Акула и садист

Буду с вами честен, мне начинал нравиться этот новый Итачи. Несмотря на то, что я жил в постоянном страхе миниатюрного Учихи, это чувство больше не было всеобъемлющим. Имея возможность укротить свирепое чудовище, или хорька, как хотите, я получил небольшое утешение, которое согревало бы мою душу в трудные времена. Нельзя сказать, что я имел какую-то власть над Итачи на тот момент; это было бы смертельной ошибкой. Скорее… Я больше не был для него низшим существом. Ну, глядите сами, в ту ночь, когда он впервые уснул у меня на коленях, что-то изменилось между нами. После того, как моё сердце вновь забилось, а голова вновь начала соображать, переварив тот факт, что Итачи положил свою голову мне на ногу, я попытался вернуться к своей обязанности стоять на страже. Именно попытался, потому что, по факту, большую часть ночи я провёл, глядя на напарника, а не высматривая угрозы. Конечно, учитывая то, что Итачи всё ещё представлял для меня серьёзную опасность, можно было бы сказать, что наблюдая за ним, я следил как за угрозой, так и за своим напарником. Да ну вас, сами попробуйте караулить потенциальных врагов, когда у вас на коленях лежит прелестный хорёк! Вот дерьмо, я снова назвал его прелестным… Ладно, неважно. Глядя на партнёра, когда он лежал так близко и спал, я, вроде как, увидел его в новом свете. Несмотря на то, что Итачи – садист, убивший почти весь свой клан, и, возможно, более опасен, чем любой другой член Акацуки, он всё равно человек. Конечно, жестокий и извращённый, но, тем не менее – человек. Ему же всего около двадцати; чуть младше, и он мог бы сгодиться мне в сыновья. Ого, звучит так, словно я совсем старый. Кроме этого, парень любит своего младшего брата, несмотря на то, что паршивец дико ненавидит его. Итачи холоден и уходит в работу с головой, настолько сильно, что без посторонней помощи редко вспоминает о том, что нужно следить за своим здоровьем. Иногда мне кажется, что мальчишка сам пытается загнать себя в могилу раньше срока. Вот такие мысли посещали мою голову, пока я стоял на страже той ночью. Станете ли вы теперь винить меня за то, что я не особо-то высматривал мнимых врагов, прячущихся в тенях? Настало утро, и я уж думал, что парень точно прибьёт меня, проснувшись. Когда этого не произошло, я был на седьмом небе от счастья. Мне сошло с рук не только то, что он отдыхал лёжа у меня на коленях, но и то, что я позволил ему проспать его дежурства. Может быть у садиста всё-таки есть сердце. Да, ладно вам, знаю я, что преувеличиваю. Но сильнейшая перемена произошла через несколько дней после этого. Когда на страже стоял Итачи, всё шло своим чередом, как и всегда. Но стоило прийти моей очереди караулить врагов, как Итачи мог уснуть лишь если он касался меня. Странно, правда? В некотором смысле, это было мило. Такой большой и страшный хорёк сворачивался клубком у моего бедра или вокруг моей руки, словно обычная кошка у очага. Чего бы я не отдал за фотокамеру. Конечно, Итачи бы, скорее всего, сжёг фотографии и запихал бы аппарат мне в глотку за такую дерзость. Может, это и к лучшему, что единственные сохранившиеся образы – это те, что в моей голове. Лично я не имел ничего против нового порядка, и раз уж Итачи, фактически, сам это дело начал, думается мне, что у него тоже не было возражений. Status quo изменился, но не к худшему. А потом, одной ночью, я совершил что-то, что с лёгкостью могло убить меня на месте. Ну, или на кровати, где всё и произошло. На удивление, этот кошмар случился, когда Итачи, а не я, стоял на страже. Я же спокойно давил подушку, как любая усталая акула, никого не трогал и ожидал начала своей смены. Только вот она так и не настала, а я ни с того, ни с сего проснулся посреди ночи. Кто бы знал, что меня разбудило; может мне плохой сон приснился, а может я просто привык мало спать, и долгий отдых привёл мой мозг в замешательство. Но это не важно. Главное, что Итачи дал мне проспать мою смену и к тому времени, сидя на кровати, выглядел так, словно он готов заснуть в любой момент. «Итачи?» Он так резко обернулся ко мне, что я думал, он сломает себе шею. Кроваво-красные глаза уставились на меня, но через мгновение он определил, что угрозы с моей стороны нет, и, проснувшись, я только хотел привлечь его внимание. «Хм?» – вопросительно отозвался он. Я приподнялся на локте и, всё ещё в полусне, опёрся о подголовник нашей кровати. В кои-то веки, мы вновь вернулись на базу, и я мог спокойно спать на матрасе, не задаваясь вопросом, кто лежал на нём до меня и чем они тут занимались. «Почему ты позволил мне проспать?» «Не было смысла тебя будить». «Пф-ф, а как насчёт того, что ты сейчас свалишься от усталости?» Сама по себе эта фраза была довольно опасна, и если бы я полностью проснулся, то вряд ли отпустил бы такой рискованный комментарий. Это всё равно, что назвать Итачи слабаком, а мой напарник смертельно ненавидит, когда ему приписывают слабость. Особенно если в этом обвиняю его я. Его угольно-чёрные глаза сузились, и ровным тоном, но в довольно сильных выражениях, он сообщил мне, что точно не собирался никуда падать, и лучше бы мне осторожнее подбирать слова, прежде чем говорить что-то подобное в будущем. Ну, он озвучил это несколько другими фразами, но я бы не хотел повторять его дословно. До сих пор мороз по коже идёт, как вспомню. По неведомой причине той ночью – может, было полнолуние, а может какое-то цыганское проклятье десятилетней давности наконец проявилось, не знаю – его слова вызвали во мне не страх, а лёгкое раздражение. Я не хотел его обидеть, а лишь беспокоился о нашей безопасности! Конечно, то, что он позволил мне поспать несколько лишних часов, это очень мило с его стороны, но это ставит нас под угрозу нападения, особенно если он начинает клевать носом. К счастью для меня, я уже достаточно проснулся, чтобы сообразить, что не стоит подобные вещи говорить вслух, иначе мне прямая дорога в Цукуёми, откуда я могу и не выбраться. Но и отвернуться от полусонного Итачи и попытаться задремать снова я тоже не мог, правда же? Мой мозг, странный и пугающий орган, предпочёл следовать своей непонятной логике и решил, что можно убить двух зайцев одним выстрелом – прежде, чем я понял, что делаю, я схватил Итачи, притянул его к своей груди и приказал спать. Примерно в то же время, как Итачи начал пытаться вырваться из моих объятий и угрожать такой расправой, что вам бы ещё месяц кошмары снились, до меня начало доходить, как сильно я облажался. Я назвал Итачи слабым. Я схватил Итачи против его воли. Я дал Итачи прямой приказ. И я всё ещё крепко держал Итачи, словно от этого зависела моя жизнь. Рациональная часть моего сознания, что требовала немедленно отпустить хорька, была полностью подавлена той малой долей меня, которая вдруг обнаружила, что ей нравится обнимать Итачи. С какой стороны не посмотри, было предельно ясно, что я был мёртвой акулой, у которой нет ни малейшего шанса выбраться из этой ситуации живым, или хотя бы целым. И всё же, каким-то чудом я остался здоров и невредим. Думаю, всё дело в том, что я так и не отпустил его. Если бы хорёк оказался на свободе, он, скорее всего, уделал бы меня, не задумываясь ни на секунду. Но из-за того, что я продолжал прижимать его к себе, Итачи в конце концов сдался и сердито выдохнув: «Ладно», – улёгся у меня на груди. Спустя некоторое время я осознал, что теперь вместо того, чтобы спать, обхватив мою руку или ногу, он дремал, лёжа на мне, а я крепко обнимал его. Слово «замешательство» не может полностью описать то, что я переживал в тот момент прозрения. По всей вероятности, мой разум закоротило после этого, потому как оставшаяся часть ночи вспоминается с трудом. Должно быть, побочный эффект от ощущения лёгкого дыхания Итачи на моей коже.