Всё, кроме денег

      Холи было так плохо, что она даже не особенно удивилась. Точнее будет сказать, она вообще никак не отреагировала на эту новость, отчего Геруг слегка обиделся. Он вовсе не хотел специально её шокировать, но повод для удивления был, даже не повод, а причина, и то, что этими поводом и причиной не воспользовались, показалось Геругу немного обидным.       — И давно вы здесь маетесь? — спросил Геруг.       Холи задумчиво посмотрела на часы и решила не отвечать во избежание чего бы то ни было, не желая ни обвинять Геруга, ни ругать организацию Табуретки, ни расписываться в собственной несостоятельности.       Геруг понял суть проблемы, и решил не развивать тему.       — Пойдёмте, поднимемся в мой кабинет. Надо оформить документы, — Геруг склонился над Холи. — Или вам надо ещё посидеть? Встать можете?       Холи кивнула. Постепенно её отпускало, и, хоть ей хотелось посидеть в покое ещё немного, Холи не желала выглядеть беспомощней, чем сама себя полагала, поэтому сделала над собой усилие и медленно встала.       — Идёмте, — как можно более твёрдым голосом сказала Холи.       Геруг про себя отметил, что Холи ещё слегка зеленовата, поэтому решил не вести её назад через морг, а прошёл чуть дальше вдоль здания и вошёл в Табуретку через одну из многочисленных (и хорошо замаскированных) боковых дверей. Пройдя замысловатой формы коридором, они вышли в холл, откуда поднялись в терапевтическое отделение и по лабиринту лесенок добрались до кабинета Геруга.       Кабинет Холи приятно удивил. Во-первых, единственным белым пятном в нём был халат Геруга. Во-вторых, в нём царил практически идеальный порядок. Холи просто не могла видеть, что на самом деле весь хаос был просто умело локализован и распихан по шкафам и ящикам. Геруг очень строго относился к тому, как его видели пациенты, поскольку полагал, что мало кто станет по-настоящему доверять врачу, который не способен содержать в порядке даже собственный кабинет.       Геруг предложил Холи присесть на очень мягкий и уютный гибрид стула и кресла, предназначавшийся для пациентов, а сам уселся за стол и принялся рыться в базе в поисках нужных файлов.       — Холи Фолли, верно?       — Верно.       Геруг придирчиво просмотрел открывшееся досье и пробормотал:       — Сейчас я должен отправить вас на медосмотр…       Холи посмотрела на Геруга, как на идиота. Она совсем не собиралась этого делать, но так уж вышло само собой. Она просто подняла голову и повернулась к Геругу, подумав, что он идиот, раз уж предлагает такое, и всё это вместе как-то так и сложилось.       Впрочем, Геруг не договорил не только поэтому. Ещё он сам вспомнил своё путешествие по отделам и рассказы встретившихся ему свидетелей. Любой поход на медосмотр – ад сам по себе, а в этот раз ад получился с отягчающими обстоятельствами.       — Но я проставлю его задним числом, — решил Геруг. — С вас обязательство за две недели не умереть от острого приступа чего-нибудь экзотического.       — Я, собственно, и не собиралась, — пожалуй, всё же слишком резко ответила Холи.       — Если умрёте, сдам ваш труп нашим патологоанатомам.       Холи вспомнила морг, секционную и заляпанные всем, чем только можно, столы, почувствовала, как к горлу вновь подступает тошнота, и невинно поинтересовалась:       — У вас тазик есть?       Геруг с минуту оценивающе смотрел на Холи, после чего дипломатично заметил:       — Я бы предпочёл, чтобы вы воздержались.       — Я бы тоже, но ничего не могу обещать.       Геруг вздохнул и принялся оформлять все необходимые документы. Чтобы не делать этого в неловком молчании, он решил попытаться поддержать беседу, для чего выбрал самую очевидную, а потому самую банальную тему:       — И как вам Парацельс?       Холи чувствовала себя слишком плохо, чтобы играть в хорошее воспитание, и просто устало поинтересовалась:       — Этот вопрос считает своим долгом задать каждый его постоянный обитатель?       Геруг мысленно согласился с тем, что вопрос и в самом деле слишком очевиден, и всё же возразил:       — Согласитесь, не так часто здесь можно встретить человека, который мог бы поделиться взглядом на Парацельс со стороны.       — Но по факту мой взгляд ведь ничего не значит, не так ли?       — Что вы имеете в виду?       Холи откинулась на кресле и взглянула на светло-бежевый потолок:       — Для вас моё мнение – всего лишь способ удовлетворить любопытство и почесать самолюбие, вы забудете его через минуту. А даже если бы и не так, в любом случае не в ваших силах повлиять на то, как здесь всё устроено.       — Вы придерживаетесь мнения, что человек в одиночку ни на что глобальное не способен?       — Речь, конечно, не идёт о том случае, когда человек – диктатор.       — Диктатор, да? — Геруг усмехнулся. — Смешно слышать что-то о диктаторах от гуглевского практиканта.       — Спасибо, я уже поняла, что он, — Холи задумалась, — нехороший человек.       — Как это вы мягко выразились – «нехороший человек».       — И вы не лучше, — еле слышно буркнула Холи.       Но Геруг всё равно услышал и обиделся. Он был реалистом и не претендовал на звание лучшего человека всех времён и народов. Но в чём он был уверен совершенно точно, так это в том, что если брать его и Гугеля, то совершенно очевидно, кто из двоих человек, а кто недобитый питекантроп.       — Просто, чтобы вы понимали, — Геруг принялся восстанавливать справедливость, — все физики Парацельса участвовали в конкурсе на право стать вашим руководителем практики.       Догадка возникла в мозгу Холи в ту же секунду:       — И доктор Гугель проиграл, верно?       Геруг не смог скрыть удивления:       — Как вы догадались?       — Считайте это женской интуицией, — предложила Холи. — И что это был за конкурс?       — Камень-ножницы-бумага.       — И доктор Гугель проиграл?       — Кто-то же должен был проиграть? И он наиболее вероятный кандидат, — Геруг пожал плечами. — Вас не обижает, что руководство вашей практики было наказанием проигравшего?       — Было бы странно, если бы было наоборот, — рассудила Холи. — Практикант – это только лишняя головная боль.       — И зачем вы тогда согласились? На практику?       Холи задумалась.       Ещё вчера она бы уверенно ответила что-то о желании приобщиться к научному сообществу и желании двигать науку и человечество вперёд к светлому будущему, но сейчас эти мысли казались ей почти чушью. Одной из причин тому были плохое самочувствие, усталость, переживания дня и вызванные всем этим общая отупелость и мутность сознания. Но Холи понимала, что это была лишь одна причина, что же до остальных, то их она представляла себе не вполне ясно. Конечно, большим ударом оказалась встреча с руководителем практики, весьма противным и малосимпатичным типом при всей привлекательности его исследования. Помимо этого, буквально всё на Парацельсе кричало Холи: «Остановись! Задумайся! Что это за место?!». Наконец, в ауру розового тумана, окружавшего фантазии о «рае для учёных» наконец ворвалось осознание, давно правившее бал в остальных уголках внутреннего мира Холи: она не уникальна и ничего не значит не только в масштабах Вселенной, но даже в рамках человеческого общества, даже весьма ограниченной его части. Особое значение она имела лишь в глазах тех, кто по той или иной причине испытывал к ней личную симпатию или антипатию, а таких было совсем немного. Даже если бы Парацельс был тем самым «раем для учёных», каким Холи его себе представляла, ни у одного из его обитателей не было ни единой причины привечать в нём Холи Фолли.       — На всякий случай, — вкрадчиво сообщил Геруг, — кризисом мировоззрения занимаются не здесь, а в Кушетке.       Холи встрепенулась и непонимающе на него посмотрела:       — В Кушетке?       — Там обитают психологи, психоаналитики и психиатры.       — Спасибо, не надо.       — Предубеждение против всего, что начинается со слова «псих»?       — Причём, похоже, на Парацельсе его разделяют, раз уж отселили их от остальных служителей Асклепия.       — На Парацельсе много людей, — рассудил Геруг. — Всегда найдётся кто-нибудь, кто что-нибудь разделяет. Или кого-нибудь.       Холи пропустила это замечание мимо ушей. Был вопрос, который она хотела бы прояснить, но задала она его скорее потому, что ей хотелось поколебать пьедестал, который потихоньку во время беседы воздвигал себе Геруг:       — Почему доктор Гугель называет вас «Вики»?       У Геруга дёрнулся даже не глаз или уголок рта, а всё лицо сразу, и он процедил сквозь зубы:       — Потому что он дурно воспитанный молокосос. И произнесёте это слово ещё раз – отправлю с обходным листом по всем отделениям. Дважды.       — Тогда вы мало чем будете отличаться от доктора Гугеля, — спокойно заметила Холи.       Геруг понял, что перегнул палку и что ему не стоило злиться на человека, который просто не мог знать всех тонкостей, и просто вздохнул:       — Такими темпами скоро наш округ потребуется обносить высоким забором с колючей проволокой – во спасение окружающих, — Геруг задумался, припоминая обитателей округа. — Нет, это уже давно пора было сделать.       — Почему вы так думаете?       — Жизненный опыт, — Геруг закончил расставлять галочки и в нужных местах и отправил документ на печать.       Услышав шум, Холи повернула голову и в недоумении уставилась на листок бумаги, выползший из недр принтера.       — Отнесёте Гуглю. Ответственность его, потеряет – ему же хуже.       — А почему… бумага?       — В смысле? — искренне не понял Геруг.       — Я хочу сказать, разве все и всюду уже не перешли на электронный документооборот ещё пару сотен лет назад?       — Холи, не задавайте глупых вопросов. Скоро вы сами всё поймёте.       По-прежнему недоумевая, Холи взяла распечатку и убрала её в сумку.       — До свидания, — она встала с кресла. — Приятно было познакомиться.       — Сомневаюсь, но предположим, — кивнул Геруг. — И вот что. Если увидите Рёна и Ивлин…       — Передать им что-то? — уточнила Холи, внутренне содрогнувшись от такой перспективы.       — Не подходите к ним. Обходите по большой дуге. Окликнут – сделайте вид, что оглохли. Попытаются догнать – бегите. Ради вашего же блага.       — Простите? — ошалела Холи.       — Вы же с ними уже сталкивались. Вы знаете, что они такое. Зачем мне пояснять что-то отдельно?       — Просто… они же ваши лаборанты…       — И поэтому я прекрасно их знаю и представляю, какую они несут угрозу.       Холи понимала Геруга, и в то же время такое его отношение к собственным лаборантам царапнуло её душу.       — И почему тогда вы их… терпите?       Это был неудобный вопрос. И Геруг приложил все усилия к тому, чтобы Холи это поняла. Он хмыкнул, отвёл взгляд, чуть откатился на стуле от рабочего стола и задумчиво постучал себя пальцем по кончику носа.       Холи не поддавалась. Она впервые в жизни видела мазохиста и считала своим долгом понять его образ мысли. Но правда была в том, что Холи и представить себе не могла истинную глубину геруговского мазохизма.       — Это долгая история, — наконец, с глубокомысленным видом выдавил из себя Геруг.       — Вы тоже не умеете играть в камень-ножницы-бумагу? — Холи высказала догадку, показавшуюся ей заведомо абсурдной.       Геругу она такой не показалась, отчего беспечный тон Холи обидел его ещё сильнее, чем мог бы.       — Некоторым иногда не везёт, — сухо ответил он.       Холи решила не искушать судьбу, поэтому просто вежливо попрощалась и выскочила за дверь. Совет Геруга в отношении его лаборантов она сочла дельным, несмотря на весь его неприятный цинизм, поэтому решила без надобности отношений не портить, тем более, что если она всё-таки поругается с Гугелем, ей понадобится союзник против него, и кандидатура Геруга в этом случае сама собой напрашивалась.       По коридорам Табуретки Холи кралась к выходу со всей возможной осторожностью. Ей действительно очень не хотелось встретить Рёна или Ивлин, или уж тем более обоих сразу. У них могли быть какие угодно причины хоть от врождённой социальной неловкости, но Холи не полагала это достаточным оправданием для того, чтобы позволить им есть себе мозг.       Выскользнув из дверей терапевтического отделения, Холи быстро пересекла холл, чему немало поспособствовало то, что на середине его она поскользнулась, и вылетела наружу практически в глухую ночь. Квадроцикл она взяла тот же самый, на котором приехала (или ей так показалось). Усаживаясь, устраиваясь поудобнее и заводя двигатель, Холи и не подозревала, что из лесу за ней наблюдает пара очень внимательных глаз.       Вулькопультер преданно прождал в засаде всё время, которое понадобилось Холи для разрешения своих проблем. Он вновь нашёл свою добычу и теперь был твёрдо намерен ею полакомиться. Выбежать к самой Табуретке он не рискнул, справедливо опасаясь, что будет замечен и каким-либо образом нейтрализован. Впрочем, единственное, на что согласились природозащитники, были усыпляющие дротики краткого действия, да распыление смеси с резким неприятным запахом для совсем уж наглых, так что смерть ему в любом случае не грозила.       Так или иначе, вулькопультер затаился в лесу, выжидая идеального мгновения для нападения.       Холи завела двигатель и покатилась по просеке в сторону общежития. Путь ей предстоял неблизкий – два часа без четверти – а тем временем уже стемнело, и поскольку организовать освещение просек никто не озаботился, лес погрузился в совершенную темноту, единственным источником света в которой, помимо окон Табуретки, была фара квадроцикла. Это делало Холи лёгкой мишенью, что сильно её беспокоило. Немедленно всплыли в памяти предостережения Фабиана о диких зверях, и теперь Холи хотелось включить максимальную скорость, чтобы доехать как можно быстрее. В то же время здравый смысл как всегда разумно подсказывал ей, что ехать в темноте по малознакомой дороге, вдобавок, ещё и даже гравием не посыпанной, было бы очень неосмотрительно.       Холи не знала, что если бы она дала волю страху и решилась бы послать здравый смысл в долгую пешую прогулку по окрестным лесам, ей бы удалось избежать нападения. А если бы ей удалось избежать нападения, то многое бы пошло иначе и кто-то, возможно, прожил бы дольше, чем вышло в конечном счёте.       Огни Табуретки скрылись за деревьями, просеку освещала лишь одинокая фара квадроцикла, ночное небо было усеяно звёздами, наиболее яркой из которых была станция Гогенгейм, а лес кругом чернел стенами гигантского лабиринта. Холи всячески заставляла себя не вглядываться в эту черноту, поскольку шансов что-то по-настоящему увидеть у неё всё равно было немного, а фантазия с радостью дорисовала бы монстров, которых в лесу не было и в помине. Поэтому, хоть сама она не заметила этого, но от страха напрягла слух так сильно, что практически вышла за пределы собственных возможностей.       Что она услышала? Еле слышный треск веточки, отброшенной толчком мощной лапы? Напряжённое дыхание хищника? Рык, невольно вырвавшийся у него из груди? Может, всё сразу? А если она просто каким-то чудом почувствовала этот прыжок?       Сама того не осознавая, Холи последовала древним инстинктам homo sapiens, резко обернувшись на звук, и увидела тень, от страха показавшуюся ей громадной, что отделилась от леса и в два прыжка настигла квадроцикл.       Холи следовало немедленно прибавить газу, тогда бы она избежала удара. Вместо этого она закрылась руками и пригнулась к рулю квадроцикла. Это действие, впрочем, тоже по-своему оправдалось.       Изменившиеся пропорции тела вулькопультера мешали ему контролировать свои действия с той же точностью, что и прежде, поэтому вместо того, чтобы впиться зубами в горло своей жертвы, он перелетел через квадроцикл, задев его лапами и повалив на бок, оскользнулся на рыхлой земле и отскочил в сторону в попытке сохранить равновесие.       Холи от удара о землю на короткое время полностью потеряла способность мыслить вообще. К счастью для неё, из-за уклона поверхности она не осталась лежать на земле возле квадроцикла, где вулькопультер растерзал бы её в два счёта, а скатилась вниз к деревьям в толщу подлеска.       Вулькопультер потряс головой, приходя в себя, и недовольно осмотрелся. Последнее время у него сильно ослабло ночное зрение, и хотя до уровня кого-то настолько беспомощного, как человек, он не опустился, иногда что-то разглядеть бывало проблематично, особенно теперь, когда он случайно получил прямо в глаза лучом света фары. Поэтому, не вполне представляя себе окружающую обстановку, вулькопультер подбежал к квадроциклу, схватился зубами за шину и подумал, что это что-то не то.       Холи тем временем пришла в себя в той мере, в какой это было возможно в сложившейся ситуации, приподнялась на локтях и с ужасом уставилась на вулькопультера, силуэт которого в свете фары приобрёл совсем уж пугающе-гротескные очертания. Первой мыслью, первым порывом Холи было бежать по просеке со всех ног, но она немедленно вкатила себе мысленную оплеуху за такую глупость. Это было бы форменным самоубийством. Табуретка с её безопасными стенами находилась уже довольно далеко, вдобавок ещё и на другой стороне просеки. Ночной хищник увидит её и догонит прежде, чем она успеет пробежать хоть четверть пути. Учтя всё это, Холи справедливо рассудила, что находится в безвыходном положении, и ждёт её лишь одно.       Смерть.       Холи вдруг поняла это так ясно, словно её уже убили и она бесплотным призраком со стороны наблюдает за тем, как вулькопультер терзает не шину квадроцикла, а её собственное тело. Поначалу она сама удивилась собственному спокойствию. А потом поднялась волна страха. Ослеплённая им, Холи вдруг неожиданно резво вскочила на ноги и бросилась вглубь леса.       Услышав треск ломающихся кустов, вулькопультер наконец с чувством выполненного долга выплюнул шину и бросился на звук. Он не видел Холи так чётко, как мог бы, и ориентировался скорее по совокупности ощущений зрительных, слуховых и обонятельных, но это его ни капли не смущало. Жертва бросилась в лес, тем самым сделав за него половину дела и своею же рукой подписав себе смертный приговор.       Холи бежала, оступаясь на кочках и запинаясь о корни деревьев. С её комплекцией и ростом хорошей бегуньей она не была никогда и на неизбежных физкультурных занятиях с молчаливого согласия махнувших на неё рукой преподавателей скорее имитировала старание, чем действительно старалась. Но сейчас Холи было не до сожалений.       Время от времени размышляя о конечности человеческого бытия, Холи иногда пыталась представить себе мир после своей неизбежной смерти. Но раз за разом фантазируя о том, каково это – не быть – какого это – знать, что скоро тебя больше не будет – Холи внутренне содрогалась от непонятного ей самой приступа ужаса, этого невыносимого страха неизвестности.       Но сейчас речь шла вовсе не о фантазии.       Страх перед неизбежной гибелью затуманил Холи разум, лишив способности мыслить связно, не говоря уже о способности мыслить логически. Она не разбирала дороги, не искала укрытия и не пыталась запутать следы. Она просто бежала через ночной лес, не помня себя от страха, задыхаясь от непривычно быстрого и долгого бега и всё усиливавшейся боли в ушибленном при падении боку. Разумеется, долго такой забег продолжаться не мог, и не только по причине физической слабости Холи.       Оказавшись в лесу, своей родной стихии, вулькопультер оживился, ободрился и, уверившись в собственном торжестве, весело поскакал следом за добычей по веткам деревьев. Ему было забавно смотреть на то, как неуклюже Холи продиралась через лес, смешно слышать её тяжёлое прерывистое дыхание, когда она почти заглатывала воздух, усилием воли заставляя работать нетренированные лёгкие.       Нападая на человека, вулькопультер был готов ко всему. Он был готов ко встрече с монстром за пределами его понимания, с чудовищем, способным убить его одним взглядом или, в крайнем случае, мизинцем. Но человек оказался неприлично безобидным созданием. Обычно жертвы вулькопультера либо пытались отбиться, и с такими приходилось считаться, либо драпали так, что без определённой доли везения в жизни не догонишь. Холи Фолли не делала ни того, ни другого. Вулькопультеру только оставалось предположить, что она настолько ядовита, что есть её опасно для жизни. Иначе он никак не мог взять в толк, почему этого ещё никто не сделал.       Охотиться тут со всей очевидностью было не на что – приходи и бери. Затягивать охоту не имело смысла.       Холи споткнулась об очередной корень и просто плашмя рухнула на землю, чуть не выбив себе глаз очками. Вулькопультер перепрыгнул на ветку потолще и подобрался для последнего прыжка, который должен был оборвать жизнь жертвы.       Холи, даже не пытаясь встать, полуослепшая от боли, только обернулась, отчаянно выискивая взглядом в окружившей её тьме своего убийцу. Но переплетение ветвей, лабиринт стволов и кустов слились перед её мечущимся взглядом в одну абстрактную картину безумного недохудожника.       Она не смогла увидеть вулькопультера, даже когда он на неё бросился.       — Вставай!       Тень, очертания которой Холи не смогла разобрать, бросилась на прыгнувшего вулькопультера и сбила его на землю. Холи вздрогнула. Крик принадлежал человеку.       К сожалению, так уж получилось, Холи никогда не служила в армии, поэтому любой приказ сначала проходил обработку у неё в мозгу, что существенно замедляло его исполнение, особенно когда мозг не функционировал в штатном режиме. Поэтому Холи осталась лежать, полуобернувшись и глядя в темноту в ожидании восстановления мыслительного процесса.       Вулькопультер не ожидал, что кто-то попытается оспорить его добычу. Ещё меньше он ожидал, что этот кто-то не попытается съесть её раньше, а бросится на него самого. Верно говорят, что более всего охотник уязвим в миг убийства. От неожиданности вулькопультер не только не успел ничего сделать, так ещё и при падении ударился головой о ствол дерева, отчего у него всё поплыло перед глазами.       — Давай, давай, шевелись!       Спаситель схватил Холи за шкирку, рывком поднял на ноги и поволок за собой через лес. Мозг Холи так и не включился, и она позволила вести себя человеку, которого видела впервые в жизни. С другой стороны, стоит заметить, что альтернативой был голодный и злой вулькопультер, так что решение было не столь уж и неразумным.       Придя в себя, вулькопультер огляделся в поисках ускользнувшей добычи и, напав на след, бросился через лес, огласив его громким воем.       Холи никак не отреагировала на этот душераздирающий звук, в отличие от своего спасителя.       — Беги дальше, беги к реке, — сказал он, похлопав Холи по плечу. — Не останавливайся.       Наблюдая полное отсутствие реакции на свои слова, спаситель просто толкнул Холи в нужно направлении, а сам остановился и развернулся, готовясь к бою. Ему уже приходилось сражаться с вулькопультерами в том числе, и хотя приятного он в том видел мало, катастрофы поединок ему также не сулил.       А Холи побежала дальше. Однако вовсе не потому, что поняла, что от неё хотели, а просто потому что импульс движения был уже задан. Она бежала, бежала и бежала, постепенно всё замедляясь и замедляясь. Вулькопультер в компании нежданного спасителя остался далеко позади, и, лишённая стимула, постепенно Холи совсем остановилась.       Она тяжело дышала, пытаясь насытить мозг кислородом и наконец заставить его работать. Медленно Холи начала приходить в себя. И тогда она поняла, что стоит одна ночью посреди глухого леса, запыхавшаяся, где-то подвернувшая лодыжку, вся исцарапанная, грязная и отшибленная. Это поставило Холи в тупик, потому что она даже не могла вспомнить, как здесь очутилась. В мозгу вертелось лишь то, что ей зачем-то срочно надо к реке.       Холи задумалась. Ей не нравилось, что у неё была столь конкретная потребность без всякого понимания, откуда эта потребность такая взялась. Ключом к этому желанию была память о том, что только что произошло и как Холи сюда занесло, но её организм посчитал, что она примет более разумное решение, если пока что всего этого помнить не будет. Поэтому Холи немного подумала и решила, что пока что выйти к реке было бы правильно, потому что вдоль неё проще дойти до моста и просеки.       Где была река, Холи не знала, но по непонятной ей причине была уверена, что стояла лицом в нужную сторону, и потому просто пошла вперёд. Спустя три четверти часа она и в самом деле вышла к реке. Растерянно оглядевшись в поисках моста, Холи вдруг увидела на том же берегу, где стояла, огонёк.       Свет пробивался через ветви кустов, росших большой группой ниже по течению на самом берегу реки и отделённых от леса прогалиной. Холи заинтересовалась и пошла на свет, справедливо ожидая увидеть возле него если не людей, то хотя бы следы человеческой цивилизации. Ей и в голову не пришло, что, пусть и чисто теоретически, там ей могла угрожать опасность. Выбирая между темнотой звёздной осенней ночи и искусственным светом человеческого жилища, Холи без сомнения выбрала второе. Собственно, она даже не заметила, что выбор вообще имел место.       Приближаясь к источнику света, Холи наконец смогла понять его природу. Источником света оказался аккуратный одноэтажный домик из тех, которые ей приходилось видеть лишь на картинках в детских книжках, небольшой, уютный, с непременной струйкой дыма из каминной трубы и неизменным садиком, обнесённым крашенным деревянным заборчиком по пояс обычному человеку. Эта маленькая сказка смотрелась на Парацельсе так дико, что Холи пришлось ущипнуть себя за щёку, чтобы увериться, что это не глюки.       Дойдя до забора, Холи растерянно огляделась в поисках калитки. У реки забор упирался в обрывистый берег, поэтому ей оставалось лишь попытаться обойти дом со стороны леса, потому что Холи не чувствовала в себе желания ещё куда-то лезть. Вскоре Холи действительно нашла низенькую калитку, от которой премилая мощёная дорожка вела к крыльцу дома. Неуверенно касаясь калитки, Холи невольно задумалась, что же за фея должна была жить в таком милом месте.       — Не заперто.       Холи вздрогнула от неожиданности, вскинула голову и осмотрелась. Из-за куста с правой стороны дорожки вышла Альке и улыбнулась:       — Заходи.