Miroir, miroir, dis-moi...

Мина зашла в свою комнату и огляделась. Всё казалось родным и чужим одновременно. Она почти на автомате направилась в ванную, чтобы привести себя в порядок. Горячие струи воды смывали остатки солнечной пыли с ее кожи. Она смотрела на свои руки и видела, как они начинают сверкать жемчужной белизной, отливая впитанным за прошлую ночь лунным светом. Прошлая ночь, прошлая ночь… Мина закрыла глаза. Пусть бы эта ночь длилась вечно. Вечно… Вечно… Эхо от этого слова ударилось о ребра, отлетело к сердцу и растворилось в нем ноющей болью. Мина вышла из ванной комнаты, открыла шкаф и вытащила оттуда первую попавшуюся вещь. Легкое летнее платье нежно-голубого цвета. Что ж, красиво. И вполне подходит для… Для чего? Куда она идет? На свидание? На обед? На деловую встречу? Мина усмехнулась. Деловая встреча с Дракулой. Решение важных вопросов, касающихся несправедливого устройства мира, особенностей вампирской любви и… Что же за глупости лезут в голову? Мина застегнула платье, взяла щетку для волос. Не впадать в истерику, только не впадать в истерику. Она спокойна, абсолютно спокойна. Была спокойна. И будет. Главное, помнить, что… Но она не помнила ничего, кроме любви к нему. Аккуратно, будто от этого зависела чья-то жизнь, Мина положила щетку на столик, бросила последний взгляд в зеркало и вышла из комнаты. Путь до кухни показался бесконечным. Она уговаривала себя не волноваться, но с каждым шагом ее сердце билось все быстрее. В кухне никого не было. Не было так же ни обещанного обеда, ни хорошего вина. Ничего. Может, и ответов тоже не будет? Мина устало опустилась на стул, положила ладони на стол и посмотрела на них. Каких ответов ты хочешь, глупая? Но он же обещал… обещал! Она хотела услышать то, что он собирается ей сказать. И боялась это услышать. Как всё запуталось… Почему нельзя иначе? Проще, легче… Почему это происходит с ними? В какой-то момент чувство обиды захлестнуло Мину и она, сжав пальцы в кулак, стукнула им по столу. Стало больно и к обиде примешалось бессилие. Почему?! Ну почему все так? И где, черт бы его побрал, этот невыносимый граф?! — Извини, — донеслось от двери. — Я… не успел распорядиться, чтобы... Мина подняла взгляд от стола и бросилась к Дракуле, не дав ему договорить. — Влад, — прошептала она, обнимая его. — Влад… Услышав его голос, она мгновенно забыла о том, что он — причина ее душевных терзаний. Неважным стал их утренний разговор, несущественными — ее страхи и обиды, желание получить ответы — померкло. Единственное, что имело значение теперь — его близость. Возможность прикоснуться к нему. Обнять. Замереть в его руках, чтобы забыть о нем же. Дракула прижал Мину к себе, чувствуя, как в груди невыносимо тихо плачет… нечто. Всё происходящее было похоже на сумасшедший калейдоскоп, собранный из обрывков его души и кусочков сердец тех, кого он убивал. Любящих сердец. Они ведь тоже когда-то кого-то любили… И теперь, теперь их призраки оживали, взывая к давно уже высохшей крови в его венах — их крови. Это был головокружительный танец мести и благословения. Жестокий и нежный. — Влад, — Мина снова произнесла его имя, будто это могло удержать его рядом навсегда. Он ничего не сказал, только крепче обнял ее. — Не надо, — она вдруг оттолкнула его и отошла на пару шагов. Ей показалось, что он прощается. Ей показалось, показалось… Она мотнула головой. От вершин блаженства ко дну отчаяния и обратно. Много раз за несколько дней, прожитых в этом замке. Вот так, наверное, и сходят с ума. — Как ты пережил это? — внезапно спросила Мина. — Что — это? — Дракуле было больно смотреть на нее такую — загнанную в угол, израненную и не понимающую, что происходит, зачем это все и за что. — Потерю. Обреченность. Он застыл, внимательно глядя на нее. В груди, не переставая, болело, и эта боль протяжным эхом звенела в кончиках пальцев. — Обреченность нельзя пережить, — наконец произнес он, не отводя от Мины взгляда. — С нею можно только смириться. — Смириться! — она натужно рассмеялась. — Граф Дракула и смирение? Не говори глупостей. Не. Говори. Глупостей. — Она снова встала рядом с ним и ткнула пальцем в его грудь, обвиняя. — Ты воин. Борец! Ты не умеешь смиряться, это не твой удел. Не ты ли искал меня все эти столетия? Не сдавался. Не смирялся. Не… — Я искал не тебя, — Дракула едва заметно улыбнулся, его взгляд потеплел, рука сама собой взлетела к щеке Мины, и он коснулся ее кончиками пальцев. — Но… — Она закрыла глаза, наслаждаясь легким прикосновением, словно дуновением ветерка в раскаленной и душной пустыне их разговора. — Обречен — на тебя, — договаривая за нее, тихо произнес Дракула, все так же улыбаясь. Мина посмотрела на него и в ее глазах на мгновение сверкнула радость, освещая затаенную надежду. — А я — на тебя, — заявила она с уверенностью маленького ребенка и улыбнулась. — Значит, нам нужно смириться друг с другом? Я готова! Этой до болезненности наивной надеющейся улыбки Дракула не смог вынести и снова обнял Мину, пряча ее лицо от себя самого. Она вцепилась пальцами в его плечи и сжала губы, чувствуя, как тревога вновь наполняет ее до краев. — А ты? — тихо спросила она. — Ты готов? Ты должен быть готов, потому что… — Я обречен на зависимость от чужой крови, — ответил он, вдыхая ее запах. Лунный свет. Ее кожа пахла лунным светом. — Но ты смирился с этим? Ты же сказал, что обреченность нельзя пережить. Значит, ты смирился, — Мина посмотрела на Дракулу и продолжила говорить быстрей: — Значит, можно жить дальше, с двумя обреченностями: со мной и с… — Я не живу, — тихо сказал он, рассматривая ее лицо. Она стала выглядеть старше, а в глазах поселилась хорошо знакомая ему тоска. Мина права — это он сделал ее такой, из-за него у нее теперь такие глаза. — Живешь! — воскликнула она. — Живешь. И я останусь. И все получится. Или ты заберешь меня с собой, в свой мир. И тогда… — Ты тоже перестанешь жить. Но разве он думал, когда только нашел ее, что все получится так, как получилось? Разве он мог предположить тогда, что при одной лишь мысли о том, чтобы собственными руками обречь ее на вечные муки, ему будет невыносимо больно? И страшно. Страшно — ему, графу Дракуле! Как объяснить ей это? — В моем мире нет жизни, пойми. — Это просто… — не сдавалась она, — другая форма жизни. — Ты сама знаешь, что это не так. Мина снова оттолкнула его от себя и отвернулась. — Мне все равно, так это или не так, мне все равно, как это называется. Я не хочу уходить, я хочу быть с тобой. Там или здесь, живая или… — Не совсем живая. — Да. — Я хочу, чтобы ты жила. — Дракула оставался на месте и смотрел на ее напряженную спину. Ему хотелось прикоснуться к ней и забыть обо всем. На время. А потом вспоминать. Потому что память — это все, что ему останется. Снова. Опять. Навеки. — Ты! — Мина обернулась, сверкая глазами, блестевшими от слез. — Только твои желания имеют здесь значение, да? — Ты просто не понимаешь, чего хочешь, — он говорил спокойно, очень спокойно, и это разозлило Мину еще больше. — Ну, конечно, я же молоденькая дурочка… — собственный визгливый голос и язвительный тон слегка отрезвили Мину. Она закрыла лицо ладонями, глубоко вздохнула и тихо произнесла. — Я не могу больше… так… Дракула подошел к ней, и она сама обняла его, так и не подняв на него взгляда. — Я хочу растерзать тебя за все это, разорвать на части, я хочу не знать тебя, забыть тебя, убить тебя, и я хочу любить тебя и обнимать, всегда быть рядом, дышать тобою, держать тебя за руку, и все это сразу, одновременно, — быстро шептала она. — Я не понимаю, как это возможно. А ты понимаешь? Что ты со мной сделал, Влад? У тебя такая странная любовь, она не хочет, чтобы я была рядом… Он молчал. Только нежно и тихо гладил ее по волосам и спине. Снова вздохнув, Мина посмотрела на его лицо. — Ты не можешь знать точно, что любовь в твоем мире не спасает от… — она запнулась, подбирая слова. — От мира? — он не смог удержаться от легкой усмешки. — Могу, я нахожусь внутри него. От него ничто не спасает. — Нет, не можешь, — Мина упрямо поджала губы. — Ведь ты был там один, всегда один! — Если мы будем здесь вдвоем, ничего не изменится. — Как ты можешь такое говорить? — Мина дернулась в руках Дракулы, но на этот раз он ее не отпустил. — Послушай, — его объятие стало крепче. — Ты будешь одержима жаждой. Ты не сможешь от нее избавиться. Моя любовь — наша любовь — не спасет тебя от этого. Не спасет меня. Зато она умножит смерть на два. Ты тоже станешь убивать. Пить кровь. Сделаешься безразличной ко всему… — Но не к тебе… — Мине стало страшно, но она смогла произнести эти, как ей чудилось, спасительные слова, оправдывающие всё. Дракула посмотрел на нее с легкой улыбкой, в которой, казалось, сосредоточились все счастье мира и вся горечь, а в темных глазах его была такая бездна, что Мина тихо застонала. — Не смотри на меня так!.. Не смотри. Я не могу быть такой же мудрой, как и ты. Я не жила пятьсот лет. Я не хочу ничего понимать, я не желаю отказываться от тебя только потому, что этого хочешь ты, я просто хочу быть рядом, я… — она стихла и коснулась подушечками пальцев его губ, провела ими по щеке, скуле, аккуратно обняла ладонью его шею и отвела взгляд в сторону. — Я эгоистка. — Это нормально, — спокойно и мягко сказал он. Мина снова посмотрела в его глаза и почувствовала себя защищенной. И способной защитить. Она не знала точно — кого именно и от чего, но Дракула смотрел на нее так, что она вдруг ощутила собственную силу. В его глазах было тихое восхищение, гордость и любовь — мудрая, чистая, щедрая, возвышающая до небес, нежная в своих ошибках и жестокая в своей правоте. На Мину никто никогда так не смотрел. Она никогда ни на кого так не смотрела. Даже на него. Она осознала это, и он показался ей очень далеким, почти недоступным, непонятым, неразгаданным, невозможным… Ей показалось, что между ними выросла невидимая непреодолимая стена. Он отдалялся. Улетал к звездам, к тишине, к покою, а она оставалась здесь — очень земная, одержимая страстью, борьбой, желанием добиться своего, но — защищенная его любовью. И сильная. Очень сильная. Ощутив внутреннюю дрожь, Мина прикрыла глаза и плавно отстранилась от Дракулы, скользнув ладонью с его шеи на грудь. Не убирая руки, она сделала маленький шаг прочь от него. Еще один. И еще. И лишь когда ткани его рубашки касались только кончики ее пальцев, она опустила руку, отвернулась и отошла к окну. В ее пальцах была его точка опоры. Она убрала их и он упал. Провалился в собственную тишину. Вовсе исчез — всего на ту секунду, в которую она окончательно отвела от него свою руку, но исчез. Словно умер. И ему это понравилось.