Акула и садист

Прежде чем продолжить рассказ, я должен кое-что объяснить. Я не падал в обморок. Дети, напуганные игрой теней на местном кладбище, куда они пришли после полуночи на спор, могут упасть в обморок. Девушки, только что получившие новость о том, что любовь всей их жизни умерла, могут упасть в обморок. Старики, что слишком долго сидели под солнцем в летнюю жару, могут упасть в обморок. Но высококвалифицированные преступники S-ранга не падают в обморок. На самом деле всё было так. По пути обратно на базу Итачи не отходил от меня ни на шаг, словно приклеенный. Из-за этого он постоянно задевал меня кинжалом, что держал в руке. Больно не было, вряд ли он смог бы проколоть плащ и несколько слоёв бинта, что отделяли лезвие от моей кожи. Но как вы поступите, если в вас будут чем-то тыкать? Правильно, вы отойдёте в сторону. И, конечно же, параноидальный хорёк понял меня неправильно и потребовал, чтобы я прекратил отстраняться, иначе ему придётся «отрубить одну из твоих ног, чтобы впредь не дёргался». Только я набрал в лёгкие воздуха, чтобы объяснить Итачи, в чём дело, но потом глянул на его кинжал и решил заткнуть свою пасть, пока не поздно. Да и что я бы ему сказал? «Итачи, я благодарен, что ты меня защищаешь и всё такое, но ты всё время колешь меня своим клинком, так что не мог бы ты, пожалуйста, отойти на шаг или направить лезвие в другую сторону?» Я бы очень хотел дожить до утра, так что спасибо, но нет уж. И снова он истолковал мою реакцию неверно и спросил, считаю ли я, что он намерен меня покалечить. В моей голове тут же пронеслась мысль вроде «Пиздец», вслед за которой последовало ещё больше нецензурной брани. Второй мыслью стало решение молчать как рыба, потому что правильного ответа на данный вопрос нет в принципе. А потом он огорошил меня, добавив, что у него нет ни малейшего желания причинить мне боль. Чего? Нет, серьёзно, что за фигня? Итачи причиняет боль. Итачи любит это делать. И всё же я, человек, который более других благодаря своим действиям заслужил мучительную кончину от его рук, является тем, кому он не желает зла. Да как такое вообще возможно?! Это бессмысленно! Словно голодная разозлённая кошка гоняется за беспомощными мышами, но напрочь отказывается трогать большую жирную безногую мышь прямо под своим носом! За исключением того, что я не толстый. И обе мои ноги всё ещё при мне. А Итачи больше похож на хорька… Уж лучше я оставлю метафоры Итачи, пусть он с ними разбирается. Вполне очевидно, что моему разуму понадобился мир и покой, чтобы осознать слова напарника, короче, глубокая медитация. И потому мой мозг отключил все ненужные функции, например поддержание сознания, и привёл моё тело в коматозное состояние. Как видите, это явно отличается от падения в обморок. Ну, пришёл я в сознание после… медитации уже на базе некоторое время спустя. Что неудивительно, я очутился в больничном крыле. Огляделся, в надежде выяснить, есть ли поблизости Какузу или ещё кто-нибудь. Слева ничего, прямо передо мной – пусто… и тут я увидел его. Учиха Итачи сидел на стуле рядом с моей кроватью и со скучающим выражением лица читал книгу. «Ты очнулся», – пробормотал он, не отрывая глаз от страницы. В ответ я прогудел что-то утвердительное, всё ещё не понимая, что он здесь забыл. «Давно ты тут?» – спросил я. «С тех самых пор, как ты упал в обморок, что было приблизительно 18 часов назад», – ответил он, чуть кивнув мне. Я было собрался поправить его насчёт обморока, когда он упомянул, как долго я валялся в отключке. «И ты что, сидел и читал тут всё это время?» «Хм». «Эм-м… Это было очень заботливо с твоей стороны», – в ответ напарник кивнул мне и перевернул страницу. – «Правда, Итачи… Спасибо тебе». Наконец он повернулся и посмотрел на меня с удивлением, словно я должен был ожидать, что он будет сидеть тут со мной, а не в нашей комнате, как бывало всегда, если я был ранен. «Пожалуйста, Кисаме». Конечно же, Какузу вошёл в палату именно в этот момент и ехидно вставил: «Прекращайте любезничать, голубки». Итачи ровным голосом сообщил ему, что мы не являемся «голубками», пригрозив долгой смертью, если Какузу ещё раз посмеет обратиться к нам подобным образом, и тут же вернулся к своей книге. Однако когда наш медик и банкир начал менять мою повязку, Итачи искоса поглядывал за ним. Могу поклясться, он со злобой сверлил Какузу взглядом. За что, спрашивается? За то, что тот прикасался ко мне? Не может такого быть. Хотя, учитывая странное поведение Итачи в последнее время, всё возможно. Пока Какузу занимался бинтами, Итачи подобрался ближе, чтобы наблюдать за работой медика. Под «ближе» я подразумеваю то, что он уселся на край моей койки и, опираясь на руки, принялся следить за добросовестностью дела рук Какузу. Я начинаю думать, что хотя мой напарник требует, чтобы его довольно обширное личное пространство никто не нарушал, сам он не видит проблемы во вторжении в пространство других людей. Когда Какузу закончил бинтовать меня и покинул больничное крыло, я ожидал, что Итачи либо пойдёт в нашу комнату, либо вернётся на стул, что он занимал раньше. Словно желая меня снова удивить, он не сделал ни того, ни другого, и вместо этого улёгся рядом со мной, уткнувшись носом в мою подушку. Зная, что просить его подвинуться будет равно самоубийству, я просто чуть отполз в сторону. «Устал?» – спросил я, оглядывая свою свежую повязку. Он не ответил, и когда я вновь посмотрел на него, хорёк уже сладко спал. Я ухмыльнулся и решил, что это его своеобразный способ сообщить, что сейчас моя очередь быть на страже. Приняв пост, я позволил своему взгляду бродить по комнате, выискивая возможные места проникновения посторонних, но время от времени я поглядывал на Итачи. Для помешанного на убийствах садиста-психопата он довольно мил, когда спит.