Бемби ищет хозяйку

В субботу он проспал. Телефон разрядился еще с вечера, Венечка уже в метро заглянул в мертвый экран, но моментально забыл о нем — слишком много всего происходило. Иногда он смотрел на часы просто так, машинально, и увиденные цифры сразу вылетали из головы; точно так же он, подумав, что надо не забыть воткнуть зарядку на ночь, немедленно вычеркнул эту информацию из памяти. В любой другой день это было бы просто неприятно, но Венечка опоздал к Маргарите. Пока он второпях чистил зубы, в голову закралась даже мысль никуда не ехать вовсе, и он ужаснулся этому: все сессии с мадемуазель он мог пересчитать по пальцам, а они уже настолько не вызывали у него энтузиазма! Даже с Галиной ему понадобилось не меньше четырех месяцев, чтобы на смену розовым очкам пришел трезвый взгляд... — Венечка, котик, ты завтра будешь дома? Мама поймала его на кухне; завтракать не было времени, но выпить чай стоило, иначе могло пахнуть изо рта. Иногда на голодный желудок такое случалось, и Венечка старался не рисковать. — А что? Он был достаточно опытен, чтобы не попадаться на ее уловки, и никогда не давал ответа, не оставляющего пути к бегству. — Да так, ничего... Я хочу пригласить тетю Ларису на чай. — Я в бассейн иду с одногруппниками. Кто бы мог подумать: их приглашение неожиданно оказалось кстати. Единственная проблема заключалась в том, что теперь действительно придется идти, впрочем, все лучше, чем знакомиться с тетиларисиной Юленькой. — А сегодня? — спросила мама с надеждой. Он развел руками. — Опять эти твои ролевики? — Мам, они называются «исторические реконструкторы», ты же знаешь, я всегда по субботам ухожу. А потом мне надо к экзаменам готовиться, на этой неделе уже зачеты начнутся. «Реконструкторы» были идеей Галины, и отмазка эта работала на отлично: достаточно маргинальное хобби, чтобы не казаться неожиданным выбором для задрота, оно не требовало дополнительной маскировки, как посещение спортзала. Спортзал был первым, что пришло в голову Венечке, но он быстро отбросил эту идею, поняв, что для жизнеспособности такой отмазки каждую субботу придется приносить домой потную одежду и откуда-то взять хоть какой-то рельеф на своем худощавом теле. — Тебе эти все игры интереснее, чем девочка, — мама отвернулась, демонстрируя недовольство, и Венечка воспользовался моментом, чтобы улизнуть от дальнейших расспросов. Мама была права на все сто, впрочем, девочки в «играх» занимали немаловажное место, но ей об этом говорить не стоило. Он торопливо оделся и выскользнул из дома, уже в лифте завязывая шнурки и застегивая куртку на бегу. Добираться до остановки пришлось мучительно долго — все было покрыто ледяной коркой, кое-где раскатанной школьниками до зеркальной гладкости, он два раза падал, нелепо всплеснув руками. Транспорт тоже полз медленно. К тому времени, когда Венечка вышел из автобуса возле мебельного магазина, смысла идти к Маргарите уже практически не было — обычно в такое время они уже заканчивали. Но поворачивать домой было совсем уж глупо, и он решил поздороваться хотя бы, извиниться, раз уж все равно приехал. В галерее меняли экспозицию, Венечка помедлил напротив одной картины, которую как раз вешали. То ли у него было бурное воображение, то ли абстрактно наляпанные пятна краски складывались во что-то порнографическое. Он помотал головой и поднялся в лофт. Двери были открыты нараспашку, и столкнувшись с сосредоточенными людьми в рабочих комбинезонах, Венечка понял, что торопиться уже точно некуда. В лофте монтировали какие-то конструкции из металлических рей. Все помещение преобразилось, окончательно утратив сходство с жилым. Деловитые рабочие не обращали на Венечку внимания. — Мон шер ами! — он не сразу заметил Маргариту на кухне, мадемуазель была против обыкновения неяркой, без косметики, волосы подвязаны платком, обычная человеческая одежда вместо костюма. — Ты не получил мое сообщение? — У меня телефон сдох, — Венечка зачем-то вынул сотовый из кармана и показал ей. — Бедняжка. Мы не играем сегодня, как видишь. Чаю? Он присел рядом с ней, расстегнув куртку и ослабив шарф. Спросил: — Чем-нибудь надо помочь? — О, нет, милый, все под контролем. Жюльетта Триумф Порока быстрым шагом прошлась по опоясывавшему помещение балкону, с кем-то переговариваясь по рации, махнула Венечке рукой, и он вдруг почувствовал себя чужим здесь, ненужным. — Вот там будет главная сцена, от нее небольшой подиум, все соберут сегодня. Наверху крепления под шибари, шикарные мастера обещали мне шоу, будет чудесно. Девочка фаерщица, пылающий кнут, очень живописная, но пока под вопросом, ждем разрешения от пожарки. Много еще осталось сделать, но это всегда так. В понедельник мы открываем двери в восемь, ребята из фейсконтроля будут в половину. Все интересное начнется в десять, до этого только несколько частных сцен, коктейли, к началу прибывают обычно только те, кому надо переодеться. В образе на улицу не выходить, в помещении не курить, алкоголь не проносить. Этот заученный текст она, должно быть, повторяла сотни раз за последние дни. Венечка смотрел на то, как она держит чашку, и отчетливо понимал, что для Маргариты никогда не будет особенным. — Мне пора, мадемуазель, — сказал он тихо, и Маргарита кивнула. Он не хотел возвращаться домой, поехал в институт. Пустые коридоры отзывались эхом на шаги. Венечка обосновался в читалке и по уши погрузился в учебники — оставаться наедине со своими мыслями казалось невыносимо, а грядущие экзамены были хорошим способом отвлечься. Назавтра он поехал в бассейн, с трудом найдя плавки на полках с летней одеждой в шкафу. В бассейне действительно совсем не было народу, несмотря на выходной день — в общем, неудивительно, если учесть, в каких ебенях он находился. Ветхое здание не вызывало желания в него заходить, однако внутри было чисто и довольно уютно. Современный ремонт сделали на скорую руку, только там, где было жизненно необходимо, остальное отгородили; новый кафель, свежевыкрашенные стены, но если поднять голову, в полумраке видны посеревшие от времени ряды кресел для зрителей, должно быть, в былые времена приходивших на какие-нибудь соревнования. Лестницы к ним убрали, и трибуны взирали с высоты, как призраки. Странное ощущение. Владельцы здания, видно, торопились открыть двери, чтобы бассейн хоть как-то отбивал свое существование, но этот поверхностный ремонт походил на улыбку, нарисованную на угрюмом лице клоуна. — Как вы откопали это место? — спросил Венечка, потея в сауне. — Машу-Дашу очередной принц на свидание сюда водил, — ответили с верхней полки, кажется, это был тот самый Толик, который окрестил его Витамином. — И кстати о свиданиях в сауне, чувак, я б на твоем месте на полотенце сидел, мало ли чем тут кто занимался. Венечка подозрительно покосился на деревянные скамьи, но ничего страшного не разглядел. Впрочем, Толик был прав, скорее всего. Это место идеально подходило для какого-нибудь мальчишника с проститутками, вероятно, его сдавали для частных вечеринок — на нормальный бассейн он все равно не тянул, дорожки упирались в свежевыстроенную стену, едва начавшись. — Я люблю представлять, что мы в постапокалиптическом мире, за окном ядерная зима, и мы в этом здании застряли навсегда, — сказал их третий сосед по сауне, если Венечка ничего не путал — Димка, чей номер был у него в телефоне. — Подлатали стены, чтобы было не так жутко, и выживаем. — А в стекло скребутся зомби, — подхватил Толик, — а в заброшенной части здания — вампиры, они прячутся днем, но по ночам выходят на охоту! И мы такие пыщ пыщ мочим их арматурой, Маша-Даша в бронелифчике с бензопилой наперевес, Таня с калашом... — Толик, в этом фильме ты бы умер одним из первых, — хихикнул Димка и плеснул на камни воды из бутылки. Запахло хвоей, и волна жара прошлась по полкам. Венечка зажмурился, подставляя лицо. Пока хватит, пожалуй... Он встал с полки и шустро выскочил за дверь, стараясь не выпустить тепло. Встал под душ и включил ледяную воду, выкрутив регулятор до предела, все тело аж выгнуло от контраста температур. Он подумал про Князя, про кубики льда и свечу, и погнал прочь эти мысли, потому что следом наверняка придут другие — про то, что завтра «Самая темная ночь» и жизнь изменится капитально. Развеяться, он пришел развеяться... Венечка пустил воду потеплее. Стоило вспомнить Князя, как начиналось шевеление в плавках, в публичном месте такое надо пресекать сразу, но в закутке у сауны никого не было, и Венечка позволил себе немного понежиться в теплых струях, не заботясь о приличиях. Он провел языком по небу, вспоминая ощущение чужого члена под тканью, и вздохнул. Снова пустил холодную воду, надеясь избавиться от намечающейся эрекции. — Ты не обо мне ли там фантазируешь? — спросил веселый голос. Венечка распахнул глаза и увидел Машу-Дашу. — Я не... Он не успел договорить, к нему прижалось полуголое тело, цепкая девичья рука ухватила за яйца. Тут же, взвизгнув, Маша-Даша отскочила: — Бли-и-ин! Ты рехнулся, холодная же! Ее соски возмущенно торчали сквозь купальник. Венечка улыбнулся им, и Маша-Даша, фыркнув, крутанула регулятор воды. Сверху полилось горячее. — Так-то лучше, — сказала Маша-Даша и нырнула рукой Венечке в плавки. Он дернулся: — Увидят... — Ну и пускай, поржут и перестанут, свои же. Отчего-то не хотелось кончать с ней. В прошлый раз было, в общем, неплохо, но куда жарче рассказывать потом обо всем Князю, а теперь... Теперь вообще ничего не понятно. — Тогда твоя очередь, — сказал Венечка и опустился на колени. Маша-Даша смотрела недоверчиво. Он легонько, едва касаясь, погладил ее между ног, кончиками пальцев угадывая под тканью губы, поцеловал в лобок, нащупывая ртом начало расщелинки. Маша-Даша вздрогнула. Это было похоже и одновременно совершенно непохоже на то, что он делал у Князя на кухне, и Венечка испугался, что забудет языком рельеф его члена, но Маша-Даша сдвинула в сторону полоску трусиков, открывая доступ к телу. Она была такая гладкая там, беленькая, будто ненастоящая, но Венечка провел языком по ее губам и раскрыл их, точно цветок. Как давно он этого не делал... Пришлось вспоминать уроки Галины, впрочем, она всегда говорила, что он талантлив в этом искусстве, и Маша-Даша, кажется, готова была с ней согласиться. Под его осторожными пальцами быстро стало скользко. Языком нащупав клитор, Венечка занялся делом бережно, начав издалека и обойдя кругами, потом с боков, пока Маша-Даша не начала подаваться навстречу. Поймав ритм, который ей, кажется, нравился больше всего, Венечка ласкал ее долго, бесконечно, пока не довел до оргазма, и еще немного потом, пока она не перестала вздрагивать. — Ну знаешь, — она убрала мокрые волосы со лба. — Ты крутой. — Спасибо... — Венечка едва не ляпнул по привычке «госпожа», но вовремя прикусил язык. — Нет, правда. Я вообще-то очень редко с кем-то кончаю. Она поправила трусики, подставилась струям душа. Венечка встал, потирая колени, поплескал воды на лицо. Что-то надо сказать, наверное? Она опередила: — У тебя резинка есть? — Венечка сдернул резинку с мокрых волос и протянул ей, но Маша-Даша рассмеялась: — Да нет же, глупый. Презик. Венечка помотал головой. Маша-Даша посмотрела на него несколько затуманенным, почти мечтательным взором: — Найдешь — приходи... Заслужил. Рядом с Венечкой она была совсем мелкая, как Дюймовочка: встала на цыпочки, чтобы поцеловать. Затем ушла в сауну, пленительно покачивая бедрами, Венечка смотрел ей вслед, как завороженный. Он подумал, что мог бы спросить у парней из компании, наверняка у кого-то нашелся бы презерватив. Неожиданная перспектива. Венечка уже и не помнил, когда последний раз трахался с девушкой, не госпожой, а просто, по-обычному. Задолго до Галины у него была подружка — пресная, как и секс с ней, Венечка совсем не разочаровался, когда в итоге отношения сошли на нет. Правда, тогда сам он тоже ровным счетом ничего не представлял собой в постели; Галина утверждала, что у него темперамент размороженного хека. Однако с тех пор утекло много воды, а еще больше смазки, расплавленного парафина и еще бог знает чего. После всех практик разной степени разнузданности, перепробованных за последний год, ванильный коитус казался чем-то инопланетным. На удивление скучным. Выйдя из закутка, Венечка неторопливо побрел вдоль бассейна, мимо высоких окон. За стеклом видна была серая улица, и вправду напоминавшая что-то постапокалиптическое. С криками и гиканьем выскочил из сауны Толик, бомбочкой сиганул в голубую воду, подняв тучу брызг; девчонки взвизгнули. Он, кажется, тратил много сил на то, чтобы быть в доску своим, и казался позером, но Венечка хорошо понимал это желание быть частью целого. Вписываться. Рядом с плеском упал на воду красный мяч. Венечка выловил его и бросил в сторону игравших, они звали к себе, но он только помахал рукой и сел на бортик, свесив ноги в воду. Приятно. Бассейн был отмазкой, Венечка не ожидал, что ему здесь вправду понравится, но... кажется, если его позовут снова, он согласится. Таня подплыла к бортику, подтянулась и села рядом. — Отдыхаешь? — Он кивнул. — Как тебе? — Здорово. Я сто лет не был в бассейне, оказывается, тут хорошо. — Ну и отлично. Она помолчала немного, болтая ногой в воде, и Венечка подумал, что она тянет время. Что-то хочет сказать, но ей неловко. Запалила их с Машей-Дашей, что ли? — Я только хотела сказать... Если у тебя есть проблема, ты не должен молча терпеть. Венечка напрягся. — Проблема? Таня, о чем ты? Она огляделась тайком, будто проверяя, нет ли вокруг лишних ушей. — Существуют специальные центры для таких, как ты... Для жертв домашнего насилия. Он поперхнулся воздухом, закашлялся, Таня занесла было руку, чтобы похлопать его по спине, но тут же отдернула, и он вдруг понял, в чем дело. Следы порки на спине. Он проверял с утра, глядя в зеркало через плечо, но в тусклом электрическом свете ванной синяки были незаметны, и он понадеялся, что они уже сошли. В бассейне свет лился через эти огромные, во всю стену, окна, он был яркий и, видимо, тайное стало явным. — Я не жертва, — прохрипел он. Таня проникновенно заглядывала в глаза: — Понимаю. — Ничего ты не понимаешь... Это добровольно. Он выдавил это из себя, и в ушах зазвенело, как будто он нырнул в бассейн, на самое дно, и там сидел долго-долго, глядя вверх сквозь голубую толщу воды. Вытащить тайну на свет — еще недавно он и подумать об этом боялся, а теперь признался первому же человеку, который заговорил с ним... Пусть даже Таня и не понимала, что стоит за этими словами. — «Стокгольмский синдром», я читала про такое. Ой, а еще был такой опыт, где у собак, которых мучили, вырабатывался синдром приобретенной беспомощности, и они не пытались уйти от абьюза, даже когда их не запирали в клетки. У людей так тоже бывает, сплошь и рядом люди живут с абьюзерами, боятся сделать шаг, боятся, что будет хуже. Слушай, я могу позвонить в полицию вместо тебя, давай, я позвоню? Кто тебя бьет? Отец? Отчим? — Нет. Не надо никуда звонить, пожалуйста. — Ну ты что, мазохист, терпеть такое? Он набрал воздуха, зажмурился, будто перед прыжком, но слова не выходили, и он только коротко кивнул. Парадоксально, но этот скованный жест убедил Таню больше, чем все слова до того; она изменилась в лице, наклонилась ближе. — Ты что, серьезно? — Я не хочу об этом говорить, Таня, честное слово. — Ничего себе. Ладно. Хорошо. Если ты все же захочешь поговорить... — Спасибо. — Не за что. Беседа неловко и бессмысленно сошла на нет, и Таня соскользнула в воду. Оттолкнувшись от бортика, медленно поплыла, загребая под поверхностью, потом обернулась и помахала Венечке рукой. Отчего-то стало легче, и он тоже помахал в ответ. Расскажет ли она кому-нибудь? Он очень быстро получил ответ, когда в очередной раз отправился погреться в сауну. Там никого не было, и он растянулся на полотенце, заняв всю полку; однако стоило ему устроиться, как скрипнула дверь. Венечка приоткрыл глаза. Толик обвел взглядом полки и, убедившись, что никого кроме Венечки в помещении не видно, прижал руку к сердцу. — Май бразер фром эназер мазер! — сказал он торжественно. — Чего?.. Венечка сел. Толик украдкой оглянулся, проверяя, не вошел ли кто-нибудь за ним, и плюхнулся на свободный край полотенца. — Чувак! Ты честно... Ты точно... того? — он понизил голос до шепота: — Мазохист?! Настоящий? — У вас тут коллективный разум, что ли? — Венечка нахмурился, чувствуя, как заливается краской, но Толик замахал на него руками: — Танька хочет как лучше, забудь, это сейчас неважно. А важно, что... короче, я тебя понимаю, вот что. Чувак, у меня уже года три самая горячая фантазия — про то, как одноглазая женщина в военной форме ставит меня на колени, хлещет по щекам и требует секретные коды, господи, я ни одной живой душе, пожалуйста, скажи, что ты меня не осуждаешь, чувак, не молчи, я сейчас сквозь землю провалюсь. — Да я не осуждаю, — пробормотал Венечка, и Толик выдохнул. — Более того, со мной похожее было. Не про секретные коды, но моя бывшая госпожа любила такие сценарии. Толик тихонько заскулил от восторга. Из всех безумных и фантасмагорических моментов венечкиной жизни этот был в десятке самых диких. Впрочем, предыдущая беседа, с Таней, тоже входила в этот список. Тайну выколупали из ее темной влажной раковины, как улитку, и разглядывали, вертя на вилке, цокая языком; один гурман был восхищенный, другой — настороженный, но улитка пребывала в ужасе от обоих. — Никогда не думал, что кому-нибудь расскажу это, — Толик покачал головой, и Венечка мысленно отметил, что мог бы сказать то же самое. — Чувак! Я тебе дико завидую! Ты реально, ну, делаешь это все? — Смотря что «все»... Всякий экстрим не практикую, у меня болевой порог невысокий. Порка, воск... «...и дилдо», — чуть было не продолжил машинально, но спохватился и замолк. У Толика горели глаза. Венечке было до боли знакомо это ощущение, эта потребность, — то, что гнало его самого к Галине, когда кроме нее не было ни единой ниточки, способной связать его со страной чудес. — А на спине у тебя, это... — От флоггера. — От флоггера! — повторил Толик с благоговением. — Это такой с ремешками? Очень больно? А кровь идет? — Толик, — Венечка встал на ноги, отступил от него на шаг, — я не могу это обсуждать, честное слово, мне... некомфортно. Наверное, жестоко было бы послать этого восторженного неофита. Венечка с удивлением понял, что сам он уже далеко не новичок в тайных играх — а ведь еще недавно ему казалось, что он в самом начале пути. Он многое понимал теперь. Галина научила его азам, но с тех пор он далеко ушел по дороге самопознания. — Не здесь и не сейчас, — сказал Венечка мягко. — Когда-нибудь потом, когда я свыкнусь с этой мыслью. — Чувак, — расчувствовавшийся Толик развел руки, порываясь его обнять, — братэлла! Венечка помахал ему и поспешно ретировался из сауны. Наверное, этот день можно было смело заносить в пятерку самых ебанутых.