Miroir, miroir, dis-moi...

— Влад, подожди! — Мина звала его, но он не оборачивался и уходил все быстрей, почти исчезал. Когда он скрылся за поворотом, она сняла туфли и побежала. — Влад! Дверь его спальни захлопнулась за секунду до того, как Мина оказалась перед ней. Не думая, она открыла ее и шагнула в полумрак комнаты. — Уходи. Его голос. Его, но такой холодный и безразличный, что на мгновение он показался Мине абсолютно чужим. — Влад, — прошептала она, глядя на его спину и не решаясь подойти ближе. Он стоял, упираясь ладонями в подоконник, слегка сгорбившись и опустив голову. — Я сказал — уходи. Всё так же холодно и безучастно. Мина прикусила губу, стараясь не расплакаться. Он резал ее на части. Сначала собрал, а теперь резал. Было очень больно. Она ничего не понимала, но собиралась выяснить. — Нет, — резко, даже грубо ответила она, стараясь вызвать в нем хоть какие-то эмоции. Глубоко вздохнув и на мгновение зажмурив глаза, добавила: — Я никуда не уйду. — Убирайся вон. Спектакль окончен. Все убирайтесь. Дверь открыта. Каждая фраза — как острый кусок льда. Четыре куска, которые вонзались в тело Мины, словно распиная за непонятные ей грехи. Четыре куска, обжигающие своим холодом. — Я знаю, что дверь открыта, — вымолвила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. Он обернулся. Показалось, что глаза его сверкнули искрами нездешнего огня. — Уходи. Уже не так безразлично. Или она выдает желаемое за действительное? — Я знаю, что дверь открыта, — повторила Мина. — Я узнала об этом утром, случайно. Я шла к тебе, чтобы сказать, что хочу остаться здесь. Навсегда. С тобой. Но решила сделать это после ба… — Мне это неинтересно, — Дракула прервал ее, отворачиваясь. — Уходи. Голос его дрогнул, и это воодушевило Мину. Она растопит чертов айсберг, чего бы ей это ни стоило! — Зато мне интересно, — почти ласково сказала она, подойдя к нему. — Я хочу остаться с тобой. Как только Мина произнесла его имя здесь, в этой комнате, Дракула понял, что пустота и безразличие, которые взяли верх еще совсем недавно, отступают, и их место занимает боль. Он ненавидел себя за это. Ненавидел ее — за иллюзию чувства, которое она вызывала в нем. Ненавидел их обоих за то, что не мог понять сейчас — где он и кто он. Ему казалось, что он сходит с ума. Минуту назад он был мертв. Зачем она пришла? Он повторял себе, что это сон и не желал снова погружаться в него. Он говорил, чтобы она уходила, и действительно хотел этого. «Я знаю, что дверь открыта» — эти слова стали очередным ударом по определенности его мира. Всё раскалывалось пополам, на свет и тень, на жар и холод, на крик и тишину. И ничто не могло слиться воедино, создать новую картину, гармоничную и правильную. — Я хочу остаться с тобой, — повторила Мина, подошла совсем близко к Дракуле и положила ладонь на его плечо. Он резко обернулся и почти зарычал, вцепившись в ее руки: — Я же сказал тебе — убирайся! Я не хочу тебя больше видеть. Ты не нужна мне. Всё. Я наигрался. Наигрался, ясно? — Он оттолкнул ее от себя, страшась того, что вскипало внутри. Всё это слишком напоминало истерику, а истерика — удел живого человека. Но он-то мёртв. Мёртв! — Я не верю тебе! — зло бросила она, потирая руку. — Не верю, слышишь? Ради чего было устраивать всё это? — Скука. — Он снова отвернулся. — Мне было скучно. Вы меня слегка развлекли, но уже надоели. — И именно поэтому ты так резко ушел? Именно поэтому не видел ничего перед собой? Именно поэтому тебе сейчас так больно? — Мне не больно, — произнес он, глядя на стекло, по которому с обратной стороны побежали капли. За окном начался дождь. С чего она решила, что ему больно? — Я мёртв. — Нет, Влад… — Да, Мина! — он повернулся к ней и усмехнулся злым, неприятным смешком. — Мёртв. Давно и прочно. Ты тоже хочешь стать мёртвой? Хочешь, чтобы я сказал тебе «Добро пожаловать в мой мир, дорогая Мина! Располагайся, как тебе будет удобно»? — Да, — ответила она тихо, глядя ему в глаза. — Да, я хочу быть в твоем мире. Ему захотелось убить ее за эти слова. Растерзать прямо здесь и искупаться в ее крови. А потом, наконец, умереть самому. По-настоящему умереть. — Откуда ты взялась? — он взял Мину за плечи почти нежно и притянул к себе, всматриваясь в ее лицо. — Откуда? — Ты сам меня нашел. — Она боялась оторваться от его глаз — страшных, почти безумных, но таких необходимых. — Я искал не тебя, — Дракула, казалось, обвинял ее. — Ты. Не. Она, — выделяя каждое слово, отчеканил он, отчаянно желая, чтобы Мина приняла это за оскорбление. Пусть возмутится, обидится, что там еще… пусть взбесится — что угодно. Только пусть уйдет и оставит его одного. В покое и тишине. — Я не она. И ты это знаешь. Но она не нужна тебе больше. — Мина коснулась ладонью его щеки. Дракула рассмеялся, и мотнул головой, уворачиваясь от ее прикосновений. Затем крепче вцепился пальцами в ее плечи и слегка встряхнул. Почему она такая упертая? — Ты что же, решила, что ты нужна мне? Я, кажется, ясно дал понять, что нет. Ты мне не нужна. Не нужна. Убирайся! Сколько еще мне повторять? У-хо-ди! — он снова оттолкнул ее. — Я не верю тебе! — Мина почти кричала. Нелепый их разговор пошел по кругу. — Я не верю ни единому твоему слову, Влад Цепеш! — она снова подошла к нему вплотную и ткнула в его грудь пальцем, обвиняя во лжи. — Ты бежишь сам от себя. Ты бежишь от чувств. Ты трус. — Заткнись. — Дракула взял ее руку за запястье и притянул к своему лицу, касаясь кончиком носа того места, где сквозь нежную кожу были видны тонкие вены. Касаясь так, словно бы принюхивался к ней. Непонятная болезненная гримаса исказила его черты. Он посмотрел Мине в глаза: — Я не могу чувствовать. Я мёртв. Мы повторяемся, оба. Тебе так не кажется? Уходи. Он потащил её к двери, но она чудом вырвалась из его крепких рук и осталась стоять посреди комнаты. — Поцелуй меня и скажи, что ничего не чувствуешь. Скажи, что я тебе не нужна, — с вызовом произнесла она. Её уже трясло. Зачем он так? Зачем он так с собой? С ними… Она поняла причину, по которой он прогонял её, но от этого стало только больней. Дракула посмотрел на нее шальными глазами. Зачем она так? Чего хочет добиться? Он подошел к ней, намереваясь задушить, но руки не хотели его слушаться. Он обнял ее за шею и впился в губы яростным поцелуем. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Она обняла его, прижимая к себе крепче, чтобы не смел уйти, чтобы не смог оттолкнуть, чтобы забыл обо всем. Не нужна. Не нужна. Не нужна. — Не нужна, — он опустил руки, глядя на Мину пустыми глазами. — Уходи. Это говорит не он, это говорит кто-то другой. Кто-то безразличный, бесчувственный. Его же разрывало на части. Он понял — это агония. Она уйдет, и он, наконец, сдохнет. А сейчас боль, страх и желание переполняют его не потому, что он жив, а… — Лжец, — ее лицо перекосило от горькой усмешки. — Трус, — Мина надвигалась на него, как неизбежность, глаза ее зло сверкали. — Ненавижу тебя. — Она схватила его за ворот рубашки и поцеловала, срывая с его губ тихий, почти беспомощный стон. Он ответил. Ответил, лаская ее обнаженную спину, зарываясь пальцами в ее волосы, прижимая к себе как можно сильней. Это был лихорадочный поцелуй, затягивающий их обоих в мир горячечного бреда, искусанных губ, и вздохов, отравленных желанием, которое граничило с болью. — Ну? — Мина обожгла его губы этим вопросом. — Не нужна? Ничего не чувствуешь? Совсем? — Она расстегивала его рубашку, глядя ему в глаза. — Не нужна, — он повторял эти пустые, ничего не значащие слова, нащупывая застежку платья на ее шее. — Ты мне не нужна. Но я хочу целовать тебя. Только тебя. Застежка поддалась его пальцам сразу, словно ждала этого, и платье медленно заскользило вниз по телу Мины. Она стянула с Дракулы рубашку и прислонилась к его животу своим, задыхаясь от нахлынувших ощущений. — Так целуй же, — выдохнула она в его плечо. — Целуй! И он целовал ее, забыв обо всем. Ничего больше не было, только она. Жадные до ласк руки, горящие глаза, требовательные губы. Гибкое тело, которое чутко отзывалось на каждое его прикосновение и это еще больше сводило с ума. Резкие и плавные движения, ритм сердца, мелодия для двоих. Танец-борьба. Борьба не против, а за. Друг за друга. «Мой! Мой!» — билось пульсом в висках Мины. Мой! Она отобрала его у этого проклятого мира. У тени, у света, у всех, кто когда-либо прикасался к нему, у всех, кто когда-либо думал о нем, у всех, кого он знал раньше и узнает потом. Пусть не навсегда, но она сумела, сумела… Он забрал ее себе. Забрал у времени, у своих запретов, у чужих людей, у этого проклятого мира… Или они создали свой собственный мир, без преград и условий? Неважно. Всё неважно сейчас, когда она плавится в его руках, как свеча, которую не может погасить никакой ветер.