тёмных разводов. Я медленно развернулась и встретилась с ошарашенным взглядом Джереми. Самое странное, что своей задачей спасение рыжего французского гопника я не ставила, – жгучие желание покрошить труп на куски подняло мой топор и опустило его на макушку мертвяку. Никаких благородных намерений, как вы видите. — Спасибо, – лаконично свалилась благодарность с бледных тонких губ, пока глаза-буравчики сверлили во мне две новые дыры. – Знаешь, моя последняя компания меня покинула именно в попытке вот так вот защититься. — Твоя подружка? – внезапно обнаружилось, что я с ним кокетничаю. В жизни такого не делала. «Назло Тому», – выплюнула совесть. Молчать. — Мой парень. Я гей, если что, – Джереми скривил тонкий рот в ухмылке, наслаждаясь произведённым эффектом. А эффект был действительно внушительным. Чёрт с ним, с этим флиртом – не до амурных дел мне сейчас было. Вся эта внешность, склеенная будто из отдельных кусков, абсолютно между собой не сочетающихся: стрижка человека, в гардеробе которого есть только один костюм – спортивный, лицо гопника с носом греческого бога, торс Геракла... И вдруг – гей. Когнитивный диссонанс, взрыв мозга, полный аут – называйте как хотите. Я в домике. С санитарами который. — Прости, я, кажется, разрушил наш домик на берегу моря и убил троих наших будущих детей: Джо, Монику и Рэйчел, – ехидно хмыкнул парень, щелчком пальцев выводя из меня из подвешенного состояния. — Как ты... — Я угадал имена? – он ничуть не удивился. – Не ты одна любишь «Друзей». Не одна люблю, но... Но имена! Там были Росс, Чендлер, Фиби. Да к чёрту «Друзей» – в мире вообще бесконечное множество сериалов, а на мне вообще сейчас была фирменная футболка с символикой ТБВ. Гораздо логичнее было бы предположить, что моего воображаемого ребёнка звали бы Шелдон или Леонард... Как он узнал имена?! Меня не удивляет, что он решил, что я зависаю именно из-за разрушенных мечтаний, это вообще общеизвестная наклонность женская. Как он узнал имена?! Мысли путались, размотанные и свёрнутые в разномастные комки. Раньше их было легко причесать – приходил голос и мигом наводил порядок. Твёрдой рукой подвыпившего подполковника отделял грустные мысли от светлых, сортировал воспоминания и вообще, кажется, служил моей личной секретаршей. Только что кофе не варил. Сейчас бы он влез и сказал: «Ещё и кофе тебе варить! У тебя на мою зарплату тогда вообще никаких пиастров не хватит!». Я скучаю, голос, вернись. Но он не высовывался с самого утра. Ушёл от меня вместе с Томом, тоже подленько, втихую бросил меня. Подлецы. Оба. — Лора, – Джереми вновь окликнул меня. На лице у него снова красовалась хитрая улыбка. – Ты идёшь? — Куда? – я поправила лямку рюкзака, непонимающе качая головой. — Я так понимаю, что ты, что я остались одиночками. А процент выживаемости среди одиночек здесь стремится к нулю, знаешь? Не логично ли будет объединить ресурсы, материальные и человеческие? – он приподнял бровь. Не кажется ли вам этот Джереми странным малым? Первую встречную-поперечную в компаньонки звать – не есть очень осмотрительно. Даже если она ловко мертвяка на лопатки уложила. К тому же, как он узнал имена?! — Логично, – нельзя было с ним не согласиться, по крайней мере, в этом пункте. – И куда ты предлагаешь идти? «Женщина, ты сведёшь меня в могилу, – здравый смысл, допив залпом пузырёк с валерьянкой, откупорил новый. – Тебе человек помощь предлагает! Бери и радуйся, чучело! У тебя припасы на нуле, ни еды, ни воды, ни патронов. Города не знаешь, а магазины здесь, кажись, почти все пустые стоят. Ты сдохнешь раньше, чем отсюда выберешься! Поэтому ну-ка натянула на свою рожу милую улыбку – и вперёд!» А в его словах было здравое зерно. — На северо-восток, в сторону Германии, – Джереми довольно улыбнулся – видно, решил, что я согласилась. – Надо до заката из города убираться – моё убежище накрылось медным тазом. Убираться из города – значит, оставить попытки найти Хиддлстона. Уехать с незнакомцем в сторону Германии – значит, бросить Томаса где-то здесь одного. А если он ещё в Париже? – «Не обольщайся, он уже давно где-нибудь в Амстердаме. Сел на машину и укатил в рассвет. Без тебя». А если не укатил? А если он в беде? – «Мы все здесь в беде! Зомби-апокалипсис на дворе!» А если ему нужна помощь? – «Пусть звонит 911. Он сам ушёл, его никто за порог не выставлял». А если он умирает? – «А если продолжишь в гордом одиночестве шататься по незнакомому городу – сама коньки отбросишь!» Рукам без дела не сиделось – одна нырнула в карман распластанного на кафеле тела. Уехать? Остаться? Бросить? Найти и объясниться? — Где здесь служебная парковка? Джереми неопределённо мотнул головой куда-то в сторону служебного коридора. Я подобрала топор и бодро зашагала в указанном направлении. — Ты идёшь? – пришлось обернуться на середине эффектного дефиле. – Такси до Германии долго ждать не будет. Цена: рассказ о камерах в зомби.