Немного о чае.

      Всем известно, что, когда много времени проводишь с больными, самому недолго что-нибудь подцепить, если иммунитет даст хоть крошечную слабину. А иммунитет не железный, он тоже иногда требует поддержки. Вот и иммунитет доктора Ватсона тонко намекнул ему однажды, что, если ему не помогут, доктор позорно свалится с какой-нибудь неприятной дрянью из тех, которые он лечит. И, как разумный врач, Ватсон решил не доводить свой иммунитет до греха, тем более, что они с Холмсом не так давно занимались делом, касающимся тифозного барака.       Единственное, что оказалось под рукой, это лист черной смородины. Ну, придется заваривать его, не так уж он и плох, хотя на нем одном далеко не уедешь. Но что уж есть, тем более, что не так уж иммунитет и раскапризничался. Этого должно хватить.       Нет, нельзя сказать, что настой листа черной смородины был невкусным, или что он был действительно медицинским препаратом, но, во-первых, просто так он был слишком скучным, а во-вторых, этой штукой Ватсона поила бабушка, когда в детстве он простужался, считая, что все болезни у детей от современных лекарств. И это еще его бабушка утверждала, чего говорить о нынешних временах (не стоит и говорить, что бабушка Ватсона была бы в ужасе, а ее внук с ней в корне не согласен, считая нынешнюю медицину вполне себе достойной. Хотя, чаек пил, пил. Ведь помогал же он тогда, в детстве, ловить сопли реже своих сверстников и не подцеплять все, что подцепляли они. Значит действует, даром, что не является медицинским средством). Скучность настоя было легко исправить, всего-то заваривать лист смородины вместе с зеленым чаем. Ну, а так же, пить его будут в компании. Правда, компания была не очень-то в восторге от такого сочетания.       — Мой драгоценный друг, зачем смешивать не смешиваемое? Это как наша идея смешать кардамон, молоко и зеленый чай?       — Нет, это полезно. Я могу и сам это пить, не так уж оно и невкусно, — доктор даже слегка обиделся.       — Допустим… Но не будет ли оно лучше, если туда добавить новую находку нашей чудесной домовладелицы?       — Имбирный сироп? Я уже пробовал. Отвратительно.       — Нет, самую новую. Сегодня она принесла мне вот это, — Холмс продемонстрировал бутылку с чем-то красным и густым. — Вишневый сироп. Я не знаю, зачем она все время подсовывает нам что-то сладкое, но не взять неудобно, а применение даже самым странным ее изыскам всегда можно найти.       — Хм. Сомнительная авантюра, но можно попробовать. Сколько лить?       Холмс вскрыл бутылку и, капнув из нее на блюдце, попробовал. И тут же поморщился. И еще как. Это был очень сладкий и очень вишневый сироп.       — Полагаю, чайную ложку на весь чайник. И пить можно будет без сахара.       — Ничего себе. Как думаешь, где она берет такие убийственные рецепты? — доктор добавил ровно ложку на чайник и перемешал.       — Очевидно, в кулинарной книге нового издания. Джон, ты бы видел сколько они рекомендуют добавлять жира, когда жаришь рыбу, тебя стошнило бы.       -Да? Но миссис Хадсон не стала хуже готовить, — Ватсон немного в этом сомневался.       — Еще бы. Она разумная женщина и не станет менять проверенные рецепты, но новые-то на ком она…       -…будет пробовать…       — Забавно, похоже, мы два неплохих подопытных кролика.       — Похоже на то. Но все же попробуем, что у нас вышло.       Чай был разлит по чашкам. Тщательно обнюхан. Еще раз обнюхан. Осторожно попробован. И все же одобрен. Интересно, что чай был очень разновкусен и тем самым воспринимался не очень однозначно.       — Совсем как наши отношения.       — Что?       — Что?       — Ты о чем-то думал и сказал это вслух. Ты сказал «Совсем как наши отношения».       — Ты знаешь, о чем я думал, ты всегда знаешь.       — И еще знаю, что, если в таких ситуациях применять к тебе мой метод поиска истины, ты ужасно обижаешься, что я лезу в твое личное пространство. Так что скажи мне сам.       — Я думал, с чем же сравнить этот чай. И подумал, что он похож на наши с тобой отношения. Очень неоднозначные и…       — Я тебя люблю.       В комнате повисло неловкое молчание. Слишком неожиданно прозвучали слова, которые, говоря по-совести, должны были быть сказаны уже давно. И Ватсон совершенно честно не знал, что ответить. Он понимал, что чувствует именно то, что, наверное, выражают этими самыми словами, понимал, что нужно что-то отвечать, желательно так, чтобы было понятно, что он чувствует то же, что слишком затягивать молчание нельзя, это могут неправильно понять, но одно дело, все осознавать, а другое -сказать об этом вслух. Это совершенно разные вещи. Нужно сказать хоть что-нибудь. Прямо сейчас, пока молчание не затянулось и не истолковано превратно. «Неужели мы никогда не говорили друг другу ничего такого? Нет, кажется, нет… Думаю, весь букет моих чувств к этому невозможному детективу и дорогому мне другу можно описать коротко именно так. Но прилично ли говорить такое мужчине? Но не поздно ли теперь думать о приличии? Это сейчас было бы просто смешно и похоже на глупую трагикомедию.»       — Я тоже люблю тебя.