По эту сторону живой изгороди

Дни наполнились одиночеством и тишиной. Пай ни разу не написал, ни в коммуникатор, ни бумажной записки, хотя она несколько раз проверяла тайник в изгороди. Он проводил все дни в институте. Он, профессор Каннингем и доктор Уолкот работали почти круглые сутки. Когда отец успевал вернуться к ужину, он говорили, что все идет неплохо, что, весьма вероятно, к концу лета машины заработают. – Пай собирает нечто фантастическое, я уверен, что он давно все продумал и на сей раз у него получится. Но я так и не понял, почему он не приступил к делу раньше, – добавил отец, пристально поглядев на дочь. Эн промолчала, как теперь молчала всегда, когда речь касалась Пая, задавая вопросы лишь из вежливости. – Ты не должна винить себя в том, что отвлекала его от работы. И тем более не должна на него сердиться, Эн. Уверен, Пай тоже скучает без ваших прогулок и встреч, но он обещал родителям. Они слишком долго ждут возвращения в нормальный мир. – В обычный мир, – тихо поправила Эн. – Да, но нет ничего дурного в том, чтоб быть обычным, – вставила тетя Элен. – И тебе, моя милая, пора перестать сидеть в своей комнате и тоже вернуться в обычный мир к своим подругам и семье. Энис лишь вздохнула. Она не хотела разговаривать с тетей, и видеть подруг, которые названивали каждый день и забрасывали ее сообщениями, кто с кем начал встречаться и кто кого бросил, тем более не хотела. В одном тетя Элен была права – дневник оказался полезной штукой. Целыми днями она просиживала в своей комнате, перечитывая старые дневники, смеясь и плача над собой прошлой. А потом брала Дейзи и велосипед и уносилась по асфальтовым протокам дорог так далеко, как только могла, чтобы успеть вернуться к ужину, который теперь проходил в унылом молчании, особенно если дома не оказывалось отца. Чудесная штука – велосипед. Если разогнаться достаточно быстро, то кажется, будто ветер выдувает из головы все мысли, будто ты легче пуха и свободней птицы в небе. Жаль только, что этот полет не длится вечно. В начале августа отец вернулся домой пораньше и с радостным волнением объявил: – Мы собрали машины! Теперь дело за малым – удостовериться, что он работают. Доктор Уолкот собирается использовать несколько мышей и собак, чтобы сперва отправить их в другое измерение. А потом Пай вернет их обратно. Помнишь, ты была маленькой и считала, что Хорны заколдованы? Скоро заклятье над их замком рухнет! – Отлично! – Эн ответила с преувеличенным энтузиазмом. По правде говоря, она совершенно не была уверена, что хочет, чтобы эксперимент прошел удачно. Проведя не один час в раздумьях, она, кажется, поняла, о чем говорил ей Пай тогда на холме. Перемены страшили своей окончательностью и неотвратимостью. Стоило, наверное, сказать ему что-то ободряющее, сказать, что понимает его. Но когда Пай на следующий вечер сам позвонил ей, это застало Энис врасплох. Все смешалось и всколыхнулось, все чувства, что, казалось, уже улеглись слоями на сердце. – Привет, Эн, – сказал Пай, словно и не было месяца тишины. – Наверное, стоило прийти и сказать тебе лично, но я не уверен. Что ты хочешь меня видеть. А сказать надо. Я звоню попрощаться. – Что? – Просто послушай, – голос его звучал твердо и печально, почти совсем по-человечески. – Сегодня доктор Уолкот пытался отправить в мое измерение подопытных животных, и это оказалось ошибкой. Старая гипнотическая машина была настроена на человеческий мозг и вконец разладилась. С мышами ничего видимого не произошло, но они ведут себя странно. Предстоит еще долго разбираться, что именно пошло не так. Но ждать нельзя. – Что ты имеешь в виду? Пай, где ты? – Я сейчас в институте, тут никого, доктор Уолкот и твой отец только что отправились домой. Я включу свои машины и попробую вернуться в обычный мир. – Нет, послушай, не надо спешить! Наверняка папа что-нибудь придумает! Утро вечера мудреней, слышишь! – Я не могу ждать. Боюсь, что мама не выдержит или я сам не выдержу и сбегу. Так больше жить нельзя, Эн. – Перестань, все же было нормально! – Нет, ты не понимаешь, Эн. Спасибо тебе, что ты была рядом со мной. Ты, маленькое солнышко, озаряла мою жизнь в этом бесконечном изменчивом мире. Спасибо! Я… Я прошу тебя, что бы ни случилось, не приходи сюда! – Что? – Прощай, Эн. – Пай? Коммуникатор молчал. Энис бросилась вниз в гостиную, не зная, куда бежать и за что хвататься. С вертолетной площадки доносился шум, это прилетел отец. Эн выбежала ему навстречу, схватила за руки. – Папа! Нам надо в институт! Он сейчас сделает это! – Что? – ошарашенно переспросил отец. – Пай сейчас включит свои машины и опробует на себе! Останови его! – Откуда ты знаешь? – Неважно! Отец побежал к вертолету, на ходу пытаясь связаться с Уолкотом. Через пятнадцать минут они были на месте. Институт в сумерках казался безжизненным, как выключенный агрегат, лишь охранники проводили их недоуменным взглядом. – Подожди здесь, Энис! – тоном, не терпящим возражений, сказал доктор Уолкот, когда они проходили мимо комнаты отдыха. – Но… – Тебе вообще не стоило прилетать, – доктор покачал головой. – Он прав, Эн, – сказал отец. – Я приду за тобой, как только мы выясним, что произошло. Она осталась. Мерила шагами комнату, словно тюремную камеру, ни разу не присела в мягкие кресла и лишь следила, как отражение заката догорает в окнах корпуса напротив. Прошло не больше десятка минут, показавшихся Энис вечностью, и в комнату вернулся профессор Каннингем. – С ним все в порядке, милая! – воскликнул он. – Все получилось! Нам, конечно, нужно будет сделать кучу тестов и проверок, но все же Пай Хорн теперь такой же человек, как и мы! – Я могу с ним поговорить? Отец нахмурился и покачал головой. – Нет, милая. Он сейчас должен оставаться под наблюдением врача. Но, наверное, лучше тебе сразу сказать – он просил, чтобы тебя к нему не пускали. – И, видя, как лицо Эн наливается гневом, мягко добавил: – Ему сейчас очень тяжело, понимаешь? Надо заново учиться ходить и говорить. Он беспомощен, словно младенец. И это совсем не тот вид, в котором семнадцатилетний юноша хотел бы предстать перед симпатичной соседкой. Дай ему время. Отец мягко погладил ее по голове и протянул ключ зажигания от вертолета. – Сможешь долететь домой сама? Энис кивнула. Ей не хотелось сдаваться и улетать, но спорить с отцом, доктором и самим Паем сейчас бесполезно. Она просто взяла ключ и ушла. Россыпь огоньков вдоль дороги указывал ей путь, ночь билась в окно кабины и наматывалась на винты. Управлять вертолетом было довольно тяжело, некогда думать, некогда переживать, надо следить за тремя степенями свободы. А у Пая было этих степеней куда больше. Было. Ей казалось, что она не может заснуть, что ворочается в темноте, огромной и вязкой, затягивающей, как ночные лиловые небеса, как ледяные объятья водопада, бьется, захлебывается этой пустотой и тонет, тонет, тонет. Разбудил ее резкий сигнал коммуникатора, когда день перевалил уже за полдень. Она с трудом отогнала сонную муть, взглянула на экран. Пай писал: «Со мной все хорошо, насколько оно в принципе может быть хорошо в моей ситуации. Родителей тоже уже вернули, и они чувствуют себя прекрасно. Профессор сказал, что ты спрашивала обо мне. Еще раз прошу тебя, не приходи в институт. Доктор Уолкот собирается устроить большую вечеринку и презентацию для прессы, как только я смогу достаточно уверенно держаться среди людей. Но и тогда не приходи». «Почему?» «Я не хочу тебя видеть». Энис швырнула коммуникатор в стену, но это не успокоило. В голове лихорадочно роились мысли, она перебирала их одну за другой, пока умывалась и спускалась вниз. Отца она нашла в кабинете и с порога заявила: – Я возвращаюсь на Венеру! – Что? Зачем? – профессор был ошарашен. – Я все обдумала и хочу немедленно перевестись в Университет косморазведки и терраформирования, где ты раньше преподавал. Уверена, я легко сдам экзамены. – Конечно, сдашь, но зачем? – Так просто надо, папа. Я не хочу ссориться, не хочу тебя расстраивать. Мне просто нужно побыть одной. Тебе есть чем заняться, закончить с помощью Пая монографию по теории суперструн, например. Тете Элен тоже тут хорошо, она позаботится о Дейзи. А я поеду учиться чему-нибудь полезному и полечу к звездам. Сама. Как сумею. – Ах, дочка… Отец обнял ее и уткнулся лицом в макушку. Хорошо, что он не видел ее лица и слез, готовых брызнуть из глаз, стоит лишь подумать, как больно ему будет отпустить ее. И все же так надо. Так будет лучше для всех. Как ни странно, не только отец ее не отговаривал, но и тетя Элен проявила потрясающий такт, не расспрашивала, не увещевала, а лишь тихо смахнула слезу, обняв ее перед отлетом в космопорте. Трудней всего было прощаться с Дейзи. Энис обняла тихо поскуливающую собаку и прошептала ей в самое ухо: «Ты береги их, старушка, хорошо?»