Один шаг до...?

      Упирающуюся девушку тащил по коридору высокий бородатый охранник, от которого разило алкоголем за версту. Он заламывал ей руки, то и дело припечатывая худенькую слабую фигурку к холодной каменной стене. Девушка изо всех сил цеплялась за последние остатки надежды на побег, даже один раз укусила своего конвоира, когда выдался удобный момент, но бородач сначала посмеялся над ее жалкими попытками освободиться, а потом перешел на крик, завершив все парой смачных оплеух. Он продолжал волочить свою временную пленницу куда-то наверх, по длинной винтовой лестнице, ведущей в главную башню замка. Когда-то давно в этой башне располагалась спальня хозяев, и теперь там ее ждал муж, которому она досталась в качестве «приза» за оглушительную победу над Вудштейном. Понятно, что не для разговоров.       Сложная прическа была разобрана служанкой, длинные золотистые волосы Эйлин заплели в обычную косу и перевязали шнурком. За эту самую косу ее и тащил поддатый охранник, уже добрых десять минут отпускавший пошловатые шуточки в сторону и без того перепуганной девушки. Неизвестно, чего он хотел добиться, если не большего унижения, которого ей предстоит хлебнуть сполна. Белое свадебное блио грозило разойтись по швам, несколько бусин уже отлетело, а потому сейчас платье выглядело далеко не так торжественно, как раньше.       Мужик, дойдя, наконец, до конца своего пути, грубо пнул дверь ногой и зашвырнул Эйлин внутрь. Та не удержала равновесия и, запнувшись о толстый мягкий ковер, рухнула на пол, не видя ничего перед собой.       Рэнулф, сидевший у камина в кресле, обитом медвежьей шкурой, никак не среагировал на происходящее. — Пожалуйте, вот подарочек, — стражник попытался обратить внимание повелителя на себя. — Только учтите, Вашество, — продолжал тот сбивающимся от алкоголя голосом, — девка-то с характером, еле дотащил заразу.       Мужчина, которого по-своему уважительно охранник назвал «Вашеством», едва заметно повернул голову вбок, не считая нужным двигаться лишний раз, особенно, если дело касалось челяди. Пьяной челяди. Рэнулф, увидев, в каком состоянии находится его новоиспеченная жена, холодным тоном проронил, обращаясь к стражнику. — Очень интересно, каким образом вышло так, что моя жена сейчас валяется на полу, точно мешок с помоями. Потрудись рассказать, Борсоф. — Ну… Эта… Я пришел, говорю, мол, хозяин зовет, а она сказала, что со мной не пойдет… — Борсоф задумался. — Я ее силком… — договорить слуга не успел, его перебил Рэнулф. — Кажется, ты плохо понял мой приказ. Скажи мне, Бо, что я велел тебе сделать? — голос мужчины звучал спокойно, от чего по коже у Бо прошлись мурашки. Стражник, понимая, что все идет как-то совсем не так, осторожно попятился к двери, попутно отвечая. — Привести Вашу жену, господин. — Вот именно. Я просил ее привести. А что сделал ты? — Я и привел…       Рэнулф одним махом поднялся с кресла и пересек комнату, в считанные мгновения оказавшись рядом с Бо. Он схватил слугу за горло и прижал к стене. — Ты не привел ее, Бо. Ты притащил ее силой. А силой здесь решать дела могу только я, ты меня понял? — глаза мужчины сверкнули недобрым огнем. — П-п-п…понял, Вашество… — Вот и отлично. А теперь потрудись запомнить и передай другим, что я вздерну на висилице любого, кто прикоснется к этой девчонке хоть пальцем без моего ведома, — Рэнулф отпустил мужика и отошел к камину. Старый Борсоф схватился за горло и оперся на стену; в его глазах мелькали цветные точки из-за внезапно нахлынувшего кислорода. — Понял, господин. Простите нерадивого, впредь не повторится… кха! — сдавленно прохрипел Бо, не слишком понимая, что вообще происходит. Золотистые волосы Рэнулфа покачнулись в такт короткому кивку, который повелитель бросил старому вояке, все еще трясущемуся у дверей. — Сгинь с глаз моих, пропойца. И не смей больше показываться в таком виде.       Охранник, обиженно буркнув что-то, поспешил убраться восвояси, пока в него не полетело что-нибудь тяжелое. Рэнулф тем временем подошел к девушке и на секунду задумался. — Так и собираешься валяться на полу? Впрочем, смотри. Можно и на полу. — что можно, мужчина не пояснил, но у Эйлин, которая тут же подскочила, словно мягкий ковер вдруг порос сотнями иголок, по всему телу побежали мурашки. — Не слишком-то ты приветлива для своего мужа.       Девушка неловко переступила с ноги на ногу. Страх. Все здесь говорило об опасности: стены, огонь, зловеще шуршавший в камине, огромная кровать в дальнем углу. И низкий бархатистый голос мучителя, который сводил с ума и без того напуганную до полусмерти Эйлин. Внезапно на девушку накатило чувство полного безразличия: на какой-то миг ей показалось, что это всего лишь очередной из её кошмаров, которые в последнее время она видела едва ли не каждую ночь. — Выпьешь со мной? — Рэнулф подошел к столу, где стоял кувшин с вином, налил два бокала и, поманив девушку к себе, передал ей один. — Ну, и чего ты дрожишь? Неужели я такой страшный?        Эйлин не ответила, но несмело приблизилась к мужу и приняла из его рук питье, осторожно попробовав его. Губы обжег незнакомый доселе вкус, девушка закашлялась от непривычной жгучей влаги в горле. Рэнулф усмехнулся. — Прелесть моя… Ты хоть знаешь, что мы будем делать сегодня ночью?        Эйл зарделась и смущенно кивнула. Перед тем, как ее утащил пьяный слуга, старая нянька во всевозможных красках описала то, что ожидает каждую новобрачную. — Отлично, не придется с тобой возиться, — Рэнулф залпом опустошил содержимое своего бокала. — Я должен обговорить с тобой кое-что, если, конечно, ты не имеешь ничего против. — О чем Вы? — Ну, во-первых, я хочу извиниться перед тобой за то, что наговорил утром. Это было весьма недостойно. — Мужчина с трудом выдавил из себя эти слова, что не укрылось от внимательных глаз его юной жены. Та кивнула, молча принимая извинения, а Рэнулф продолжил свой монолог. — Во-вторых, у меня есть к тебе предложение. — Какое? — Кхм… Утром я сказал тебе, что в скором времени мы будем вынуждены покинуть Вудштейн. Видишь ли, дела в родном имении не позволяют мне задерживаться здесь, они требуют моего личного присутствия. Согласись, я не могу оставить свою новоиспеченную жену в одиночестве.       Эйлин ничего не ответила, лишь поставила недопитое вино обратно на столик к графину. Лично она не видела этому никаких препятствий. — Раз уж ты так не хочешь расставаться со своим драгоценным домом… Можем поступить иначе. Сейчас ты отправишься со мной в мой замок, но проживешь там лишь до тех пор, пока не родишь законного наследника. Затем я отпущу тебя сюда. — То есть, Вы действительно позволите мне вернуться в Вудштейн? — Эйлин не верила своим ушам. Рэнулф утвердительно кивнул. — Да, ты сможешь провести здесь остаток своих дней. Конечно, под присмотром. — Подождите… Что значит «под присмотром»? — Это значит, что вести хозяйство тебе никто не позволит. Твое семейство и без того чуть не угробило такое потенциально богатое имение. А так… Я в целом могу пообещать не тревожить твою невинную душу своим вниманием. — То есть, Вы не станете приезжать? — Только ради исключительных дел. А так я в твоей жизни больше не появлюсь. — И я смогу свободно жить дома? — Именно. — Что же… — девушка скрипя зубами подавила возмущение, понимая, что такой расклад в целом вполне ее устраивает. — Я принимаю такие условия. Но у меня есть один вопрос… — Ну? — Разве Вы не пожелаете видеть хотя бы иногда своего ребенка? Вас не смущает то, что он будет жить вдали от родного отца?       Рэнулф едва не рассмеялся. — Кто тебе сказал, что мой сын уедет с тобой? — Что?! А как иначе?! — Он останется в Стоунфелле вместе с семьей де Монфор, о тебе он, поверь, даже не услышит. — То есть, Вы собираетесь разлучить меня с моим ребенком, отнять у меня права на домоуправление и заставить жить здесь под домашним арестом?! — А что, у тебя с этим какие-то проблемы? Моя мать и без тебя отлично справится с воспитанием, на первое время наймем кормилицу из деревенских. — Что же я, по-вашему, должна буду делать?! Это грех- разлучать мать и дитя! — Лучше поумерь свои амбиции, прелесть, и соглашайся, пока я добр к тебе, — в голосе мужчины слышалось нарастающее раздражение. — Нет! Я никогда не соглашусь на подобное! — девушка возмущенно вскрикнула, протестуя против подобного сценария ее дальнейшей жизни, что очень сильно не понравилось ее мужу. — Ну, что же, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, прелесть моя, — Рэнулф недобро сверкнул глазами и, отставив пустой бокал, начал наступать на девушку. — Раз ты не согласна на такие условия, я предлагаю тебе следующие. Ты родишь мне наследника в любом случае, но я не отпущу тебя в Вудштейн. Ты останешься в моем имении на правах прислуги, тебя будет иметь любой желающий с моего позволения, а всех бастардов, которых ты наплодишь, я лично буду сбрасывать в ров рыбам на кормежку. Любой в округе будет знать, что ты — дочь из опущенного предательского семейства, которое не смогло даже постоять за… — мужчина не успел договорить. Тишину комнаты нарушил резкий хлопок: Эйлин, не удержавшись, ударила мужа по щеке. — Вы - бессердечный монстр! — выкрикнула девушка ему в лицо, но тут же отпрянула, точно испугавшись своей внезапной смелости. Ладонь горела от удара, а внутри начала подниматься неясная тревога. — Да как. Ты. Смеешь?! — Рэнулф, не ожидавший такого поведения от скромной монашки, несколько опешил. — Нет уж! Как это Вы смеете распоряжаться моей судьбой и судьбой моих будущих детей?! Да кто Вы такой? Господь-Бог?! — Эйлин в сердцах выкрикнула эти слова, поднимая руку для второй пощечины, но ее маленькая ладонь не успела даже пошевелиться. Девушка поняла, что ей несдобровать, когда мужчина буквально набросился на нее, от злости утратив над собой всякий контроль.       Бывшая наследница Вудштейна, перепуганная до полусмерти, пыталась отбиваться, но все ее усилия оттолкнуть мужа были тщетны. Рэнулф, взбешенный ее жалкими потугами защититься, перестал хоть как-то сдерживать свой дурной нрав. Он, заломив Эйлин руки, волоком протащил ее к кровати, едва не отрывая от пола, а затем бросил ее на чистую простынь, на ходу срывая с себя рубашку. Эйлин вскрикнула, и, попятившись назад, отползла к стене, стремясь забиться в угол. Но ее несчастному желанию не суждено было сбыться. Рэнулф саркастично ухмыльнулся, когда увидел горящий страхом взгляд девушки, мелко дрожащей у стены. Он демонстративно присел на край постели, медленно стянул сапоги и, оставшись в одних шоссах, повернулся к Эйлин, которая едва не теряла сознание. Ее бледные дрожащие пальцы сжимали простынь под собой, ища несуществующего укрытия. — Спокойно. Не будешь брыкаться лишний раз и я, может быть, не стану тебя калечить, — мужчина ухватил Эйлин за ноги и притянул к себе, ложась на нее сверху и придавливая к кровати. Она уперлась руками в его грудь и зажмурила полные слез глаза, чтобы не видеть своего мучителя. Рэнулф попытался поцеловать девушку, понимая, что и без того уже перегнул палку, но та, ощутив прикосновение к своим губам, резко отвернулась. Она не хотела дарить свои поцелуи мужчине, которого не любила. Для нее, выросшей в монастыре, брак и любовь были священным таинством, а чистота души была превыше всего, потому Эйлин резко отвернулась, не позволяя целовать себя, а затем полоснула ногтями по лицу Рэнулфа. Тот, понимая, что ему надоело возиться с этой оскорбленной невинностью, совсем потерял голову. — Тебя в приходе не научили послушанию?! Ну так я научу! — мужчина дал девушке звонкую пощечину и принялся сдирать с нее дорогое свадебное платье. Оно трещало по швам, лишая невинное тело последней защиты. Эйл дралась, царапалась, точно дикая кошка, но все было без толку: Рэнулфа уже невозможно было остановить. Он продолжал рвать на ней одежду, не обращая внимания на крики девушки. В итоге, когда с платьем и нижней сорочкой было покончено, а Эйлин осталась совершенно обнаженной, Рэнулф резко перевернул ее на живот и, стремясь обездвижить свою молодую жену, оторвал от блио длинную полосу. Он прижал руки девушки к изголовью кровати и плотно примотал их куском ткани.        Рэнулф, одной ладонью придерживая бедра Эйлин, другую подставил к ее девственному входу и резко ввел туда сразу несколько пальцев. Эйл вскрикнула, выгнулась в спине и вцепилась в металлический каркас ложа так крепко, что побелели костяшки пальцев, а ногти впились в кожу, расцарапав ее до крови, когда она почувствовала пальцы мужчины в себе. Тот ни капли не церемонился, грубо растягивая ее и почти не позволяя шевелиться.       Эйлин силилась перевернуться, но путы, сдерживавшие ее запястья, не давали ей сделать это. Она вертелась, точно уж на огне, пытаясь уклониться от рук мучителя и отсрочить неизбежное. Вдруг, ее глаза расширились, а рот раскрылся в немом крике, и вскоре с губ сорвался сдавленный вскрик. Рэнулф убрал пальцы, плюнул себе на ладонь и растер импровизированную смазку по набухшему члену, который давно ждал разрядки, чтобы увлажнить его. Монфор крепко сжал ягодицы девушки, оставив на них синяки, и вошел в нее, не щадя бедное молодое тело. Проникновение было резким, очень быстрым. Это заставило Эйлин едва не обезуметь от того, что произошло. Орган Рэнулфа обхватывали скользкие от выступившей крови стенки ее влагалища, а то, насколько она была узкая и тугая внутри, напрочь помутило рассудок мужчины. Он склонился над ней, намотав косу на кулак и заставив Эйлин поднять голову, а затем прошипел ей на ухо: — Ты моя и делать будешь то, что я тебе велю, поняла, девчонка?!       Девушка не могла ничего ответить, она лишь всхлипывала и стонала; физическая боль пронизывала ее насквозь. Эйлин дрожала так, словно ее окатили ледяной водой и бросили в снег. Однако разум бывшей наследницы Вудштейна притупился и, кажется, был слишком далеко, чтобы хоть как-то реагировать на происходящее. Рэнулф мощными толчками вколачивался в свою жену, точно стремясь причинить ей как можно больше страданий. Та поначалу пыталась брыкаться, сопротивляясь давлению, но в итоге поняла, что так ей становится лишь еще больнее, а потому оцепенела и притихла. Любое движение Рэнулфа внутри заставляло ее сдавленно всхлипывать, закатывать глаза и до крови прокусывать губы; подушка девушки была влажной от проступивших слез, но мужчину это совершенно не волновало.       Тишину ночи нарушали лишь характерные хлюпающие звуки и нещадно громкий скрип кровати. В голове девушки успела проскочить одна-единственная мысль: никто не услышит ее позора, потому что, благо, зодчие, воздвигнувшие в свое время Вудштейн, позаботились о толщине стен и высоте башен.       Рэнулф беспощадно мял в пальцах нежные груди Эйлин, принося ей еще больше мучений. Он кусал ее за шею, повсюду оставляя свои грубые метки. Громкие шлепки взмокших бедер сводили его с ума, и вскоре мужчина дошел до пика, излился в жену и оттолкнул ее от себя, забыв, что та так и осталась привязанной.

***

      Молодой мужчина лежал, откинувшись на подушки и нисколько не стесняясь собственной наготы. Он перебирал пальцами мягкие пряди, выбившиеся из длинной косы девушки, а иногда завязывал на ее волосах крошечные узелки. Эйлин никак не реагировала на его действия. Единственное, чего ей хотелось сейчас — ступить к вратам преисподней. Когда, наконец, ее муж удосужился освободить ее, на запястьях девушка обнаружила глубокие следы. Сейчас одной рукой она судорожно сжимала уголок покрывала, то ли стремясь посильнее натянуть его на себя, то ли ища несуществующей защиты, отвернувшись к стене. В итоге пуховое одеяло оказалось целиком на ней, обнажив стройную фигуру ее мучителя. — Сколько тебе лет? —  голос Рэнулфа прозвучал, словно скрежет лезвия по грифельной доске, заставляя девушку содрогнуться до кончиков пальцев. Она безвольно пялилась в одну точку, повернувшись спиной к человеку, который только что лишил ее всякой надежды на будущее. Ее собственному мужу. Из горла Эйлин вырвался какой-то булькающий звук, лишь отдаленно напоминавший связную речь. — Какая разница… Вас не сильно бы волновало, будь на моем месте даже маленький ребенок…       Рэнулф раздраженно сжал косу девушки, и резко дернул ее волосы на себя, заставляя пленницу повернуться. Та сдавленно вскрикнула, изогнувшись в какой-то странной позе, но сейчас ее не беспокоила нарастающая боль в мышцах: все тело сковал неподдельный страх перед мужчиной, с которым она так неожиданно оказалась лицом к лицу. Рэнулф, склонившийся к ней так низко, что его золотые пряди щекотали лоб девушки, прошипел ей на ухо: — Следи за своим языком. Ты теперь всего лишь вещь, и мне решать, что с тобой делать. Поэтому будешь выполнять все, что от тебя требуют. Если захочу, то прямо сейчас поставлю тебя на колени и буду иметь столько, сколько мне понадобится. Как раз хватит, чтобы оплатить все долги твоего паршивого предательского семейства, — мужчина, наконец, отпустил девчонку, позволяя ей снова забиться в уголок кровати к самой стене. Рэнулф вздохнул, справляясь с раздражением, и молча взглянул на свою новую игрушку. Из-под одеяла, куда Эйлин так усердно куталась, выглядывала только голова и часть обнаженной спины, теперь покрытой ссадинами. Де Монфор, немного смягчив тон, добавил: — Мне не следовало быть таким грубым.       Пленница не удержалась и только залилась новой порцией слез. Рэнулф устало вздохнул, понимая, что ему начинают надоедать эти бесконечные рыдания. Он резко рванул на себя покрывало и улегся спать, уже и не думая о той, что тихо всхлипывала на другом конце кровати.