Ты мой, Джон Ватсон! (Teacher, Teacher)

Бессмысленно. Чем больше я буду отрицать, тем очевидней будет правда! Джон не знал, что ответить. И есть ли смысл вообще отвечать на все реплики учителя. Он не знал ничего, кроме того, факта, что Мистер Холмс говорит абсолютную правду. Он знает все. - Мистер Холмс... - Этот эксперимент был лишь поводом. Отмазкой для тебя, когда ты придешь домой поздно. В течение минуты в кабинете слышалось только сбитое, учащенное дыхание. Хотя молодой человек был уверен, что стук его сердца заглушает все на свете. Его он оглушал. Джон попытался отступить или хотя бы повернуться, но уверенная рука сжимала его плечо слишком крепко, чтобы это было возможно. В итоге он решил резким рывком сделать полшага вправо, чтобы между их телами образовалось хоть небольшое пространство. У Джона пересохло в горле, и он отчаянно пытался облизнуть губы, не привлекая к этому движению лишнее внимание. Профессор бросил быстрый взгляд на губы своего ученика и, выставив руку, помешал Джону совершить задуманное. Словно читал мысли. Ватсон громко сглотнул. Его глаза были огромными и удивленными. Испуганными. Он откашлялся перед тем, как смог вымолвить: - Что... Что вы делаете? Джон снова пытался отступить назад, потому что находился настолько близко к своему учителю, что, если бы он сделал глубокий вдох, его грудь соприкоснулась бы с обтянутой в шелковую рубашку грудью профессора. За считаные секунды их тела стали невыносимо горячими. Это было невозможно, и Ватсон все же сделал шаг назад. Острый угол парты больно впечатался ему в ногу. Вот теперь бежать было некуда! И губы мистера Холмся кривятся, нет, не в улыбке, странной и непривычной, а в по-настоящему звериной, волчьей ухмылке, скорее похожей на оскал.. - Ох, Джон. Я не думал, что ты такой дурачок. Ты мог бы уже понять, что я тебя соблазняю! Резким движением руки, он обхватил его шею сзади. Сильно. Он наклонил голову ученика так, как было удобно ему, а тот, казалось, как безвольная кукла, подчинялся каждому движению этих красивых, сильных рук. Две пары голубых глаз встретились. Одна - холодная, рассудительная, в чем-то жестокая, и вторая - испуганная, неуверенная, но глубокая. Джон не мог отвести взгляд. Он не мог даже дышать, поэтому тихое, едва различимое "Нет" звучало скорее как свист. Но этот звук сразу же потонул в поцелуе, в прикосновении горячих губ Шерлока Холмса к его, искусанным и дрожащим. Это было сильное, уверенное прикосновение. И он вглядывался в глаза своего учителя, пока внутри не загорелось страстное желание, заставившее его зажмуриться. И, если говорят, что по глазам можно понять все о человеке, то все, чего хотел профессор - съесть его живьем, настолько жесткий, жадный и голодный был его взгляд. Они целовались. Губы скользили по губам нежно и мягко, пока мистер Холмс не зажал нижнюю губу ученика зубами и не оттянул ее на себя. Джону казалось, что он вот-вот упадет. Его колени дрожали. Он хотел отстраниться, хотел сжать губы, отрицательно махать головой, чтобы отвергнуть происходящее, это глубокое, сильное желание быть со своим учителем. Но мистер Холмс не позволил ему сделать это. Рука соскользнула с шеи, и вот он уже гладит нежные скулы Джона кончиками пальцев, продолжая целовать. Нежно и ласково. Он отпускает губы Джона только на секунду, чтобы срывающимся голосом прошептать: "Откройся для меня!" Джон распахивает глаза, полные какого-то крика отчаяния, пытается потрясти головой, но рука становится тяжелее, палец все сильнее давит на щеку, и он понимает, что, если он не впустит его в свой рот... Этот сильный мужчина все равно получит то, что желает. Он снова опускает ресницы и, черт возьми, не понимает, почему, но его губы чуть приоткрываются. Профессор не оставляет ему не малейшей возможности передумать. Он просто сокращает расстояние между ними, прижимая к себе Джона. Его губы накрывают губы мальчика, а язык проникает в его рот. И Джон даже позволяет себе дерзкую мысль в этот миг. Он думает, не укусить ли своего учителя. Он даже представляет, как мог бы это сделать. Но вместо этого лишь стонет. Глухо, громко, бесстыдно.