Miroir, miroir, dis-moi...

Мина стояла в зале у окна и ждала. Не очень яркое освещение, приятная музыка. Свечи и легкие закуски на столе. Всё было готово, осталось только дождаться гостей. Гости. Она усмехнулась, произнеся это слово вслух. Гости. А она, значит, хозяйка бала. Спокойная, уверенная, красивая. Мина вздохнула, прислушиваясь к себе. Размеренный стук ее собственного сердца, казалось, распространялся по всей комнате, гармонично вплетаясь в мелодию, которая лилась из колонок. Она не слышала, как открылась дверь, но почувствовала на себе взгляд вошедшего. Его взгляд: ласкающий и почти обжигающий оголенную спину. Обернувшись, Мина встретилась глазами с Дракулой и улыбнулась, приветствуя его. Он стоял и смотрел на фигуру у окна, снова не веря тому, что видит. Черные волосы, слегка прикрывающие обнаженную спину, глубокий вырез платья, волна тяжелого красного шелка, изящные каблуки… Настоящая. Теплая. Его. Она обернулась. Его женщина. Он улыбнулся ей в ответ, медленно подошел, взял за руку и слегка коснулся ее губами. — Добрый вечер. Глаза в глаза. — Добро пожаловать на бал. Рука в руке. Она улыбнулась чуть шире, глядя на него, и потянула за собой, к столу. Слегка наклонилась к вазе с алыми розами, чтобы вдохнуть их аромат, оторвала маленький нераспустившийся бутон, повернулась к графу и аккуратно вдела цветок в нагрудный карман его пиджака. — Вот так. Они одновременно обернулись на звук открывающейся двери и оба улыбнулись Люси и Ренфилду. Ладонь Мины медленно выскользнула из ладони Дракулы, и девушка направилась к друзьям. — Люси! Какой оригинальный наряд для бала… — Нам с Ренфилдом нравится. — Люси кокетливо улыбнулась, бросив на своего спутника короткий взгляд. Ренфилд сдержанно кивнул и подошел к столу, разглядывая стоящие там напитки и закуски. — Тебе идет, — согласилась Мина, подхватывая Люси под руку. — Идем, идем, выпьем вина… Дракула разлил напиток по бокалам, поднял свой, глядя Мине в глаза, и сделал глоток. Ренфилд осушил свой бокал наполовину и подошел к окну. Он чувствовал себя неловко в этом костюме и в этой комнате. Он мельком оглядел стоящих в разных местах Дракулу, Мину и Люси и подумал, что все они похожи на застывших кукол. Будто настало время антракта в кукольном театре. Фигурки стоят и не знают, что им делать. Кукловоды ушли, бросив их на произвол судьбы, а куклы, замерев, не понимают в чем дело. Но постепенно в них просыпается желание двигаться и больше нет сил ждать, пока кто-то дернет за ниточку. Пауза слишком затянулась, пространство вибрирует от напряжения — он, Ренфилд, почти видит волны на красивой картинке. Ему самому хочется вывалиться в окно и не участвовать в этом спектакле, но Люси прочерчивает рукой линию, которая рвет паузу. Со сцены падает прозрачная завеса, фигуры становятся ярче, появляются запахи, звуки, движения. Вернулись кукловоды или это новая форма жизни? — Пойдем танцевать? — Люси взяла его за руку и потащила в центр зала. — Я не умею. Он попытался увильнуть, но ничего не вышло. Она обняла его, улыбаясь, и они принялись медленно топтаться на одном месте. — А говорил — не умею. — Разве это танец? — хмыкнул Ренфилд. — Ну-у… а что, по-твоему, танец? — Вальс. Или как там его. Люси засмеялась и посмотрела на Мину и Дракулу, которые танцевали точно так же. Мина прильнула к графу, устроив голову на его плече и закрыв глаза. — Влад, а вы умеете танцевать вальс? — спросила Люси, глядя на него. — Конечно, — ответил тот, явно посчитав этот вопрос оскорбительным. — Не покажете нам мастер-класс? — Если вы меня хорошенько попросите, может быть… Люси открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела. Мина посмотрела на Дракулу сверкающими глазами, и он просто кивнул в ответ, выпустил ее из объятий и пошел ставить нужную музыку. Ренфилд и Люси отошли к окну, уступая простор зала для Мины и Дракулы. Зазвучал вальс, и с первых нот музыка закружила пару в своем водовороте. Воздушный танец, окрашенный в цвета их нарядов — красный и черный. Мине казалось, что она рождена для держащих ее рук и движений под эту музыку. Хотелось, чтобы так было всегда. Дракула четко ощущал, как мир превращается в беспорядочную мозаику, состоящую из тела Мины, красной ткани ее платья и весенних нот, звучащих прямо в сердце. Люси улыбалась, глядя на танцующую пару, а Ренфилд смотрел на нее саму и окончательно терял связь с реальностью. Прядка волос, выглядывающая из-под шляпы, не давала ему покоя. Нужно что-то сделать с ней, сейчас же. Он снял с Люси шляпу, выпуская ее волосы из плена. Золотистой волной они упали на плечи, а Люси повернула к нему удивленное лицо. — Сними пиджак, — пересохшими губами сказал он, и это прозвучало как приказ. Она завороженно смотрела на него, а пальцы почти сами собой расстегивали пуговицы. Когда пиджак оказался на подоконнике, Ренфилд притянул Люси к себе и, сделав несколько не очень ловких движений, повел ее в танце в центр зала. Через мгновение они очутились в мире вальса, иногда спотыкаясь и глупо смеясь при этом. Сердце Ренфилда готовилось умереть как только закончится музыка, но Люси не собиралась позволять ему совершать такие опрометчивые поступки. — Ты же говорил, что не умеешь, — прошептала она, когда прозвучала последняя нота. — Гм, — ответил Ренфилд, расстегивая пиджак. — Чего еще ты не умеешь? — с лукавой улыбкой поинтересовалась Люси, проведя пальцем по его галстуку. — Не скажу, — чуть улыбнулся он и отошел к столу, чтобы выпить еще вина. Руки слегка дрожали, но дышать после танца почему-то стало легче. — Однако, друг мой, вы зарываете талант в землю, — прозвучал рядом голос Дракулы. Граф взял свой бокал, отсалютовал Ренфилду и глотнул вина. — Что? Дракула не ответил, и, нагловато улыбаясь, подошел к Люси. — Приглашаю вас на танец. — Не дождавшись согласия, он обнял ее за талию, выводя в центр зала. — Мина закатит вам сцену ревности, — сказала Люси, глядя на Ренфилда. Тот налил себе еще вина и тут же осушил бокал. — Вовсе нет, — фыркнул Дракула. — Вы любите танцевать? — Люблю. — Часто танцуете? — Да. — С кем? — Одна. — Что ж, теперь вам будет с кем. — Дело не в том… — Вы понимаете, — перебил ее Дракула, — какую ответственность на себя берете, приручая Ренфилда? Люси вскинула на него растерянный и одновременно сердитый взгляд. — О чем вы? — Выйдете отсюда, бросите игрушку, а она сломается. — А вам-то что? — она сжала губы и попыталась оттолкнуть графа. — А мне нравится этот мальчик. Беспокоюсь о его дальнейшей судьбе. — Он не позволил ей вырваться. — Опять играетесь, — вздохнула Люси. — Просто пытаюсь понять, намеренно вы так жестоки или нет. — Я не жестока. Я… Да что вы ко мне лезете? Вам мало того, что вы мне устроили с утра? — Я хочу, чтобы вы отдавали себе отчет: если вы бросите его — он умрет. В буквальном смысле. Испытав счастье, он больше не сможет жить без него. Разбившись о вас, он не сможет восстановить себя, никогда. Вы — его последняя надежда, последний шанс на жизнь. Но вы не сможете вдохнуть в него столько силы, чтобы ему хватило навсегда, чтобы ему хватило на жизнь без вас. Вы будете его костылем, протезом, кровью, которую больному необходимо переливать раз в месяц. Вы понимаете, какая это огромная ответственность? — Дракула внимательно вглядывался в Люси, чувствуя, как ее пальцы впиваются в его плечи. — Что вы несете? Какая ответственность, какая кровь? Он нужен мне… — сказав это, она замерла, глядя графу в глаза. — Зачем? — спросил он так, будто от ее ответа зависела его собственная судьба. — Я не знаю, — после долгого молчания ответила Люси, опустив взгляд. — Странный вопрос. Что значит — зачем? Он не зачем-то и не для чего-то, он просто есть и просто нужен мне. Просто, понимаете? — она снова посмотрела Дракуле в глаза. — Без объяснений и причин. Он медленно кивнул, сжал ее руку и отпустил, давая понять, что танец закончен. Люси проводила его взглядом, пытаясь унять волнение. Ренфилд действительно нужен ей? Так, что она не сможет жить без него? Так, что можно говорить о любви до гроба, о ярких, всепоглощающих чувствах? Так, что можно впасть в зависимость и никогда от нее не избавиться? Она не знала. Глядя на Ренфилда сейчас, она знала только то, что ей нужно быть с ним рядом. Но не потому, что она взяла на себя какие-то обязательства, не потому, что испытывает к нему жалость и хочет помочь, а… Это чувство, осторожно ласкающее ее изнутри, нельзя было объяснить словами. Хотелось беречь его, скрывать ото всех и согреть им Ренфилда. Нет, не согреть — а просто поделиться с ним этим теплом. Положить огонек на его ладонь и укрывать от ветра своей ладонью… — Люси? Его голос совсем близко, почти над ухом. Она повернулась. Ренфилд стоял рядом, протягивая ей бокал. — Вина? — Да, спасибо, — она взяла бокал и сделала пару глотков. Они отошли к окну, молча улыбаясь друг другу. Хотелось помолчать. Не сговариваясь, они оба стали всматриваться в темноту за окном. А вечер продолжался. И дальше были танцы и вино, смех и беседы. Всё как в хорошем кино. Дракула расслабился, чувствуя, как его целиком поглотила жизнь, что сконцентрировалась в этой комнате. Звуки, движения, прикосновения. Он был готов ощутить себя частью этой жизни. Он сидел в кресле и наблюдал за Миной, Люси и Ренфилдом, которые стояли возле окна, что-то оживленно обсуждая. Быть может, какое-то общее воспоминание… Ренфилд держал бокал вина, но уже давно не пил из него. Взгляд его в основном был сосредоточен на Люси, и была в нем теперь какая-то очень естественная нежность, которая — Дракула ощущал это на расстоянии — словно распрямляла Ренфилда и склеивала его раздробленный облик. Люси вертела в руках его собственную шляпу, чем почему-то очень веселила графа. Девушка иногда улыбалась одними глазами так, словно недавно узнала какой-то важный секрет. Кожа ее почти светилась мягким теплым светом. Мина маленькими глотками пила вино и иногда накручивала прядь волос на палец. Ее фигура выделялась на фоне темного окна. Кроваво-красное платье казалось почти живым, когда она двигалась. Дракула любовался ею, забыв про бокал вина, который держал в руке. Забыв вообще про все, кроме того, что она есть. Он закрыл глаза, понимая, что готов отпустить века собственного небытия в небытие, и родиться заново. Он ощущал кончиками пальцев, как становится частью их мира — мира живых людей. Он пьяно улыбнулся, чувствуя, как… Раздался какой-то треск — это Мина распахнула окно, а порыв ветра дернул раму. Погасло несколько свечей. Ренфилд что-то сказал, и все трое расхохотались. И внезапно Дракула ощутил себя по ту сторону экрана — зрителем, не имеющим права участвовать в событиях фильма. Фильма, который был более настоящим, чем его реальность. Он смотрел на трех героев пьесы, к которой сам приложил руку — смеющихся, сверкающих, горячих — смотрел и не мог оторваться. Они были такими яркими. Слишком яркими для этого замка. Слишком живыми для него. Они двигались, говорили, смеялись, чувствовали. И втроем, у окна, они составляли единое целое — жизнь. Жизнь, которая никогда не будет его. Они сами были жизнью, частью которой он никогда больше не станет. Опьянение слишком неожиданно прошло, исчезли краски и чувства. Кроме одного — Дракула очень явственно ощутил, что не причастен к этой жизни. Что все эмоции, которые он испытывал — на самом деле были не его, а их — этих трех сердец, которые бились в одном ритме. Он брал их чувства, сажал в парник — в себя самого — и выращивал суррогат. Порыв ветра, проникший в одну из многочисленных трещин, за секунду вырвал с корнем все, что взошло, и на Дракулу обрушились собственная не-жизнь и одиночество. Обрушились резко, неожиданно, в момент, который казался счастливым. Он мертв и навеки одинок. Бокал выскользнул из его рук и разбился, издав красивый звон, издевательски удачно дополнив мелодию, которая в этот момент звучала в комнате. Дракула встал с кресла, не видя ничего перед собой и ощущая дикую боль, смешанную с пустотой, вкрадчиво вливающуюся в кончики его пальцев — вместо жизни, которую он так ждал. — Что случилось? — Мина обеспокоено смотрела на него. — Влад! — сдавленно крикнула она, увидев его пустые глаза. Он не услышал, ничего не сказал и даже не взглянул на нее. Наступив на осколки бокала, он развернулся и стремительно вышел из зала. Мина растерянно посмотрела на Люси с Ренфилдом, чувствуя, как сердце падает и разбивается, как тот бокал. — Влад! — снова, но уже звонче крикнула она и кинулась вслед за Дракулой. Люси испуганно посмотрела на Ренфилда. — Что это было? — спросил он, переведя взгляд с разбитого бокала на нее. — Я не знаю, — пробормотала она, глянув в распахнутое окно. — Что-то плохое… Холодный ветер растрепал ее волосы. Люси поежилась, обнимая себя за плечи. Ренфилд закрыл окно и повернулся к ней. — Тревожно как. — Она подняла на него глаза и тут же порывисто обняла, прижимаясь щекой к его плечу. Ренфилд на мгновение задержал дыхание, обнял ее в ответ, и осторожно погладил по голове. Люси снова посмотрела на него и отстранилась. Выключила свет, сняла галстук, бросила его на пол. Остановилась у стола, задумчиво глядя на пламя свечи. В какую-то минуту Ренфилду показалось, что от Люси осталось только лицо, причудливо освещенное огнем. Он подошел ближе и взял ее за руку, понятия не имея, что говорить и нужно ли вообще что-то говорить. Она повернулась к нему и, глядя в глаза, провела по его щеке кончиками пальцев. — Поцелуй меня, — тихо, почти одними губами произнесла она. Ренфилд смотрел на нее растерянно и даже слегка улыбнулся, будто предполагая, что она сказала какую-то глупость. Он слышал удары собственного сердца и не мог вымолвить ни звука. Вот она — стоит перед ним. Не выдумка, а женщина, с которой он познакомился в этом замке. Женщина, которая была рядом с ним все эти дни. Настоящая, добрая, отдающая свое тепло. Все та же Люси, но уже другая — просто потому, что он узнал ее. Узнал и влюбился заново. Весь страх куда-то испарился. Ренфилд чувствовал приятное покалывание в кончиках пальцев и пьянящее спокойствие в груди. Он мягко обнял Люси за шею ладонью и осторожно коснулся губами ее губ. Исчезли стены, мебель, исчезло все вокруг. О том, что он жив, напоминали только пламя свечей и его собственное дыхание, смешавшееся с дыханием Люси. Она обвила его шею руками, путаясь пальцами в его волосах. Как чудесно и легко, как нежно и трепетно!.. Распахнув глаза, она обняла его лицо ладонями, лаская взглядом. Провела большим пальцем по страшному шраму. Ренфилд слегка дернулся от этого прикосновения. — Тш-ш-ш… — прошептала Люси, целуя шрам. Коснулась его своей щекой и замерла так на несколько мгновений. Ни ей, ни ему не хотелось двигаться, куда-то уходить из этой комнаты и из этой минуты, что-то делать или говорить. Когда догорела одна из свечей, они скинули обувь, забрались на диван и обняли друг друга. — Останемся здесь, да? — тихо спросила Люси, устроив голову на плече Ренфилда. — Останемся, — кивнул он, закрывая глаза. Конечно, они останутся. За ночь свечи оплавятся на серебро, а утром за окном взойдет солнце и разбудит людей, спящих на диване. И у них будет желание открыть глаза, улыбнуться и жить.