Дожди и туманы Драко Малфоя (Then Comes a Mist and a Weeping Rain)

На этот раз он исчез не так быстро – Драко успел понять, что ему вовсе не приснилось. Когда он открыл глаза, стояло раннее утро, и в полумраке вихрился серебристый туман. Через мгновение он рассеялся, будто его и не было, но Драко всё смотрел на то место. Он чувствовал себя лучше – было довольно-таки сухо, а постель, в которой Драко провёл ночь, осталась тёплой и уютной. Вчера Помфри переместила её к камину, а потом укрыла Драко целой горой тёплых одеял. Сон действительно ему помогал, и идея выпить то огромное количество Успокоительной микстуры уже не казалась столь уж безумной. Впрочем, Зелье сна без сновидений сработало бы даже лучше – тогда Драко бы не снился запах яблок и юноша в белой пижаме в красный горошек, который без устали его целовал. Вскоре появилась Помфри и снова попыталась развеять облако. Попытка в очередной раз провалилась, и она послала домовиков за сухой одеждой и завтраком. После Драко сидел у камина, смотрел на мерное движение огромного маятника старинных напольных часов и чувствовал себя несчастным примерно два часа и четырнадцать минут. Мучения кончились с приходом Гойла. Драко совершенно забыл о Гойле, что было в высшей степени глупо. Гойл был на вечеринке. Он знал, что там происходило. Он бы не позволил гриффиндорцам сделать из него – Драко – посмешище. Он бы ударил их в лицо. По крайней мере дважды. Если только те не запутали его, что, признаться, было просто. Гойл шлёпнулся на стул и жизнерадостно объявил: – Выглядишь очень ужасно. – Ты не пил? – поинтересовался Драко. Казалось, Гойл совершенно не страдал от похмелья. – Выпил половину ящика, – пожал массивными плечами тот. – Всё немного кружилось. А гриффиндорцы… – последовала широкая ухмылка, – такие слабаки. Драко сглотнул. – И Поттер? – Я про Поттера и говорю. Я не помню, кто ещё был гриффиндорцем. Ну, Грейнджер с Уизли, наверно. Но она вообще не пила и всё время превращала огневиски Уизли в воду. Поттер не был пьян, когда появился во дворике. Он не выглядел пьяным. И Драко бы почувствовал запах алкоголя, почувствовал его вкус. Но Поттер не был на вкус, как огневиски. Он был… – Хорошая погодка, – сказал Гойл. – Что? Тот ткнул пальцем в сторону окна. – Мы могли бы полетать. Драко внимательно вгляделся в лицо Гойла. – Грег, я сейчас задам несколько вопросов и хочу, чтобы ты ответил абсолютно честно. Тот, казалось, не на шутку встревожился. – Я всегда говорю тебе только правду, приятель. – Я слышал, что вы играли в «Правду или действие». Это правда? Гойл замер. – Ох, Драко, прости, – простонал он. – Я выбрал «правду», а игра была заколдована. Если бы я не ответил правду, я бы весь покрылся волдырями. Драко словно бы ударили в живот. – Что ты им рассказал? – Это всё Дафна. Она спросила, где я был в ночь битвы. Она нигде меня не видела. Я сказал, что в Выручай-комнате с тобой, Поттером, Грейнджер, Уизли и… с Крэббом. Все мысли о поцелуях мгновенно исчезли, уступив место ледяному ужасу. – И что было дальше? – Ну, они хотели знать, что мы там делали, но Уизли разозлился и сказал, что это вечеринка, и Дафна должна помалкивать насчёт Волдеморта. А потом Грейнджер вылезла вперёд и сказала, что там произошла ужасная случайность, и Крэбб у-умер в том месте, и что все должны быть более тактичными и не спрашивать о той ночи. Тогда Дафна извинилась, вдруг расплакалась и рассказала, что Крэбб как-то подарил ей цветы и сказал, что она миленькая. А она сказала ему: «Отвали». А потом Финниган встал и сказал, что Дафна миленькая. Она и ему сказала: «Отвали». И все смеялись. – О, – выдохнул Драко. Узел в животе потихоньку ослабевал. – А что Поттер? Он где был? – А его тогда не было. Ну, в тот момент. Он сказал, что должен руководить вечеринкой, и не пил и не играл вместе со всеми. Скучный он был, скажу я тебе. А потом Поттер ушёл, а когда вернулся, то выдул целую бутылку огневиски и стал весёлый. Он танцевал со всеми девчонками. И с Эрни. Это было забавно. Милли чуть не лопнула от смеха. – О, – в полном замешательстве повторил Драко. Зачем Поттеру целовать его, если дело не в «Правде или действии»? Он ведь не мог всерьёз верить, что вылечит Драко поцелуем. Он сказал, что проверяет теорию. Но чью? И что это за теория такая? И почему он потом напился? – Зачем Поттер танцевал с Эрни? – наконец спросил Драко. – Он танцевал с Милли, а Эрни это не понравилось. Он подошёл и сказал: «Прошу прощения. Могу я присоединиться?» – Гойл точь-в-точь передразнил напыщенный тон. – А Поттер – ему: «Я совсем не против. Это большая честь», – схватил Эрни за руку и закружил его по гостиной. Драко стало жаль, что он пропустил эту сцену. – Значит, Милли и Эрни? Серьёзно? – Серьёзно, – прозвучал радостный ответ. Драко изумлённо покачал головой. Милли говорила, что ни во что не ставит Эрни, по крайней мере дважды в день. – Ты не злишься? – спросил Гойл и как-то неловко потёр руки. – Из-за Милли и Эрни? Какое мне до них дело? – Нет, из-за того, что рассказал на вечеринке. Я знаю, что не должен был. Я просто не хотел получить заклинание в лоб и покрыться волдырями. – Не злюсь, – заверил его Драко. – Давай вставай, пока не пришла Помфри и не остановила меня. Пойдём полетаем. Это предложение тотчас взбодрило Гойла. Они зашли за мётлами и отправились на квиддичное поле. Двадцать минут спустя Драко понял, что это была ужасная ошибка. Поначалу всё шло превосходно. Если Драко хорошо разгонялся, то почти опережал облако. Но вскоре оно налилось чернотой и увеличило скорость, а спустя некоторое время черенок метлы стал скользить в ладонях. Драко не впервые летал под сильным дождём, однако раньше ему не приходилось сидеть на метле без надлежащей защиты. Его пальцы замёрзли, хватка ослабла, и он упал, беспомощно суча руками в воздухе. Помфри побледнела от ярости, когда Драко, хромая, добрёл до Больничного крыла. Она споро исцелила все его синяки и ссадины, однако лекарства от трагического настроения у неё не нашлось. Драко не мог читать, не мог как следует колдовать, а теперь и полёты оказались для него под запретом. То, что он мог делать – например, играть с Гойлом в шахматы – казалось до отвращения неинтересным. Сон был единственным утешением, но он и так много спал в последнее время. Когда в палату вошла Грейнджер, Драко дремал в кресле. Его разбудил чёткий стук её каблуков. – Что это было? – резко спросила она, глядя куда-то в пространство между креслом и очагом. – Что было что? Драко сонно огляделся, но не заметил ничего необычного – только то, что, к его радости, дождь наконец поумерил свой пыл. Грейнджер нахмурилась. – Ничего. Не обращай внимания. Мне показалось. И она выложила целую кипу каких-то листов на стол неподалёку. Слизеринец смерил их взглядом. – И что это? – Глупая магловская ерунда, – лукаво ответила девушка и шагнула к двери. – Постой! – окликнул её Драко, даже не зная, что, собственно, хочет спросить. Грейнджер обернулась и посмотрела на него выжидающе. Волосы вихрились вокруг её лица пушистыми прядками. Она выглядела невыспавшейся – должно быть, вечеринка затянулась далеко за полночь. – Я слышал, вы играли в «Правду или действие», – проговорил Драко, стараясь придать своему голосу небрежные интонации. Она кашлянула. – Я не играла. В её словах явно проскользнуло отвращение к этой затее. – Но, думаю, именно ты заколдовала игру, чтобы никто не смог сжульничать. Это твоя область. – Ну, да. Меня попросили. Драко поглядел на стопку – конспектов? – на столе. – После Адского пламени вся спина и руки Гойла были покрыты волдырями. Они долго болели и никак не проходили. Вчера твоё заклинание его напугало. Грейнджер расстроенно охнула. – Я не знала. Мне так жаль. Он в порядке? Она действительно сожалела, что не слишком обрадовало Драко. Он бы предпочёл, чтобы та возражала и защищалась. Тогда они могли бы поругаться. У Драко было настроение поорать на кого-нибудь. – С ним всё хорошо, – откликнулся он. – Просто подумал, что стоит предупредить тебя – на случай, если вы захотите устроить ещё одну вечеринку. – В следующий раз заменю на прыщи, – обещала Грейнджер и добавила, когда Драко больше ничего не сказал: – Что-то ещё? Он хотел ответить: «Нет». Он должен был ответить: «Нет», чтобы Грейнджер просто ушла, но слова вырвались помимо воли. – Почему вы ничего не сказали? Про то, что случилось в день битвы. Я имею в виду вообще, не только вчера. Повисло долгое молчание. – Ты всерьёз меня спрашиваешь? Драко поднял взгляд. Выражение, застывшее на лице Грейнджер, было непроницаемым. – Да? Она вздохнула. – А зачем ты так стараешься помочь Гойлу? Он всегда говорит не то, что надо. Ему всё нужно повторять трижды. Про тебя не скажешь, что ты терпеливый человек, но ты не злишься на него. И Гойл мне говорил, что ты подтягивал его по всем предметам все каникулы. – Он – мой друг. – Так ли это? – она проницательно взглянула на Драко. – Раньше не был. Он был твоим орудием, ещё одной палочкой, которую ты мог использовать, ещё одним телом, которое ты мог выставить перед собой, как щит. Раньше ты никогда не заботился о нём так, как сейчас. Раньше, подумал Драко. До того, как вытащил Гойла из пламени и держал его руку так крепко, что, казалось, ещё чуть-чуть и сломаются пальцы. Он должен был заботиться о Гойле, обязан защищать. Если Драко отпустит его руку, тот сгорит. – Зачем спасать кого-то из огня, чтобы потом опять бросить в него? – спросила Грейнджер. Драко уставился в умные карие глаза, не находя в себе сил отвести взгляд. – Гойлу нужна моя помощь. – А тебе наша не нужна? Драко передёрнул плечами. – Я переживал и худшее. Если хотите рассказать всем о произошедшем, то рассказывайте. Взгляд Грейнджер стал жёстким. – Нужно ли рассказать министерским служащим и о том, что ты наложил Империус на Розмерту? Почти убил Кэти Белл и Рона? Покушался на жизнь Дамблдора? Драко мигнул. – У вас нет доказательств. – Зато есть свидетель. Гарри был на Астрономической башне в тот день. Он был под заклинанием и не мог двигаться, но всё прекрасно видел. Он слышал твоё признание. Драко закрыл глаза. Он подозревал, но надеялся, что Поттер появился позже – когда пришёл Снейп. Он множество раз убеждал себя, что иначе Поттер бы вмешался – он бы не бездействовал и не отмалчивался в стороне. Но в конце концов страхи оправдались. Поттер знал о Драко всё. И поцеловал несмотря на это. – Он… он сказал, что убьёт моих родителей, – тихо проговорил Драко. – Я знаю, – нетерпеливо ответила Грейнджер, – но у Визенгамота это вряд ли вызовет сострадание. Ты бы хотел попытать с ними счастья? Он покачал головой. – Отлично, – коротко кивнула Грейнджер. – Тогда замолчи уже о Волдеморте и сосредоточься на Ж.А.Б.А. Уверена, ты понимаешь, что от них зависит твоё будущее. – Она указала подбородком на стопку бумаг. – Клей водостойкий, но не слишком-то выставляй их под дождь. У тебя там очень злая туча. С этими словами Грейнджер развернулась и выскользнула за дверь. Эхо её шагов постепенно замерло вдали. Драко с любопытством рассмотрел бумаги, громоздившиеся на столе. Это действительно оказались конспекты за прошлую неделю, в том числе и за пропущенные занятия, и три эссе, заданные на понедельник и вторник. Каждый лист – в прозрачном пластике, края которого были вымазаны чем-то желтоватым. Водостойкий клей, припомнил Драко. Должно быть, Грейнджер понадобилась целая вечность, чтобы сделать всё это без помощи палочки. Драко отбросил тревожные мысли и остаток дня посвятил учёбе. В отчаянной попытке занять себя он запоминал всё, что было написано в конспектах. Вскоре о Заварке забвения доктора Заббви и об исключениях Закона об элементарной трансфигурации Гампа Драко знал больше, чем ему когда-либо хотелось, а эссе, заданное на вторник, поведало много нового об Атмосферных чарах – впрочем, это ничуть не помогло справиться с настигшей его бедой или вдохновить на новые идеи. К девяти часам голова разболелась, зрение затуманилось, и Драко пришлось отложить записи – прискорбное решение, учитывая, что он пытался не размышлять о том, о чём размышлять не хотелось. Драко не мог понять, стало ему лучше или хуже от слов Грейнджер. Он даже не мог определиться, что думает по поводу того, что Поттер его поцеловал не из-за игры, а по собственному желанию. Драко склонялся к тому, что должен чувствовать себя лучше. Однако злиться на Поттера было во сто крат проще – более знакомо и умиротворяюще. Он всегда злился на Поттера, знал, как это делается и был уверен, что хорошо справляется. Мысли начали повторяться и надоедливо кружить, но Драко всё никак не мог выкинуть их из головы. В конце концов, к тому моменту, как в палату вошла Помфри и стала готовить ему постель (сложный процесс, учитывая огромное количество защитных чар, которые не сильно помогали, но всё же облегчали страдания), он принял решение. Он пообещал себе, что завтра же пойдёт на занятия. Драко не испытывал особого желания встречаться с Поттером – только не после того, как тот превратил его тучу в лёгкое облачко одним поцелуем, однако мысль, что придётся ещё один день провести наедине с собой, казалась невыносимой. Наутро, глядя на исчезающий прямо на глазах серебристый туман, он только укрепился в своём намерении. Туча, как и всегда сразу после пробуждения, была почти мирной, но Драко чувствовал себя не слишком хорошо. Промозглая сырость словно бы просочилась сквозь одежду и кожу прямо в кости. Всё тело ломило, а внутри поселился страх, что вскоре он попросту растает, как сахарная голова, если дождь не прекратится. После раннего завтрака и разрешения покинуть Больничное крыло (Помфри согласилась, что занятия посещать необходимо, но велела немедленно вернуться при первом же намёке на плохое самочувствие) Драко отправился в башню, чтобы принять душ и переодеться. Домовики неизменно приносили не то, что нужно. Он подгадал время так, чтобы все ученики находились на завтраке в Большом зале и не могли его потревожить. Пусть за прошедшее время ему и опостылело одиночество, Драко не радовали скорые встречи. – Расставлю все точки, «t» перечеркну, доставить удовольствие тогда себе смогу, – сказал он кентавру. – Хотя я вряд ли сейчас перечеркну все «t», – доверительно добавил Драко, когда тот отступил в сторону, освобождая проход. – Тогда не сможешь доставить себе удовольствие, – прокричал ему вслед кентавр. И, действительно, об удовольствии не могло быть и речи – ступив в гостиную, Драко нос к носу столкнулся с огромным белым павлином. Тот уставился на него. Несколько долгих мгновений Драко стоял, будто вкопанный, а потом категорично сказал себе, что в гостиной не может быть павлинов, что он не мог видеть павлина, и что он, следовательно, не теряет рассудок, и заторопился вверх по лестнице к спальням, отбросив всякие мысли о неожиданно появляющихся из ниоткуда птицах. Драко быстро принял душ, сменил сырую одежду и замер перед кроватью – на ней лежала мантия Поттера. На ощупь она оказалась сухой и яблоками больше не пахла – должно быть, домовики вычистили ее, но не туда вернули. Искушение надеть мантию было велико, но пока Драко смотрел, как дождевые капли падают на плотную чёрную ткань, у него появилась другая идея. Он спустился в гостиную и, к своему ужасу и смятению, вновь увидел павлина. Птица расправила роскошный хвост и расхаживала по комнате с таким самодовольным видом, словно бы являлась единоличным владельцем всей башни. Драко готов был поклясться, что она надменно поглядела на его отражение в оконном стекле, когда проходила мимо. Разве он не создал павлина в эту субботу? Это всё тот же? Выглядел он точь-в-точь. Драко вынул палочку. – Эванеско! Как ни в чём не бывало павлин повернулся и вперился в него взглядом. Казалось, он скорблён до глубины души. – Ах, да к чёрту всё! – проворчал Драко и вышел из гостиной. Он направился к подземельям и приготовился ждать Поттера в небольшой нише. После завтрака у них были совмещённые Зелья, и Поттер так или иначе должен был пройти этим коридором. Драко стоял, нетерпеливо комкая в руках его мантию. Поттер, Грейнджер и Уизли всегда уходили из Большого зала последними, и он надеялся, что сегодня они не изменят своей привычке. Мимо пробежал крохотный первогодка – скорее всего, потерявшийся. Заметив Драко, он тонко вскрикнул от ужаса и пустился наутёк. Драко уныло улыбнулся. Должно быть, он представлял собой пугающую картину: тёмная, закутанная в мантию фигура с лицом, скрытым глубоким капюшоном, над которой висит туча, извергающая ливень. Драко почти пожалел, что не пошёл на завтрак – сколько первогодок он бы застращал одним своим видом! Наконец, в коридоре послышался смех Уизли, и Драко вышел из ниши. Поттер, Уизли и Грейнджер, как один, отступили назад, а в их руках в мгновение ока оказались палочки. Это впечатляло настолько же, насколько возмущало. Однако они тут же смущённо их спрятали. – Мерлин, Малфой! – воскликнул Уизли. – Я думал, ты – дементор! – Я тоже, – призналась Грейнджер, с любопытством его разглядывая. Драко не обратил на них внимания и сосредоточился на Поттере. Тот был мертвенно бледен и растрёпан больше, чем обычно. Драко предположил, что он ещё не оправился после вечеринки. – Могу я поговорить с тобой наедине? – спросил Драко. – Эм… – Поттер поглядел на мантию, зажатую в пальцах Драко, и кивнул, хотя и выглядел неуверенно. – Хорошо. Грейнджер и Уизли обменялись взглядами. – Не опаздывай, – сказала она. – Не получи молнией, – добавил Уизли. Пара неохотно удалилась. – Это моя? – спросил Поттер, указав на мантию. – Можешь оставить себе, если она тебе нужна. Тон его голоса намекал, что Драко не стоило устраивать засаду ради какой-то глупой мантии. Было бы так просто огрызнуться, сказать, что не нуждается в чужих тряпках, развернуться и уйти, но тогда Драко не смог бы задать интересующие его вопросы. – Я сожалею о том, что наговорил тебе во дворике, – вместо этого произнёс он. – Я не собираюсь писать в «Пророк» и что-то им рассказывать. Поттер вдруг тяжело вздохнул. – Не надо, Малфой. Гермиона мне рассказала о вашем вчерашнем разговоре. Послушай, я принял решение и не собираюсь ничего сообщать министерству. Так что не беспокойся – я не передумаю из-за каких-то туманных угроз. Я в любом случае не воспринимаю то, что произошло во дворике, всерьёз. Ты был расстроен, я понимаю. – Я не за это прошу прощения, – удивлённо ответил Драко. Спросить Поттера, так у него есть некий скрытый мотив для извинений. Но тут Драко вспомнил, что тот у него действительно имелся, пусть Поттеру и не стоило знать об этом. – Я просто… Я думал, что ты поцеловал меня, потому что выбрал «действие». Ты сказал, что играл в эту глупую игру, и я решил, что всё было шуткой. – О, – Поттер моргнул. – Я не играл. – Знаю. Гойл рассказал мне. – Я был… м-м-м… пьян. Неправда. Драко это было прекрасно известно, но он не решился потребовать объяснений. Он не был уверен, что хочет знать, почему Поттер поцеловал его, и как пришёл к мысли, что это ему поможет. Сами размышления о произошедшем казались невыносимыми. Драко сильнее сжал мантию. – Знаешь, я ужасно устал от всего этого, – он махнул рукой на тучу. – Больничное крыло наводит уныние, я всё время в мокрой одежде, и… – Драко заставил себя прекратить жаловаться. – Если бы я мог хоть ненадолго избавиться от дождя, было бы прекрасно. Он рискнул посмотреть на Поттера. Тот кивнул, излучая сочувствие. Драко выругался про себя. Неужели придётся говорить откровенно? – Я думал, возможно, ты смог бы помочь? Ты, очевидно, не можешь вылечить меня, но… передышка – лучшее, что мне доступно. Понимание настигло Поттера внезапно, и его глаза увеличились до размеров чайных блюдец. – Ты хочешь, чтобы я тебя опять поцеловал, – выдохнул он. Драко тут же рассердился. – Я хочу, чтобы ты мне помог. Ты ведь этим всё время занимаешься, так ведь? Кажется, ты отгоняешь тёмную магию. Или что-то вроде. О! Это было отличное оправдание тому, что туча превращалась в кроткое белое облачко, стоило Поттеру к нему приблизиться. Драко был горд собой. Жаль, что эта мысль не пришла ему на ум раньше. Поттер понемногу приходил в себя. Его щёки вспыхнули румянцем, а ухмылка стала коварной, когда он спросил: – А мне что? Мне нужна награда. Именно так и ведут дела. У Драко не было никакого желания вновь ввязываться в глупый спор. – Твоя единственная награда – чувство удовлетворения, которое возникает от понимания того, что ты помог однокурснику не пропускать занятия. Уверен, тебе этого достаточно. Поттер улыбнулся. – Ты обо мне хорошего мнения. Так и есть. Драко закусил губу. Да Мерлина ради, это же Поттер! Самоуверенный придурок, который всегда мог заставить его чувствовать себя пустым местом одним лишь взглядом. – Стоит поторопиться, если мы не хотим опоздать. Драко мгновенно возненавидел нетерпеливое желание, предательски прокравшееся в его голос. – Ну, ладно. Поттер преодолел разделявшее их расстояние двумя широкими шагами, и в следующее мгновение его губы накрыли рот Драко. Это случилось слишком быстро, а закончилось слишком рано – тёплое давление, краткое скольжение губ, и Поттер отпрянул назад. – Сработало, – сказал он, глядя вверх. – Хотя, постой, нет. Драко тоже запрокинул голову – облако посветлело, поднялось почти к самому потолку, но тут же вновь стало стремительно темнеть. – Как долго поцелуй продолжался в прошлый раз? – озабоченно спросил Поттер. Секунды. Драко пожал плечами. – Не уверен. Возможно, час. Он почти добавил: «Но уж точно дольше, чем сейчас», – но вовремя остановил себя. Скажи он нечто подобное, и это прозвучит почти, как мольба. Лицо Поттера стало решительным. Затаив дыхание, Драко ждал. Поттер стянул с его головы капюшон, подался вперёд и снова поцеловал – и на этот раз Драко ответил. Тот на мгновение замер, а потом обхватил его затылок ладонью и прижался губами ещё крепче. Когда Поттер отступил, оба тяжело дышали. Он взглянул вверх и по довольному выражению его лица стало ясно, что облако, должно быть, опять светится. – Отлично. Нам пора, – сказал Поттер, прокашлявшись. Драко неохотно кивнул. Они направились к классу. Через два шага Драко, который плёлся вторым, заметил, что настроение его испортилось, а ещё через два на его щёку упала капля. – Чёрт… Замолчи, приказал себе Драко, но было уже поздно – Поттер уже оборачивался к нему. Тот прожёг облако таким взглядом, словно бы ему только что сказали о проваленном экзамене по Защите от Тёмных искусств. – Да чтоб тебя! – воскликнул он. А мгновение спустя уже был перед Драко, и спина Драко с силой врезáлась в каменную стену. Потом Поттер поцеловал его, и он осознал, что раньше тот целовал не по-настоящему. Не так. Сейчас всё было совершенно по-другому. Одна рука Поттера впивалась в его бедро, вторая – удерживала голову, а тело прижимало к стене, вне всяких сомнений, не давая упасть – особенно, когда язык скользнул вперёд и коснулся его языка. Драко не имел ни малейшего понятия, сколько длилось это безобразие, но, когда оно закончилось, в голове не осталось ни единой мысли, а перед глазами всё кружилось. Очки Поттера сидели криво, а на лице играла кривая улыбка им под стать. Его дыхание ещё секунду опаляло губы Драко. – Теперь ты будешь сухим несколько часов, – сказал Поттер. И оказался прав. Они опоздали на Зелья на десять минут. Ученики недоверчиво косились на облако, но слизеринец не поднимал взгляд – он подозревал, что оно было белым, как первый снег, и витало у самого сводчатого потолка. Уизли и Грейнджер о чём-то яростно шептались в нескольких рядах от стола Гойла, за который уселся Драко. – А где твоя мантия, дружище? – услышал он вопрос Уизли. – Ну-у… – замялся Поттер, но тут их прервало повелительное «тишина!» Слизнорта. Драко не знал, где мантия. Должно быть, в какой-то момент он выронил её. Он широко улыбнулся и пошёл в кладовую за ингредиентами для зелья. Драко сварил безупречную Заварку забвения доктора Заббви, и ни единая капля дождя не испортила его работу.