Я хочу умереть на чьих-нибудь сильных руках, И на словах объяснить, на пальцах свой страх.
Максвелл обводит широким жестом Лондон, словно пытаясь охватить каждую его улицу, каждую площадь и каждое здание. В его глазах азарт вперемешку с болью - старые раны дают о себе знать. Они стоят на крыше обычного жилого дома, с которого вид открывается не менее красивый и удивительный, чем с Тауэрского моста или Букингемского дворца. Джейкоб уже знает, что столица мира просто не может быть некрасивой, знает, что гниющие в Темзе трупы, оголодавшее вороньё и тонущие в дерьме трущобы давно стали неотъемлемой частью города. В словах Джейкоба звучит юношеский максимализм. Он верит, что свобода превыше денег и власти, надеется, что можно спасти всех и каждого. Даже таких, как Максвелл. - Я дарю этот город тебе, - будничным тоном произносит глава Висельников. Джейкоб прерывается на полуслове, неверяще смотрит на друга (возлюбленного?), а затем улыбается. И улыбка эта полнится по-мальчишески искренним счастьем. - Правильно ли я расслышал? - он не пытается сдерживать в голосе ликующую дрожь. - Грачи и Висельники будут вместе следить за порядком в Лондоне? Максвелл оборачивается - на долгую секунду его взгляд задерживается на искусанных губах - и снова отворачивается. Он уже всё для себя решил.Ну а все, что кроме, я постараюсь забыть.
- Нет. Теперь весь Лондон только твой.