— Я требую пропустить меня к Принцу! Немедленно! — прервал мужчин знакомый голос. Это был голос Марии Торпе, которая каким-то образом добралась до личных покоев Императора и сейчас пыталась попасть в его кабинет.
Малый совет и Робер собрались в кабинете для очередного обсуждения всяких мелочей вроде совместных церемоний двух стран, подарков и празднеств. Помимо этого Робер очевидно подготавливал совет к какому-то новому (и, судя по всему, выгодному исключительно для Королевства) соглашению, и эта подготовка сквозила в каждом его предложении. Появление Марии пришлось на тот момент, когда Малый совет уже почти оттаял и был готов пойти на уступки герцогу, неважно, в чем бы заключалась его просьба. По какой-то причине стражники не торопились пропустить Марию, чем вынудили ее раскричаться, среди ее речи на родном языке промелькнуло даже несколько не самых подходящих лексикону леди слов. Малик, неплохо знавший королевский язык, нахмурился, а Альтаир улыбнулся, увидев, как побледнел Робер, истолковавший происходящее как обрушение всех его стараний. Судя по затянувшемуся молчанию, стражники у дверей были в замешательстве — они не понимали, чего хочет от них неверная, которая ко всему прочему все еще выглядела как самая плохо одетая девушка из публичного дома и говорящая на другом языке.
Переглянувшись с Аль-Муалимом, спокойно потягивающим горячий чай через кусочек сахара, зажатый в зубах, Малик вздохнул и взглядом приказал Тауфику пропустить Марию.
Робер бледнел с каждой минутой все сильнее и сильнее, чем еще больше веселил Альтаира, но раздражал принца. Марию, которая уже через минуту оказалась в кабинете, его бледность напугала и заставила впервые задуматься о том, что она сделала что-то не так.
— Леди Торпе, да благословит ваш день Саильфа, — вежливо обратился к ней Малик. — Что привело вас ко мне?
Под осуждающими взглядами советников принца девушка стушевалась, но уже через несколько вздохов взяла в себя в руки и ответила:
— Я пришла к вашему высочеству, чтобы рассказать, что я стала свидетелем преступления против жизни ваших граждан и попросить наказать преступников!
Теперь уже побледнел Малик, решив, что каким-то образом девушка подверглась нападению во дворце, о чем по какой-то немыслимой причине не знают ни шептуны Альтаира, ни сам Альтаир.
— Как произошло это преступление? — резко спросил вместо него Альтаир, но, стоило ему увидеть, как вздрогнули все присутствующие от звука его голоса, он постарался его смягчить. — Чем подробнее вы расскажете, тем быстрее пройдет расследование.
Следующие несколько минут Мария рассказывала историю, свидетелем которой стала около часа назад. Утром она через служанку испросила у дяди и принца разрешение сходить на базар в сопровождении этой же служанки и охраны, как и полагалось особе вроде нее. Она хотела купить некоторые вещи для себя и подарки для семьи. Но до базара девушка и ее сопровождающие так и не дошли. Они едва успели перейти через мост и оказаться рядом с базаром, как их внимание привлекли двое высоких мужчин, тащивших за собой еще одного. Он отпирался и пытался выбраться, но его держали крепко. Мужчины отволокли его к помосту для объявлений, сейчас снова пустовавшему, и бросили на землю рядом с деревянным настилом.
— Слушайте! — привлек внимание торговцев и покупателей один из мужчин. — Это шайтаново отродье украло у моего отца его товар! Шесть шерстяных накидок да последний отрез лучшего республиканского шелка на целых три платья украл этот безродный пес! Не погнушался он украсть товар, цена которого выше не только его жалкой жизни, но и выше жизни членов нашей семьи — век бы мы голодали, лишившись такого товара! Но Абхамул не позволил ему довести этот грязный трюк до конца, и он попался нам с братом! Вот, смотри, честный Базар!
Брат говорившего мужчины начал бороться с тем, кого они поймали — одной рукой отводил руку вора, пытавшегося защитить свою добычу, а второй пытался забрать эту добычу из-под халата, под которым тот ее прятал. В какой-то момент вор, что-то неразборчиво мычавший, не смог удержать свою добычу, попутно защищаясь от мужчины, и все ткани, что он украл, выпали на землю. Собравшаяся вокруг них толпа зароптала.
— О чем говорят эти люди? За что они удерживают этого человека? — возмущенно спросила ничего не понимающая Мария у служанки. Сопровождающие ее стражники не позволили ей подойти ближе из соображений безопасности, и поэтому все, что ей оставалось — смотреть издалека.
Пока служанка переводила ей услышанное, события начали развиваться еще стремительнее. Возмущенные тем, что вор даже не пытается ничего сказать, чтобы очистить свое имя и оправдаться, торговцы и покупатели потребовали открыть ему рот. Один из братьев держал его за руки, пока второй пытался заставить вора разомкнуть челюсти, и когда ему это удалось, он развернул лицо вора к толпе и наклонил его так, чтобы всем было видно его отрезанный язык.
Мария вскрикнула от ужаса и чуть не упала в обморок, а толпа зашумела еще сильнее. Служанка вдруг перестала переводить своей госпоже крики — возмущение толпы переросло в неразборчивый гул. Она смогла разобрать в нем лишь одну фразу: «Привести сюда жреца Абхамула, пусть все будет по закону!». Решив, что без представителя закона божьего тут не обойтись, братья-торговцы действительно послали за жрецом Абхамула из ближайшей молельни. Тот явился через несколько минут — седой старец с почти что черным лицом, загоревшим от постоянного пребывания на солнце. Выслушав рассказ братьев и осмотрев рот вора, он провозгласил: преступник заслужил суровую кару.
Услышав от служанки про суровую кару, Мария была уверена, что сейчас позовут стражников, которые уведут вора в тюрьму или в другое специальное место, где потом начнут пытать или казнят. Но к тому, что произошло дальше, она не была готова. Братья толкнули вора к толпе, игнорируя его сопротивление и ужасные крики, издаваемые его безязычным ртом. И, что оказалось самым ужасным — руки стоявших в первых рядах торговцев затащили его в самый центр этой толпы, обуреваемой чувством гнева. Вор исчез под взмахами рук — каждую секунду на него обрушивалось несколько дюжин ударов со всех сторон, люди менялись и били его. Спустя несколько минут этого ада толпа вытолкнула вора к помосту, и он, избитый и окровавленный, рухнул на землю. По знаку жреца его затащили на помост и привязали к столбу, а кто-то из торговцев принес пергамент с надписью: «Я вор и лгун, у меня отрезан язык. Я украл дорогой товар у торговца и пытался скрыться с ним. О том, что сделал, не жалею, платить не захотел. Наказан народным судом».
Шокированная Мария не сразу смогла сдвинуться с места. Ее взгляд долго был прикован к раненому и умирающему вору. Даже не поняв смысла надписи на пергаменте, который перевела для нее служанка, она продолжала стоять и смотреть на результат случившегося. Служанке пришлось насильно увести ее во дворец. И только на его пороге до Марии дошло, что случилось. Преисполненная отвращения к этому мерзкому самосуду через избиение, она, игнорируя свою напуганную служанку, каким-то образом нашла покои и сделала все, чтобы попасть в них. Рассказав об этом Малику, Мария гордо выпрямилась, ожидая правильной по ее мнению реакции. Но вместо этого она увидела, как все присутствующие имперцы недоуменно переглядываются.
— Почему вы все еще тут? — нахмурившись, обратилась к Альтаиру девушка. — Вы начальник стражи, гражданина вашей страны наказали без вашего ведома, и вы не торопитесь разобраться с этим?
— Я не должен с этим разбираться, — не скрывая своего удивления, ответил ей Альтаир.
— Как это понимать, ваше высочество? — возмущенно спросила Мария у принца. — Это ведь… прилюдное избиение, самосуд! В цивилизованных государствах жители не опускаются до такого варварства!
— А еще в цивилизованных странах жители не опускаются до воровства, убийства и прочих мерзостей, а также не допускают и мысли, что заниматься этим — в порядке вещей, — возразил ей Малик. — Это закономерное наказание, которое послужит уроком этому вору, если он выживет.
— Но ведь для этого есть суд! Есть закон! Ваше высочество, то, что произошло — недопустимо! — ответила на это Мария.
— Если я правильно понял из вашего рассказа, этот человек однажды уже предстал пред судом. Вы сказали, у него отрезан язык? — уточнил Аль-Муалим, впервые привлекая к себе внимание за весь разговор. Он плохо говорил на языке северян, но вполне различимо, и девушка его поняла.
— Именно так. Я сама видела то, что от него осталось, — содрогнувшись, сказала она.
— По законам богов, страны и совести, — размеренно начал Аль-Муалим, специально говоря медленно, чтобы Мария могла его понять, — язык отрезают тем, кто предстал перед судом и был пойман на лжи. Это мог быть преступник, сказавший, что невиновен, или тот, кто искал помощи, но солгал, чтобы ему возместили больше или даже отдали то, чего не крали. Это мог быть свидетель, оболгавший невиновного или оправдавший виновного. Когда таких людей ловят на лжи, то отрезают за это язык, чтобы впредь он не произносил ее. А ежели наказанный таким образом совершает новое преступление, неважно, убийство ли, кражу, новую ложь или просто порчу вещей, правосудия к ним нет. Оступившийся дважды оступится вновь. Это не девиз палачей, а жизнь, милая леди.
Несколько мгновений Мария судорожно пыталась взять себя в руки — она тяжело дышала, мелко тряслась и почти порвала свою верхнюю юбку.
— Поверить не могу, — пробормотала Мария. — Как же вы живете с таким грузом… Вы же знаете, как наказывают людей за такие мелочи… Убивают… за слова, за их бедность и необходимость красть, чтобы выжить…
— Леди Мария, достаточно, — попытался урезонить племянницу Робер. — Спасибо, что рассказали об этом его высочеству, думаю, он знает, что с этим сделать.
— Конечно, знает, — Мария была возмущена. — Вы ведь ничего не сделаете?
— Абсолютно, — подтвердил ее слова Малик. — В этом нет необходимости.
— Вот видите, дядя! — вскричала Мария. — Вы привезли меня в страну варваров, хотя убеждали, что все эти рассказы — неправда! На улицах Империи убивают людей без суда и следствия, а правитель страны не собирается ничего с этим делать.
— Леди, вы судите опрометчиво, — Малик не дал Роберу что-то ответить. — Я понимаю, вы напуганы и шокированы, но для людей Империи украсть, солгать или убить — страшный грех. То, что сделали люди с вором, показатель того, как важен для них самих внутренний порядок и дисциплина в стране, им не нужен император и его указы, чтобы знать, что хорошо, а что плохо. Им не нужен судья, чтобы понимать, что этот человек пошел на преступление, и им не нужны стражники, чтобы наказать за это преступление. Произошедшее доказывает, что с такими гражданами Империя отнюдь не страна варваров, как вы считаете, а страна дисциплинированных людей, которые могут за себя постоять и не позволят преступникам вредить им и их окружению. И я горжусь своими подданными. Вы можете не одобрять это, но вы не знаете нашей страны, вы здесь всего лишь гость, поэтому я прошу вас не судить о нравах наших людей, пока вы о них не узнаете.
Бледное лицо Марии покрылось алыми пятнами, а на глазах блестели слезы. Девушку трясло от осознания факта, что ее потенциальный муж оправдывает своих подданных-варваров, а, значит, будь он на месте этих людей, то сам бы наверняка ударил этого вора. Малик же, видя в ее глазах все эти мысли, которые она не пыталась спрятать под маской сдержанности, задавался вопросом — почему эта девушка считает, что то, что она видела этот вполне справедливый по его мнению самосуд, дает ей право осуждать людей, которые наказали вора, и забывать о преступлениях, которые этот вор совершил? Ведь они не убили его, да и жрец Абхамула был рядом, контролируя степень справедливости наказания, а, значит, все было сделано по совести и законам. В таком случае, полагал Малик, ему действительно незачем вмешиваться в эту ситуацию.
Где-то на краю сознания, разве что, пульсировала мысль — он ведь и сам ни разу не видел ничего подобного, практически все его вылазки в город помимо той, что напугала его в детстве, были спокойными и безопасными. Имеет ли он право осуждать за страх и возмущение Марию? Или же ее реакция — часть менталитета Северенны, в которой принято долго судить и казнить невиновных, которых успевают вытолкать на свое место грешники. Ответа на этот вопрос у него не было, и поэтому Малик подал Тауфику знак вывести Марию из кабинета.
Но евнуху не пришлось этого делать — возмущенная таким отношением Мария резко развернулась и самостоятельно покинула его покои.
— Я приношу вашему высочеству мои извинения за неподобающее поведение моей племянницы, — на ломаном имперском сказал ему поклонившийся Робер. — Обещаю, этого больше не повторится.
— Все в порядке, герцог, мы все понимаем, как тяжело сталкиваться с чем-то незнакомым, — кивнул ему Малик. — Полагаю, вам стоит позаботиться о вашей племяннице. Мы отложим решение оставшихся вопросов на завтрашнее заседание совета.
Робер расценил эту просьбу исчезнуть с глаз принца и не появляться до заседания правильно. Снова поклонившись, он ушел, бряцая доспехами. Постепенно за ним разошелся и Малый круг. Альтаир, который все это время стоял у окна и прислушивался к чему-то, судя по всему — докладу шептунов, взглядом испросил разрешение сопроводить до выхода из дворца своего наставника и ушел с ним. Не иначе, хотел что-то узнать, чтобы потом доложить принцу. Принц же, оставшийся ненадолго в одиночестве, обвел взглядом заваленный бумагами стол. Работы у него не уменьшилось.
Малик с тяжелым вздохом откинулся на спинку кресла и закрыл уставшие глаза. Он любил разбираться с документами и подписывать приказы, это не требовало от него столь выматывающего общения с министрами. Большая их часть заставляла Наследного принца испытывать непреодолимое желание добраться до Шайтанова утеса и спрыгнуть с него, чтобы затем разбиться на скалах. Но сейчас документов было слишком много, а ведь он даже не забрасывал управление государством. К счастью, большинство этих бумаг должно было отправиться в архивы и библиотеки, и Малик всегда мог отложить их подпись или предпочесть им более важные документы и занятия.
— Подай вино и легкие закуски, — велел он Тауфику, стоявшему рядом со столом. Услышав шаги, Малик поднял голову и, увидев вернувшегося в кабинет сателлита, вздохнул и уточнил. — Вино налей на двоих.
— Слушаюсь, Ваше Высочество, — поклонился старший евнух и быстрой тенью выскользнул из кабинета.
— Милость Альгиля защитит вашу жизнь, — Малик жестом позволил Альтаиру не кланяться и указал на одно из кресел.
— Есть новости?
— Благословение Абхамула да поможет в делах, — откликнулся сателлит, опускаясь в кресло. — Все как вы и ожидали. Заговорщики снова затаились, во дворце не было замечено никого подозрительного. Более того — за весь месяц никто не закладывал ни в одно из городских Бюро Посредников вещи, связанные с заговорщиками. Шептуны проверяют товар кузнецов и торговцев, но больше никакого оружия с клеймом нам найти не удалось. Даже наши люди на черном рынке и знакомые контрабандисты не встречались ни с чем подобным.
— Хитрые отродья Шайтана, — пробормотал Малик, не скрывая своего недовольства. Он помолчал немного и, собравшись с мыслями, задал следующий вопрос. — Кроме того, эта ситуация с Марией… во всем остальном она и ее дядя всем ли довольны?
— На глазах у всего двора — да, они всем довольны, — Альтаир пожал плечами. — Несколько раз я тренировался с герцогом. Он ни разу не вышел за рамки этикета, разве что…
— Что?
— Он несколько раз о чем-то пытался поговорить с Аль-Муалимом, — поджал губы Альтаир. — И еще его видели с министрами общего круга.
— О чем они говорили?
— Пытается выяснить отношение к вам министров. Возможно, с целью склонить их на свою сторону, — стараясь не показывать, как его раздражает то, что ему приходится это говорить, ответил Альтаир.
— Аль-Муалим говорил что-нибудь об этом? — уточнил Малик, зацепившись за последнюю фразу.
— Только что герцог пытается откусить слишком много от отравленного пирога, — Альтаир с улыбкой процитировал своего благодетеля, и Малик тоже позволил себе улыбнуться. Западная бухта была достаточно далеко от столицы Королевства, за ней нужен глаз да глаз, и, насколько Малик знал, чтобы увеличить флот и не оставить без защиты остальные водные границы, Королю придется очень постараться, когда как у адмиралов Империи есть необходимые корабли и ресурсы для постройки новых.
— Думаю, раз Старший Советник сказал так, то вставать на сторону герцога он явно не собирается, — пробормотал Малик, попутно отмечая про себя, что все складывается гораздо лучше, чем он предполагал.
В кабинет вошел Тауфик во главе процессии из четырех слуг. Сам главный евнух нес большой кувшин с вином, двое слуг — блюда с закусками, а остальные пришли только затем, чтобы раздвинуть тяжелые шторы за спиной у принца, которые он сдвигал на время работы, превращая комнату в подобие темной пещеры, и подготовить место для закусок. Пока на высоком круглом столике рядом с креслом сателлита, принесенным в кабинет исключительно для подобных случаев, слуги расставляли любимые закуски Альтаира, Малик передал Тауфику, отдавшему одному из слуг кувшин, документы, с которыми он уже закончил работу, после чего убрал те, с которыми еще предстояло поработать, в ящики стола. Освободив стол, Малик терпеливо ждал, пока Тауфик поставит блюдо и наполнит кубок вином.
Какое-то время они молчали. Альтаир пил свое вино, наблюдая за Маликом, изучавшим достаточно длинный свиток.
— Что ваше высочество планирует делать дальше? — поинтересовался Альтаир, чтобы иметь представление о дальнейшем распорядке дня принца.
— Сегодня его высочеству предстоит примерка нарядов для празднования его дня рождения и Коронации, также нужно отобрать несколько повседневных нарядов — те, что принц носил до этого, уже совершенно никуда не годятся, — защебетал Тауфик, повинуясь кивку своего господина. — После примерки Господин принимает в Великом Хранилище ученых, которые привели достойнейших учеников с их работами, написанными к дню рождения принца. Также предстоит встреча с несколькими торговцами с южных границ Империи, которые привезли для леди Марии подарки, необходимо отобрать лучшие.
— Неужели купцы знают свой товар так плохо, что не могут отобрать лучшее из него самостоятельно? — не скрывая иронии, спросил Альтаир.
— Я тоже не в восторге от этой традиции, но первый подарок, который я лично вручу Марии, я должен выбрать самостоятельно, — вздохнул Малик. — Пусть она не верует с нами, я не могу лишить ее покровительства Саильфы и милости Абхамула.
Альтаир кивнул, соглашаясь с тем, что традиции необходимо соблюдать. На миг он отвлекся, отпив из кубка вино, но, вернувшись к наблюдению за принцем, Альтаир заметил подобие озорства в его темных глазах.
— Кстати, о примерке, — протянул принц, улыбаясь, как довольный кот, и продолжая нервировать этим сателлита. — Я заказал портным не только одежду для себя, но и для тебя.
Альтаир подавился.
— Вашему… высочеству… не стоило, — закашлялся он. И Малик с Тауфиком поняли — он не из вежливости пытается отказаться от примерки. Слух, что главнокомандующий Имперской армией, Альтаир ибн Ла-Ахад, ненавидит чьи бы то ни было прикосновения, только что подтвердился.
— Стоило, — отрезал Малик, проигнорировав этот факт. — Я никоим образом не сомневаюсь в хорошем вкусе твоего благодетеля, Аль-Муалима, но у тебя с ним проблемы. На поле битвы носи то, что поможет спасти тебе жизнь, а в мирное время то, что не выставит тебя на смех при дворе.
— У престола Альгиля мне это все равно не зачтется, — буркнул Альтаир, по ехидному выражению лица Тауфика, знавшего принца как облупленного, поняв, что отвертеться не получится.
***
Стоило только Альтаиру войти в зал, где ждал портной, и увидеть количество свертков с платьями, как его осенило: все это — месть принца за первые тренировки и синяки.
Первыми на очереди стали платья, заказанные именно для него. Каким-то чудом они все пришлись главнокомандующему впору (не иначе, мерки спросили у слуг Аль-Муалима), но их было так много, что времени на примерку ушло прилично, особенно, если учесть, что каждое второе по просьбе принца откладывалось в сторону, чтобы затем снова оказаться на его сателлите. Где-то в середине Альтаир не выдержал пытки в виде тяжелых и неприятных тканей и неподходящих для его рода деятельности фасонов и принялся сражаться с собственным принцем за право самостоятельно отобрать подходящие платья. Но по мнению Малика Альтаир выглядел в выбранных им платьях до отвращения безвкусно, и он бы до скончания веков спорил с сателлитом по этому поводу, если бы не Тауфик и портной, господин Фарукх, не остановили их. Спустя еще полчаса споров им удалось найти несколько платьев, которые Малик счел достойными, и которые не мешали бы Альтаиру выполнять свою работу. Отдав часть на подшивку, Альтаир по просьбе принца переоделся в одно из новых платьев, велев слугам отнести в его покои остальные вместе со старым. Опустившись на небольшую танкетку возле окна, Альтаир вздохнул и принялся наблюдать за принцем.
Тренировки делали свое дело. На теле принца, до этого слабого и хилого, уже начали вырисовываться мускулы, он окреп и стал двигаться немного по-другому. Для всех окружающих изменения в принце пока что оставались незамеченными, но близкие к нему люди вроде Старшего Советника, Тауфика и Альтаира заметили, что принц уже чувствует себя гораздо лучше. Он несколько раз выходил из Золотого Бутона в город, половина из этих вылазок пришлась на тайные, в которые Альтаир по-прежнему продолжал его сопровождать, переодеваясь в простолюдина по первому же требованию принца. Пару раз принц приглашал на музыкальные вечера в проверенных тавернах и театрах гостей — герцога де Сабле и леди Марию. Не забыл принц и про свой гарем, после посещения которого приближенные принца позволили себе вздохнуть спокойно — то, что принц не забыл о священном долге перед Абхамулом, а именно воспроизведении на свет наследника, стало для всего двора огромным облегчением. Для всего двора, но не для Альтаира.
Альтаира вдруг начало сильно раздражать пристальное внимание двора к тому, с кем проводит ночи принц. Узнав его получше, Альтаир понял, что он очень благоразумен — здравый смысл принца не позволил ему ввести своего наследника в столь нестабильный мир.
Это было понятно Старшему Советнику, Тауфику, даже Альтаир понимал это. Странно было то, что этого не понимал весь двор. Сейчас, когда рядом с принцем замаячила потенциальная невеста, даже противники брака с иностранкой начали поддаваться какому-то общественному давлению остальных придворных и шептаться по углам о том, когда же принц назначит дату помолвки и свадьбы. А это значило, что не пройдет и полугода после коронации и свадьбы, на принца начнут давить снова, теперь уже подгоняя его к рождению наследника. Так он размышлял еще пару недель назад. Сейчас же его волновало не только это.
Ему вдруг стала противна сама мысль о том, что Малик может разделить ложе с женщиной. С абсолютно любой женщиной, неважно, принцесса ли она, леди или обычная обитательница гарема. Малик — сын Абхамула, родившийся на земле, божественное существо, заключенное в человеческом теле, чье величие и нереальность — благословение обычным людям. И пусть он не принадлежал Аль-Фадхи, в нем была истинная мудрость Абхамула, которой не хватало последним трем поколениям предыдущей династии, и это было невозможно не заметить.
Альтаиру почему-то стало казаться, что этих качеств в нем гораздо больше, чем в почившем Императоре, как будто он был рожден чем-то большим, соответственно, и заслуживал он чего-то большего. Даже будь его невеста принцессой самых чистых кровей, Альтаир все равно был искренне уверен — его принцу нужно совершенно не это. Возможно, ему все это не нужно вовсе. Но что ему может быть нужно?
В детстве Альтаир, как и многие его товарищи, мечтал побыть принцем или дворянином, человеком, у которого много денег и возможностей, вокруг которого кружатся слуги, готовые выполнить любое его указание. Но, став сателлитом принца, Альтаир понял, насколько он не хочет такой участи. Принц не принадлежал себе. Он много работал на благо государства, забывая о себе. Он был не собой, он был государством. Одним человеком, представлявшим миллионы, и миллионами, заключенными в одном человеке. И вместе с этим Малик, будучи принцем, оставался до безумия одиноким. Это было видно по его раздраженному лицу, когда Альтаиру приходилось отпрашиваться на обходы, когда Тауфик, вечно находившийся при нем, вдруг исчезал, чтобы проверить работу дворцовых слуг. Это было видно по тому, с какой грустью он смотрел вслед уходящему Аль-Муалиму после очередного заседания совета. Лишившийся за каких-то три года всех членов семьи юноша, в одночасье ставший правителем, вел себя так, как ведет редкий правитель, будучи при этом одиноким и где-то даже беззащитным.
Теперь чувство ответственности за жизнь принца словно выросло, и Альтаиру не пришлось прилагать к тому никаких усилий. Долг отступил на второй план, уступив первый желанию. Теперь Альтаир служил Малику не потому, что того требовала от него его должность, требовал долг, а потому, что он сам этого хотел.
Он поднялся, увидев, что закончивший примерку принц прощается с портным и направляется к выходу из Зала Гобеленов, где они находились все это время. Все остальные дела заняли у них гораздо меньше времени. Альтаир даже в какой-то момент подумал, что в философских разговорах Малика с учеными и их учениками было больше смысла и необходимости, чем в примерке. Не то, чтобы для него эти разговоры представляли интерес, но здесь никто не пытался с ним о чем-то заговорить или поспорить, зная, что философия и большинство наук не были его сильной стороной. Наконец, дело дошло и до выбора подарка для леди Торпе. И вот здесь Альтаира ждал самый большой сюрприз за день.
— Как думаешь, что стоит подарить ей помимо тканей? — Малик, уже отобравший нужные ткани и украшения, вдруг повернулся к Альтаиру.
— Ваше высочество? — удивился Альтаир, не понимая, чего от него ждут.
Торговцы разложили на столах не только ткани, но и множество других интересных вещей — украшения, духи, масла и благовония, косметику, шкатулки и даже книги. Альтаир окинул взглядом все это добро и снова воззрился на принца.
— Ты слышал меня, — пожал плечами Малик. — Как ты считаешь, что леди стоит иметь при себе здесь? Сомневаюсь, что она взяла с собой абсолютно все, что делало ее жизнь удобной на ее родине.
Альтаир задумался, рассматривая товар купцов. Они явно нервничали, ожидая ответа императорского сателлита. Главнокомандующий подошел к одному из столов, на котором лежали книги, пробежался взглядом по заголовкам и взял в руки одну из них.
— Вы можете подарить ей тысячи тканей и украшений, — сказал он, — но это не сделает ее вашей опорой. Ей надо узнать нас.
Приняв из рук Альтаира книгу, Малик и подобравшийся поближе Тауфик с удивлением увидели название на ее обложке.
— «Алхакма»? — спросил Малик. — Священная книга? Почему?
— Потому, что вам не нужна жена, которая не знает вас, — повторил Альтаир. — Она мало знает об империи. Как ей стать императрицей, если она не станет частью империи?
— Главнокомандующий верно говорит, — закивал Тауфик, не испугавшись пристального взгляда Малика. — Не только платья да украшения красят девушку, но еще и знания. Вы достаточно много знаете о ее родине, но о месте, где ей предстоит жить, если она станет императрицей, леди Мария знает очень мало. А что может быть лучше для тщательного знакомства, чем не священная книга истории и божественных заветов?
— Вы невыносимы, — Малик закатил глаза. Повертев книгу в руках, он вздохнул и сказал торговцам. — Я также возьму эту книгу. Тауфик, подготовь все это, — указал Малик на выбранные им вещи.
Тауфик быстрыми и ловкими движениями убрал в невесть откуда взявшуюся корзину ткани, в стоявший на столе рядом сундучок он сложил украшения. Книгу, выбранную сателлитом, он завернул в еще один отрез ткани, на котором была вышита монограмма принца. Закончив, евнух вопрошающе посмотрел на своего господина, ожидая какого-то приказа.
— Думаю, мне стоит преподнести эти дары прямо сейчас, — скрепя сердце сказал Малик, стараясь не показывать, как ему этого не хочется. — Отдай книгу главнокомандующему, он ее понесет. Мария сейчас в своих покоях? — спросил Малик у замершего у окна Альтаира.
Главнокомандующий на миг отклонился назад, повернув голову в сторону улицы. Что-то прошелестело за окном, и Альтаир выпрямился.
— Она в крытой оранжерее неподалеку от покоев, ваше высочество, — невозмутимо сказал Альтаир.
Малик вздрогнул. Он до сих пор не мог привыкнуть к тому, что Альтаир не только контролировал всю сухопутную армию и стражу, но и имел в своем абсолютном подчинении Шептунов, знавших обо всем, что происходит во дворце и всей стране. Иногда это больше пугало Малика, чем внушало ему ощущение безопасности — Малику пару раз даже казалось, что люди, имеющие возможности знать подобное, могут знать его мысли. Приятного в этом всем было очень и очень мало.
Расплатившись с торговцами, Малик в сопровождении Тауфика с корзиной тканей, Альтаира с книгой и слуги, помогавшего нести сундучок с украшениями, отправился в нужную часть дворца. Леди Торпе обнаружилась там в компании приставленной к ней в день приезда служанки. Они о чем-то беседовали вполголоса но, увидев принца и его свиту, служанка подскочила с бежевых камней, которыми были вымощены дорожки, и, поклонившись, отошла к колоннам, отделявшим коридоры от сада. Мария также поднялась со скамейки и присела в реверансе перед принцем. Дождавшись кивка Малика, она выпрямилась, но не произнесла ни слова, с ожиданием смотря на него. Она все еще помнила, как он был резок с ней в тот день, когда их прогулка была прервана уличным самосудом, и не могла забыть произошедшего на ее глазах. Даже объяснения принца не помогли ей хотя бы немного разобраться в том, что происходит в этой стране. Теперь она была еще больше уверена в том, что Империя — страна варваров, где никто не остановит убийства на улицах ее столицы, а сам Малик, как будущий император, казался ей зверем, позволяющим подданным творить все, что им заблагорассудится, и никого ни за что не наказывающим. Альтаир оказался прав. Мария их не знает, более того, она не хочет знать и понимать. Это был бы хороший урок не выбирать себе невесту из другого мира, но сейчас обстоятельства требовали от него первого шага к объединению миров в один. И теперь пришло время его сделать.
— В нашей стране существуют определенные традиции, — сказал Малик. Он говорил достаточно тихо, но так, чтобы его слышали все присутствующие. — Когда мужчина действительно хочет жениться на женщине, он делает ей подарок — ткани для сокрытия того, что не должен видеть никто, кроме него и бога-отца Абхамула, украшения для покровительства богини-матери Саильфы, и что-то лично от себя, — Малик махнул рукой, и через секунду на скамейке стояли корзина с тканями и сундучок с украшениями. Альтаир подал принцу книгу, и Малик, ненадолго сжав ее в руках, протянул ее Марии. — Я выбрал эту книгу. Она называется «Алхакма», мы считаем ее священной. В ней мало религиозных текстов, но информации о наших законах и легендах — достаточно. Я надеюсь, что после ее прочтения вы также сделаете свой выбор. Чтобы отклонить мое предложение, вам будет достаточно попросить слугу вернуть мои подарки назад. Чтобы принять — попросить сшить платья из этих тканей и надеть украшения. Не торопитесь, у вас достаточно времени. Что бы вы не решили, я не буду разрывать договор с вашим дядей, — сказал напоследок Малик, после чего он в сопровождении своей свиты ушел из сада в свои покои.
***
— Леди Мария вчера появилась в Шелковой зале в подаренных вами украшениях, господин, — поведал Малику вернувшийся в кабинет Тауфик спустя два дня после преподнесения подарков. — Там она познакомилась с представленными ко двору женами наших придворных и даже подружилась с их дочерьми, подходящими ей по возрасту.
— И что же, далеко ли дошла весть о состоявшейся помолвке? — поинтересовался Нумаир, вместе с остальными членами Малого круга находившийся в кабинете. Рауф и Рафик синхронно повернулись к Альтаиру, ожидая, что его шептуны уже в курсе.
Альтаир пожал плечами.
— Сложно сказать. На Базаре шепчутся вяло. В залах гораздо активнее, обсуждают, как изменится двор при императрице-северянке, — передал он. — Некоторые настоятельницы монастырей Саильфы, в женские школы которых многие придворные отдают своих дочерей, обеспокоены тем, что императрица-неверная может растлить девушек своими нескромными платьями и смущающими идеями. Настоятельница часовни Саильфы в дворцовом комплексе просила передать, что она с удовольствием расскажет леди Торпе обо всех традициях, которые положено соблюдать женщинам Империи. Придворные мужчины обеспокоены лишь всем, что связано с Робером.
— Не знаю, стоит ли поздравлять вас, ваше высочество, или нет, — вздохнул Аль-Муалим, — но помолвка уже заключена, и ее будет крайне сложно отменить. Полагаю, нам пора готовиться к церемониям помолвки и заключения свадьбы.
Все повернулись к принцу, сидящему за столом. Малик какое-то время помолчал, но, понимая, что от него ждут примерных сроков, заставил себя ответить.
— Официально помолвку заключим после моего дня рождения, — он старался не кривиться. — Я женюсь на Марии Торпе на следующий день, как буду коронован.
— Да благословит вас и вашу невесту союз Благоверных, — синхронно поздравили его Альтаир и советники.
