Исида Рюукен
В голове царила неприятная путаница. Путаница образов, мыслей, воспоминаний и чувств. Одна жизнь и ее воспоминания наслаивалась на другую, путая и обеспечивая непрерывную головную боль. Казалось что сама его душа, его существо, самоопределение, пытались разорвать тело на мелкие клочки, не находя способа синхронизироваться. По ночам он выл в подушку, а утром, закрашивая белоснежное лицо наспех купленной косметикой, устало брел на работу. Только лишь спустя несколько месяцев, он начал успокаиваться, в его голове образовался порядок. Он помнил своего сына. Обоих сыновей. Тот который уже умер и тот который еще не родился. Ночами он заходил в комнату Урью, и с болью смотрел на спящего подростка. Урью был болезненным ребенком, гордым и одиноким. Урью был живым. Урью не помнил своего брата. Сидя в кабинете, вглядываясь в давно потухший экран компьютера, он вспоминал его второго сына. Ичиго был хмурым, был гордым и нелюдимым. Ичиго был сильным, и болезненно хрупким одновременно, в Ичиго чувствовался надлом. Ичиго не любил людские сборища, но при этом покорно ходил по магазинам со своей помощницей. Ичиго был хмурым и угрюмым, но стоило маленьким пациентам закричать его имя, как его улыбка становилась ярчайшим светом. А еще Ичиго безумно скучал по своему брату. Куросаки Ичиго всегда помнил. Такие разные, такие непохожие. Рано или поздно они вновь встретятся, он уверен. Все что ему надо, это не допустить смерти одного из них. Он слишком хорошо помнил эту теплую кровь. В тот миг с неба лился холодный дождь, грохотал гром, а он выл в мертвое, равнодушное небо. Выл, держа в руках остывающее тело сына. Масаки дрожащими руками обнимала себя, впоследствии так и не найдя сил на слезы. Плакал на похоронах он, плакала маленькая, враз потускневшая Мей. Плакал осиротевший и потерявший ребенка город, плакали горожане. Масаки стояла замерев в пространстве, чтоб в течении нескольких недель сгореть и последовать за сыном. Собственно все его воспоминания обрываются именно на этом моменте, и он не знал: то ли его просто не интересовало окружающее, то ли мир просто последовал за рыжим солнечным лучиком. В этом мире Масаки тоже жила, только вот жила она с Шибой, имела двух мальчиков-близнецов, и была предательницей. Для него Масаки не существовало. Ему только оставалось дождаться…***
Говорят на детях гениев природа отдыхает, он даже не догадывался о правдивости этих слов! Сколько раз ему говорили о его исключительности? Сколько раз называли гением? Право слово, он и сам знал что исключительно умел и умен! Поэтому резкое изменение собственного сына заметил сразу, да и как тут не заметить? Резкая, отдающая металлом реацу, цепкий взгляд и аккуратные расспросы о семье Куросаки. Но, как можно было быть таким неосторожным? Урью фонтанировал реацу, не умея или не желая прятать изменения, он вслух строил догадки о местонахождении Ичиго и говорил о вещах в этом мире не известных. А если бы рядом были шпионы? Кто знает, кто еще проснулся? Кто вспомнил? Да мало ли, что? Апогеем его дурости было привести в дом подростка, который говорил таким сленгом! Право слово, аж жутко стало! Они так просто обсуждали способы убийств! Но пугало не это, в конце концов, он тоже не ангел. Эти два идиота в открытую обсуждали способы захвата приближенного к Ичиго парня. Рюукен был рад узнать, что Ичиго вернулся, что скорее всего его сын снова рядом, пусть и играет странную роль. Но неужели они не знают о собственнических замашках рыжего? А подумать, порассуждать? Кто знает, может Ичиго еще не помнит? Еще не пришел в этот мир? Казалось, что у его сына и его странного дружка враз отбило мозги, и они начали себя вести как сталкеры. Еще и садистские замашки появились! Ему оставалось только вздохнуть и ждать развязки. Он чувствовал, что пока рано раскрывать себя. О том, что все пошло наперекосяк, он понял как только в отделение поступил бессознательный подросток, вслед за которым появился и его собственный сын. Один из его сыновей. Урью весьма профессионально осмотрел и выдал диагноз, только вот его идея о лошадиной дозе снотворного, вызвала нехорошие подозрения, поэтому ничуть не сомневаясь в собственном поступке, Рюукен, одним резким движением уложил Урью на соседнюю койку. Пусть полежит, посмотрит сны, они у него явно не простые. Заявившийся следом третий участник представления, не отставал от других. Коек в больнице было предостаточно… — По крайней мере стало понятным то резкое зарево, пронесшееся по небу. Все-таки, Ичиго такой собственник, — тихий шепот, полный умиления прошелестел в тишине больничной палаты. Уже возвращаясь в свой кабинет, Рюукен почувствовал странную реацу. Ее хозяин был не знаком квинси, только вот интуиция завыла диким воем, предупреждая о надвигающейся опасности. Вспыхнувшая безграничной яростью реацу его сына это только подтвердила. И тогда Исида Рюукен сделал то, что никогда ранее в этом мире не делал: он ушел с работы раньше времени. Он спешил на выручку к своему сыну, подгоняемый глупым, испуганным сердцебиением. Пробегая один квартал за другим, подгоняемый то вспыхивающей, то затихающей реацу, он переживал только об одном. Он боялся снова опоздать. Уже подбегая к дому Куросаки, он почти налетел на странного типа, обладателя той странной реацу. Этот «человек» был в бешенстве, что не мешало ему паскудливо улыбаться. Интуиция все еще выла, несмотря на притихнувшую ярость Ичиго, поэтому Рюукен и не обратил внимания на чужака. Сейчас важнее был его сын. Один из его сыновей… Он успел вовремя, заметив как в горечи изогнулись бледные губы. «Лучик? Вот значит как?» И все равно, он знал больше других. Намного больше. Именно поэтому и не позволил последовать за рыжим ребенком, обеспокоенный пустотой в дорогих сердцу глазах. — Я бы не советовал тебе идти в эту сторону, Урахара Киске. Гордишься тем, что вспомнил? О! Поздравляю! А теперь замри и подумай, почему твои, мои, и его воспоминания, такие разные? Язвительная насмешка его слов резала по живому, но он должен все прояснить. «Кто они? Как много знают? Как много помнят?» — Исида? Ты тут откуда? И что знаешь про моего сына? — Рюукен? Ты знаешь что с моим Ичиго? Взглядом, полным презрения были окинуты «родители» Ичиго. Они такие уверенные в своей правоте! Такие оскорбленные непониманием! Вот только в этой комнате были и те, кто понял. Урахара Киске и Айзен Соуске выглядели напряжёнными, готовыми к бою. — Откуда ты вылез квинси? Я тебя не помню. Блондинистый торгаш с возрастающей яростью смотрел на преградившего ему путь, в то время как Айзен внимательно всматривался, обдумывая ответ на заданный вопрос. — Не помнишь? Я ведь говорил? Наши воспоминания разные, Киске. Почему я помню тебя, но ты не помнишь меня? И почему, ОН не помнит? Лучик? Ты уверен, что это он? — Да что ты знаешь? — А ЧТО ЗНАЕШЬ ТЫ?! И снова в комнате царит тишина, наполненная напряжением и непониманием. — Сколько он помнит? Скажи Исида, сколько помнишь ты? Тихой поступью вышел вперед Айзен, с горечью кривя губы и отчаянием в глазах. Он прекрасно все понял, и ожидал ответа с обреченностью. — Кто знает, сколько уже прошло? На тот момент было четырнадцать, а теперь? Я уже и не знаю, есть ли возможность… Его прервал отчаянный крик, наполненный невыносимой болью и страхом. В тот же миг он сорвался наверх, проклиная свою интуицию, которая снова оказалась права. Распахнув дверь, интуитивно зная, что Ичиго именно в той комнате, он замер. Кому как не доктору знать, что пациент уже не жилец? Но отдавать именно этого человека, Рюукен был не готов. На кровати, лежа в обманчиво расслабленной позе, умирал его сын. На бледных, покрытых кровью губах расцветала умиротворенная улыбка, рыжие пряди, казалось потеряли свой цвет. — Пожалуйста… нет… только не так… только не ты… Белоснежными руками, зампакто удерживал Ичиго, по новой пытаясь завести уставшее сердце. Янтарные глаза, наполненные распахнувшейся бездной, слепо обшарили комнату, замерев на Рюукене. — Ты? Но как? Мелькнуло удивление, враз сменившееся горячей надеждой. — Помоги! Пожалуйста… Именно в этот миг к нему вернулась способность вновь двигаться, думать и дышать. — Все вон! Сбросив белоснежный халат, он бросился к кровати, ложась рядом и прижимая к себе подростка. Бросившихся к ним Киске с Шибой просто смело черной волной реацу - на защиту встал второй зампакто. Дружный потрясенный вздох был проигнорирован, Старик с надеждой смотрел на Рюукена. А квинси тем временем, не реагируя на окружающих, с силой прижимал к груди безвольное, бездыханное тело. Щедро расплескивая реацу, укутывая ею сына как в одеяло, он умолял не сдаваться. Прижимая, он убаюкивал его, шепча небылицы и добрые легенды, уговаривая, умоляя выжить. Его сердце разрывалось, стремясь к дорогому для него ребенку, и только в отдалении, на самом краю сознания он думал только об одном: «Как я расскажу об этом Урью?» — Пожалуйста… пожалуйста… Кто из них шептал эти слова? Он или белоснежный зампакто? Он, прижимающий к себе? Или Пустой, отдавший все на служение Хозяину? Он или тот, кто так трогательно и нежно перебирает рыжие прядки? Рюукен смотрел в янтарные глаза и видел весь их путь. Хичиго ничего не скрывал, позволяя смотреть, открывая беззащитное естество. Доверяя. Безмолвно умоляя помочь. Новый вздох Ичиго, расплавленным золотом растекся в глазах напротив: именно в тот миг квинси понял, что спас от смерти двоих. Разве могло быть иначе? Ичиго снова дышал, улыбаясь прижимался ближе, в поисках тепла и защиты. Он грелся в чужих руках, таких знакомых и родных, таких желанных и надежных. Он довольно жмурился не просыпаясь, зарываясь носом в кашемировый свитер и слушая чужое сердце. Невиданным грузом навалилось на него облегчение, и только тогда он позволил себе обернуться. В дверях замерли синигами и все остальные. А путь им преграждало существо в черных одеяниях. Вьющиеся темные волосы и огромный тесак в руках. — Ты второй? Тоже зампакто? Существо обернулось, и Рюукена захлестнуло странное чувство узнавания. Но в тот же миг он все забыл, увидев облегчение и возвращение жизни на чужом лице. Он спас двоих? Вздор! Их всегда было трое… Церемонно поклонившись, это существо исчезло, вернувшись в тишину внутреннего мира. Он никому не покажет свою слабость. — Расскажи мне все, Рюукен. Я хочу знать во что вляпался мой сын. Ранее он никогда не видел Ишшина таким усталым, сломленным. Именно поэтому молча укутал Ичиго в теплое одеяло, поданное Хичиго и молча встал. Они имели право знать правду, хотя бы для того, чтобы не мешать. Уже выходя из комнаты, он уловил тихий шепот. — Отец?***
Снова комната наполненная тишиной, ожиданием и страхом. Синигами, люди, арранкары. Все они замерли в ожидании ответов, затихли вездесущие ученые, замер Маюри, готовый услышать нечто невероятное. И все они смотрели на Рюукена. — Вам не снились странные сны? Заметив согласные кивки некоторых, он прикрыл глаза. Кивали отнюдь не все. — Странные сны, странные события, эмоции, люди. Все происходящее не могло быть на самом деле, тем не менее вызывающее чувство узнавания и принятия. Все это действительно было, только вот не с нами. Не с нами и с нами одновременно. Усмехнувшись, Исида смотрел на запутавшихся слушателей. — Разные миры. Отражения. В этот миг он наконец увидел понимание, разлившееся в глазах. Ужас, страх, сожаление и скорбь. Они поняли. — Именно поэтому истории не связанны между собой… Айзен, кивнул сам себе, утвердившись в собственной догадке. — Значит, он действительно убил себя? Тихий, потерянный шепот, наполненный ужасом. Бледными призраками замерли Кучики Рукия и Абарай Ренджи. Урахара Киске вздрогнул, пустым взглядом смотря на свои дрожащие пальцы. — Он правда перерезал себе горло? — Рукия впадала в отчаяние, слепо смотря перед собой. Перед ее глазами снова вставала сцена, где она слышала прощальные слова друга. Выпала кружка из онемевших пальцев Масаки, застыли восковыми куклами все остальные. В глазах Айзена распахивалась бездна. Вздрогнув, отшатнулся Рюукен. — Я не помню этого. Скорее всего этот мир был после моего. Я там воспитывал его, учил, помогал. А потом потерял… И снова тишина, позволяющая каждому на миг окунуться в собственные воспоминания. — Он мне все рассказал. Тогда еще, он не жаждал смерти. Устал, но не сдался. Сейчас же… — Он говорил, что обещал ждать… -…но не обещал терпеть. Заканчивая слова друг друга, сказали Ренджи и Рукия. — Ты поэтому спросил, сколько раз он просыпался? Ты знал, Айзен? Низко опущенные поля панамки мешали разглядеть эмоции на лице хозяина, но голос был наполнен страданиями. — Я тоже видел сны. В одном из них, он предупреждал меня. Предупреждал, а я не послушал… — Почему все так? Почему мой сын? Масаки сидела, вцепившись руками в собственные плечи, и раскачивалась из стороны в сторону. — Он сказал около сотни. Все перевели взгляд на тихо заговорившего Улькиорру. — Его зампакто сказал, что они просыпались около сотни раз… Взвыв, будто раненный зверь, Рюукен подскочил, начиная метаться по комнате. Он чувствовал отчаяние и безнадежность. Как теперь помочь сыну? Как? Их прервали тихие шаги по лестнице. Ичиго спускался, сонно потирая глаза рукой. Приоткрыв глаза, он осмотрел комнату, остановившись взглядом на обтянутой кашемировым свитером спине. Мягко прищурившись, он в одно мгновение переместился за спину Рюукена, обнимая его и прижимаясь щекой к плечу. Ичиго мягко сгреб руками свитер по бокам квинси, удерживая и боясь получить отказ. Тихо мурлыкая, будто котенок, он терся щекой о нежную материю, довольно щуря глаза и принюхиваясь к давно позабытому аромату. — Ичиго, что за глупость? Замерев на миг, Ичиго довольно вздохнул, опоясывая руками Рюукена, прижимаясь ближе. — Я скучал по тебе, папа. Тихий, надтреснутый голос. Будто великую тайну доверил, шепча и пряча глаза, боясь нового разочарования. — Я тоже скучал, сын. Но, я спрашивал не про это. — Что тебя интересует? Я расскажу тебе все… — Что это за история с перерезанным горлом? Казалось температура в комнате резко опустилась, выбивая воздух из легких. Бледные, сильные руки враз напряглись. Ичиго будто к удару приготовился, ослабляя объятие и готовясь отстраниться. - Я не сержусь, сын. Просто, ты меня так сильно напугал сегодня... Сверху легли руки квинси, удерживая чужое объятие и согревая своим теплом чужие руки. - Не сердишься? Недоверчивый шепот, и глаза полные усталости. Сверху, на лестничной площадке, раздалось хмыканье. - Он никогда не умел на тебя злиться, Король. Почему-то только на меня он подозрительно зыркает... Неподдельная печаль в голосе Хичиго, вызвала яркую улыбку на лице рыжеволосого подростка. Пряча ее, он снова уткнулся в спину усмехающегося Рюукена.