Немного о чае.

      Осень была холодной и мокрой. Наверное, компенсация за теплое лето. Зато она принесла китайского наркоторговца, а с окончанием дела и две банки зеленого китайского чая. Одна из них с жасмином. И ее они не спешили открывать, эту банку. Да и вообще, зеленый чай казался слишком странным. Как его пить? С чем? Как заваривать? Однако методом эксперимента было выяснено хотя бы, как оно заваривается.       Так же выяснилось, что, в отличии от черного чая, зеленый не очень-то согревал, хотя отлично освежал. Не очень-то подходит для осени. Однако для утра он иногда вполне подходил. Но только не для вечера. Для вечера в любом случае лучше шел черный.       А уж на осенние холода он годился, только если дома тепло, и кто-нибудь собирался спать с грелкой. Не лучшее качество для чая. Чая, который собираются распивать в Британии.       Холодные ветра и дожди со снегом и сами по себе не слишком хорошие условия, чтобы нырять в реку. Но иногда некоторые люди просто не могут поступать разумно, если выбор стоит между сделать правильно и что-то упустить и сделать по-своему и не упустить на малейшей детали. И, разумеется, получить переохлаждение. В этом ничего хорошего, но временами о неких нежелательных последствиях своих решений сообщают, ставя перед уже свершившимся фактом. Например, приходя домой после двухдневного отсутствия, трясутся от холода и бормочут что-то о душе, дьяволе и горячей ванне.       Уж что-что, а отогреть своего соседа доктор бы и без горячей ванны смог. Это он и сделал. Конечно, в связи с поздним часом подопечного пришлось раздеть и обложить грелками, а после того принести, увы, но все же зеленого чая. Он просто остался, а заваривать черный было слишком долго.       — Дорогой Ватсон, если мне еще раз придет в голову в такую погоду нырять в реку, врежьте мне посильнее, будьте любезны.       — Я бы с радостью сделал это и в этот раз, но вот беда, Вы оставили меня дома, сказав, что ничего интересного Вам не предстоит. Похоже, у Вас все же было что-то опасное и любопытное. И если Вы не расскажете мне об этом, я уберу все грелки.       — Серьезная угроза. Я Вам расскажу, обязательно. Только завтра.       — Тогда до завтра Вы грелок и не увидите.       — Ватсон, Ваш долг как врача…       — Ну, пока я дома, я не врач.       — Помилуйте, десять вечера, я промерз до костей, а Вы даже не хотите дать мне отсрочку до утра!       — Именно. Я очень жестокий человек, — слишком серьезное лицо.       — Ватсон!       Все же они рассмеялись. Даже без последней реплики ситуация была комична, для них, во всяком случае. Препираются, как два старых деревенских соседа, спорящих о том, чьи розы в этом году лучше выглядят, на самом деле втайне гордясь, что являются соседями друг друга, с такими-то шикарными розами у обоих, только у одного белые, у другого розовые. Так, примерно, доктор с детективом видели сложившуюся ситуацию. Потому им и было над чем посмеяться.       Впрочем, пора было ложиться спать. Поэтому Ватсон оставил друга наедине с грелками и одеялом, а сам пошел в уборную. Перед сном ведь, вроде, положено умываться.       А умываясь, бывший военный врач задумался о терминологии и о них с детективом. Прежде всего, о значении слова «друг». Друг — это тот, с кем ты взаимно связан доверительными, теплыми отношениями, симпатией, взаимопониманием и любовью в широком смысле этого слова. В таком случае, что насчет значения слова «любовник»? Достаточно узкое слово. Подразумевает только одно: что имеешь с кем-то любовную связь, в самом плотском значении словосочетания, и что не состоишь в браке с этим кем-то. Итак, друг, вроде как, не предполагает поцелуев, это предполагает любовник. Тогда любовник не предполагает чего-либо, кроме любовных утех. Получается, в их случае не подходит ни одно из этих слов? Ну, если подумать, подумать как следует, предположить, что дружба отличается от любви, настоящей, конечно, а не глупостей всяких, разве что отсутствием действий, ведущих к продолжению рода, то все становилось куда понятнее.       Однако, пора было закругляться с глубокой медитацией с полотенцем в руках. Иначе его отсутствие будет выглядеть подозрительно.       Когда доктор вернулся в спальню, Холмс выглядел спящим. Ну надо же, как набегался за два дня. Ватсон убрал из кровати грелки, слегка подвинул его в сторону и прилег рядом. Хорошо, что он все же согласился на сон вместе. Убежденный, что лежащий рядом мужчина спит, доктор понял, что это не так, только когда захотел поправить у Холмса прядь волос, и его руку поймали.       — Вы долго умывались, — голос Холмса не казался сонным.       — Да, нужно было отмыть руки от… в смысле, я думал. Там, — уж лучше бы и не пытался врать. Пойманную руку поцеловали в середину ладони. — И об этом тоже.       — И что же Вы надумали? — За ладонью последовала очередь запястья.       — Ничего такого, что для Вас было бы новостью.       — Да? Неужели Вы думали о терминологии и пришли к каким-то разумным выводам? Тогда Вы гений.       — Что-то вроде этого. Но я не гений.       — Нет, гений. Вы же додумались до чего-то.       — Но это так, мелочь.       — Как скажете, — еще одно прикосновение к запястью.       — А мы еще никогда не разговаривали перед сном. Обычно просто засыпали. А теперь…       — Вы против? — Темно, но улыбку детектива Ватсон буквально слышал в голосе.       — Ничуть, — а вот в голосе доктора явственно слышалось удовлетворение.       — Это можно считать одобрением и для других выходок?       — Только если они не перейдут все границы.       — Об этом, я уверен, Вы сообщите, или я сам догадаюсь, — еще один поцелуй в центр ладони.       Темнота, без всякого сомнения, была им на руку. Еще бы. Ведь не будь темноты, оба были бы слишком смущены тем, что сорочки как-то самостоятельно решили, что они могут и отдельно от людей поспать, раз людям захотелось пообниматься. А раз сорочки так решили, то людям стало намного проще друг друга касаться самыми разными способами. А в процессе, как оказалось, очень кстати будет несколько поцелуев. Пока же длится поцелуй, можно погладить друг друга по бедру, хоть по внешней, хоть по внутренней стороне, задевать грудь, обнимать друг друга, гладя по спине. Все это под сбивчивое и слегка тяжелое дыхание. Поцелуи в губы, в шею и плечи были с обеих сторон больше нежными, чем страстными. Это вполне соответствовало их внутреннему состоянию. Вряд ли они когда-нибудь вообще перешли бы к чему-то, что можно было бы считать «переходом всех границ». Вряд ли им вообще захотелось бы чего-то подобного, учитывая, что один и в браке-то считал супружеский долг скорее тяжкой работой, чем удовольствием, что себе ни представляй, а второго вообще подобные идеи вводили в полный ступор и вызывали желание, скорее, сходить выкурить опиума. Но вот так лежать и ласкать друг друга, чувствовать тепло чужого тела, ощущать всем существом все, что происходит с тем, кто рядом, чувствовать, как внутри все поочередно то замирает, то трепещет, было бесценно. Даже без желания большего и какого-либо стремления к непосредственному соитию. Хотя, нет. Не «даже». Именно поэтому.       А заснуть на середине поцелуя они не собирались. Это вышло случайно. Утро застало мужчин врасплох и обнаженными.