Miroir, miroir, dis-moi...

Когда Люси перестала плакать и затихла, Ренфилд встал и протянул ей руку. — Идем. — Куда? — спросила она, хватаясь за его ладонь и поднимаясь с земли. — Просто… Гулять, — Ренфилд улыбнулся, утягивая ее за собой. — Хорошая погода. Не в замок же нам идти. — И правда, — Люси улыбнулась ему в ответ. Они ведь так нормально и не погуляли… Однако планам их не суждено было сбыться: погода вскоре резко изменилась. Подул сильный ветер, на небо набежали тучи, вокруг потемнело, раздались первые раскаты грома. — Какая красота! — воскликнула Люси, взялась за юбку и раскинула руки в стороны. Ветер дул ей в лицо, белоснежная ткань юбки казалась крыльями. Ренфилду подумалось, что он смотрит на ангела. — Гляди, тучи сделались совсем черничные! — Люси с улыбкой запрокинула голову. — И вертятся, вертятся, будто их ложкой кто мешает. — Она отпустила юбку и подставила ладони к небу в надежде поймать первые капли дождя. — Ты сумасшедшая, — с восторгом произнес Ренфилд, подойдя ближе к ней. — Нам нужно в замок, сейчас начнется буря. — Еще немножко, еще чуть-чуть, подожди, мы успеем. Ветер трепал ее волосы, то закрывая ими лицо, то обнажая его, и это заставляло Люси весело жмуриться. Первая капля дождя упала ей не на ладонь, а на губы. Люси с удовольствием слизнула ее, тихо рассмеялась и посмотрела на Ренфилда. — Не успеем. — Он обнял ее за талию, касаясь губами ее губ так, словно на них еще оставалась та капля и он осторожно выпил ее нежным поцелуем. Где-то в небе сверкнула молния, раздался еще один раскат грома, странным образом совпавший с разрядом, который прошил тела Ренфилда и Люси насквозь — во время легкого, почти невинного соприкосновения. Это было неожиданно и очень, очень приятно. Люси шумно выдохнула, цепляясь пальцами за плечи Ренфилда, словно боясь упасть, но тут же скользнула ладонями к шее, к затылку, и как-то судорожно зарылась в мягкие волосы. Хлынул дождь. Ренфилд жадно поцеловал ее, и она ответила, с радостью отдаваясь так резко вспыхнувшему желанию. Оно захватывало в черничный водоворот, рифмуясь с тучами в небе, оно пело торжествующую песнь жизни, заполняя собой пустоту, которая осталась после выплаканных Люси слез. — Если продолжим в том же… духе… — улыбнулась она, подставляя шею под поцелуи Ренфилда, — то, конечно, не… успеем… Тихий протяжный стон ее потонул в новом раскате грома, который был сильней и дольше предыдущего, но Ренфилду и не нужно было слышать этот стон, он его чувствовал — всем телом, всей кожей. Мысли утекали вместе с дождевой водой прямо в землю, чтобы прорасти там белыми цветами. Маленькими белыми цветами, как же они называются? Кажется, ландыши. Трогательные хрупкие ландыши. Почему они? Новая жизнь. Весна и новая жизнь. Люси пахнет ландышами, ветром и дождем. В небе снова загрохотало. Ренфилд схватил Люси за руку, и они побежали к замку. Ветер бил их спины дождевым хлыстом, словно подгоняя. В замок они ворвались насквозь промокшие и до краев счастливые. Отдышавшись, Люси скрутила волосы в жгут, выжала их и посмотрела на Ренфилда. — Нам нужно… — начала она. — Переодеться, — подхватил он, проводя рукой по лбу, чтобы убрать с него мокрые волосы, и сделал шаг к Люси. Радостно-грозовое безумие, охватившее их на улице, и не думало исчезать. Разделенное надвое, оно притягивало их друг к другу, чтобы снова соединиться в одно. Ренфилд обнял лицо Люси ладонями, всем телом подталкивая ее к стене. — Мы… — слово, сказанное кем-то из них, исчезло, чтобы появиться в поцелуе. Люси казалось, что она никогда не была настолько свободна как сейчас — находясь в плену желания. Она может делать все, что захочет! И он, Ренфилд — тоже. Только бы он понял, только бы почувствовал то же самое… Она ощутила, как он развязал узел ее (его!) рубашки и коснулся пальцами живота. Волна мурашек побежала от правой лопатки к позвоночнику, Люси выгнула спину, прислоняясь обнаженной кожей к влажной футболке Ренфилда. Они одеты. Это неправильно. Они в коридоре. Это тоже неправильно. А какая к черту разница? Какая разница, когда он гладит ладонями ее бока и целует губы, и скулы, и шею… Ренфилд коснулся губами ключицы Люси. Последовавший за этим тихий стон отозвался в его пустой голове оглушающим эхом. Он отстранился, чтобы расстегнуть последнюю пуговицу ее (его! их?) рубашки, но Люси помешала ему, притянув обратно для поцелуя. У нее кружилась голова, в которой остатки здравого смысла бормотали что-то про коридор. Коридор. Тут могут ходить всякие… длинноногие… Люси мысленно фыркнула, улыбнулась Ренфилду в губы, взяла его за руку и повела за собой. До первой попавшейся незапертой двери. — О, да это наша старая знакомая… — весело произнесла Люси. Дверь с громким звуком закрылась сама собой, заставив их обоих вздрогнуть. Это действительно была комната, где они впервые встретились в этом замке, где пережили одну страшную холодную ночь, с которой началось что-то, чего никто не планировал и не загадывал. Что-то новое. Что-то большое. Видимо, Ренфилд подумал о том же, но несколько в другом ключе: Люси почувствовала, как он напрягся, и обняла его, не давая отойти. — Стой, стой, стой. Не позволяй… этому… — она слегка беспомощно и судорожно вздохнула, но продолжила решительно: — Я хочу сказать — там, на улице и в коридоре, ты… Ренфилд не дал ей договорить, обнимая крепче и целуя. Он не должен позволить теням, столпившимся вокруг, затащить его обратно. Свободы, она хотела свободы для ветра, бушующего внутри него. Комната возвращала его в прошлое. Комнату нужно разрушить, чтобы шагнуть из нее в будущее. Он должен дать свободу ветру, но не стенам. «Это? Ты говорила об этом?» — спрашивал он Люси поцелуями. «Да, да, да!» — с восторгом отвечала она ему. Они избавлялись от мокрой одежды и с каждым новым соприкосновением узнавали друг о друге что-то новое. Люси вспомнила, как недавно (а кажется — что в прошлой жизни, Мина права, здесь год идет за сотню) они с Ренфилдом стояли друг напротив друга и взгляд его пугал ее. Пугало то, что она еще не видела его таким, не знала, каким он может быть, не была готова к тому, что он способен обрушить на нее. А вспомнив это, Люси поняла: теперь она готова. Более того — она хотела, чтобы это случилось. Она хотела познать его. Всего. Ей не было страшно, если что-то пойдет не так или что-то ей не понравится. Не устроит. Не войдет в рамки. Не оправдает ожиданий. Все просто — у нее нет для него рамок. Нет ожиданий. Очень ясное и четкое осознание этого сделало Люси настолько легкой, что ей показалось, будто она взлетит прямо сейчас, немедленно, если только Ренфилд ее снова не поцелует. Да, вот так… Или напротив — это его поцелуи делают ее такой легкой? Она улыбнулась, отвечая на его прикосновения, давая ему почувствовать собственную готовность, собственное желание познавать. Вырвавшиеся наружу ветра подтолкнули Ренфилда еще ближе к Люси, он сжал в пальцах ее волосы и приник губами к изгибу шеи. Голова кружилась, перед закрытыми глазами плясали разноцветные пятна, по телу разливалось что-то очень горячее. Это кровь, кровь кипела, кровь звала. Люси шумно и судорожно выдохнула, ей показалось, что она растворяется в прикосновениях Ренфилда, в их общих прикосновениях друг к другу — немного лихорадочных, горячих, грозовых. И вот от нее уже ничего не остается, только удары сердца и шум крови, бегущей по венам. Еще немного, и ветер разнесет эти звуки по комнате, выпустит в окно… Люси почувствовала, как Ренфилд обнял ее лицо ладонями, и посмотрела в его глаза. О, какими темными они были и как сверкала эта тьма! Миллиардами невидимых звезд, миллионами непроизнесенных слов, несчетным количеством предстоящих поцелуев. Люси хмельно и восторженно улыбнулась. «И это все мне. Мне…» Она коснулась его шрама подушечками пальцев. Ренфилд закрыл глаза и подался к ней, чтобы поцеловать, переплавляя грозовую страсть в грозовую же нежность. Им показалось — в один и тот же миг — что тела их стали легче воздуха. Что из груди кто-то удочкой на секунду вытянул душу и подбросил ее в небо. Чистый восторг, смешанный с почти невыносимым наслаждением в кончиках пальцев. В разбитое когда-то тысячу лет назад Ренфилдом окно влетал ветер, принося с собой капли дождя и отблески молний, но никто не обращал на это ни малейшего внимания.