Немного о чае.

      Обычно, когда утром задаются вопросом «а что же вчера было?», предполагается, что вчера была пьянка, и нужно вспомнить, что вчера натворили. Но это был не тот случай, и вопрос подразумевал, скорее, не потерю памяти о вчерашнем дне или вечере, а заметное непонимание произошедшего. То есть, с виду все было понятно. Но все же не очень-то разбирающимся в чувствах мужчинам туго соображается, если какое-то событие основано именно на них. Что, собственно, взять с тех, кто начинает паниковать, чуть только выясняет, что у них больше чувств, чем у кофейника. И как им объяснить самим себе, чем вызвано было все вчерашнее «безобразие». Все эти прикосновения, вздохи, поцелуи, объятия, переплетение обнаженных тел и ласки, полные страсти. Логика и наука настаивали на одном, человечность и чувства на другом. Один раз возможна случайность. Два раза — на случайность уже не очень-то похоже. Третий раз, если ему суждено случиться, полностью исключит возможность случайности и произвольного гормонального взрыва.       Но, поскольку им обоим так и не дали позавтракать и сразу же втянули в новое дело, на размышления о смысле жизни и прочей чепухе у них не осталось ни секунды. Примерно на неделю. Очень суматошную, беспокойную и богатую событиями неделю. Им зачастую и поспать-то было некогда в эти семь дней, не то, что подумать о своем. И, когда все закончилось, все, что хотелось сделать Холмсу и Ватсону, это поспать, часов десять подряд, затем поесть как следует и посидеть в полной неподвижности часа полтора.       Миссис Хадсон, однако, была немного иного мнения относительно подходящего досуга для ее квартирантов. А потому пустила в ход свой кустик с подоконника, который ей прислали по каталогу садоводов пару лет назад. Чай с розмарином отличное средство для…всего, в сущности. Даже если это будет зеленый чай.       Так в очередной раз двое джентльменов взялись за очередной необычный чай.       Вкус зеленого чая сам по себе можно считать экзотическим, так же как и вкус розмарина. Но, если травянисто-горьковатый вкус чая с оттенком свежести смешивается с островато-пряным, пощипывающим язык, вкусом розмарина, получается нечто, не похожее ни на один из исходных компонентов.       А с кексами с изюмом напиток особенно хорошо пошел.       Прямо полетел.       А пока он подвергался увлеченному распитию, распивающие его предавались неспешному и немного ленивому размышлению.       Ватсон сравнивал этот непонятный чай со своей жизнью. Когда все компоненты его жизни по отдельности, получается вполне терпимо, но как-то пресновато. Когда они смешиваются, то выходит куда лучше. Вот зеленый чай, например. Ничего особенного, пресный, хоть и не очень-то привычный чай, без особых изысков вкуса. Совсем как его повседневное существование. Но, если в него добавить Холмса, то есть, розмарина, который в чистом виде больше всего похож на микстуру от ангины — розмарин, конечно, не Холмс — как чай становится куда интереснее. Как и его жизнь, куда добавляется Холмс. Обычная, ничем не примечательная жизнь сразу приобретает островатый привкус опасности и пряный вкус интереса, с чуть пощипывающим ощущением в горле — азартом. И оставляет, как этот чертов чай, ощущение свежести и легкости. Но это, скорее, компонент «Холмс», чем сама по себе жизнь.       Другой участник распития чайного напитка размышлял примерно о том же. С той только разницей, что пытался разумно обосновать, почему так получается. Но есть вещи, не подвластные здравому смыслу, даже если их возможно разложить при помощи науки на вполне объяснимые и прозаичные составляющие. Вот это-то и смущало рациональный ум Холмса больше, чем наличие креационистского взгляда на возникновение Вселенной.       Поцелуй, возможно, разрядил бы обстановку углубленного размышления. Но ему было суждено случиться не сейчас. Сейчас было предначертано произойти более чем лишенному здравого смысла диалогу, зачинщиком которого волею судьбы стал доктор.       — Ты знаешь, у нас, кажется, серьезная проблема, — хотя Ватсон и не выглядел сильно обеспокоенным.       — Что такое? — едва заметное движение брови. Детектив слегка нервничал.       — Думаю, проблема в том, что дружба дружбой, но кто-то из нас все же влюбился. Я имею в виду, в другого из нас.       — Оба.       — Что «оба»? — доктор, не ожидавший такого странного ответа, даже моргнул.       — Влюбились оба. Хотя это полностью противоречит здравому смыслу.       — Именно, что противоречит. Как нам с этим быть?       — Ну, пока это остается между нами, можем поступать с этим как угодно.       — А как давно…?       — Сложно сказать. Ты как думаешь? — последняя капля чая упала в чашку доктора. Он пожал плечами.       — Не знаю. Может быть, почти сразу.       — Да, вполне возможно.       Мужчины замолчали. К счастью, это было не то неловкое молчание, которое хочется поскорее нарушить хоть чем-то. Это молчание нарушать совершенно не хотелось. Зато хотелось взять друг друга за руку. Хорошо, что это было не так уж и сложно. Тепло рук, разделенное на двоих, сделало тишину еще уютнее и умиротвореннее. Теперь говорить хотелось еще меньше. Только чуть поглаживать пальцами руку, которую держишь, и молчать, улыбаясь каким-то своим мыслям. Вот только если не владеть телепатией, заговорить все же рано или поздно придется. И кто же это сделает, и как?       — Джон, у тебя такой мечтательный вид, что можно подумать, что ты мысленно уже написал любовный роман и издал его.       — Нет, совсем нет. Я просто подумал, как далеко мы можем зайти. И мне нравится, как ты произносишь мое имя. Шерлок.       — Это взаимно. Хочешь проверим, как далеко?       — Прямо сейчас.