Зомби, тачка, два ствола

— Неделя? — Уже меньше. Дней пять, плюс-минус двое суток. — А потом? — Потом – ба-бах! – я махнула руками и чуть не упала со стула под взрыв смеха мужчины. – Вот зря ты смеешься. Я же могу и мстить начать. Хиддлстон лишь хмыкнул что-то неопределённое и сделал вид, что слишком заинтересован своей растворимой овсянкой. Мне же даже прикидываться не пришлось – мои гренки с копчёным беконом лично меня интересовали просто безмерно. Вообще-то, это была дурацкая идея – пытаться рассказать план выживания за завтраком. Особенно стараться сделать это серьёзно. Ибо выдержанного аристократа, выспавшегося и слегка оклемавшегося после всей этой катавасии, просто разнесло в пух и прах – приступ судорожного смех вызывали почти каждые мои фраза или движение. Енто хорошо. Енто стресс у него проходит. Но а с планом-то делать что? — Ты не знаешь ни одного правительственного бункера поблизости? – разговор нужно было вернуть в деловое русло. — Увы, – Том снова весело улыбнулся. – У тебя что, есть претензии к Кэмерону? — Да, хотела задать пару вопросов по поводу санкций! Знакомое по многочисленным новостным сводкам слово выкатилось из горла на язык отрезвляющей горечью. Санкции. Дикость какая – говорить о политике, когда и стран-то не осталось. Санкции. Санк-ци-и. Как привет из далёкого прошлого, которое и в Лету-то кануть не успело толком – за три дня утонешь разве? А чувство, будто вечность назад всё это было: телевизоры с мерцающими плоскими экранами, ведущие новостей в строгих костюмах, санкции, курсывалют, нефтьдешевеет, америкавиновата. Ну, и кому сейчас интересно, сколько рублей нужно отдать за однофунтовую банкноту? Бумажки теперь они, все в растопку. И сгорят все одинаково ярко. Все проблемы выдуманы, созданы искусственно в лабораториях, в кабинетах строгих людьми с постными лицами... — Эй! – сильная рука тряхнула меня за плечо, а в причёсанный поток размышлений ворвался хрипловатый голос. – Всё в порядке? Ты в одну точку уже минут пять смотришь. Я проморгалась. Сквозь плёнку мыслей Тома видно было плохо, но и размытые очертания обеспокоенного лица меня изрядно позабавили. Н-да, крышей я, похоже, всё-таки еду. Во всяком случае, раньше философствовать я могла без отрыва от реальности. — Понимаешь, нам нужно как можно быстрее найти место для укрытия. Идеально, если на возвышенности. И... – я запустила руку в спутанные волосы – на голове воронье гнездо, и в первый раз в жизни меня вообще волнует причёска. – В общем, если хотим выжить, нужно налаживать хозяйство. Найти фермы, найти семена, найти живность, найти инструменты. Скоро урожай уже начинать собирать. Сам понимаешь – всё скоропортящееся в магазинах уже отправилось к праотцам, а долгоиграющее... насколько там его хватит? Даже у сухарей есть свой срок годности. В среднем, у всех этих «сухпайков» длина жизни варьируется в пределах пары лет. Ну а дальше? А кроме того, организму нужны всякие витамины из овощей, белки, жиры и прочее из живности. Не будешь же ты ведь одними крекерами всю зиму хрустеть? Там до цинги рукой подать. С лекарствами тоже всё плохо. Но тут я выхода не вижу. Кончится срок годности – заменить будет нечем. Придётся вспоминать бабкины рецепты и примочками из крапивы лечиться. А вот если где обоснуемся, там можно будет и электричество замутить. Наверняка где-то ещё можно найти генераторы. А там... – я поняла, что сейчас меня унесёт в совсем несбыточные фантазии. – А там видно будет. Хиддлстон внимательно выслушал невнятный поток сознания, но промолчал. Вероятно, слабо понял посыл. Или тоже только что осознал, что конец цивилизации всё-таки пришёл? У меня вот чувство было, будто мы этажей пять другу моему пианино по лестнице тягали, а на последних ступеньках оно вдруг выскользнуло и меня придавило. Первые пару дней времени об этом призадуматься покрепче не было, а тут вдруг вспомнила: санк-ци-и. И у Тома в глазах погас какой-то огонёк. Будто маленький человечек внутри головы свет выключил. Мужчина пожевал губу, вздохнул, будто готовясь к спичу, но снова ничего не сказал. Молча поднялся, взял мою и свою тарелки и ушёл к раковине. Кран зашипел, захрипел и судорожно забулькал. Я ещё с минуту тупо смотрела на спину Хиддлстона, на которой тряпкой болталась майка-платье. Вот почему он молчит? Почему не говорит ничего? Почему не смеётся, что всё сказанное мной не то что на план – на внятный концепт-то не тянет? Неужели тоже прозрел только-только? — Том? Будто оба в один миг, прямо сейчас глаза разлепили, котята-слепыши: нет ничего больше. Нет и вряд ли появится. Всё. Разорвали уже грудью финишную ленту. Конец фильма. Тоскливо стало, хоть волком вой. И смешки, что за завтраком так легко сыпались, будто из горла обратно в грудную клетку забрались и меж рёбер спрятались. Уже и истерики нет первой, когда тело дрожит, в глазах темнеет и бежать хочется. Знание нагнало и придавило всем весом. Вот я, вот Том – и всё. Он – теперь весь мир для меня, я – для него. И погас вокруг него в ту же секунду нимб его олимпийский – не небожитель он уже, простой смертный. Такой же, как и я. Кончилась эпоха социального расслоения – сейчас коммунизм настал. И легче с этой мысли стало. Просто человек – это ведь гораздо проще, верно? А бежать ему некуда – можно не бояться ошибок налепить. Мысли спутались. Не есть гут. Главное – не реветь. Со скольких лет я не плакала? С десяти, мне тогда тетрадку с наклейками одноклассник изорвал. Не выдержала. Поднялась на трясущиеся ноги, подошла к мужчине сзади и что есть сил обхватила его торс. Прижалась щекой где-то между лопаток, сцепила руки в замок у него под грудью и выдохнула рвано. Главное – не переусердствовать и позволить ему дышать, а то, неровен час, на одного ходячего трупа станет больше. Мужчина только вздрогнул сильно от неожиданности и замер. Не ожидал от постоянно истерически хихикающего комочка с топором внезапной нежности. Механически накрыл влажной рукой мои запястья, второй кран завернул. — Том, – опять жалобно позвала я. Он по-прежнему молчал. «Плачет, что ли?» – осторожно предположил голос. Но нет, дышал мужчина ровно. Слишком ровно. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Как метроном. Раз-два. Раз-два. Влажные пальцы аккуратно сжали мои запястья и сорвали скобу замка рук. Пришлось нехотя оторвать лицо от его спины. Выть захотелось громче. Томас медленно развернулся и глянул на меня сверху вниз. Мамочки. Ему тоже страшно. Осторожно накрыл мои плечи, притянул к груди, опустил подбородок на макушку. Не реветь. Только не реветь. От чужой майки пахло сигаретами и сладким одеколоном. Пахло сильно, настойчиво, так, что захотелось чихать, пока не выбьешь эту вонь. Но нельзя. Нельзя прерывать ритуал. — Слушай, – чтобы хоть как-то забыть о нестерпимо свербящем носе, я решила болтать. Говорить, говорить, говорить, чтобы только не думать и не ощущать, – а у тебя есть планы на ближайший год? — Были, вообще-то. Пара интересных проектов, – Том звучал глухо, говорил мне прямо в голову. Усмехнулся саркастично. – Но теперь, похоже, уже абсолютно свободен. — Погнали в Европу? – мечтатель во мне не умрёт никогда. – По Ла-Маншу. Ты же любишь пешие прогулки под толщей воды? — В Европу... – мужчина долго смаковал слово: катал его по рту, растирал о нёбо, о дёсны. – В Россию, в Москву? Теперь уже промолчала я. В Россию, в Москву... Домой. ...И в сгустившейся тишине послушался явственный стук. Стук чего-то твёрдого о стекло. — Я что-то сказал не так? – Том растерянно захлопал глазами – я вдруг оттолкнула его и метнулась барной стойке, у которой сиротливо стоял, прислонившись к полированной стенке, топор. Решил, наверное, что я его решила на салатик порубить. Перехватил меня в пути, а я каким-то чудом вывернулась, сжала пальцы на спасительной рукояти и громко шикнула. Мужчина отшатнулся, но вдруг тоже напрягся – услышал. Я указала глазами на ножи, ёжиком торчавшие из специальной подставки. Надеюсь, у него хватит ума взять не тесак. — Стой! Окрик прилетел в спину – я, крепко вцепившись в ставший родным топорик, уже шла в гостиную. Говорила ведь, что это окно с выходом в сад ещё хорошенько нам нервы попортит! «Куда ты тащишь свой зад?! Вернись немедленно! – голосил в ухо хор двоих: внутренний голос призвал на помощь здравый смысл. – Хиддлстона надо было посылать! Ты баба, чёрт тебя дери! Куда лезешь, Рембо недоделанный?» А я что? А мной шило правит. Ноги дрожали, руки дрожали. В глазах хоть не темнело, и на том спасибо. В коридоре было пусто. Я, мысленно попросив об ещё одном помиловании, заглянула в гостиную. В прозрачное, вымытое и отполированное стекло тупо толкались два тела. Как заводные игрушки, уткнувшиеся во внезапное препятствие. Тонкие, истёртые, ободранные, они раз за разом бились лбом о невидимую преграду. Жуткое зрелище. Оцепенение спало. Стеклопакеты оказались крепче, чем я предполагала. Том был прав. Хотя если бы зомби было больше, они бы нас точно не спасли. Я плюнула и шагнула в комнату. Идти было тяжело – мозг-то, устав кричать «АЛАРМ!», требовал от тела развернуться и бежать в другую сторону. Но что нам мозг, когда есть любопытство. Трупы были почти целыми – даже одежда изорвалась минимально. Парень и девушка. И него на животе дырка, у нее ключицы не хватает. Я подошла вплотную к стеклу и с трудом подавила странное желание прислониться к нему щекой. На манер сцены с Десятым Доктором и Розой. У обоих лица были изодраны в клочья, оба шарили в комнате невидящим взглядом только одного глаза – вместо второго зияла чёрная пустая глазница. Тугой комок прокатился по горлу снизу вверх. Кожа на щеках ободрана, ошмётками вниз висит, под ней мясо тёмное, тухлое. Но что опять я не могу заметить? Что-то ведь в них есть странного. Что я снова не вижу? Сзади послышался топот – Томка бежал. Похоже, он сначала в другой конец дома подался. — Лора, твою мать! Опять мою маму всуе. — Ох ты ж... – мужчина замер на пороге, как заворожённый, уставившись на наших гостей. Вот стресс у человека, а стопор всё равно сработал, не дал высказать всё как есть. Мне бы такую выдержку, а то порой все портовые грузчики завидуют. — Знакомься, это Сид и Нэнси, они будут жить с нами, – меня разобрал хохот. – Их, конечно, немного потрепало, но кому сейчас легко? Кризис, ситуация экономическая нестабильная... Том в считанные секунды оказался рядом, оторвал меня от стекла и хорошенько встряхнул. Решил, что у меня истерика началась. А мне просто было смешно. Сид и Нэнси, альтернативный конец. Или всё-таки истерика? — Смотри! – Хиддлстон развернул меня и ткнул пальцем в стекло, оставив на нём заметный отпечаток. На груди у обоих тел был нарисован большой красный крест. Похоже, оставлен был баллончиком – характерные мелкие брызги рассыпались по всей одежде. Классические вопросы: кто и зачем? Красный. Опять красный, как яблоки. Как кровь дяди. Который не мой. Про которого я помню. Интересно, в Британии выжил хоть один психиатр? Меченые зомби. Здрасьте. Всё вот людям не сидится на попе ровно. Выжили – ну и выжили, сидите себе по убежищам, носа не кажите, бульбочку выращивайте. Так нет ведь. Опять какие-то интриги. Тайны королевского двора, блин. Выжившие! — Смотри! – Том снова указал куда-то, на этот раз правее, выше чуть осевшего мёртвого парня. Из-за пресловутого английского забора один за другим переваливались мертвецы. Я ведь говорила! Высота небольшая – они подходили и, перекувырнувшись, падали на траву с другой стороны. Утопали лицом в кустах, конечно, отсюда у Сида и Нэнси рваные раны и глаз не хватает. К дому почти никто не шёл – зомби разбредались направо-налево, в основном в яблоневый сад. Но их поток будто и не собирался заканчиваться. — Нам, наверное, стоит делать ноги, как думаешь? – задумчиво пробормотала я, даже не заметив, что Том уже убрал руки с моих плеч и куда-то отошёл. — Уходим, живо! – он уже стоял в проёме с рюкзаком на плече и ножом в руке. Оперативненько. — Но... тут же эти... – я ткнула пальцем в Сида и Нэнси, тупо моргая и краем глаза наблюдая, как новый зомби перекувырнулся и пошёл не за всеми в садик, а к нам. — Это выход в сад, нам через основной, – мужчина, похоже, уже перестал удивляться моим скачкам умственных способностей. «Беги!!!» – мозг уже бился в истерике. Живенький он сегодня. Тело слушалось плохо, будто меня усадили в ростовую куклу. Но через несколько секунд я уже болталась Пятачком за Томом, тащившим меня за руку по коридору. Мужик прям, ага. Из распахнувшейся двери пахнуло утренней прохладой. Сейчас, при свете солнца, стало видно, что территория при доме была действительно большой. Прямо перед домом раскинулась ухоженная лужайка, в изумрудной траве блестели красные шапки садовых гномов. А перед самыми перилами серела крохотная асфальтированная площадка, на которой послушно ждала, блестя чёрной шкурой в ласковых лучах, наша машина. Но не бывает в этой жизни всё так просто. У неё уже топтался мертвяк – тот самый, которого я краем глаза в фокус поймала. У этого обе глазницы были пустые, а вот грудь не алела крестом. «Ну дай ты мужику мужиком побыть!» – завопил внутренний голос прежде, чем я вообще успела хоть что-то подумать. Обычно это он толкал меня на безумные действия, а эта его неожиданная «правильность» подозрительной казались. Крепкая рука поймала меня за плечо. Ноги на автомате уже пошли искать приключений на многострадальную пятую точку, но Том вовремя пресёк эту инициативу. — Хватит самодеятельности, – грозно шикнул он, пытаясь отобрать у меня топор. Не тут-то было. — Слушай план, – оп, мастер-планировщих бэк ин да хаус! – Ты его отвлекаешь, я пробиваю ему топором череп. — Наоборот лучше, – нашёл время пререкаться! – Давай мне топор, я разберусь. — Слушай, сколько зомби ты убил? Честно! — Ни одного. — А я убила одного! — Одного? Поздравляю с рекордом! Где ребята из книги Гиннеса? — Не надо вот только такого саркастического тона! Сзади тебя сейчас Леонард с табличкой «сарказм» материализуется! «АЛАРМ, ТУПАЯ ТЫ КУРИЦА!» – мозг, вернув власть Советам, резко развернул мне голову, дабы я узрела обезображенную рожу мертвеца в опасной близости от нас. Доспорили, бля. Тело деревянное со скрипом развернулось, топор, показавшийся на мгновение просто молотом Тора, с огромным трудом поднялся ввысь («Я достоин!» – истерично хихикая, выпалил голос.) и тяжело ухнул вниз, с чавкающим звуком входя в гниющую плоть. Но рычание-сипение раскололо едва остывшее глиняное блюдце надежды. Снайпер ты, не надо было жмуриться! Осознав вдруг, что глаза у меня всё это время были плотненько закрыты, я тут же распахнула веки и громко матюкнулась. Обезображенная физиономия была от меня слишком близко. Топор вошёл мертвецу в плечо и так плотно застрял там, что выдернуть его у меня никак не получалось. Челюсти свело, ноги-руки ослабли. «Томка!» – голос шёпотом перебирал всех его родственников: кого, когда и как. И вдруг, как в замедленной съёмке, на моих глазах в пустую глазницу с отвратительным знакомым звуком вошло лезвие ножа. Томас. Сориентировался. Молодец. Пятёрка за сообразительность. И пара за реакцию! Я рухнула на ступеньки, выпуская из рук топор. Мертвяк повалился на спину, чуть не съездив мне по морде рукоятью. — Пошли, пошли, – Том, сжимая в одной руке нож, в другой – ворот моей майки, поволок меня к машине, радостно подмигнувшей фарами. — Топор, – я обернулась, желая вернуться за оставленным другом. — Времени нет! К машине уже шла парочка трупов. Мужчина сунул меня в салон на заднее сидение, прямо на коробку с консервами, и юркнул на водительское место. А я? А я обратно выскочила и вернулась к поверженному зомби. Ну не могла бросить своего верного боевого товарища, так ни разу ещё и не спасшего мне жизнь, правда. Благо, тело-то распластано было в двух шагах буквально. В спину полетели матюки, затем взревел мотор и послышался шорох шин. Не оставит, в этом я была уверена. Топор легко выскользнул из трупа, стоило прижать тот ногой к земле. Я вовремя обернулась – успела увидеть изящный разворот автомобиля. Его слегка занесло на влажной траве, и он боднул багажником одного, самого быстрого мертвяка, но скорость сбавил только возле меня. Не остановился, просто сбросил. Я и от себя не ожидала такой прыти – не проспала момент, вовремя юркнула на пассажирское место, улыбаясь широко и счастливо, прижимая к груди свой топор. По-идиотски, в общем. — Дура, – сквозь зубы прошипел Том, дёргая рычаг коробки передач и вдавливая педаль в пол. Машина, довольно взвизгнув, рванула вперёд чёрной пулькой.