Немного о чае.

      Когда особенно хотелось чего-то необычного холодными вечерами, доктор Ватсон заваривал целый чайник чая с мятой. Его бабушка когда-то заваривала его, чтобы разнообразить обычные чаепития, и доктор всегда держал упаковку мяты перечной из аптеки под рукой.       Холмсу не то, чтобы очень такой чай нравился, но ему определенно казался занятным этот напиток. Горячий чай с холодным мятным привкусом и запахом, чем-то похожий на его соседа, доктора. Горячий мужчина, держащий всех чуть на расстоянии и всегда немного прохладный в общении. Совсем немного, как тот самый привкус мяты в чае. И, как и привкус мяты, это его свойство добавляло в доктора Джона Ватсона определенную изюминку. Детективу это нравилось. И то, как доктор смущался, когда происходило нечто, что выходило хоть самую малость за пределы стандартных дружеских отношений. Внезапные объятия, например, пусть и дружеские. Холмса забавляло смущение его соседа, но он никогда не переходил вполне определенных границ и не нарушал чужого личного пространства, когда это было неуместно и определенно нежелательно. Одно дело в шутку обнять в гостиной, когда никто не видит, другое — публично сделать что-то подобное и поставить в неловкое положение. Кроме того, Холмс идеально вычислял момент, когда подобные вещи были желательны или хотя бы допустимы, а когда ни в коем случае нет. Сегодняшний вечер в домашней обстановке, без всякого сомнения, подходил под определение «ни в коем случае нет, даже не пытаться, даже не думать об этом.» Доктор был чем-то обеспокоен. Слишком обеспокоен, чтобы над ним подшучивать, еще и таким образом. Нужно попробовать выяснить, чем же. И лучше всего спросить, а не применять метод дедукции.       — Вас что-то беспокоит, Ватсон? У Вас такой вид, будто Вы всю ночь и весь день топили котят, щенков, а заодно и младенцев.       — Вы вполне могли бы и сами выяснить, — доктор хмуро разливал по чашкам чай. В комнате запахло мятой и чаем.       — Мог бы, но Вы всегда возмущаетесь, когда я так делаю. Говорите, что я вмешиваюсь в Вашу жизнь без Вашего разрешения. Особенно, когда вы в таком настроении.       — Да, действительно. Вы правы, — Ватсон вручил собеседнику чашку. — Но я не думаю, что-то, что меня беспокоит, стоит обсуждать.       — Как хотите. Но Вам, наверное, нужно будет с кем-нибудь обсудить рано или поздно свою проблему, или Ваша жизнь станет похожа на жизнь моего брата.       — О, Господи! — Доктор прекрасно представлял, что имел в виду Холмс. Но и рассказывать, что именно его беспокоило, ему не хотелось. Не рассказывать же, что его тревожат сны. Сны, в которых он целуется с этим типом. При разных обстоятельствах и в разных сочетаниях, то он целовал детектива, то наоборот. Вот и испытывай романтическую привязанность к шикарным мужчинам. — Откровенно говоря, меня несколько беспокоит то, как нам заменить кусок обоев после того, что случилось на прошлой неделе. Горелое пятно не очень-то хорошо смотрится в гостиной.       — Заменим все обои в гостиной на всех стенах, тоже мне, проблема. У Вас чуть приподнялась левая бровь, и Вы теребили манжет на правом рукаве. Вы ведь соврали, правда?       Ватсон задумался. В конце концов, сны — это просто сны, и нет ничего страшного в том, чтобы о них рассказать, если не делать из мухи слона и не рассказывать так, будто это что-то серьезное. Возможно, если преподнести все как шутку, он не будет выглядеть нелепо и не вызовет подозрений в каких-то неестественных порывах. Может быть, если рассказать, то будет намного легче? Ведь быть один на один с таким…пугающим подсознательным финтом более, чем сложно.       — Да, я не стал сразу говорить все как есть. Вообразите, Холмс, мне снятся разные нелепости, будто бы мы с Вами целуемся. Не правда ли, забавно и совершенно немыслимо? Вот меня и тревожит, что мне снятся подобные глупости. Это же абсурд, да и просто неприлично.       — Действительно, — Холмс заметно улыбнулся, весело и тепло. — Хорошо, что Вы рассказали, а то я бы думал, что Вы внезапно заболели или проигрались в бильярд.       — Но это только глупые сны, это ничего не меняет, верно? И не делает меня больным или…извращенцем?       — Конечно, нет, ерунда какая. Это же только сны. Вы же не воображаете, будто мы действительно станем целоваться.       — Ну что Вы! Разумеется, нет! — на лице Ватсона проявилось выражение ужаса и…не то, чтобы отвращения, но шока от того, что кто-то мог подумать, что ему в голову придет нечто подобное. Тем не менее, доктор добавил. — Однако, будь кто-нибудь из нас дамой, возможно, я бы так не возражал.       — Уж в этом я не сомневаюсь. И полностью с Вами соглашусь. Будь один из нас не мужчиной… Может, если и так, когда оба мужчины… Впрочем, нет. Не может. Это было бы ошибкой.       — Верно. Большой ошибкой. Мы друзья. А даже самые близкие друзья не целуются. Особенно не в щеку.       — Губы?       — Губы.       Мужчины замолчали и смущенно уставились в свои чашки. Они уже успели опустеть, только по несколько чаинок на дне осталось. Чтобы скрыть неловкость, нужно было срочно встать и налить еще чая. Кто первый сдастся и сделает это? И заодно позволит другому заметить свое смущение. И чья человечность будет замечена первой?       Шерлок Холмс встал налить им вторую порцию чая. Теперь каждому из них стал заметен легкий румянец другого. И это смутило обоих еще больше.       — Холмс, не могли бы Вы, раз уж все равно встали, принести мою записную книжку? Зеленую, — она лежала в спальне Ватсона, так что у каждого было примерно две с половиной минуты, чтобы прийти в себя. — Нужно вычеркнуть из списка дел кое-что.       — Разумеется. Сейчас принесу, потом еще немного чая.       — Думаю, там хватит на третий заход. Записная книжка.       Как только Холмс пошел за зеленой записной книжкой, Джон Ватсон глубоко вдохнул и задержал дыхание. Ну что ж, самое сложное на сегодня позади. Он ответил на неудобный вопрос, вышел сухим из воды, облегчил душу и не потерял своего единственного настоящего друга. И медленно выдохнул. Сразу стало легче. Так. Спокойствие.       Стоило детективу оказаться вне поля видимости доктора Ватсона, он тут же несколько раз вдохнул и выдохнул. Полный вдох, полный выдох. Спокойно. В конце концов, что тут особенного, он выслушал очень личную проблему лучшего друга. И не показал все, что об этом думает, и не выглядел при всем при этом идиотом. Все прошло хорошо. Они даже смогли поговорить слишком откровенно и о самом, прямо сказать, тайном, о чем так просто мужчины не разговаривают. Теперь можно успокоиться и принести записную книжку. Да, ровно две с половиной минуты, и зеленая записная книжка была в руках доктора Ватсона.       — Ну что, теперь еще чая?       Мужчины друг другу улыбнулись. Вторая чашка была выпита молча, но пошла куда веселее, чем первая.