Немного о чае.

      Холмс ненавидел чай с мелиссой. Но иногда без него было не обойтись, когда после напряженного труда над каким-нибудь Делом у него начиналась мигрень. Ее можно было побеждать лекарством, но вот беда, организм слишком быстро привык к обезболивающим. Наверное, из-за самой вредной привычки детектива. Чай же с мелиссой за полчаса сгонял боль из виска, глаза и челюсти в затылок и еще через полчаса постепенно растворял боль в шее и лопатках, принося желанное избавление. Даром, что случалось такое раз в год, не чаще, а иногда и реже. В этот раз необходимость в мелиссе принесло дело о фарфоровых статуэтках, в котором черт бы сломал обе ноги, рога, руки, позвоночник, нос и практически все зубы. То есть, оно было хуже, чем обычно. Ну, тот самый раз в году. Как назло, накануне Рождества. Не совсем, но двадцать третьего декабря. Не то, чтобы мужчины отмечали этот праздник и готовились к нему, но в любом случае, мигрень была еще менее кстати, чем в любой другой день. Дома не нашлось ни листочка мелиссы. Где ее вообще Холмс брал?       Да, этот вопрос весьма занимал доктора, носящегося по городу в поисках мелиссы. Этот вопрос мог бы волновать миссис Хадсон, но гонять вечером пожилую женщину неизвестно куда было более чем не гуманно. Конечно, если бы Ватсон знал, где искать, поиски значительно упростились бы, но все, что ему было сказано, это: «Найдите это проклятую мелиссу, Ватсон, даже если Вам придется ограбить ботанический сад! И поторопитесь!». Вот доктор и торопился. И действительно был уже близок к тому, чтобы найти и ограбить ботанический сад. Это было бы проще, ей-богу!       Мелисса все же нашлась и без ограбления ботанического сада. В овощной лавке. Уже собравшийся закрываться лавочник ТАК посмотрел на доктора, вручая ему целый веник травы, завернутой в бумагу, и забирая деньги, что Ватсон решил в следующий раз спросить у Холмса, где именно он берет эту траву, чтобы больше этого лавочника не видеть никогда. (К слову, увы, но детектив именно в этой лавке и брал мелиссу, поэтому Джону Ватсону было не избежать встречи с этим торговцем, если трава снова некстати закончится).       Уже дома, заваривая три больших ветки травы и одну чайную ложку чая на чайник, доктор зябко поежился. Он не особенно замерз, пока бегал за мелиссой, потому что он бегал, и достаточно холодная погода была как-то не заметна. Поежиться его заставило то, что он уже в который раз поймал себя на том, что ему нравится заботиться…не о хрупкой красивой женщине, каковой была его жена (впрочем, к ней доктор был действительно привязан, и если о ней была необходимость позаботиться, он с удовольствием это делал), а о взрослом мужике, который мог его одним ударом отправить в нокаут (хотя не стал бы этого делать, разумеется). И ведь каждый раз Ватсон ловил себя на этой мысли и каждый раз просто пожимал плечами в итоге и думал, что разберется с этим позже. А позже, собственно, это когда? На смертном одре? От раздумий его отвлек стон из чужой спальни. Ладно, он потом обо всем подумает, чужая мигрень не может ждать.       Два часа в квартире стояла тишина, прерываемая только шуршанием бумаги и карандаша Ватсона. Хотя и это он старался делать потише, Холмс утверждал, что, когда у него мигрень, он слышит, даже когда доктор дышит. На улице. И что это раздражает.       И вот, свершилось. Ватсон услышал шаги. Наконец-то, его соседа отпустило. Правда, в следующую минуту увлекшийся письмом доктор чуть не подпрыгнул в кресле. Его опять, ОПЯТЬ приобняли за плечи. И как Холмсу не надоест эта шутка?       — Что бы я делал без Вашей помощи, дорогой мой доктор, — это обязательно было говорить на ухо таким томным шепотом? — Совсем бы пропал.       — Вполне возможно. Вам уже лучше, судя по всему? — Ватсон не шевелился. На всякий случай.       — Намного. Голова полностью прошла, — может быть, он убрался бы от уха доктора? Нет, не убрался бы. — И все благодаря Вашей заботе.       — Приятно это слышать.       — Можете снова дышать.       Доктор усмехнулся. Это было и правда забавно. Для них обоих. Что-то, вроде шутки, понятной только им. С такими мелочами дружба становилась чем-то более личным, интимным, чем просто близкое общение двух симпатичных друг другу людей. А в такие моменты дружба грозила перейти границу. И казалось, что это не так уж плохо, хоть на секунду переступить порог, отделяющий дружбу от чего-то большего. Но каждый раз что-то мешало. То письмо, то посетитель, то Майкрофт, то смущение, то еще что-нибудь.       Вот и теперь. Что-то должно было произойти. Не могло не произойти.       Пусть им что-нибудь помешает, иначе оба потом пожалеют о содеянном!       Прямо сейчас.       Пусть что-нибудь случится!       Нет, ничего не случилось.       Холмс наклонился слишком низко, доктор не вовремя повернул голову…       Нет, они не треснулись лбами.       Но их губы почти соприкоснулись. Может, даже и правда соприкоснулись. На какую-то долю мгновения.