Акула и садист

Сперва я не посчитал звон металла о металл необычным. Помимо того, что на данный момент я пытался превратить моих противников в человеческий фарш, я знал, что мы в бою. Я просто решил, что Итачи дерётся в рукопашную, и забыл об этом. А через две секунды до меня дошло, что Итачи никогда не опустился бы до контактного боя. К тому времени парни, против которых я дрался, валялись на земле и истекали кровью. Я огляделся и заметил несколько кунаев на земле рядом со мной. И как они сюда попали? Смутно я слышал, как Итачи издевался над последним уцелевшим врагом. Мой мозг осознал, что мой напарник защитил меня, и тут же прекратил работать. Видите ли, мы с Итачи являемся напарниками только в том смысле, что мы вместе идём на задания и сражаемся на одной стороне. Мы не работаем в команде, мы не используем комбинированные атаки, чёрт побери, мы даже не признаём присутствия друг друга на поле боя! Кроме того, мой мозг всё ещё не мог переварить тот факт, что Итачи вообще решил защитить меня. Большую часть времени я ожидал, что это он воткнёт мне кунай в спину. Я не позволял себе даже мысли о том, что он хоть на секунду задумается, чтобы прикрыть меня со спины. Пока ко мне возвращалась способность думать, Итачи подошёл и начал подбирать своё оружие с земли. Тут я решил, что лучше перестать стоять, как идиот, иначе он решит исправить ошибку и завершить дело, начатое нашими врагами. Теперь передо мной встала другая проблема. Мне, возможно, стоит поблагодарить Итачи. Но тем самым я признаю, что Итачи проявил заботу обо мне. Он может разозлиться на то, что я признал его помощь, и мне не поздоровится. Хотя, если Итачи проявил доброту по отношению к кому-либо, значит конец света уже рядом, поэтому какая разница, правда? «Спасибо, Итачи-сан», – сказал я, как всегда ухмыляясь напарнику. Он взглянул на меня, ответил тихим «хм» и повернулся в сторону лесной тропы, жестом показав мне следовать за ним. Я удивился отсутствию реакции, но послушался. Катастрофа не состоялась. Ничего примечательного по пути домой не случилось, пока мы не остановились на обед. Как водится, Итачи свернул с тропы и направился в лес. Подразумевалось, что я последую. Конечно же, я шёл вслед за напарником. Это было для нас обычным делом. Я более вынослив, чем Итачи, поэтому мы останавливаемся только когда ему нужна передышка. Кроме того, кто будет спорить с раздражённым уставшим хорьком, который может убить вас десятком разных способов, даже не моргнув глазом? Нет уж, спасибо. Мы нашли поляну и расположились на ней. Итачи достал из своей сумки бутерброд, напомнив мне, что сейчас обед. Я вытащил свою провизию, и начал есть, краем глаза поглядывая на напарника. Если вы никогда не видели, как Итачи ест, особенно когда он ест руками, вы упустили одно из самых странных зрелищ, когда-либо виденных человеком. Итачи держит еду только большим, указательным и средним пальцами, словно не хочет замарать остальные. Подтверждает эту теорию то, как он ест: возьмёт свой бутерброд, откусит от него, положит обратно, вытрет пальцы, и начинает всё заново. Я бы улыбнулся, глядя на него, если бы не был так уверен, что это будет стоить мне жизни. Но то, что сделало эту остановку столь примечательной, никак не относилось к манерам моего напарника. Разница была в том, что я быстро съел свой обед и ждал, пока закончит Итачи. Скажем так, его ритуал замедлял процесс поглощения пищи. Наконец, через пятнадцать минут Итачи съел свой бутерброд. Я уже собирался вставать, когда он достал из сумки второй. Я был готов заплакать. Вместо этого я остолбенел, когда Итачи развернул его и, глядя на меня, спросил, не хочу ли я половину? Сначала Итачи проявляет мне внимание, потом он защищает меня, а теперь предлагает разделить с ним обед?! Этому должно быть какое-то объяснение. Через мгновение я утвердился в двух вещах: первое – Итачи сошёл с ума, второе – Итачи отравил еду. Больше времени на раздумья мне не оставалось, потому что Итачи сощурился на меня. Отлично, скорее всего, он собирается убить меня, если я не возьму начинённый ядом бутерброд. Пытаясь сдержать дрожь в руках, я взял свою половину и откусил от неё. Я умру от отравления рыбным бутербродом, на котором было слишком много майонеза. Итачи начал поглощать другую половину, отчего мне стало чуть легче. Может он не стал подсыпать яда, на случай, если я возьму неядовитую половину, а ему достанется другая. Но с другой стороны, он мог выработать иммунитет к любому смертельному составу, что был в еде, так что не было бы разницы, какую половину я выберу. Он на такое способен. Наш отдых подошёл к концу вместе с последним кусочком бутерброда. Итачи поднялся, и я последовал за ним. Никаких признаков отравления не было, пока. И стоило мне решить, что всё в порядке, как у меня закружилась голова. Я остановился, надеясь, что это ощущение пройдёт. Не помогло. Итачи тоже остановился, вероятно, потому что не слышал больше моих шагов позади. Нахмурившись, он позвал меня: «Кисаме?» Я хотел ответить ему, но вдруг мне стало трудно дышать. Продолжая звать меня, Итачи направился обратно ко мне. Он хороший актёр, признаю. Когда он оказался возле меня, я уже ловил ртом воздух. Земля показалась весьма удобной, и я рухнул вниз. Последнее, что я помню, это как Итачи звал меня по имени и тряс меня за плечо.