Немного о чае.

      После громкого Дела во Франции на Бейкер Стрит завелась бутылка коньяка. Не просто хорошего, настоящего французского коньяка, а превосходнейшего французского коньяка. Его было жалко просто так выпить, настолько он был хорош. Поэтому честно заработавшие его доктор Ватсон и Шерлок Холмс решили уничтожать его постепенно, добавляя время от времени в чай, по чайной ложке на чашку. И иногда по рюмке просто так, чтобы что-нибудь отметить. Так его на дольше хватит. Ну, а поскольку такой шикарный коньяк было жалко добавлять в лишь бы какой чай, они следующим заходом наработали себе упаковку чая высшего сорта. Работали они, конечно, на лицо, пожелавшее остаться анонимным, но с очень красноречивыми гербами на своем транспортном средстве. Ну, кто бы сомневался.       И вот этот чай действительно опьянял. Слегка, совсем немного, вызывал легкое головокружение и легкость в теле, поднимал настроение и оставлял после себя вкус коньяка и запах чая.       У обоих это вызывало вполне определенные и почти идентичные ассоциации. Но оба предпочитали ими не делиться. Хватит с них и поцелуев со сном в одной постели. Тем не менее, лично обдумывать свои ассоциации никто им запретить не мог.       Доктор думал о шее. Шее Холмса. О том, что этот чай с коньяком напоминал по вкусу желание дотронуться до этой шеи губами или хотя бы провести пальцами по светлой коже и шейному отделу позвоночника. А запахом вызывал ассоциации с ожиданием какой-нибудь ответной реакции, пусть даже изменения в пульсе.       Детектив думал о коже. Коже Ватсона. В любых местах. О том, что чай по вкусу напоминает предвкушение гипотетической возможности дотронуться до любого из ее участков. Возможность, конечно, была сильно гипотетической, но от этого не менее заманчивой. Особенно, если представить ответную реакцию. То, что они не делились подобными фантазиями друг с другом, было даже к лучшему. Они наверняка смутили бы каждого из них и заставили бы прервать эксперимент «сон вместе». Просто от смущения.       Тем не менее, чашка чая с коньяком холодным вечером еще никому не вредила. Тем более, что, в отличии от чашки коньяка с чаем, чай с коньяком совершенно безопасен в плане неожиданных откровений. Хотя, эти двое всегда были сами себе коньяком в этом смысле. В самый неожиданный момент кто-то тянул одного из них за язык, и начиналось. Не важно, что, но начиналось.       И этот вечер не был исключением. Началось, как ни странно, с упавшей ложки. Да, именно с того, что со стола упала чайная ложка. Казалось бы, так себе событие. Однако никогда не знаешь, какая мелочь послужит Событием. Ложка подтолкнула к началу разговора.       — Доктор, как Вы думаете, может быть, Вам отрастить бороду?       — Зачем? — Ватсон был в легком недоумении от такой постановки вопроса. Зачем ему борода?       — Просто так. Вдруг Вам пойдет?       — Не думаю, Холмс. Это не очень хорошая идея. Кроме того, борода колется.       — Действительно. Тогда не надо.       — Холмс, тогда встречный вопрос. Вы умеете танцевать?       Детектива вопрос поставил в тупик.Больше, чем вопрос о бороде поставил в тупик Ватсона. Он несколько секунд недоуменно смотрел на собеседника, пытаясь понять, о чем вообще идет речь.       — Танцевать? Что за странный вопрос? Зачем Вам?       — Просто ответьте. Умеете?       — Умею. Но зачем Вам?       — Да вот, подумал, вдруг Вы умеете, захотите, а, кроме меня, никого рядом не окажется?       — Вот как? Тогда, может быть, потанцуем?       Доктор не знал, что и ответить. Он умел танцевать только на уровне оттоптанных ног партнерши. Жене, например, на свадьбе он точно раз сорок на ноги наступил. А больше, пожалуй, он ни с кем не танцевал особо. Теперь ситуация была совершенно неловкой. Нельзя же было прямо сейчас сказать, что он совершенно не умеет танцевать.       — Почему бы, собственно, нет? Только…       — Я научу.       — Неужели необходимость в этом так очевидна?       — Я был на Вашей свадьбе. Сколько раз Вы наступили миссис Ватсон на ноги? Сорок один? Она была действительно святой женщиной, раз не возмутилась.       — О.       — Не смущайтесь, никто не рождается с умением танцевать, как и с умением ходить.       — Тогда научите меня, — все же, получилось немного смущенно. — С чего лучше начать?       — Наверное, с вальса. Это просто.       Ну, для этого пришлось встать и немного освободить место. А вот дальше понадобилось терпение, много терпения. В течении двух кругов по гостиной Ватсон умудрился наступить партнеру на ноги примерно шесть раз. К лучшему же было и то, что ему на ухо тихо и слишком чувственно для обычного счета нашептывали традиционные «раз, два, три». Но, к чести доктора, третий круг прошел уже без наступлений на чужие ноги, после того, как он окончательно разобрался. И заодно этот урок танцев был отличным поводом. Поводом, чтобы посмотреть на чужую шею, такую привлекательную, близкую, но совершенно недоступную. Это-то и послужило причиной конца урока. На десятом круге Ватсон окончательно увлекся шеей Холмса и запнулся о свои собственные ноги.       — Надо же, Вы так засмотрелись на мою шею, я не думал, что Вас хватит так надолго, — улыбка.       Неловко вышло.       — И вовсе я не смотрел на нее, — хотя, скорее всего, скрывать было бесполезно. — Разве что слегка.       — Но зачем?       Действительно, зачем. Признаться? Нет, это к хорошему не приведет. Так что доктор, отвернувшись, взялся вдохновенно врать. Что-то об эпидемии стригущего лишая и проверке состояния кожи на этот счет на чужой шее. Детектива в таких случаях забавляло постепенно выводить Ватсона на чистую воду. Сперва доктор упорствовал в своем вранье, но медленно и неуклонно сдавался и признавался в настоящем положении вещей. Это правда было забавно.       Ситуация сложилась такая же неловкая, как когда доктор на собственной свадьбе целых тринадцать секунд думал, а правильно ли он поступает. Хорошо, что любовь и уважение к собственной избраннице перевесили сомнения. Нужно было нарушить неловкое молчание. Хоть чем-нибудь. Даже если бы сейчас случилось землетрясение, ураган, наводнение, цунами, извержение вулкана, это было бы очень кстати. Но ничего это не произошло. Только лишь где-то у их домовладелицы упало что-то, похожее по звуку на маленькую сковородку, в которой умещается ровно одна порция яичницы-глазуньи из одного яйца. Резкий звук. Хотя с такого расстояния и тихий. Оба вздрогнули и поглядели друг на друга.       — Я все рассказал, да? — доктор выглядел виноватым, смущенным и готовым обороняться от любых обвинений.       — Так и есть, — обвинять его никто не спешил, кажется.       — И…? — что, вот так просто? И никаких возмущений? Никаких осуждений? Никаких… Ничего?       — Я должен что-то сказать? — детектив казался удивленным. — Я похож на пастора или старика-моралиста?       Справедливый вопрос. Они спят в одной постели и несколько раз целовались. И теперь Ватсон переживал по поводу своих слов? Только слов, он же еще даже ничего не сделал. И то, под некоторым давлением в немного в состоянии аффекта.       — Нет, все нормально…кажется.       Именно, что кажется. Ему все еще хочется поцеловать чужую шею. Наверное, не стоит этого делать. Это не одобрят. Даже если спросить. Особенно, если спросить. Лучше не рисковать тем, что уже есть. Можно все испортить.       Что это, объятия? И даже поцелуй в щеку? Ах да, они же все еще стоят друг напротив друга. Но почему? Не важно. Может быть, это подходящий момент? Почему бы и нет. Стоит попробовать. Приблизить губы к чужой шее, коснуться ее где-то там, где бьется пульс… Что теперь будет?       Странно, но ничего. Кроме того, что пульс заметно участился. Надо же, ни возмущения, ни возражений. Это хорошо или не очень? Наверное, хорошо. А если продолжить в том же духе, только смещаясь поцелуями немного в сторону и вверх, к уху? И снова нет возражений. Это странно. Там не уснули, случайно? Ватсон поднял голову, проверить, не уснули ли. Нет, кажется. Если только не спят с широко открытыми глазами, полными удивления, в хорошем смысле. Это хороший знак? Наверное, да, если до сих пор ничего не произошло, ничего такого, что было бы похоже на выражение недовольства. Значит, все, наверное, в порядке. Спросить?       Спрашивать, впрочем, не пришлось. Все как-то само собой перешло в поцелуй, оба могли бы поклясться, что само собой. Вероятно, не будь они в гостиной, дело бы вряд ли не приняло чуть более серьезный оборот. Точно так же само собой. А так поцелуй только лишь затянулся до неприличия. Уже после, чувствуя некоторую неловкость, они разошлись. Всего лишь один в спальню, второй в уборную. Нет, не за этим.