Акула и садист

Для тех из вас, кто не может понять совершенно очевидные вещи, объясняю, что мой план шёл по швам. С одной стороны, мой напарник защитил меня на поле боя, так что он точно стал более привязан ко мне. С другой стороны, он нарушил одно из многих негласных правил, и инициировал физический контакт. Более того, он нанёс мне травму. Само по себе это не было большим шагом назад, несмотря на то, что мой страх воплотился в реальности. Несомненно, Кисаме действовал из лучших побуждений, желая защитить меня, но не подумал умерить свою силу. В итоге у меня на пояснице появились синяки в местах, где он грубо схватил меня. Да, я считаю, что он обошёлся со мной очень грубо. Я решил не поднимать тему своих увечий и просто вернуться на базу, надеясь вновь свести наше партнёрство к минимуму необходимого общения – никакого намёка на дружбу, ничего лишнего, что не требуется от партнёра. Следовало просто забыть о своём плане. Если Кисаме таким образом показывает своё расположение, то я скорее умру от несчастного случая, в попытке не дать ему убить меня. Конечно же, ничто не бывает так просто, как предыдущая ночь показала мне. Видите ли, я полностью осознавал, что мой напарник наблюдает за мной ночью; в конце концов, мы не могли доверять друг другу, так что была важна постоянная бдительность. По причинам, которые не нужно озвучивать, мы никогда не поднимали этот вопрос. Но в то раннее утро он нарушил ещё одно неписаное правило и упомянул синяки, которые я старался скрыть от его взора. Когда я резко развернулся, чтобы отчитать его за такую дерзость, в его глазах я прочитал полнейший ужас. Он знал, так же как и я, что открыв рот, перешёл границу дозволенного. В иной ситуации я бы зверски искромсал его на куски, потому что он дал понять, что наблюдал за мной. Однако частично вина лежала и на мне, как за то, что позволил подобному поведению продлиться так долго, так и за то, что не позаботился о том, чтобы скрыть потемневшие отметины от его глаз. Придётся мне удовольствоваться тем, что вместо этого завтра я покалечу несколько зверей. Внезапно меня осенило. Несмотря на Шаринган, я не обладал способностью вращать своей головой, как сова, а потому не мог увидеть всей меры ущерба, нанесённого моей спине. Кисаме же, в свою очередь, имел прекрасную возможность осмотреть мои раны. Вооружённый таким планом, я справился у него о своём состоянии. В ответ он уселся на краю кровати, что нам приходилось делить, спокойно осмотрел мои синяки, но даже кончиком пальцев на задел ран. И хорошо, что не тронул их, потому что даже моё терпение имеет пределы, и будь он менее осторожен в тот момент, его судьба была бы решена. Я удовлетворённо кивнул, когда напарник сообщил мне, что раны незначительны. И он тут же подтвердил мои догадки о его невысоких умственных способностях, спросив, как я получил такую травму. Насколько же тупым… впрочем, я отвлёкся. Встреться я с ним взглядом в тот момент, я бы набросился на него, поэтому пришлось тактично отвести взгляд. Тут до него, видимо, дошла причина, и он посмеялся своей глупости. Не найдя в этой ситуации никакого юмора, я промолчал. На этом и он успокоился, а затем попросил прощения за свои действия. Я принял извинения, попросив встать на страже первым в эту ночь. После я залез в кровать, намереваясь поспать. Лёжа под одеялом, я размышлял об извинениях Кисаме. Никто никогда не задумывался о том, чтобы попросить у меня прощения – ни члены моей семьи, пока были живы, ни мои друзья, когда они у меня были, и совершенно точно не другие члены Акацуки. Было странным думать, что человек, который меня так страшит, также является единственным в мире, который когда-либо проявил и когда-либо проявит хоть чуточку уважения ко мне. Возможно, в будущем стоит остаться немного более дружелюбным по отношению к нему.

***

В течение нескольких следующих недель мой план рассыпался в прах. Эта проклятая акула не дала мне возможности забыть тот случай и непрестанно пыталась «загладить свою вину»! Он постоянно пытался начать разговор, спрашивал, не хочу ли я потренироваться с ним, и так далее! Неужели годы, проведённые рядом, не научили его ничему о моём одиночном образе жизни, моей асоциальности, моём… надо остановиться, иначе я кого-нибудь задушу. Сначала я был твёрд в своём решении разорвать отношения, что сам создал между нами. Я почти никак ему не отвечал и не соглашался на его предложения. Но он продолжал упорствовать, и со временем я снизошёл до более многосложных ответов. В итоге я даже провёл с ним тренировочный бой. Это ни в коем случае не означает, что отношения между нами наладились. Я теперь был более бдителен и готов предупредить любую случайность, по которой Кисаме мог навредить мне опять. Несмотря на мои усилия, я был не в состоянии предотвратить ещё один инцидент. Это произошло в один из тех дней, когда я опрометчиво принял приглашение потренироваться вместе с Кисаме снаружи нашей базы. По большому счёту, я принял его предложение, потому что не смог вовремя придумать подходящей отговорки, а также у меня не нашлось лучшего занятия. Таким вот образом мы с ним оказались снаружи базы, на небольшой поляне, окружённые деревьями и тишиной. Я давно не тренировался со своей катаной, а потому взял оружие с собой. Как всегда, мой бегемотообразный напарник держал в руках Самехаду и выглядел готовым к бою. Из-за палящего на нас сверху летнего солнца мы оба были без плащей, и сейчас стояли наготове напротив друг друга. Пару мгновений ничего не происходило. Потом он бросился на меня. Я знал, что он первым ринется в бой; каждая секунда задержки давала мне время составить план. Я даже не пытался блокировать его, это всё равно бесполезно. Вместо этого я увернулся и откатился, чтобы подняться и тут же замахнуться на его открытую спину. Он ушёл с пути лезвия и вновь попытался атаковать. Поединок начался. Мы оба установили множество правил, но никогда не озвучивали их. Во время сражения было принято ещё одно: на тренировке не применяются особые техники. Только рукопашный бой. Конечно, у Кисаме в этом случае преимущество, но я не собирался отступаться от такого вызова. Тем не менее, у всех есть свои пределы, и против такого специалиста тайдзюцу как Кисаме, мне приходилось уклоняться большую часть времени. Наш поединок на протяжении нескольких часов проходил в таком духе, пока не произошли две роковые ошибки. Первой стал мой неверно сделанный шаг. Второй – то, что Кисаме в пылу азарта забыл, что он сражался с напарником, а не с реальным противником на поле боя. Поэтому когда я чуть не споткнулся, Кисаме без раздумий ударил меня мечом в бок. К счастью, он не разорвал меня на части. Когда меч врезался в моё туловище, силой удара меня отбросило назад, и я врезался в дерево, отделавшись мелкими порезами. Столкновение с растением вышибло из меня дух. Сползая вниз по стволу, и пытаясь восстановить дыхание, я услышал, как Кисаме выругался и бросил свой меч. Он подбежал ко мне и присел на корточки рядом. «Итачи, где я тебя ранил?!» Он не спросил, цел ли я. Он знал, что нанёс мне травму, и сразу перешёл к выяснению, как именно я ранен. Это напомнило мне о его извинении. Даже не вспомню, когда в последний раз кто-либо спрашивал, как я себя чувствую. В то далёкое время, когда я был ниндзя Конохи, если я получал повреждения, от меня ожидалось, что я залечу раны и вновь стану в строй. Не было нужды обо мне беспокоиться, поэтому никто никогда этого и не делал. Такая забота обо мне шокировала, и, возможно, стала единственным, что не позволило мне убить напарника за причинённый мне вред. «Левый бок», – кратко ответил я. Из плеча тоже сочилась кровь, но багряные капли, стекающие по моей руке, делали это очевидным. Кисаме потратил пару минут на осмотр моих ран, вновь нарушая моё личное пространство. Он ощупал те места, где по его мнению могли быть сломанные или треснувшие кости, а затем помог мне подняться и сопроводил обратно на базу, чтобы Какузу внимательнее осмотрел меня и зашил плечо. Всю дорогу он повторял «прости меня», снова и снова. Это начало раздражать, и я не в самой вежливой форме попросил его замолчать. Когда мы нашли Какузу в стенах укрытия Акацуки, он спорил с Хиданом о каком-то пустяке. Кисаме потребовалось порядка пяти минут, чтобы остановить перепалку и обратить внимание медика на нас. Усадив меня на их с Хиданом кровать, Какузу начал медленный процесс осмотра моих травм. Его прикосновения не содержали в себе осторожности и заботы рук Кисаме; он был так же груб и холоден, как любой другой врач. Он проворчал что-то о моих ранах и быстро наложил швы на моё плечо. Подтвердив, что пациент не имеет переломов, он выпроводил нас с Кисаме из комнаты, сразу же ввязавшись в другой спор со своим напарником ещё до того, как мы вышли в коридор. Невероятно, как эти двое могут отложить свои разборки на достаточно долгое время, чтобы заняться сексом. Ума не приложу. «Итачи?» Уже пройдя пару шагов по коридору, я развернулся к нему и вопросительно поднял бровь. Мой напарник переминался с ноги на ногу, а потом протянул какую-то скомканную ткань. «Ты оставил свою рубашку снаружи». Пару секунд я невидящим взглядом смотрел на него, прежде чем до меня дошёл смысл его слов. Спокойным, но быстрым движением я протянул руку к своей недостающей детали гардероба. Когда я схватил рубашку, кончики моих пальцев на мгновение коснулись его руки. Внешне я никак не отреагировал на прикосновение, напарник тоже постарался ничего не показать. В одно мгновение я вновь облачился в рубашку и, развернувшись, пошёл с нашу комнату. Кисаме же направился наружу, чтобы забрать оружие, которое было забыто на месте тренировки. Несмотря на то, что контакт был мимолётным, ощущение его кожи на моей, а также тот странный взгляд его глаз, что я заметил, когда мы коснулись друг друга, – всё это заставило мой новый план разбиться вдребезги и вернуться к прежним намерениям. Я мог рано или поздно пострадать физически, но моя идея всё ещё могла сработать.