Miroir, miroir, dis-moi...

Мина открыла глаза и, увидев Дракулу, замерла. Что он тут делает? И что теперь делать ей? Как вести себя? Спала она тревожно, в не очень удобной позе, в результате чего все тело ныло, а голова трещала. Сначала Мина боялась пошевелиться, но потом осторожно села, свесив ноги с кровати. Она снова посмотрела на спящего в кресле графа и почувствовала, как страх уходит. Дракула вдруг показался ей почти беззащитным. Жесткие черты его лица смягчились, сон разгладил морщинки возле рта и на лбу. Только слабое дрожание ресниц говорило о том, что сон его не безмятежен. Мина сидела на краешке кровати и разглядывала его лицо. Четко очерченные скулы, упрямый подбородок, губы, даже во сне, казалось, готовые сию же секунду криво усмехнуться — впрочем, это придавало им еще больше жизни и красоты. «Он почти не изменился», — эта мысль внезапной вспышкой возникла у Мины в голове и заставила ее улыбнуться. Она потянулась вперед, чтобы прикоснуться к такому знакомому лицу… Но через секунду осознала, что делает, о чем думает. Это были не её мысли, но они казались такими естественными, что от этого ей сделалось мутно и страшно. Мина издала какой-то сдавленный, тихий всхлип, и зажала рот рукой. В тот же миг Дракула открыл глаза. Он смотрел на нее, и взгляд его не был ни сонным, ни удивленным, ни отсутствующим. Словно он не спал вовсе, а выжидал момент, когда можно будет открыть глаза и уставиться на нее — прямо, требовательно, изучающе и устало одновременно. Она вновь поразилась этим глазам — таким живым и пугающе притягательным. Окончательно запутавшись в мыслях и чувствах, Мина положила вторую ладонь поверх первой — закрывающей рот, и, не в силах отвести взгляда от Дракулы, на миг зажмурилась. Когда она открыла глаза, он уже стоял по левую руку от нее. — Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого, — произнес он, понимая, насколько глупо это звучит. С ее точки зрения он уже сделал ей плохо — затащил в замок и собирается удерживать здесь против воли. Он думал о том, что ее так напугало сейчас. Его резкое пробуждение? Он всегда так просыпается. Но, конечно, откуда ей знать… Она испугалась, что разбудила его. Да, скорей всего. Неужели она так сильно его боится? Он ощутил всю тяжесть своей беспомощности и даже чуть сгорбился, повторив бесцветным голосом: — Я не сделаю тебе ничего плохого. — Я знаю, — тихо ответила она. От этих слов он замер и невидящим взглядом уперся в стену. Понимает ли она, что сказала? Она верит ему? Вспоминает? Чувствует? Он боялся надеяться. Он запретил себе надеяться. И сейчас он больше всего хотел сбежать отсюда, сбежать, не глядя на нее. Пересилив себя, Дракула повернулся к ней. — Эльмина… Она смотрела на него, сидя на кровати и вцепившись пальцами в одеяло. Взгляд ее был еще более испуганным, нежели раньше. До боли сцепив руки за спиной, граф произнес ровным голосом: — Вторая дверь ведет в ванную комнату. Завтрак тебе принесут. Из комнаты не выходи — заблудишься. Мой замок почти живое существо. Он устроен так, что пугает и путает чужаков. Ему нужно к вам привыкнуть, — он замолчал, вспомнив о Люси и Ренфилде. Мысленно выругался. — А я пока пойду, навещу остальных… — голос его снова наполнился издевкой, — гостей. Дракула усмехнулся и слегка склонил голову, прощаясь с Миной. — Скоро увидимся, моя дорогая. Резко развернувшись, он ушел, бесшумно прикрыв за собой дверь. Мина встала с кровати и прошлась по комнате, кусая губы. Как быстро он меняется! Впрочем, этот, ухмыляющийся Дракула, пугал её теперь куда меньше чем тот — спящий. Или тот — уверяющий, что не сделает ей ничего плохого. Он казался ей… родным. И это чувство выбивало землю из-под ног. Мина упала в кресло, где спал Дракула. В голове пронеслись его слова о прошлой жизни, о проклятии, о любви. Мир закружился. Ей стало так страшно, как никогда еще не было. И если бы Дракула не был так занят собственной болью, он мог бы заметить, что испуг, с которым сегодня на него смотрела Мина, был другим. Не таким, как вчера. Сегодня она испугалась не его, а себя. * * * Люси открыла глаза и уставилась в потолок. Она чувствовала себя совершенно разбитой. Очень хотелось спать и дальше, но нахлынули воспоминания о событиях этой ночи и сон ушел. Она обнаружила, что укрыта курткой Ренфилда. Какая забота… Люси осторожно повернулась и посмотрела на него. Он спал, сидя на полу. Сидел он как-то полубоком к ней, одну ногу поджав под себя, а другую вытянув. Руки и голова его лежали на диване. Он выглядел так незнакомо… В нем появилась почти детская беззащитность, которая смешивалась с мучительной тоской всех черт его лица, и от этой безумной смеси у Люси защемило сердце. Она пригляделась к шраму на его правой щеке. Где он его заработал? Такой большой, страшный… Она протянула руку, чтобы прикоснуться к нему, но так и не решилась. Закрыв глаза, Люси прислушалась к себе. Сейчас она не злилась на Ренфилда. Да и как на него такого… спящего… можно было злиться? К тому же она так устала, и нужно было что-то предпринимать, чтобы выбраться отсюда, и… Люси открыла глаза и увидела, что Ренфилд смотрит на нее. Он думал, что она спит, поэтому ее внезапный взгляд напугал его. Он дернулся, затем резко вскочил на ноги и отвернулся. Люси встала с дивана, держа в руках его куртку. Помолчала, ожидая, что он повернется обратно и хоть что-нибудь скажет. Например, «доброе утро». Хотя, конечно, вовсе оно не доброе, и уже, наверное, совсем не утро… — Ренфилд, спасибо за куртку, — сказала Люси. Он не отреагировал, продолжая стоять, застыв в одной позе. — Ренфилд. — Люси подошла ближе и коснулась его плеча. Он вздрогнул, повернулся и посмотрел на нее каким-то затравленным взглядом. — Вот, — она протянула ему куртку. Он кивнул, взял, и вцепился в нее, как в спасательный круг, снова отвернувшись. — Как твоя рука? — спросила Люси, глядя ему в спину. — Болит? — Нет, — соврал он. Надел куртку и обнял себя за плечи. Его знобило. Сколько он уже без дозы? Сутки? Как же хреново… — Может, попробуем найти выход отсюда? Ренфилд едва не застонал. Ну что она от него хочет? Не дождавшись ответа, Люси принялась наворачивать круги по комнате. И что ей делать? Опять выходить в этот коридор одной? — Отсюда нет выхода, — внезапно заговорил Ренфилд. — Нет, понимаешь? — в его голосе была обреченность и горькая уверенность в своей правоте. Люси подошла к нему, пытаясь поймать его взгляд. — Не понимаю. И не хочу понимать. Я не хочу жить в клетке. — А придется, — Ренфилд посмотрел ей в глаза. Ему пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы сказать эти слова. Чтобы взглянуть на нее. — Ты привык сдаваться, да? — она выпалила это без лишнего умысла, и только увидев, как Ренфилд изменился в лице, поняла, что не стоило этого говорить. — Да, черт побери, я слабак, — почти выплюнул он. — Я ничего подобного не… — Я слабак. И я не хочу бороться. Мне все надоело. У меня нет сил. Я готов сидеть в этой комнате и ждать конца света. Я не хочу ничего, кроме дозы. Понимаешь? Нет, ты не поймешь… Я слабак. Только слабаки становятся наркоманами, — он говорил это монотонно и четко. Он сумел сказать это только потому, что смотрел в ее глаза. Которые сейчас казались ему огромными почти до уродливости. Он поморщился и отвернулся, не желая видеть выражение брезгливости или жалости на ее лице. Сейчас она скажет что-нибудь утешающее. Или что-нибудь грубое. Или что-нибудь нелепое. Впрочем, неважно, что она скажет, он знал, что любое ее слово будет сейчас ударом для него похуже вчерашней пощечины. Но Люси произнесла только «спасибо». Ренфилд повернулся и удивленно посмотрел на нее. — За что? — За откровенность. Он шумно вдохнул, закрывая лицо руками. Люси взяла его за локоть, но он снова дернулся. — Не надо. — Ну что, голубки, уже воркуете? — в комнату бесшумно вошел Дракула и изобразил отцовское умиление. Ренфилд чертыхнулся и отвернулся к окну, баюкая больную руку. Люси же с негодованием посмотрела на графа. — Вы про нас забыли, — с обвинением в голосе произнесла она. — Старость — не радость, — сказал он, пожав плечами. И спросил, с любопытством глядя на Люси. — А что, вы по мне соскучились? — Нам нужна аптечка, Ренфилд поранил руку, — проигнорировав издевательский вопрос, сообщила она. Дракула оглядел комнату и покачал головой. — Немудрено. Нехорошо портить чужое имущество, — назидательно произнес он, подойдя к Ренфилду. — Не мне вам указывать, что хорошо, а что плохо, — огрызнулся тот, глядя в окно. — Прошу меня простить, но сейчас у меня совершенно нет настроения завязывать отвлеченные разговоры о добре и зле, — немного раздраженно сказал Дракула, развернулся на каблуках и посмотрел на Люси. — Я вижу, вы способны трезво мыслить, в отличие от некоторых. Берите своего кавалера и идемте за мной. — Он мне не кавалер, — буркнула Люси. — Ну назовите его как-нибудь по-другому, — устало вздохнул граф. — Ренфилд, — Люси коснулась его плеча. — Пойдем. Ренфилд повернулся и посмотрел на нее. Они стояли лицом к лицу. Оба выглядели неважно: осунувшиеся, уставшие. Черты их словно заострились за ночь. Вдруг эти двое показались Дракуле полупрозрачными, хрупкими скульптурами. Он задумчиво смотрел на них, чуть сощурив глаза и засунув руки в карманы брюк. Люси потянулась пальцами к здоровой руке Ренфилда. Осторожно прикоснулась к ней, как бы приглашая. Какую-то секунду он медлил, а потом взял ее за руку. — Куда нам идти? — Люси почти воинственно посмотрела на Дракулу, ожидая услышать от него какую-нибудь очередную колкость. Но он промолчал, и даже не взглянул на нее. Просто развернулся, сделал знак следовать за ним и вышел из комнаты. * * * Они прошли коридор и поднялись на второй этаж. Люси удивлялась, как она могла вчера здесь заблудиться. — Замок не принимает чужаков. Он пугает и путает их, — словно отвечая на ее мысли, произнес Дракула. — Так что лучше пока не выходите из комнат без меня. Дня через два он к вам привыкнет. — Граф остановился возле одной из многочисленных дверей и развернулся к «гостям». — Вот ваша комната, — обратился он к Люси. — Ренфилд, твоя — за следующей дверью. Ренфилд отпустил руку Люси, и сначала удивленно, а потом с благодарностью посмотрел на Дракулу. Кивнул и подошел к своей двери. Бросив быстрый взгляд на Люси, он открыл дверь и скрылся за ней. Ему снова хотелось сбежать, что он и сделал. Люси почти потерянно смотрела ему вслед. — Чего вы ждете? — спросил Дракула. — Почему? — она недоуменно посмотрела на него. — Странно слышать от вас этот вопрос. Вы словно сожалеете, что не будете жить с Ренфилдом в одной комнате, а ведь вчера вы так яростно протестовали, — граф вздохнул и нараспев продекламировал: — Непостоянство — имя твое, женщина! — Я… — Люси запнулась. — Речь не обо мне, а о вас! Почему вы передумали? — Не обращайте внимания на мои манипуляции, я просто забавляюсь, — Дракула очаровательно улыбнулся и открыл дверь в комнату Люси. — Прошу вас. — Забавляетесь, значит? — вспыхнула она. Посмотрев ей в глаза, граф произнес тихо, и так, словно объяснял очевидное: — Ренфилду сейчас нужно побыть одному, — и добавил обычным голосом: — Когда настанет время обедать, вас проводят в столовую. Отдыхайте. Дракула развернулся и ушел, оставив ее стоять возле раскрытой двери. Немного помедлив, Люси вошла в комнату, огляделась. Кровать, два кресла, столик, небольшой шкаф. Ковер на полу. Светильники на стенах, обитых красным деревом. Светлые гардины. Уютно так, как может быть уютно только в пятизвездочном отеле. А Дракула у нас, значит, вежливый хозяин. Заботливый даже. Тьфу. Люси захлопнула дверь и пнула ее ногой. — А меня кто-нибудь спросил? — обратилась она к ни в чем неповинной двери. — Кто-нибудь поинтересовался, что нужно мне? Она сиротливо обняла себя за плечи и подошла к окну. На самом деле она и сама не понимала, что ей нужно. И было очень любопытно, что же такого граф разглядел в Ренфилде сегодня, и чего не разглядела она? А, может, она вообще его не разглядела? Люси забралась в кресло, поджав под себя ноги. Что она знает о Ренфилде? Что чувствует к нему? Не знает почти ничего. А чувствует… Она попыталась вспомнить вчерашние отвращение, злость и обиду. Вспомнила, но не испытала их сейчас. Вновь подумала о том вечере, когда она подсела к Ренфилду там, в баре. Она тогда ничего не понимала, а теперь не понимает еще больше. Он напугал ее своим поступком… До какой же степени отчаяния и сумасшествия нужно было дойти, чтобы заключать подобные сделки? А потом все свалилось в одну кучу: и злость, и отвращение, и страх, и тяга к нему, как к единственному источнику живого тепла, и снова обрыв, пропасть, холод. И безразличие. А потом было утро, когда она снова почувствовала себя живой, только еще более запутавшейся. Она попыталась разговаривать с Ренфилдом нормально, но он отказывался идти на контакт с ней, а потом вдруг выдал этот короткий и болезненный монолог о наркотиках. О самом себе. И стал на шаг ближе. Не понятнее, но ближе. Она вдруг поняла, что действительно волнуется за него. Зачем он сбежал, ведь она могла бы помочь ему с раной на руке… Люси споткнулась об это «сбежал» и вновь почувствовала обиду. Ее опять бросили, и никому не было дела до ее чувств. Нелепо, конечно, ждать от человека, который только что признался в собственном бессилии и нежелании бороться, какой-то поддержки и внимания, но… Люси захотелось плакать. Совершенно по-детски, воодушевленно, взахлеб, навзрыд. Она закусила губу и посмотрела в окно. По стеклу капли дождя текли так же бесшумно, как и слезы по ее щекам.