Малик Аль-Саиф»
Робер ухмыльнулся, прочитав последние строчки письма наследника дома Аль-Саифов. «Юное и невинное создание». Робер был готов поклясться — уже в момент первой встречи с его первой племянницей, принц с востока будет как минимум удивлен характером девушки, с которой ему предлагают связать свою судьбу. Пусть Мария и была девушкой, ее душа лежала к тому, что обычно положено делать только мужчинам, и, как бы удачно это не скрывали пышные платья и тщательно выписанные портреты, о ее нетипичной для девушек из высших слоев общества храбрости и привычке говорить все, что лежит на уме, все узнавали в первые мгновения знакомства. Уж лучше, решил предусмотрительный герцог, пускай о характере потенциальной невесты сдержанный и немногословный принц узнает сразу, чем уже после помолвки или даже свадьбы обрушит на их семью позор, избавившись от своевольной девушки. В том, что его шансы укрепить договоренности между Империей и Королевством, как уже созданные, так и те, которые должны были появиться в скором времени, династическим браком невероятно высоки, Робер практически не сомневался. Несмотря на то, что последние четыреста лет, а то и больше, две страны воевали чаще, чем Предки, не знавшие Бога, Робер заметил очень интересную деталь. Политика Империи после смены династии изменилась, для жителей обеих стран это было незаметно, но для тех, кто в ней разбирался, изменения были существенными. На смену воинственным Аль-Фадхи, находившим упоение в битве, крови и смерти, пришли мыслители Аль-Саифы, ценившие жизнь и знания превыше всех прочих благ. Договориться с сытой совой проще, чем с голодным орлом, и Робер прекрасно это понимал. Как бы сильно не грел душу большой размер государства на карте, вечной войны с восточными варварами за спорные территории герцогу сейчас хотелось меньше всего. После сотен лет конфликта наступает момент, когда в его продолжении теряется всякий смысл. Войн за чертов клочок земли, который две страны все пытаются отобрать друг у друга, было слишком много, и Робер стал одним из немногих, кто понял — именно сейчас наступил тот миг, когда мирные действия вопреки сложившимся стереотипам о соседней стране способны принести больше пользы, чем агрессивные. К счастью, это также понимали оба короля — и тот, что уже давно сидел на законном троне, и тот, которому только предстояло взойти на престол. Размышления Робера по этому поводу были прерваны появлением в кабинете камердинера. Он сообщил, что леди Торпе просит принять ее немедленно. Робер снова усмехнулся, догадываясь, что именно привело племянницу к нему во дворец. — Проводи леди Торпе в оранжерею, я сейчас подойду, — махнул он рукой камердинеру, и слуга, поклонившись, вышел. Робер встал и, подойдя к заваленному вещами дорогому дивану, взял с него странный прямоугольный предмет, обернутый отрезком белой шелковой ткани. Зажав этот предмет под мышкой, Робер, взяв также со стола письмо от принца Малика, которое он читал несколько минут назад, и отправился в оранжерею. Его племянница, Мария, расхаживала из стороны в сторону. Она была явно чем-то рассержена, что было видно по тому, как сильно она сжимала в своих руках белый платок с вышитой на нем монограммой. Однако, в остальном ее вид не выдавал никаких волнений — темно-синее платье с белой вышивкой и бирюзовыми лентами сидело на девушке как влитое, хотя в повседневной жизни Мария предпочитала туники и широкие мужские штаны, а золотые украшения на шее, руках и в волосах, которые девушка раньше практически не надевала, говоря, что они слишком тяжелые, сейчас же, словно не доставляли ей неудобств. Робер, пройдя по вымощенной камнями тропинке, окруженной редкими цветами и деревьями, вышел на площадку в центре оранжереи, где его дожидалась племянница, и окликнул ее. — Герцог, вы, право, решили поиздеваться надо мной? — чуть агрессивней, чем следовало бы, спросила у него Мария вместо приветствия. — Вы отдаете себе отчет в своих действиях? — Не понимаю, о чем вы, миледи, — равнодушно пожал плечами Робер, с трудом сдерживая себя, чтобы не рассмеяться на ее слова. — То есть, для вас теперь продавать родственников в рабство варварам с востока — в порядке вещей? — с уже неприкрытым возмущением воскликнула Мария. — Для меня уже не секрет, в какую поездку вы собираетесь взять меня с собой, и это просто отвратительно! Меня, племянницу короля, отдать замуж за… за принца грешников! Да будь он хоть трижды принц, я не хочу становиться одной из рабынь его гарема! — Мария, Богом вас заклинаю, не впадайте в крайность! — Робер закатил глаза и положил письмо и предмет, обернутый в ткань, на маленький столик, стоявший на краю площадки. — Я действительно собираюсь взять вас с собой в дипломатическую поездку в Империю. Однако, вопрос о вашем династическом браке с принцем Маликом Аль-Саифом не решен окончательно, так что вероятность того, что вы вернетесь домой и окажетесь замужем за одним из первых рыцарей или придворных Королевства, достаточно высока. Если же мы сойдемся на вашей помолвке с принцем, то после его коронации и вашей свадьбы, вам рабыней все равно не быть. Вы станете императрицей, Мария! Вы будете выше гарема, который вас так страшит, вы станете первой женщиной страны, которая уже почти половину тысячелетия превосходит в своих размерах и талантах своих воинов весь остальной материк! — Но они еретики! Я, так уж и быть, скорее всего смогу смириться с переездом в другую страну, но предавать свою веру — очень серьезный грех! — Мария продолжала упорствовать чисто из принципа, но Робер понял, что она уже догадалась о большей части преимуществ положения императрицы. — Право, вы удивляете меня все больше и больше, — покачал он головой. — Пусть я пока только веду с принцем переписку и не до конца узнал его, но причин считать его тираном и деспотом у меня нет. Думаю, что он позволит вам распоряжаться чем-то вроде вашего вероисповедания по вашему усмотрению. Вы зря видите в принце врага заранее, Мария. Этот молодой человек умен, предусмотрителен, он вежлив, искренне заботится о своих поданных. Он, в свою очередь не зная вас, уже относится к вам с заботой и уважением. Перед нашей встречей я читал его письмо, в котором он просил меня подумать еще раз, прежде чем подвергать вас, как он пишет, сложностям и опасностям дороги. Его слова снова возмутили девушку, но сейчас тому была совершенно иная причина. Как бы удачно не были скрыты под тяжелыми красивыми платьями и дорогими украшениями, за каждое из которых можно было купить приличный дом в центре любой из столиц на континенте, склонности Марии к мужским занятиям вроде верховой езды, стрельбы из лука и прекрасного умения забираться на невысокие стены и деревья, они зачастую брали над положением девушки в обществе верх. Мария прекрасно поняла, на что намекнул ей дядя, и предположение, что она, подобно всем остальным девушкам, хрупка и слаба, показалось ей настоящим оскорблением. Мария гордо выпрямилась под насмешливым взглядом Робера и смело посмотрела ему в глаза. — В таком случае, дядя оказывает мне честь, приглашая в эту поездку с собой, — сказала она. — Хотелось бы заглянуть в глаза этого восточного варвара, который, если верить вашему описанию, так сильно выделяется в этой своре язычников. На это Робер лишь усмехнулся в очередной раз и, взяв со столика предмет, завернутый в шелк, освободил его от ткани и протянул племяннице. Это был портрет принца, точнее, репродукция той части большого семейного портрета Аль-Саифов, на которой можно было бы рассмотреть лицо Малика. Мария взяла его в руки и с удивлением принялась рассматривать смуглое лицо принца, и Робер, решив, что на сегодня препирательств достаточно, ушел из оранжереи, оставляя племянницу наедине с портретом.***
Цветок Империи, роскошный дворец, окруженный прекрасными садами с поющими фонтанами и наземными каналами, оставлял неизгладимое впечатление застывшим во времени грандиозным творением человеческого гения. Он возвышался над Столицей и словно ослепительный янтарь венчал драгоценную шкатулку. Каменные стены бесчисленных коридоров дворца были украшены разноцветной мозаикой, что складывалась в огромные, порой во всю стену, картины, изображающие славные сражения великих военачальников периода правления Аль-Фадхи, а также романтичные сцены и поражающей красоты пейзажи. Где-то висели большие дорогие ковры и гобелены, сделанные на заказ. У каждой резной двери стояли окаменевшие стражники, денно и нощно несущие свою службу. А в последнее время коридоры дворца пересекали караулы молчаливых солдат, от взгляда которых не скроется и тень призрака. Альтаир гордился своими солдатами, вышколенными в академии и закаленными в боях и сражениях. Каждый из них, облаченный в красно-синий халат и глухой панцирь, сияющий как начищенный золотой на солнце, внушал трепет и благоговение. Эти бравые мужи стерегли покой не только императорской семьи, но и остальных обитателей дворца. Жизнь кипела в этих, казалось бы, непроницаемых стенах. Служанки торопливо сновали туда-сюда, загруженные порой так, что те едва разбирали дорогу. Евнухи в расшитых одеждах отдавали приказы евнухам помладше, обеспокоенно переглядываясь, совещаясь, что подать на завтрак и обед, какой халат принести сегодня принцу, какой табак предложить высоким гостям из княжеств Империи. Именно евнухи заправляли управлением всего дворцово-паркового комплекса. У евнухов было множество обязанностей, и отличить, кто за что отвечал можно было по цвету их халатов. Охраной гарема и дежурством при дворе занимались евнухи в темных одеждах. За управление гаремом, ведение всех его дел, а также контролем слуг отвечали евнухи в синих одеждах с белыми нашивками на рукавах. Евнухов, что работали на кухне, редко можно было увидеть в коридорах дворца, однако их сразу можно было узнать по темно-алому поясу. Евнухи, что каждое утро готовили для членов правящей династии одежду, носили зеленые халаты. В ярких халатах с красными рукавами ходили евнухи, что устраивали различные церемонии во дворце, от веселых вечеров, дабы развеять скуку императора до приема важных гостей. Иногда в коридорах могла мелькнуть утонченная женская фигурка в прекраснейшем платье из легчайших тканей, которая под строгим взглядом евнуха тут же скрывалась за толстыми дверями гарема. Альтаир ибн Ла-Ахад широким шагом приближался к покоям его высочества, подмечая уровень организованности своих людей. Следил, не нарушают ли они график патрулирования, не пытается ли какой-нибудь отчаявшийся глупец проникнуть в гарем принца. Тишина, мир и покой царили во дворце. Стражники, что патрулировали коридоры, старались вести себя как можно тише, даже кольчуга почти не звенела при каждом их отточенном шаге. У самой двери Альтаир снял маску. По правде сказать, сделал это главнокомандующий вовсе не потому, что этого требовал этикет и устав, однако ему не хотелось давать наследнику престола повод снова разразиться гневной тирадой. Все же, господину сейчас и так не сладко, не стоило разрушать его и без того хрупкое терпение. — Его высочество сейчас не в своих покоях, он вышел с час назад, — проговорил один из стражников, склонив голову перед своим главнокомандующим. — Куда он направился? — Его высочество не счел нужным поставить нас в известность, — глухо продолжил стражник, а затем указал рукой в конец коридора. — Он пошел в сторону парадной лестницы. Альтаир нахмурил брови и спешно направился на поиски своего повелителя и подопечного. Его начинала раздражать привычка наследника игнорировать признаки потенциальной угрозы и действовать вопреки наставлениям мудрых мужей. Его легкомысленность могла сыграть с ним злую шутку, и что прикажете докладывать старшему советнику в случае непредвиденной гибели последнего из рода Аль-Саифов? Альтаир искривил губы в подобии улыбки. — Стой, — негромко обратился Альтаир к молодому мужчине в расшитом дорогими нитями халате с желтым поясом, бодро семенящего в сторону библиотеки. Ла-Ахад коротко взмахнул рукой, подзывая того к себе, когда евнух, опасливо осмотревшись по сторонам, словно пытаясь убедиться, что никого больше рядом нет, торопливо подошел к сателлиту будущего императора. — Господин главнокомандующий, да благословит Альгиль острый клинок первого воина Империи, — мягко пропел евнух и учтиво склонился перед Альтаиром, спрятав ладони в широких расшитых рукавах халата. — Чем могу служить вам? — Я ищу его высочество, — коротко бросил Альтаир, задержав взгляд на плутоватой улыбке евнуха. — Его высочество сейчас в молельне, и я не могу вам позволить его беспокоить сейчас, господин, — все так же улыбаясь и не поднимая взгляда, нараспев протянул евнух. — Когда ты устроишь церемонию погребения и для наследного принца, я смогу его увидеть? — евнух побледнел на последних словах, произнесенных без единой эмоции, но таивших явную угрозу. — Его высочество оплакивает своего кровного брата, сжальтесь над ним господин, не тревожьте в этот час, — евнух склонился ниже, не решаясь взглянуть в лицо главнокомандующего. — Отведи меня к молельне и доложи обо мне принцу. Евнух припустил впереди Альтаира, указывая дорогу, склонив голову и поджидая главнокомандующего на поворотах. Только бормотал себе под нос «Сюда, господин. Пройдемте здесь, господин». Ла-Ахад был уверен, что вся его учтивость напускная, не сильно уж он пытался скрыть хитринку из темно-синих, словно суровые воды Восточного моря, глаз. Пару раз на пути в молельню евнух успел отчитать прислужниц и шикнуть на евнухов, рангом помладше. В северной части дворца, на втором этаже, свернув всего три раза, евнух внезапно остановился и скрылся за тяжелой дверью с простыми ручками. В отличие от других дверей на ней не было вычурных узоров, она была совершенно обыкновенной. — Господину не следует туда заходить, — предупредил евнух, скрывшись за этой совершенно обыкновенной дверью. — Путь разрешен лишь членам императорской семьи и тем, у кого есть дозволение правящей династии. Ждать евнуха долго не пришлось, он вышел почти сразу, смиренно склонив голову, передав, что принц обещал освободиться в скором времени. — Как звать тебя, евнух? — еще раз глянув на желтый пояс, поинтересовался Альтаир. Он отлично знал распределение рангов и иерархию кастратов во дворце, и перед ним стоял никто иной, как Старший Евнух Цветка Империи, самый важный человек во дворце, кто заправляет здесь действительно всем. У него в подчинении стоят все остальные евнухи, он контролирует все сферы жизнедеятельности во дворце. И он напрямую общается с императором и советниками. — Мое имя Тауфик, господин, — расплывшись в уже знакомой Альтаиру улыбке, промурлыкал старший евнух дворца. — Всегда к вашим услугам. — Скажи мне, Тауфик, когда его высочество звал к себе наложницу? — Его высочество редко зовет к себе наложниц, а в гареме бывает и того реже, — Тауфик удивленно покосился на главнокомандующего. — Со дня гибели его высочества Кадара, да проводит его Светлейшая Иная до Врат Упокоения, — запричитал евнух, возведя руки к небу, — принц и вовсе позабыл о женских ласках. Но нельзя винить принца Малика, на его долю… Альтаир погрузился в тяжелые думы, игнорируя щебет старшего евнуха. Хорошо конечно, что принц углубился в управление своей державой и познает азы царствования, однако его беззаботность в вопросе наследников напрягала Ла-Ахада. Оставить потомство — одна из основных задач правителя, обеспечить страну принцами и принцессами. По мнению Альтаира, Аль-Муалим плохо промыл будущему императору голову в этом вопросе. Тот же Ибрагим последние четыре года встречал и провожал его этими вопросами. — …последователи Правого Ордена могли бы направить… — Какие последователи? — перебил Альтаир неумолкавшего евнуха, чья речь без лишних забот прошла мимо ушей главнокомандующего. — Правый Орден, — терпеливо начал объяснять Тауфик. — Его последователи носят белые одежды, в основном помогают больным и хворым. Вокруг них много сторонников из низших слоев населения. Много слухов бродит о них. Поговаривают, сам Ибрагим Сумасшедший был в их рядах. Я даже слышал, что многие его выходцы из Госпиталя Светлейшей Инаи, но я в этом сильно сомневаюсь, господин. — Отчего же? — Вы бывали в госпитале, мой господин? — и снова на тонких губах мужчины расцвела медовая улыбка, а синие глаза едва ли скрывали задорную хитринку. — Наши доктора ставят на ноги ваших солдат, офицеров, нуждающихся. Все горожане столицы на их попечении, не говоря о тех случаях, когда доктора покидают стены госпиталя, чтобы помочь подданным из провинций. Двери их госпиталя открыты день и ночь. У местных врачей порой нет времени на сон, когда им организовывать новые религиозные потоки? — И много последователей у этого Ордена? — С каждым днем все больше и больше, — удрученно вздохнул старший евнух, отведя взгляд. — Трагедия, что сотрясла стены Столицы, поразила многих, и их же привлекла в ряды Ордена. Ибрагима Сумасшедшего они величают Пророком. Многих взволновали его последние слова о том, что истинный наследник династии Аль-Фадхи жив. — Это всего лишь нелепый слух, — недовольно обронил Альтаир. Ему не нравилось, что посторонние порочили память его старика. — Вы знаете наших людей, — ласково пожурил Тауфик сателлита. — Слухи слаще самой вкусной еды, лучше самого дорогого табака. Евнух вдруг замер, заглядывая куда-то за спину Альтаира. — И куда ты идешь! — грозно рявкнул Тауфик, вмиг обращаясь из мягкого и покладистого слуги в жесткого и безжалостного старшего евнуха. — Этот коридор предназначен лишь для высоких мужей. Сгинь с глаз! Служанка, совсем еще девчонка, груженная большой корзиной с бельем, вспыхнула как вечернее солнце и замерла со своей ношей, не зная, куда себя деть и молясь тотчас провалиться под землю. — Прошу простить меня, господин, — почтенно склонился евнух и, получив разрешение, направился к рабыне. Мужчина ворчал и выговаривал поникшую служанку, гордо семеня в сторону нужного коридора. Девчушка поспешила за ним, пряча перепуганные глаза от страшного и сурового главнокомандующего. — Проследи за Правым Орденом и его деятельностью. Но ничего не предпринимай, — тихо проговорил Альтаир, поглядывая в разноцветное окно. — Как прикажете, господин, — прошелестел воздух рядом с главнокомандующим, а скрытый в тени шептун исчез, будто и не было его вовсе. Каким бы мирным ни был орден, чем больше людей там будет, тем выше шанс внушить им какую-нибудь прескверную идею и сплотить против правящего аппарата. А восстаний и бунтов главнокомандующему на вверенной ему территории совсем не нужно. — Альтаир, есть ли что-нибудь о нападении? — воин обернулся к идущему ему навстречу Аль-Муалиму. Старик выглядел уставшим, даже изможденным. Тому тоже давно пора искать себе преемника. — Мои люди ведут расследование. Однако нет смысла отрицать, что дело идет к перевороту. Многие семьи все еще поддерживают предыдущую династию и готовы преклонить колено перед фантомным выжившим наследником Аль-Фадхи, — тихо проговорил Альтаир, осторожно оглядываясь. — Заговор, — согласно кивнул старший советник, привычно поглаживая седую бороду. — Заговорщики хорошо осведомлены о планах наследника, кто-то из тех, кто сейчас во дворце. А это любой наместник. — Нельзя торопиться с обвинениями, мы не можем потерять союзников, но нужно обличить тех, кто затеял заговор. Кому выгодна будет смена власти? Нужно действовать осторожно и без лишнего шума. Нам не нужно кровопролития внутри страны, этим легко могут воспользоваться Северяне. — Кто причастен к заговору? — едва сдерживая гнев, прорычал принц за спиной своего сателлита. Малик появился бесшумно и вероятно услышал достаточно, чтобы вновь потерять контроль от не утихшего горя. Аль-Муалим закрыл глаза и тихо начал бормотать молитвы, воспевая к Абхамулу, моля его сохранять разум принца кристально чистым. — Отвечай перед своим императором! — У нас нет конкретных доказательств, — Малик с рыком влепил звонкую пощечину главнокомандующему. — У нас нет… — и снова пощечина. — У нас нет… — пощечина. — Закрой свой грязный рот, шакал, — прошипел наследник, схватив Альтаира за шею и притянув того к себе, сверля страшным взором проклятых черных глаз смиренное лицо своего бесстрастного слуги. — Закрой и внимай словам своего господина, безродное отребье. В империи, где твой долг хранить мир и покой зреет заговор, который приносит врагам твоего императора плоды. И ты, предатель, смеешь говорить мне, что у тебя нет доказательств против убийцы моего кровного брата? — Я не могу обвинить человека непричастного к смерти Второго принца. — Тише! — Ваше высочество, мы не можем действовать сгоряча… — Замолчи, старик, — не отрывая разъяренного взгляда от главнокомандующего, чуть поморщившись, бросил Малик. — Мы не можем потерять доверие наших союзников, только не в это неспокойное время! — не оставлял попыток воззвать к рассудку наследника Аль-Муалим. — Назови имя! — Держите себя в руках, ваше высочество, — опасно сузив глаза, тихо проговорил Ла-Ахад. — Имя, шакал! — проревел, словно раненый зверь наследник, вновь ударив главнокомандующего, однако тот и не думал проявлять почтения и упасть на колени. Напротив Альтаир был воплощением гордости и надменности, с укором поглядывал на своего принца янтарными глазами. — Отродье! Всыпать ему плетей! — Ваше высочество! — воскликнул пораженный старший советник, но на старика едва ли обратили внимание. Стражи, стоявшие у дверей, что являлись свидетелями гневного взрыва наследника, неловко переглянулись, но с места не сдвинулись. — Схватите этого шакала и отведите в подземелье! Двести плетей, привести приговор в исполнение! — Одумайтесь, господин! — взывал к разуму принца Аль-Муалим, но тот оставался глух, ослепленный болью, горечью и отчаянной ненавистью. Стражи боязливо приблизились к своему главнокомандующему, порываясь взять его под локти, но тот осадил их одним лишь взглядом, и, отвесив насмешливый поклон будущему императору, развернулся к нему спиной и, чеканя шаг, сам направился в сторону темниц, где и должна была состояться его экзекуция. Стражи шли следом, отставая всего на полшага, но возведя алебарды над осужденным. — Шакал! — рявкнул тому в след Малик. — Ваше высочество, — пробормотал Аль-Муалим, вжимаясь в каменную кладь стены. — Пусть научится уважению и почтению, безродная шавка. Альтаир не боялся несправедливого наказания. За всю свою жизнь, проведенную с мечом в руках, за все то время, проведенное на поле брани, он хорошо уяснил, какими порой эксцентричными и нелогичными могут быть главы государств. Как главнокомандующий, Альтаир отвечал за каждого своего бойца не только перед Империей, но и перед их семьями. Не раз он подписывал Мрачные Свитки для семей погибших. Не раз он поджигал огромные костры павших братьев после долгой кровавой битвы, отправляя их в последний бой в Чертоги Альгиля. Короли и императоры отправляли своих солдат как скот на убой, часто не беря в расчет слова своих военачальников, обученных военному делу мужей, потакая лишь своим амбициям. И каждый раз после того, как глаза перестанет разъедать колючий дым горящих в кострище тел, Альтаир вновь приходит в академию, где устраивает еще более сложный экзамен, чтобы ряды Имперской Армии пополнили не просто лучшие. Те, кто проживет чуть дольше. Почивший год назад Император, пусть дух его не знает сомнений в Залах Абхамула, плохо понимал военное ремесло, именно поэтому некогда Гордая и Непобедимая Империя перестала расти, завоевывая новые земли. Войнам и захватам он предпочитал укреплять внутренние связи страны, объединяя семьи, пресекая междоусобицы и разногласия. А также за двадцать лет своего правления он искал мирных путей для достижения крепких связей с соседями. Спускаясь в катакомбы, что испещрили всю столицу под толщей земли, главнокомандующий думал о величии династии Аль-Фадхи и о том, что беспокойные души всех предыдущих властителей теперь точно не знают покоя и проклинают Аль-Саифов, что не умеют удерживать другие державы в страхе перед Неумолимой Имперской Армией. А может уже прокляли, что раз остался всего один представитель их семьи. Дорога в Подземный Город не была доступна любому желающему. Подземные коридоры были построены четыреста лет назад, и тогдашний повелитель не поскупился на хороший камень и умелых зодчих для возведения прочных, почти нетронутых временем глухих рукавов. Всего четыреста лет назад Империя не была такой огромной, но армия Императора, которого при жизни еще назвали Муханнад ибн Альгиль (сын Воина, сын самой Войны), выгрызала в карте новые и новые земли, завоевывая племена и народы, объединяя их под своим знаменем. Опасаясь возможной осады столицы, он и велел построить эти катакомбы. И сейчас гильдия зодчих следила за их состоянием, за качественной работой вентиляционных отверстий, чтобы сырой и влажный воздух не застаивался и не разрушал камень. Глухие коридоры служили быстрым и безопасным путем от дворца к таким местам, как госпиталь Святой Инаи, Академия Альгиля, Храм Четырех, арсенал, цитадель, Золотые ворота и много-много других, не говоря уже о бесчисленных лабиринтах узких коридоров, которые могут вывести в самые неожиданные части столицы, если не иметь под рукой карты. Именно в Подземном городе была расположена Усыпальница Императорской Семьи, где происходило запечатывание праха членов правящей династии. Шаги главнокомандующего и его невольных надзирателей отражались от невысоких сводов, эхом разносились по подземным путям, привлекая внимание караульных, которые с недоумением поглядывали на странную процессию. Однако не пройдет и получаса, когда весь город заговорит о наказании первого воина Империи, полнясь нелепыми слухами и сплетнями, а уже через день семья Наместника Западной Бухты будет со смехом читать письмо Аббаса Софиана, который в красках распишет эту удивительную новость. Шум большого города практически не доходил до холодных каменных коридоров подземного города. Альтаир со своим эскортом быстро шел в сторону цитадели, в темницах которой и располагались камеры пыток, клетки с заключенными, которые ожидали своей участи. Надолго осужденные в казематах не задерживались, любое нарушение закона предусматривало весьма жестокое телесное наказание. Смертная казнь и вовсе была обыденной практикой. Палачей тоже взращивал Альтаир в стенах своей академии. Солдаты цитадели едва слышно роптали при виде главнокомандующего, идущего на собственную экзекуцию. Один из офицеров снял маску и стукнул древком алебарды о каменный пол. Стукнул еще раз и еще. Один за другим присутствующие солдаты присоединялись к общему ритму грозно стучащих алебард, с честью провожая своего лидера, своего брата по оружию и отца по военному ремеслу в этот нелегкий бой с гневом вспыльчивого наследника. Бах! Бах! Ровные и четкие удары все новых и новых бойцов, спускавшихся в темницу, заполняющих каменные коридоры, следующие стройным конвоем за своим главнокомандующим и наставником. Эти удары оглушали Альтаира, но именно они служили мощной поддержкой, заставляющей кровь разносить адреналин по венам и не бояться ничего. И снова Ла-Ахад будто на войне, в своей стихии. Он снова непобедимый и неуязвимый. Теперь он хочет этого наказания, потому что он выдержит и устоит. Осведомленный палач встретил Альтаира у входа в глухую камеру, отступил на шаг, пропуская воина. Солдаты толпились у входа, пихая друг друга, борясь за лучшее место для зрелища. Альтаир же был и не против зрителей — пусть смотрят и учатся. Пока палач выбирал плеть, Альтаир принялся снимать свой доспех. В мирное время устав предполагал ношение облегченного доспеха, поэтому снимать его мог воин самостоятельно. На землю с раскатистым звоном упал панцирь, за ним, шурша, опустилась кольчуга. Быстро поддались ловким пальцам кожаные ремни поддоспешника. Через голову главнокомандующий стянул с себя белую тунику, обнажая испещренное старыми шрамами тело, которое вот-вот украсят новые, свежие рубцы. — Лежа или сидя? — глухо донеслось из-под капюшона палача. Альтаир молча кивнул на прикрепленный стул посреди камеры. Оседлав стул, главнокомандующий прижался животом к его спинке, чтобы палачу было удобнее его привязывать. — Тамир, — не отрывая взгляда от манипуляций палача, позвал главнокомандующий одного из капитанов, что он заметил в толпе солдат, пока они спускались в темницы. — Я здесь, мой господин, — растолкав толпу, пропыхтел капитан, во все глаза таращась на Ла-Ахада. — Будешь секундантом, — ровный голос главнокомандующего раздавал указания так обыденно, будто казнь свершалась не над ним самим, а над очередным воришкой, — будешь следить за исполнением экзекуции. Следи за счетом. Тишина. Солдаты, затаив дыхание, следили за палачом, который брал на пробу плеть длиной около полуметра и толщиной не менее двух сантиметров, выполненной из сыромятной кожи молодой верблюдицы. Со свистом рассекая воздух, плеть оставила кровавую борозду на спине приговоренного. — Один, — вымолвил Альтаир, чуть поджав губы. Второй удар плети пересек предыдущий кровоточащий рубец. — Два. Удары сыпались один за другим. Бледный капитан мысленно вел счет вместе с главнокомандующим, молясь всем богам о скорейшем окончании этого глупого и нелепого наказания. Он не мог заставить себя смотреть на своего господина, только не в этой ситуации. Тамир видел Альтаира гордо восседающим на лошади, с громогласным кличем прорывающим разъяренную волну повстанцев на границах. Он видел его безжалостным палачом, справедливым судьей, терпеливым и требовательным наставником. И сейчас, даже взглянуть на Альтаира, тяжело и глухо отсчитывающего свои собственные удары, добровольно подставляющего свою спину, что всегда прикрывала Империю, под истеричный свист плети, было выше его сил. С каждым взмахом плети кожа на спине главнокомандующего разрывалась, обнажая рваные края кровоточащей раны. Все больше и больше, вскоре спина полностью обагрилась, новые рубцы пересекали друг друга, усиливая кровотечение — живого места для удара попросту не было. Свист и Альтаир шипит сквозь зубы от боли. Он и сам не заметил как давно зажмурил глаза. — Восемьдесят семь. Еще замах и удар. Цветные пятна перед глазами расплывались медленнее с каждым ударом, а в ушах стоял заунывный звон, прерываемый лишь противным свистом плети. Спину словно прожигали раскаленным добела лезвием меча. Альтаир втянул как можно больше воздуха в попытке отдышаться. Палач обернулся на секунданта, ожидая его решения. — Пять секунд прошли, — капитан готов был вырвать себе язык за эти слова, но приказ есть приказ. Палач тяжело вздохнул, с грустью взглянув на своего главнокомандующего, и снова опустил плеть на изуродованную спину. — Восемьдесят восемь, — выплюнул Альтаир, тяжело дыша. С каждым новым кровавым росчерком на его теле, казалось, что из него выбивали и воздух. Боль окутала все его тело. В агонии исходила его спина. Он бы с удовольствием потерял сознание, отдав свое тело на растерзание, но все извращение данной пытки было в том, чтобы удерживать приговоренного в ясном рассудке, заставляя его отсчитывать собственные удары в отведенный срок в пять секунд. Если лимит времени превышался, удар не засчитывали. Аль-Фадхи знали толк в истинном наказании. — Восемьдесят девять.***
— Я здесь правитель! Я повелитель, я помазанец Абхамула! Истинный престолонаследник! Как смеет это безродное отребье говорить мне что делать! Как смеет этот шакал смотреть мне в глаза и перечить! — Малик крушил свои покои, швыряя дорогие вазы в стены, переворачивая столики и потроша подушки. — Предатель! По его вине погиб Кадар! По его вине нас чуть не убили наемники на площади! По его вине столько мирных граждан было убито в той резне! Я убью его! — Ваше высочество, не позволяйте ярости ослепить вас! Обратитесь к чистому разуму! — взывал к принцу старший советник, однако тот и не слышал его. Примчавшийся на шум в покои наследника Рафик теребил в руке четки и беспрерывно молился Абхамулу. Рауф незаметно просочился в комнаты, однако заходить не спешил, сначала он велел евнухам позвать лекаря и принести кувшин вина. Когда наследник выдохся и перестал разоряться на обличительные речи, Рауф пропустил в покои старшего евнуха с подносом. Тауфик, не поднимая головы, бесшумной походкой проплыл среди учиненного погрома, нигде не запнувшись и ничего не сбив. Легким движением руки он наполнил дорогую чашу будущего императора вином до самых краев и протянул ее часто дышащему Малику. Малик в три глотка осушил чашу, и евнух поспешил наполнить ее еще раз. Затем, ловко перевернув столик, водрузил поднос с кувшином на него и попятился к выходу, однако покоев покидать не стал, на случай, если советникам опять что-то понадобится. — Рассказывайте, что известно, — потребовал Малик. Он оглядел свои покои так, будто впервые видел и не он всего пару мгновений назад разрушал их. Налив себе еще вина, он поманил советников за собой. Тихо семеня за принцем по коридору в сторону личного рабочего кабинета, Рафик и Рауф озабоченно переглядываясь, страшась внезапно затихшего Аль-Саифа. Аль-Муалим был рад представившейся заминке. Задумчиво поглаживая бороду, старец тщательно обдумывал, что собирается сказать наследнику, чтобы не спровоцировать еще одну бурю. — Шептуны главнокомандующего все еще шпионят на улицах столицы, собирают слухи и отделяют крупицы ценной информации от шелухи, — начал Аль-Муалим, едва войдя за принцем в кабинет. — Без сомнения зреет заговор, в котором участвуют важные семьи. Кто именно входит в круг заговорщиков, мы точно сказать не можем. Также мы пока не можем точно сказать, кого они завербовали в свои ряды и как далеко распространяется их влияние. — Допросите всех! Отправьте солдат в каждый дом. Если семья невиновна, отпустите их, — раздраженно перебил Малик, ударив кулаком по столу. — Как и говорил Альтаир, мы не можем действовать сгоряча. Если мы начнем обвинять семьи, непричастные к заговору, они могут усомниться в разумности вашего правления, — с безграничным терпением отозвался старший советник, снова мысленно сравнивая принца с несмышленым дитем. — Нельзя обижать тех, кто еще не уверен в вас. — Если мы потеряем поддерживающих нас союзников, мы потеряем опору и защиту, — поддержал старшего советника Рауф, приблизившись к наследнику. — Эта страна хорошо знакома с переворотами и память ее еще свежа. Не давайте им повода, мой повелитель. Уверенное замечание, чуть приправленное печалью, произнесенное слабым, разрывающимся от хрипа голосом старейшего советника, окончательно остудило горячий нрав принца и заставило того нахмурить брови. — Что нам делать? — Пока, ваше высочество, нам остается лишь ждать вестей от Альтаира и его шептунов, — ответил Аль-Муалим, усаживаясь в кресле напротив принца и заглядывая в его темные глаза. Советник говорил медленно, ловя каждую эмоцию на лице Малика, пытаясь предугадать его реакцию. — Не думаю, что на это уйдет много времени. Шептуны — элитные воины, которые хорошо знают свое дело. — Сейчас они разыскивают свидетелей, пытаются напасть на след любого из наемников, чтобы его можно было допросить. Нам нужен лишь человек, а дальше правосудие восторжествует, — взял слово Рафик, надеясь потешить наследника хоть какими-нибудь новостями. — Нам нужно лишь подождать. — Я не могу просто так сидеть и ждать, пока убийца моего брата разгуливает по городу, по дворцу, как ни в чем не бывало! — Прошу вас, ваше высочество. В данный момент поимка предателя от вас никак не зависит. Но у вас есть свои обязанности, от которых вы не можете уклониться. — Что там с захоронением? — помолчав с минуту, поинтересовался Малик, устало спрятав голову в ладонях. — Евнухи уже вовсю занимаются подготовкой всего необходимого для церемонии, — нараспев протянул старший евнух, выйдя из-за спины Рафика, показавшись пред темными очами будущего императора. — Также священники из Храма Четырех готовят Часовню Инаи для ритуала. В город прибывают важные гости, что хотят проститься со Вторым принцем и отправить его в Блаженные Покои. — А что с делегацией? — Комнаты для приема гостей с Королевства также обустраиваются к их заселению. Со всех наших земель съезжаются оставшиеся наместники, которые не успели прибыть к последнему Сбору. Не волнуйтесь, мой повелитель, — задорно качнув головой, с гордостью за свои труды произнес Тауфик. — Все приготовления будут готовы к назначенному сроку и даже раньше. Все будет идеально и без единого изъяна. Все наши гости будут окружены заботой и уютом, чтобы после они могли лишь вспоминать о великодушном гостеприимстве Империи. — Евнух, вели убрать мои покои, — устало потирая виски, Малик чуть взмахнул рукой. — Уже, мой повелитель, — расплывшись в улыбке, довольный Тауфик потеснил Рафика. Рафик недоуменно воззрился на наглого евнуха, задохнувшись от возмущения. — Ваши покои будут готовы через час. — Хорошо, ступай, — кивнул Малик, переглядываясь со сдерживающим улыбку Аль-Муалимом. Тауфик низко склонился в почтительном поклоне и, пятясь, покинул кабинет. — Ох уж этот евнух, наглый лис, — пробормотал Рафик, глядя в след ушедшему слуге. — Как он только заполучил пояс старшего евнуха? — Тауфик хорошо выполняет свою работу вот уже семь лет, — возразил Аль-Муалим. — Я нисколько не жалею о его назначении. — Зря ты так, Рафик, на нем держится все управление дворцом и слугами, — прохрипел рядом Рауф. — Хороший пример централизованного управления. — Но не самый хороший пример уважения, — насупился советник. Малик едва сдерживал улыбку. Эти старики были как дети. Одна радость — перемывать всем кости. — Льстец. — Ты ему просто нравишься, Рафик, — со всей серьезностью выпалил Аль-Муалим, а затем с удовольствием рассмеялся, когда Рафик, потеряв дар речи от неожиданности, стал хватать ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Веселье прервалось требовательным стуком в дверь. Не дождавшись позволения войти, последний советник Малого Круга влетел в комнату. — Ваше Высочество, приговор был приведен в исполнение. Казнь состоялась, — впопыхах доложил Нумаир, положив свежий документ на стол наследника. — Ваша печать? — Чья казнь? — нахмурившись, переспросил Малик, вчитываясь в ровные строки документа. — Как же… ваше высочество… — замялся советник. Глаза Малика расширились, а кровь отхлынула от лица. — Казнь действительно состоялась? — страшась поверить, Малик перечитывал документ снова и снова, однако сухие строчки оставались безжалостны к нему. — Двести плетей. — Это безумие, двести плетей дают злостным правонарушителям! За кражу дают меньше! — Таков был ваш приказ, повелитель. Малика словно ударили обухом по голове. Это был его приказ. Его слова отправили человека на истязание. Фактически ни за что. Он не хотел. Он, правда, не хотел этого. Всего лишь запугать. Только чтобы увидеть страх и уважение в янтарных глазах гордеца. Чтобы Альтаир видел в нем достойного правителя, а не беспомощного наследника, глупого мальчишку. Если Малик хотел стать рассудительным и справедливым императором, он не должен был допустить, чтобы вырвавшиеся в порыве гнева слова отправили неповинного человека в казематы. Ни о каком уважении и речи быть не может, лишь ненависть. И новые заговоры. — Как он? — Малик удивился тому, как дрожал его голос. В голове не укладывалось, что Альтаир не стал избегать наказания, пользуясь своим авторитетом среди сослуживцев, а наоборот, словно в насмешку ему, наследнику, подставил спину под двести взмахов плетью. — Как и ожидалось от Главнокомандующего Имперской Армии, — тихо, но с гордостью ответил Нумаир, словно ждал от него этого вопроса, — он стоически выдержал свое наказание, сбившись лишь раз. Не давая малодушию и шанса. — Таков уж наш Альтаир, — довольно кивнул Аль-Муалим, с неким торжеством поглядывая на Малика. — Я ни разу не жалею и о его назначении на роль Вашего сателлита, Ваше высочество. Он сможет уберечь вас. — Что за вздор! — рявкнул Малик, подрываясь со своего места. — Что вы несете? Как вы можете все это говорить! Я отправил Альтаира на незаслуженную пытку! Принц не договорил и бросился из кабинета. — Это будет славным уроком его высочеству следить за своим языком. Надеюсь, он урезонит свои вспышки гнева. Император должен полагаться на холодный и чистый разум, — потерев бороду, задумчиво пробормотал старший советник, глядя вслед убежавшему наследнику. — Альтаир не должен был идти на поводу наследника, — покачал головой Нумаир, взяв со стола императорскую печать, капнул на документе воском и оставил оттиск. — Если потакать его гневным вспышкам, добром это не кончится. Как бы он не обезумел от власти. — Хватит напускать тучи, Нумаир, — отмахнулся от молодого советника Рауф. — Его высочество раскаивается в содеянном. Альтаиром же движет его неумеренная гордыня. Думаю, он успел двести раз пожалеть, что не унял свою гордость и не проигнорировал указ Малика. — Боюсь, проигнорировать этот приказ у него бы не получилось в любом случае, — возразил Аль-Муалим, поднялся со своего места и торопливо прошествовал к выходу. — Слишком много свидетелей. Он оказал Малику услугу. Чтобы он не потерял вес в глазах слуг, если уж наследник разоряется на наказания, а те не исполняются. — Куда вы? — поинтересовался Рафик. — Прослежу, чтобы наш дорогой главнокомандующий не начал творить глупости и направился в госпиталь, где ему окажут необходимую помощь, — тяжело вздохнув, раздраженно усмехнулся старик. — С него станется кольчугу поверх открытых ран натянуть. Малик не знал, куда идет. Ему нужно было встретить Альтаира, но где он? «Должно быть в госпитале», — промелькнула здравая мысль. А где же еще ему быть после того, как ему всыпали двести плетей. Малик вздрогнул — жутко звучит. Малик застыл посреди коридора, ведущего к его покоям. Медленно, едва переставляя ноги, навстречу шел сам Альтаир. Он смотрел прямо перед собой, не опуская головы, его яркие глаза светились торжеством и превосходством — взгляд победителя, триумфатора. Малик знал, что ему больно, что его разрывает от адской боли, но он превозмогал ее, терпел, шел ровно, гордо выпрямившись, словно не его туника пропиталась кровью. — Что ты здесь делаешь, ты должен быть в госпитале! — рявкнул Малик, но как-то неубедительно. Глядя на этого несгибаемого человека с величественной осанкой, он восхищался им. Его силой воли и упрямством. — Немедленно возвращайся в госпиталь! — Я здесь, чтобы защитить вас, — тихо произнес Альтаир, замерев перед Маликом в требующихся трех шагах. — Я ваш сателлит. — И без тебя найдутся защитники, глупец, — раздраженно бросил принц, но Аль-Саиф чувствовал легкость, некую радость от того, что увидел главнокомандующего живым и несломленным. — Иди в госпиталь и сложи оружие. Наденешь вновь, когда я позволю. — Мой повелитель, — срывающимся шепотом выдохнул Альтаир, сокращая расстояние между принцем и его слугой, обхватывая пораженно застывшего Малика сильными руками и прижимая к себе. Шокированный принц вдруг вспыхнул словно гранат. — Ты… — полузадушено воскликнул Аль-Саиф куда-то в плечо своего сателлита, хотя и не знал, что хотел сказать, в голове внезапно не осталось ни одной связной мысли, когда его с силой развернули и впечатали в стену. — Остановите его! — прогрохотал властный голос Аль-Муалима. — Стража! — Нет, все… не так… — растерянно бормотал Малик, когда сильное тело его сателлита вдруг безвольно осело на пол, открывая обзор на корчащегося на полу наемника с кинжалом в боку. Три непонятно откуда появившихся шептуна в фиолетовых капюшонах, надвинутых на самые глаза, не тратя время на лишние движения, под четким руководством старшего советника, принялись за раненного наемника. — Шакала в темницу, проследите, чтобы он не сдох по пути, нам нужно его разговорить, — отдавал приказы Аль-Муалим. — А главнокомандующего доставьте уже в госпиталь! К полученным ранам у него прибавилось еще пара дырок в теле. Пускай врачи его заштопают, как следует. Усильте охрану во дворце и на территории, возможно, этот наемник был не один. Удвоить караул у покоев принца. Малику оставалось лишь наблюдать за сплоченными действиями элитных гвардейцев, слуг, евнухов и советников. Куда деть себя он не знал, слишком много всего произошло так быстро! Он снова чуть не умер. И только благодаря этому выскочке… он жив. — Ваше высочество, прошу вас, пройдемте в ваши покои, здесь может быть небезопасно, — обеспокоенно проговорил старший евнух, удерживая двери в комнаты принца. — С ним все будет в порядке? — словно ища поддержки и утешения, спросил Малик. Он не мог оторвать взгляда от расползающегося красного пятна на белой тунике Ла-Ахада. Истерзанное тело его защитника, закрывшего своего принца собой, изломленной куклой лежало на полу. Обескровленное лицо Альтаира пугающе походило на лицо Кадара, когда Малик видел того в самый последний раз. Сателлит не подавал признаков жизни. — С главнокомандующим все будет хорошо, — ласково пропел Тауфик, коротко кивнув евнухам, чтобы те поторапливались привести лекарей. — Он участвовал в жестоких битвах против сильнейших людей Северенны. Пара царапин его не свалит. — Двести одна царапина, — горько выпалил принц. — И все он принял ради вас, мой повелитель.