Всё, кроме денег

      В джунглях стояла изумительная какофония. Холи страшно было даже попытаться представить, какое количество животных надо собрать в одном месте, чтобы производить настолько страшный гвалт. А, главное, зачем. Холи, конечно, подозревала, что обычно в джунглях, даже самых дремучих, не должно быть так шумно, это ж всё-таки лес, хоть и тропический, а не чокнутый мегаполис, но ей далеко не сразу пришло в голову простая мысль о том, что животные могут очень бурно реагировать на вот эту неестественно ярко сияющую дыру в пространстве, из которой только что вылезли три бронепоезда на ходулях. Холи, конечно, слышала о том, что у животных, мол, и восприятие острее, и землетрясения они предсказывают и всякие прочие сказки о сверхъественных способностях животных, однако поначалу она как-то не догадалась связать их с необычно шумным лесом и чёртовым порталом, который банально излучает.       И на фоне всей этой невообразимой какофонии всё же создалось впечатление, что шлем выскользнул у Гугеля из рук и с тяжёлым стуком упал на землю, не шелохнувшись из-за собственного леса, в абсолютной тишине. Ощущение было столь отчётливым, что на мгновение Холи даже показалось, что она просто оглохла.       — А вы куда собирались? — меж тем спросила старушка, не оценив всей драматичности момента. — И с этими штуками, — она кивнула на портал, — поосторожней. Фонит же небось.       Гугель судорожно кивнул, больше рефлекс, чем согласие. Он смотрел прямо перед собой, не видя вообще ничего. Он вдруг сделал вдох, настолько долгий и глубокий, что Холи бы не удивилась, если бы он надулся шариком, молча развернулся и двинулся куда-то через заросли, что можно было счесть своего рода подвигом, если прибавить к тяжести скафандра непролазность местной растительности.       — Что это с ним? — спросила старушка, когда Гугеля стало не видно за всей буйной зеленью.       — По-видимому, его эксперимент не удался, — ответила Холи, наконец справившись с собственным шлемом.       — А, — понимающе кивнула старушка. — Все рано или поздно через это проходят. Ничего, бывает.       И всё же Холи забеспокоилась. Разумеется, путь любого научного исследования состоит из череды успехов и неудач. И неудач в среднем в разы больше, чем успехов. Но, вспоминая ещё совсем недавнее радостное возбуждение Гугеля и его же непрерывную трясучку от чрезмерного волнения, Холи не могла избавиться от мысли, что даже если «это бывает» и «все через это проходят», всегда есть кто-то, кто переносит что-то хуже, чем в среднем по галактике.       — Вот только, — старушка задумчиво посмотрела на кусты (во всяком случае, Холи предпочитала думать, что это кусты), за которыми скрылся Гугель, — в той стороне море. Он как, очень импульсивный?       Холи уронила шлем – что, в общем-то, было несложно из-за его тяжести.       — Я… э… пожалуй… схожу проверить?       Холи кое-как развернулась, потихоньку приноравливаясь к работе экзоскелета, и настолько поспешно, насколько позволял скафандр, направилась в сторону тех кустов, за которыми, как ей казалось, и скрылся Гугель.       — А, мисс Фолли! — догнал её голос Гербера, раздававшийся из динамика в упавшем на бок шлеме. — А я могу шлем снять?       — Да, да, можете, — не глядя бросила Холи.       Не то что бы она действительно думала, что Гугель пойдёт топиться. В конце концов, он даже не знал, что в той стороне море, а услышать шум прибоя в этой какофонии было практически невозможно. И в любом случае, Холи не верила, что он осознанно, всё взвесив, решит наложить на себя руки. Скорее, она боялась, что он отмочит какую-нибудь глупость в состоянии аффекта, пока ещё не очень соображает.       Следопыт из Холи был никакой, что она прекрасно осознавала, потому примерно, как оказалось, на полдороге обнаружив сброшенную Гугелем шкуру – то есть скафандр – она несколько воспряла духом, убедившись, что выдерживает направление по крайней мере пока что. А заодно догадалась сама вылезти из скафандра. Даже при том, что Холи очень спешила, освободиться от мобильного бункера оказалось не в пример проще, чем в него залезть – в спешке она не обратила на это внимания, но на самом деле случайно нажала на кнопку, о существовании которой не подозревала, отчего у скафандра раскрылась спина. В следующее мгновение Холи поняла, что в скафандре ей было не так уж и плохо. При том, что он тяжёлый и душный, как оказалось (вообще-то, оно само собой подразумевалось, но, находясь внутри скафандра, заметить это было не так просто), в скафандре имелся «климат-контроль», позволявший облачённому в скафандр чувствовать себя не комфортно, но вполне сносно. В джунглях ничего подобного «климат-контролю» не было. Были только жара и влага. Примерно так себя чувствует булочка в пароварке. Холи полностью покрылась потом ещё до того, как успела вылезти целиком, и уже через пять минут ничего не видела за заливавшим глаза потом. Возможно, это даже пошло Холи на пользу, поскольку, вынужденно пробираясь через джунгли ощупью, она умудрилась не сбиться со следа.       Ещё не выйдя из джунглей, Холи услышала всплеск и, как ни странно, на мгновение даже ободрилась, поскольку это значило, что она шла в верном направлении. Выбравшись из зарослей, Холи протёрла глаза, невольно наслаждаясь морским бризом, если не приносившим прохладу, то хотя бы сдувавшим пот, и увидела обрывистый берег, завершавшийся деревянным причалом, видимо, дальним родственником причалов Тортуги. Возможно, даже их ровесником. Подбежав к краю причала, Холи обнаружила Гугеля, стоявшего как истукан по пояс в воде и смотревшего на море. Прибой накатывал на него, иногда доставая ему до груди, отчего Гугель слегка покачивался, точно буёк. По крайней мере, он не мог здесь утопиться при всём желании – если бы хотел, дошёл бы до конца пирса, где даже по цвету воды легко было понять, что гораздо глубже.       Выдохнув от облегчения, Холи бухнулась на колени, потому что от пробежки через заросли ноги устали. Услышав звук падения, Гугель вздрогнул, резко обернулся и круглыми глазами уставился на Холи. Она ответила ему столь же молчаливым взглядом, хоть глаза пучить и не стала.       Гугель покрасней до корней волос и быстро выпалил:       — Это не то, что ты подумала!       Выглядел он при этом настолько потешно, что Холи не удержалась и с каменным выражением лица спросила:       — А что я подумала?       Гугелю захотелось провалиться сквозь землю. Он даже умудрился покраснеть ещё сильнее, чем прежде.       — Я… я это… я просто оступился… и упал… я не пытался…       Особенно высокая волна плеснула Гугелю в ухо, за которое он немедленно схватился.       Сколько бы Холи впоследствии об этом ни думала, она так и не смогла понять, что вдруг на неё нашло. Она стояла на четвереньках на причале, глядя на сконфуженного Гугеля, пытавшегося вытрясти воду из ушей, на волны, омывающие монументальные сваи причала, и не думала вообще ни о чём. В голове царила пустота, каковая воцаряется лишь в столпотворении мыслей, тишина, рождённая из какофонии. Она не думала ни о чём и обо всём сразу. Поэтому Холи так никогда и не придумала, зачем она вдруг встала, подобралась и прыгнула с причала прямо в воду. Море не только поглотило её целиком, но ещё и волной, как он рванувшей бомбы, накрыло с головой Гугеля, и когда Холи вынырнула и встала, с ошалевшего от происходящего Гугеля ручьями текла вода, отчего он выглядел настолько потешно, что Холи к собственному удивлению чуть не согнулась пополам от смеха (отчасти её удержало то обстоятельство, что в противном случае она бы просто шмякнулась лицом о воду).       — Ты чего? — тихо спросил Гугель, скорее по инерции, чем потому что ждал некоего разъяснения.       — Не знаю, — честно ответила Холи. — Я давно не была на море?       Гугель нахмурился:       — Не надо меня жалеть, ладно?       — Вы неожиданно быстро пришли в себя.       Холи не знала, оправился ли Гугель. Она просто видела, что он вроде как адекватен и в состоянии поддерживать беседу, и уже одно это считала хорошим знаком.       — Вода холодная, — буркнул Гугель, нахохлившись.       — Ну да, — согласилась Холи и поёжилась.       — Тебе что-то надо?       Холи пришло в голову только дурацкое «не расстраивайтесь», и она решила промолчать. Гугель имел полное право расстроиться, и никто бы его не упрекнул даже если бы он впал в депрессию или разрыдался. Или всё сразу.       Гугель вздохнул и потряс головой.       — Всё со мной в порядке. Ну да, я не ожидал, что провал будет настолько смачным, но… аргх! — он взъерошил волосы, отчего во все стороны полетели брызги. — Но изобрести второй раз велосипед – это особенно унизительно. Хаа… И потом, какая тебе-то разница?       — В смысле?       — Это же ты у нас толкаешь идею, что всем нам тут друг на друга плевать.       — А… да… но…, — Холи собралась с мыслями. — Мне же нужна ваша подпись на отчёте о практике?       Гугель так удивился, что даже не обиделся.       — Господи, Фолли, — он провёл рукой по лицу, — ну ты даёшь. Ты с причала сиганула за моей подписью?       — Как бы… мне тоже не чужда эмпатия, особенно когда…, — Холи задумалась. — Думаю, я к вам немножко привыкла.       — Да? Как мило с твоей стороны.       Холи хотела ещё что-то сказать, желательно, ободряющее, но прежде, чем придумала, что именно, почувствовала, как нечто коснулось её ноги. Опустив глаза, она ощутила в животе мёрзлый ком слежавшихся внутренностей, потому как увидела огромное щупальце, деловито рыскавшее по дну в полуметре от них с Гугелем. Более того, щупальце поняло, что оно что-то нащупало. Проследив за взглядом Холи, Гугель молча схватил её за руку и потащил вдоль причала туда, где, на их счастье, вниз к воде спускалась деревянная лесенка. Точно также молча Гугель пихнул Холи на ступеньки, и молчаливое бегство завершилось, лишь когда они выбрались на причал. Подойдя к самому краю, Холи как загипнотизированная смотрела на гигантские щупальца, ощупывавшие дно вокруг причала, почему-то не касаясь ни свай, ни самого причала.       — Дрессированный гад, — Гугель устало сел прямо на настил.       Пришедшее следом за шоком разочарование смыло вместе с радостным возбуждением и все силы, и теперь ему просто хотелось забиться куда-нибудь в дальний угол и ничего не делать. И уж во всяком случае не куда-то идти и с чем-то разбираться. В воображении его в то мгновение причал представлял собой свой собственным маленький мирок, отрезанный от всех внешних раздражителей. Но присутствие Холи, как ни странно, Гугеля не раздражало.       — Вы как? — Холи присела рядом с ним и склонила голову к плечу, всматриваясь ему в лицо.       — Хочу стать морским огурцом. Хорошо им живётся, — Гугель невидящим взглядом уставился в море.       Холи тоже перевела взгляд на горизонт. Она чувствовала облегчение от того, что состояние Гугеля оказалось не таким тяжёлым, как она предполагала первоначально. Вот только она не имела ни малейшего представления, что делать дальше. Конечно, ей было его жалко, к собственному её сожалению эмпатией её природа не обделила, она прекрасно понимала, что при всех своих заскоках Гугель вовсе не был плохим человеком по своей сути, так что в том, чтобы пожалеть его, ничего будто бы противоречившего жизненной позиции Холи вроде как не наблюдалось. Ведь он как будто уже не совсем чужой – после всех-то случаев, когда ей уже приходилось с ним нянчиться. От небольшой капельки сочувствия сверху ничего не отвалится.       Однако за всю свою жизнь утешать Холи приходилось только пару раз младшую сестру, и то по куда менее существенным поводам. Ей было стыдно за то, что в недавнем разговоре с Гугелем он проявила полное отсутствие такта, но как это поправить, она не знала. Она даже не знала, стоит ли ей вообще сейчас пытаться что-то исправить, что-то сказать и как-то его ободрить, или просто уйти, чтоб не маячить и дать человеку немного побыть наедине с собой. В конце концов, они действительно не были настолько близки, чтобы Холи его утешать. Провал Гугеля Холи касался ровно постольку, поскольку она сама расстроилась из-за того, что долгожданный портал в иное измерение в действительности привёл их просто в другое место на Парацельсе. Всё остальное не имело к ней отношения.       Раздираемая внутренними противоречиями, Холи просто молча сидела подле Гугеля, будто бы порываясь что-то сказать, но в то же время не имея ни малейшего отношения, что и каким образом сформулированное. Писать даже самые заумные сочинения по литературе и чёртово эссе по философии было значительно проще.       — Неожиданно, — вдруг заговорил Гугель, — но я начинаю немного понимать Грифа.       Холи с удивлением на него посмотрела.       — Просто, когда раз за разом ничего не получается, хочется свернуться в клубок жалости к самому себе и опустить руки.       — Но вы…, — по мнению Холи о человеке, который оказался на Парацельсе и в звании доктора наук, да ещё с личной лабораторией, нельзя было сказать, что у него «ничего не получается».       — У меня есть младший брат, — спокойно, почти умиротворённо, пояснил Гугель, глядя на Холи. — Дмитрий, если тебе это что-то скажет.       На секунду Холи подвисла:       — Тот самый Дмитрий?!       — Тот самый, — Гугель обхватил себя за плечи, словно закукливаясь. — Он гений. Он всегда был гением. Быть его родственником – величайшая честь. Знаешь, ощущать, что я приложил руку к воспитанию вот этого мальчишки, которому сейчас совершенно искренне рукоплещут залы напыщенных снобов. А ещё он добрейшая душа. Сколько ему ни было явлено доказательств моей полной бездарности, он всегда мной восхищался.       — Бездарность не станет доктором—       — Мой отец – директор элитной музыкальной школы, а мать продюсирует концерты симфонической музыки. И оперу, — Гугель усмехнулся и перевёл взгляд на море. — У меня не было шансов. Ты не можешь родиться в музыкальной семье и не стать музыкантом. Ну, или хотя бы попытаться им стать. И я неплохо играл.       Холи попыталась представить себе Гугеля за фортепиано, но перед её мысленным взором нарисовалась лишь картина, как он остервенело лупит по клавишам молотком, проводя какой-нибудь опыт, связанный с физикой натяжения струн. Холи стало стыдно за собственное воображение.       — А потом родился Дёни. Он рос, и вскоре начал играть гораздо лучше меня, и это при том, что я его на восемь лет старше. Я быстро всё понял. Я никогда особенно не стремился играть, но похвалы родителей подпитывали меня. А Дёни рождён для музыки. Ко мне не стали относиться хуже, но… я знал, что теперь я всегда второй после младшего брата. Как старший это я должен был быть первым, я должен был подавать ему пример, показывать дорогу, вести за руку. А оказался полностью ему бесполезен. Но Дёни продолжал мной восхищаться. Продолжает по сей день. Как будто я чего-то стою, — Гугель шмыгнул носом, глаза его покраснели. — Я хотел сделать что-то, добиться чего-то, чтобы заслужить это восхищение. Чтобы ему не приходилось восхищаться пустышкой только потому, что эта пустышка его старший брат, — он свесил голову между коленей.       К облегчению Холи, Гугель не плакал. Она не знала бы, что делать, если бы он заплакал, хотя в действительности такая его реакция особенно теперь казалась бы ей естественной. Старший брат Холи всю жизнь увлекался юриспруденцией (ну, насколько можно увлекаться юриспруденцией примерно с пятилетнего возраста, насмотревшись сериалов о бравых адвокатах всех времён и народов), а младшая сестра – историей (то есть, с тех пор, как она решила подсмотреть в истории примеры тактических приёмов, которые сгодились бы для дворовой войнушки – особенно ей нравились идея со слонами и с сожжённой столицей), области их интересов никогда не пересекались, от старшего, Джолли, требовалось лишь хорошо учиться и прилично себя вести. Их никогда не готовили специально к каким-нибудь конкурсам или олимпиадам, мистер и миссис Фолли были людьми скромными и гордились уже тем, что никто из их детей до сих пор не убился. Представить жизнь юного музыканта и оказываемое на него давление казалось Холи почти невозможным. С раннего детства вкладываться в музыку только для того, чтобы понять, что это не твоё. То есть, это Холи так предполагала. Она разумно исходила из того, что для разочаровавшегося в своих способностях музыканта квантовая физика – всё же не самый очевидный выбор.       И всё же, хотя Гугель не плакал, Холи думала, что ему надо как-то помочь, как-то утешить. Она не знала как, и не знала, имела ли вообще право это делать. Особенно после того, как почти незнакомый человек открыл ей свою душу.       — Мне кажется, в этом и состоит наука, разве нет? — еле слышно начала она. — Никогда ничего не получается с первого раза. Только долгие и иногда бесплодные усилия, и бесконечные попытки, чаще всего провальные. И так потихоньку, шаг за шагом, медленно, со скрипом, всё и движется вперёд. Кто-то всю жизнь работает и бьётся, но не находит решения, но именно его усилия позволяют следующему поколению найти решение и поставить новый вопрос. И это здорово. Быть частью чего-то настолько великого, — Холи замялась. — Я маленький человечек. Обыватель в худшем смысле слова. У меня нет великого видения. Неплохая соображалка и достаточно усидчивости, но мне никогда не совершить великих открытий. Может показаться смешным, как Магда носится со своим экспериментом, но я завидую ей. Я никогда не стану, как она. Я могу только работать в кордебалете у тех, кто действительно что-то ищет, к чему-то стремится, у кого хватает фантазии ставить бесконечные задачи и искать им нетривиальные решения, — Холи сглотнула, она не решалась смотреть на Гугеля. — И когда я услышала, чем вы занимаетесь, я подумала, как же мне повезло. Повезло стать практикантом в такой лаборатории. У такого человека. И я по-прежнему считаю, что мне повезло. Уже то, что вы поставили такую задачу. У меня на курсе все бы хохотом зашлись, предложи кто такое как реально поставленную задачу. С первой попытки не получилось, ну так это нормально. Надо просто посмотреть все данные, перепроверить расчёты, сверить расчётные значения с полученными и тогда думать… Вы дали мне возможность не только мечтать, но стать, пусть и незначительной, но частью чего-то великого, прикоснуться к настоящему чуду. Конечно, я не ваш брат, и моё мнение для вас мало что значит, но вы не кажетесь мне безнадёжным. Просто пробить дырку в параллельную вселенную не в пример сложнее, чем взять пару нот на рояле.       Воцарилась тишина, если не считать шума волн. Последний раз Холи было так страшно перед самым объявлением результатов вступительных в университет.       — Фолли, ты когда-нибудь играла Листа?       — Что?       Холи против своей воли повернулась к Гугелю и увидела, что он смотрит на неё из-под локтя поверх коленки. Виден был только его глаз.       — Я просто к тому, что взять пару нот на рояле далеко не так просто, как ты думаешь. Особенно когда тебе три года. Знаешь, никто не будет делать для тебя маленький детский рояль с лёгкими клавишами. Тебя сажают за огромного монстра, до педалей ты не достаёшь, а на клавиши ты сможешь нажать, только если на них прыгнешь. С разбегу.       — А это не классифицируется, как пытка? Издевательство над детьми? Что-то, запрещённое конвенцией о правах ребёнка?       — Ты ещё до балерин попробуй докопаться.       — Но…       Гугель фыркнул.       — Боже, зачем я вообще всё это тебе рассказал?       — Вам надо было выговориться?       — Гм. Ну да. Наверно, — Гугель сконфузился и закуклился в почти идеально сферическую форму. — Спасибо.       — Не за что. И вам спасибо.       — А. Ага.       — Гм.       — Так, всё, хватит! — Гугель резко раскуклился и хлопнул кулаком по настилу, одним только чудом не всадив себе в рук десятка три заноз сразу. — Не надо меня жалеть, я и сам с этим прекрасно справляюсь. Прости. И спасибо. И прости.       — Не беспокойтесь. Я… просто сказала то, что думала. То есть, это даже помогло мне организовать свои мысли.       — Надо же, я хоть кому-то оказался полезен, — Гугель тяжело вздохнул. — Ладно, хватит страдать фигнёй, пора за работу.       — А назад мы тоже через портал?       — Я не знаю, где мы, но, судя по всему, очень далеко от округа. Так что да, через портал будет быстрее.       От одной мысли о необходимости снова лезть в скафандр Холи становилось дурно, но она решила оставить это при себе, поскольку не то что бы её желания могли что-то изменить в этом вопросе.       Гугель хлопнул себя по коленям, встал и протянул руку Холи. Та несколько удивилась, но руку приняла и тоже встала. Однако отчего-то Гугель не спешил отпустить её руку. Дело в том, что он был занят поистине невероятным и неожиданным открытием – он вдруг осознал, что Холи Фолли – девушка. Не то что бы до этого он считал её юношей, во всей её внешности не было ничего такого, что позволяло бы отнести её к мужскому полу. Скорее, он не считал её никем, потому что её половая принадлежность не имела никакого значения и ни на что не влияла. И потому тем более странным выглядело то обстоятельство, что он обратил внимание на её пол сейчас. И не потому, что через намокшую одежду что-то просвечивало – через джемпер и толстые джинсы особенно не попросвечиваешь – а будто бы просто так. Гугеля это вогнало в ступор. Он смотрел на Холи, на её руку в своей руке, прокручивал в голове их разговор, и ему хотелось всё-таки прыгнуть с причала, чтобы в этот раз наверняка утопиться. Мысль о том, что Холи видела его настолько жалким, просто его убивала. Ему хватало переживаний из-за провалившегося эксперимента, чтобы теперь вот так без предупреждения ему на голову свалилось ещё и это, чем бы оно ни было.       — Доктор Гугель?       — … А?! Что?       — Вы как?       — Нормально. Не знаю. Не важно, — Гугель резко выдернул руку и, сжав её в кулак, быстро сунул в карман. Ощущения от соприкосновения с рукой Холи отчего-то никуда не делись.       Холи удивилась, но решила списать странную реакцию на расшатанную нервную систему Гугеля и оказалась не так неправа, как можно было бы подумать.       — Тогда пора за работу? — предложила Холи. — Где-то в этих джунглях остались наши скафандры и мистер Гербер.       Гугель в ответ промычал что-то невнятное, что Холи истолковала как согласие и команду к действию. Развернувшись, она углубилась в заросли, оставив Гугеля в одиночестве на причале с переменным успехом размышлять о смысле всего сущего.       Скафандры Холи нашла быстро (к своему превеликому смущению она обнаружила, что оставила в джунглях след достаточно чёткий, чтобы самой потом его отыскать), и так же быстро поняла, что ни один из них на своём горбу не дотащит, а одеться в одиночку задача в принципе невыполнимая. Тогда она решила попытаться найти Гербера, который мог сыграть роль грузчика и помощника, и, если получится, загадочную старушку как символ цивилизации в этом природном буйстве. У портала к ужасу Холи не оказалось ни того, ни другой, зато за соседними кустами обнаружилась тропинка, даже со следами подсветки по краям. Холи подумалось, что такая подсветка пригодилась бы и в округе, хотя и не совсем понятно, что с ней происходит во время «крайней меры». Выйдя на тропинку, Холи задумчиво осмотрелась и решила пойти в сторону, как она предположила, от моря.       Гербер нашёлся буквально через два поворота чуть в отдалении – далеко он в скафандре уйти не успел.       — А, мисс Фолли! Наконец-то! Можно мне уже снять этот аквариум на ножках? — по лицу Гербера струился пот, насквозь мокрые волосы облепили голову.       — Только не надейтесь, что вам от этого станет легче. Кроме того, мы сейчас всё равно обратно через портал пойдём… наверно…       Гербер посмотрел на неё с самой искренней мольбой во взгляде.       — Ну, пока доктор Гугель не вернулся… наверно, можно?       Гербер принялся радостно стаскивать скафандр, и Холи подошла к нему помочь. Отбросив скафандр в сторону, Гербер сладко потянулся и окинул Холи задумчивым взглядом:       — Это вы так взмокли или где-то искупались?       — А? — Холи растерянно посмотрела на него, а потом взглянула на себя.       С неё всё ещё сочилась вода, особенно с джемпера, и Холи подумала, что надо снять хотя бы его, тем более что в жаре и духоте джунглей он слишком быстро нагревался, да даже если он был бы и сухой, в нём всё равно было бы слишком жарко. Однако стянуть мокрый джемпер оказалось проблематично, набухшая тяжёлая ткань липла со всех сторон и сковывала движения, отчего Холи неизбежно застряла. С любопытством наблюдавший за процессом Гербер рассмеялся, подошёл к ней и резко сорвал джемпер, сбив заодно вместе с ним и очки, которые ударились о пальму или что там это было (надо сказать, для Холи любое тропическое растение по умолчанию было пальмой – иных она просто не знала) и упали на землю. Холи встряхнулась и одёрнула рубашку. К её раздражению Гербер беспечно бросил джемпер на землю.       — Вы могли бы не разбрасываться моими вещами? — Холи наклонилась за очками.       Потом она очень долго думала, а что бы было, не наклонись она. Если бы она сразу сказала Герберу тащить скафандр к порталу, а своими вещами занялась уже потом. Если бы она была хоть чуточку осмотрительней и хотя бы чуть менее доверчивой. Миллион всяких «если», не имевших смысла, потому что не случившихся.       — Знаешь, а ты в моём вкусе, — сказал Гербер, вздёрнув Холи за шиворот ещё до того, как она успела подобрать очки.       — Простите? — опешила Холи.       — Кто-то любит худых, а мне больше по нраву, когда есть, за что ухватиться, — он дёрнул её к себе и без тени пиетета нащупал складку у неё на животе. — Так гораздо мягче.       — Мистер Гербер, мне неприятно.       Холи попыталась его отпихнуть, но Гербер ожидаемо оказался сильнее. Она чувствовала на щеке его дыхание, её спина упиралась ему в живот, а его руки щупали её грудь, и внутри неё раскрывалась мёрзлая бездна. В глазах темнело, горло сдавило, в ушах затих шум волнующегося леса, а внутри всё смёрзлось. Мозг Холи отказывался осознавать происходящее, он принимал сигналы, но не знал, что с ними делать. Холи не было страшно – потому что ей не было никак. Она превратилась в окоченевшую куклу.       Гербер не обращал на её реакцию никакого внимания. Он нёс ахинею о том, как ему нравится Холи, как здорово будет им сейчас тут же рядом вон за теми кустиками, потому что в зарослях никто не увидит и не услышит, и как он весело заживёт с ней потом за пределами Парацельса.       Как ни странно, при всём своём ступоре пред лицом неожиданной опасности, мозг Холи сработал наилучшим образом из возможных в её ситуации. Тренированный мозг студента начал искать решение ещё до того, как хозяин успел понять, что происходит, перебирая известные факты, имеющие хоть какое-то отношение к ситуации и действующим лицам, и извлёк из запасников чудесный список команд, выданный ещё в Центре Распределения Добровольцев, который Холи потеряла во время уборки на балконе.       — Стоп, — громко и чётко произнесла Холи.       Как и полагалось, команда заставила Гербера мгновенно выпрямиться, вытянуть руки по швам и заткнуться. Пока что Холи было достаточно и этого. Что приятно, эффект не проходил до прямой отмены команды или перевода «добровольца» в режим «ручного управления». Холи мгновенно отстранилась и отскочила так далеко, как смогла. Подбирать очки она не стала – ей на Гербера смотреть не хотелось, не то что к нему приближаться. Она тяжело дышала, ей пришлось сжать кулаки, пока ногти почти не впились в ладони, так сильно ей хотелось вытереть всю себя, вытереть шею, о которую Гербер тёрся щекой. Но Холи не хотела показывать свою слабость на глазах у насильника. Разговаривать с ним она тоже не хотела. Холи подобрала джемпер и встряхнула его, но грязь и мелкий мусор запутались в растрепавшихся намокших волокнах и не хотели отставать. Холи вздохнула, отчасти потому, что ей было жаль джемпер, отчасти оттого, что она слышала, что глубокое медленное дыхание оказывает успокоительный эффект. Ей оставалось лишь успокаивать себя тем, что всё уже позади, что ей повезло, и худшего удалось избежать, а последствия достаточно малы, чтобы считать их несущественными. Её всего-то попытались изнасиловать.       Подумаешь.       — Вы всё ещё здесь?       Холи аж подпрыгнула от неожиданности. Из-за поворота тропинки показалась всё та же старушка и остановилась, разглядывая открывшуюся ей сцену.       — Он всё-таки попытался утопиться?       — А? Что? Кто? — Холи моргнула. — А, доктор Гугель? Нет, нет, он просто упал с причала.       — Да-а? — недоверчиво протянула старушка. — А вы вместе что ли упали? Или он плавать не умеет?       — Нет, нет, там было мелко.       — А ты тогда что?       — Я… просто… за компанию…?       — Твой научник?       — А… нет… руководитель практики.       — Господи, практикант, — старушка прищёлкнула языком. — Ладно, где наш утопленник? Его там Гоша не сожрал? Он обычно в это время дня около причала кантуется.       — … Гоша?       — Гигантский кальмар.       — Ох.       — Ясно, значит, видели. Сожрал?       — Нет. Доктор Гугель, он там, на причале, с мыслями собирается.       — Вы сейчас назад через свою дырку?       — Да, наверное.       — А этот чего вдруг такой притихший? — старушка указала подбородком на Гербера. — Не затыкался ж.       У Холи в горле встал ком, а так и не отступивший холод усилился. Она тяжело сглотнула и попыталась открыть рот, чтобы сказать хоть что-то. Она не хотела думать о произошедшем. Не хотела к этому возвращаться.       Просто забыть и не вспоминать.       — Подопытный, — заключила старушка. — Нарушил. Ясно. Ты как?       Холи ещё раз сглотнула и заставила себя улыбнуться:       — Ничего страшного.       Старушка посмотрела на Холи с искренним недоверием, отчего держать улыбку стало особенно тяжело, хотя, казалось, куда уж. Холи не смогла заставить себя повернуться к Герберу. Она просто деревянным голосом отдала команды:       — Буссо Гербер: ручной режим. Взял скафандр и пошёл к порталу, остановился в пяти шагах от портала.       Холи услышала, как Гербер задвигался, исполняя её указания. Она глубоко вдохнула и с шумом выдохнула через ноздри, и только после этого она смогла заставить себя обернуться. Гербер уже повернулся к ней спиной и с трудом волок за собой скафандр прочь по тропинке. В очередной раз сглотнув и покрепче прижав руки к телу, чтобы их судорожными движениями ничего не выдать, Холи медленно двинулась за Гербером, ещё медленней, чем шёл он сам. Она не хотела его видеть, но ещё меньше она хотела чувствовать на себе его взгляд, хищный, шарящий.       — Очки.       Холи вздрогнула и обернулась к старушке. Та молча взглядом указала на валявшиеся у края тропинки очки. Холи прикусила губу. Потом медленно через силу сделала к ним шаг. Всё внутри неё орало, что нафиг ей эти очки не сдались, что всегда можно купить модель поновее, что все данные и так лежат в облаке. Но Холи понимала, что если не поберёт их, то будет выглядеть странно. Поэтому она наклонилась к очкам, хотя больше всего на свете хотела сбежать куда-нибудь, забиться в дальний тёмный угол, и никого не слышать, не видеть, ни с кем не говорить, ничего не делать. Просто немного целительного одиночества. Просто чуть-чуть отдохнуть, чтобы дальше она вновь могла функционировать как нормальный член общества. В конце концов, не произошло ничего страшного. Просто её тело само на уровне чистых ощущений вспоминало резкий рывок за шиворот и грубо шарящие по телу руки. Прошла вечность, пока Холи дотянулась до очков. Никто не схватил её. Она просто взяла очки и выпрямилась, а внутренний голос, как закольцованная запись, твердил: «Ничего страшного, ничего страшного».       — С тобой точно всё в порядке? — спросила старушка.       — Точно, — с вымученной улыбкой выдавила Холи.       — Если что-то случилось, не стоит ломать себе психику из-за одного засранца.       — Со мной всё в порядке. Ничего страшного.       Старушка хотела было что-то возразить (а она имела возразить очень много и даже уже подумывала наорать на Холи, чтобы она хоть себе призналась, что ей плохо и нужна помощь), как среди вернувшихся в децибелную норму зарослей раздался истошный вопль Гугеля:       — А где чёртов портал?!