Бемби ищет хозяйку

Назавтра в коридоре института Венечка мельком видел Машу-Дашу, но вспомнил сразу не минет в туалете «Хрюши», а наказание. Вибратор, флоггер, иззелена-голубой дилдо... Венечка улыбнулся. Князю хотелось почаще давать повод для расправы. Мысли об их последней встрече снова привели Венечку в неловкое, неуместное возбуждение. Он был на лекции, казавшейся бесконечной, то и дело поглядывал на телефон, но цифры сменялись так неохотно, будто время заснуло от скуки. Не выдержав, он прокрался к выходу из аудитории, прячась за спинами сокурсников. Выждав момент, когда преподавательница отвернулась, Венечка юркнул к дверям и благополучно улизнул. Еще в коридоре, быстрым шагом направляясь к туалету, он торопливо набрал сообщение: «Дрочу в туалете института, это все вы виноваты». Замирая от сладостного ужаса, отослал. Реакция не заставила себя долго ждать: едва Венечка успел уединиться в кабинке и вынуть член, телефон залился нежной трелью. — Бессовестный похотливый олененок, я же на работе... Голос Князя превратил кровь в патоку. Зажмурившись и прижимая сотовый к уху, Венечка ласкал себя. Мир исчез. Во всей Вселенной существовали только голос в телефоне и рука на члене. Только бы Князь не умолкал! Не важно было даже, что именно он говорит, хоть сводку новостей, от его голоса мурашки бежали по загривку. — Отшлепать тебя за такие фокусы... Отхлестать, пока слезы не брызнут, пока кожа не станет горячей... Венечка видел насквозь эту деланную строгость: Князь с готовностью принял правила игры. Тяжелое дыхание врывалось между слов. Венечка подумал — да он же... тоже. Закрылся в туалете, а может, просто запер дверь в кабинет и прямо там трогает себя, гоняет член в кулаке. От этого все аж сильнее встало, и Венечка задышал загнанно, чувствуя, что выходит на финишную прямую. — Ты знаешь, что я с тобой сделаю, Бемби? Я придумал кое-что, тебе понравится... Венечка застонал, кончая, и разбрызгал сперму по полу. Ноги едва держали, он оперся плечом на перегородку. Еле-еле отдышался. Мир возвращался; в коридоре стало шумно, кажется, кончилась пара, потом хлопнула дверь — кто-то вошел, и игнорировать Вселенную больше не получалось. Князь молчал, кажется, еще слышно было его дыхание, но звуки окружающего мира заглушили все. — Мне надо идти, — прошептал Венечка в трубку и скинул звонок, леденея от собственной наглости. Он привел себя в порядок, и по дороге в коридор, поймав свое отражение в мутном, засиженном мухами зеркале, подумал: «Выпорет и будет прав». Бессовестная выходка, игра в одни ворота, но что делать? В его отношениях с Князем не было четких правил, да им не было даже названия, и наверное, долго так продолжаться не сможет, оттого каждое волшебное мгновение стоило ценить как дар. Возвращаться в аудиторию не было резона — в расписании после утренней пары зияла дыра, куда-то надо было деть себя на пару часов. Традиционно между лекцией голосистой мымры Венчик и семинаром старика Гробовского Венечка пил кофе. Он спускался на первый этаж, проходил мимо гардеробной и уже оттуда видел кофе-автомат в углу, возле стендов с объявлениями об отчислениях, должниках, и прочей бюрократической мишурой. Автомат выдавал недурной кофе нескольких видов и один растворимый чай, на вкус как теплый лимонад. То, что в меню возле серебристых кнопок значилось как гордый «горячий шоколад», на деле было водянистым какао, но чаще всего Венечка пил именно эту бурду — от кофе во второй половине дня он плохо спал, а чай был совсем уж мерзостный. С картонным стаканчиком в руке Венечка выходил из здания и садился на ступеньки, с краю, у правого парапета: в погожий день оттуда в просвет между деревьями виден был клочок панорамы, и в голубоватой дали между старыми советскими зданиями торчал стеклянный небоскреб. От сидения на рюкзаке тетради вечно мялись, но так все же удобнее, чем на голом бетоне, да и здоровье лучше беречь. Поставив стаканчик на ступеньку рядом с собой, дожидаясь, пока подостынет кипяток и кутаясь в куртку, Венечка зарывался в учебник или какую-нибудь неприметную книжку. Своего рода ритуал, существовавший с первого курса, когда окна были, а знакомых, с которыми можно их провести, еще не было; но даже теперь, когда элита курса милостиво не возражала против его присутствия, Венечка по привычке предпочитал общество парапета и стаканчика. Популярность приходит и уходит, а парапет знает, что такое верность. Утром был туман, и до сих пор сероватая дымка скрывала не только далекий небоскреб, но даже конец улицы, простиравшейся перед Венечкой. Шум города тоже доносился чуть приглушенно, и оттого близкие звуки казались четче. Прошуршал совсем рядом пакет, шаги затопали вниз по ступенькам, и боковым зрением Венечка увидел чью-то фигуру за плечом, а потом... Шмяк! Еще теплое какао веером разлилось по ступеньке, стаканчик и пластмассовая крышка поскакали по лестнице. — Ой, — воскликнул незнакомец, — тысяча извинений, я не нарочно, честное слово. Венечка встал, подхватил рюкзак, спасая от быстро расползавшейся лужи, без особого сожаления оглядел бледно-коричневую кляксу на бетоне. — Ничего. Все равно там ни вкуса, ни запаха. — Вздор, я виноват и должен загладить свою вину. Я куплю тебе новый кофе, вот что. Венечка пожал плечами, но неуклюжий прохожий настроен был решительно и возражений не принимал. — Это вопрос принципов, — пояснил он и протянул руку: — Меня Артур зовут. — Веня. — Веня, я отказываюсь пить дрянной кофе из автомата, и возражения не принимаются, я должен извиниться как следует. Кафе. Куда предпочитаешь? Ритуал все равно уже накрылся медным тазом, а полтора часа на что-то надо было убить. Венечка вздохнул и сдался: — Наверное, в «Хрюшу» ближе всего, — Артур кивнул и, дождавшись, пока Венечка уберет в рюкзак книгу, последовал за ним. — У тебя тоже окно? Ты здесь учишься? — Типа того. Там, — Артур неопределенно махнул рукой. Для студента он был слишком хорошо одет, да и лицо его было Венечке незнакомо, но бездельники при деньгах нередко появлялись только к сессии, благо, купить Пономаренко не составляло труда. — Нужно быть тем еще мазохистом, чтобы пить эту растворимую дрянь из автомата. Тебе это так нравится? Венечка привычно подавил холодок в животе — люди часто говорили подобные вещи, даже не подозревая о том, насколько близко подобрались к его тайне. — Это вроде ритуала. В этом есть что-то умиротворяющее — посидеть молча, глядя на жизнь, наедине с городом. Я беру с собой что-нибудь теплое, просто чтобы не замерзнуть, и не так важно, что именно. — Ты одиночка? Я тоже. Я чувствую себя одиноким, даже когда меня окружает толпа. Они не понимают, да что они могут понимать... Вокруг одно быдло. Люди думают только о том, чтобы повыше залезть, пожирнее поесть и подольше пожить. Бегут без оглядки, как какие-то роботы. Живут по накатанной, не вылезают за привычные им рамки... А вот ты не такой. То, что ты сказал, «ритуал»... Ты умеешь ценить то, что по-настоящему того стоит. Мгновения, когда чувствуешь себя живым, живее всех. Слушать Артура было странно. Слова его удивительно резонировали с чем-то внутри Венечки. Он понимал прекрасно, о каких мгновениях говорил Артур, хоть, конечно, тот имел в виду совсем другое — не темные комнаты, не всхлипы, не шлепки ремней о плоть. — Их как-то хочется держать в тайне от всего мира, — пробормотал Венечка, поправляя рюкзак на плече. Они оставили позади ступеньки и двинулись вдоль по улице, неторопливо лавируя между застарелыми сугробами и припаркованными машинами. — Эгоист. Одобряю, — покивал Артур. — Но когда видишь человека первый и последний раз в жизни, тянет пооткровенничать. Это как попутчики в поезде. Знаешь, когда я впервые почувствовал себя живым? Когда понял, что я смертен. Понял по-настоящему, не рассудком. — Это как? — Мне было четырнадцать, я подрался в школе со старшеклассником. Он был сильнее. Прижал меня к полу и душил, у меня все перед глазами плыло, стало темно, я чуть не обделался, а потом вдруг, ты понимаешь, передо мной открылись райские врата... это было так необыкновенно, неописуемо, я не понял даже, что снова дышу, что меня отпустили. — Ничего себе... Вывеска со свиньей выпрыгнула из тумана, и Венечка свернул в подворотню. В «Хрюше» сытный дух помещения окутал их липкой пеленой. — Расскажи мне что-нибудь в ответ, для симметрии? — попросил Артур. — Какую-нибудь грязную тайну. А то я разоткровенничался и теперь чувствую себя как-то уязвимо, надо срочно восстановить равновесие. Для меня эта история очень личная, можно сказать, характерообразующая. Они как раз проходили мимо знакомой двери возле лестницы, и Венечка хмыкнул. — Позавчера в этом туалете незнакомая девушка делала мне минет. И потом я чувствовал себя очень живым. Не очень-то характерообразующе и не то чтобы большая тайна, но... Он опустил, разумеется, ту промежуточную часть истории, где Князь хлестал его флоггером, насаживая на дилдо; строго говоря, Венечка не соврал, потому что действительно чувствовал себя невероятно живым в тот день, хоть Маша-Даша была к тому лишь косвенно причастна. — Веня, да ты прямо полон сюрпризов. — Обычно я не рассказываю о себе такого. — Но-но, не вздумай смущаться, все только начало становиться интересным! — Артур придвинул себе стул, сбросил куртку, оставшись в свитере с горлом. — И как тебе понравилось? — Мне было приятно, конечно, но... мы с ней ни до того, ни после не общались, я не очень понимаю, как это вообще, просто взять и сделать минет незнакомому парню? — Да уж. Я б не смог! Они рассмеялись. Подошел официант в хипстерских очках и с ламинированными меню, Артур заказал кофе, пиво и какую-то мелочевку в качестве закуски, в самый раз для дружеской беседы — сухарик или кольцо кальмара можно успеть забросить в рот, прожевать и проглотить, пока другой говорит. С Артуром было легко. Без неловкости, почти всегда сопровождающей новые знакомства — видимо, оттого, что оно началось с таких обезоруживающих фактов из биографии друг друга. — Значит, ты из тех, кто трахается только по любви? — улыбнулся Артур, но не обидно, хоть и насмешливо. — Да нет, не то чтобы... Но какое-то взаимное влечение должно же быть, чтобы захотеть делать такие вещи с другим человеком? На уровне мозга, я имею в виду, это же не просто увидел привлекательное тело, сунул, вынул и больше не встречал, это доставление удовольствия чужому человеку... — Ты думаешь, принимающая сторона от процесса ничего не получает? — Нет, почему... Я люблю, например, делать куннилингус, но я не веду в укромный уголок каждую девчонку, которая мне приглянулась, чтобы ублажить ее здесь и сейчас. Не знаю. Наверное, я просто не ожидал такого, вот и все. Артур с сомнением оглядел его, будто пытаясь сложить в голове некую головоломку, которая складываться никак не желает. — Еще недавно в моей жизни была любовь, большая и чистая, а также восхитительно грязная, но увы, как выяснилось, без взаимности, — сказал он задумчиво, — меня не хотели любить правильно и выбросили, как котенка на помойку. — А правильно — это как? — Правильно — это как надо мне. — Эгоист, — фыркнул Венечка, цитируя самого Артура, но тот недовольно поджал губы. — Я? Когда хочешь быть с кем-то — делаешь ему то, чего он хочет, так ведь? Если есть это самое влечение на уровне мозга, на уровне чувств, эмоций, то становится похуй на свои какие-то предрассудки, ведь правильно? Хочешь доставить любимому человеку радость, наслаждение... ничто этому не может помешать. Либо ты мудак, которого заботит только собственное удовольствие. Венечка всматривался в мутные глубины кофейной чашки. В логике Артура было что-то порочное, но его слова липли, как репей. Артур еще дважды заказывал пиво для себя и чай для Венечки, на столе уже скопилась маленькая армия пустой посуды. Время пробежало незаметно. Странный это был разговор. Венечке казалось, будто он смотрит фильм с сурдопереводом: оригинальная звуковая дорожка была вполне ванильной, но все слова Артура приобретали любопытный оттенок в контексте венечкиной жизни со всеми ее тайнами. — Блин, уже половина?! — он спохватился, когда пора было уже сидеть в аудитории, и торопливо распрощался с Артуром. Было неловко оставлять чек на него, но Артур настоял, не желая и слышать о том, чтобы раскидать пополам; они сошлись на том, что в следующий раз угощает Венечка, и нежданно-негаданно договорились о новой встрече. Все это удивительно напоминало начало замечательной дружбы, по крайней мере, если верить киношникам: с реальными друзьями Венечка дела практически не имел.