Меня зовут Дамиан

      Старик тяжело ступал, приваленный весом тела Незнакомца, но не спешил звать дочь на помощь, понимая, что ей необходимо время. Он старался не думать пока, чем ему грозит эта неожиданная «находка», и чем дочери. Он понял ее замысел еще по пути в чащу, по тому, как внимательно она выбирала дорогу, как пристально всматривалась в темноту. Она искала. Он знал свою дочь. Не послушала она отца, отказывая Ату, никакие доводы и уговоры не переубедили ее, а судьба уже второй раз отводила ее от Мая: парень не решился напрямую встать между ней и Атом на сватании, выбрав окольный путь, побоялся выступить против влиятельной семьи, полагаясь на Обычай. Вот и случилось, как случилось, и напряженная походка дочери говорила без слов, что это еще не конец. Старик привык верить в неслучайности, отводило его дочь от Мая, жаль, что она сама этого не понимала.       - Здесь недалеко.- пробормотал Старик, обращаясь и к себе тоже, Али машинально обернулась на звук голоса отца и сразу отвернулась. Незнакомец шел молча, не издавая даже стонов, просто переставлял ноги. Обратный путь им указывали их же следы на снегу.       Вскоре Али увидела слабый свет впереди, угадывая очертания старого полуразваленного сооружения. Говорят, когда-то в этих местах жили люди, а дома были высокие и новые, не в сравнение этим закопченным кострами кочевников стенам и торчащим кускам металла и бетона, служившим временным пристанищем в долгих переходах по Лесу. Когда это было, не помнил даже ее прадед.       Люди не жили в Лесу, сюда старались не идти без необходимости не только потому, что сам поход был длительным и тяжелым, а из-за диких зверей и Охотников. Там, где росли деревья, настолько высокие, что нельзя было разглядеть, где кончается одна крона и начинается другая, пропадали целые семьи, а в бетонном лесу руин старого города появлялись Охотники. Те немногие, что чудом оставались в живых, рассказывали о внезапном параличе страхом и ужасом всего тела и разума, об Охотниках, их тенях, ведь никто за все время так и не смог рассмотреть то, что сулило неминуемую гибель караванам.       Превращая страх в поверье, смельчаки, отправляясь в переход через Лес, оставляли в уговоренном месте приношение - часть того, что находили в Лесу или перевозили через него.       А еще появлялись те, что выходили их металлической скалы, они никогда не отходили далеко от своего дома, обороняя его, но всегда очень точно знали, где искать путников, что опрометчиво подошли слишком близко. Скала знала. Говорят, это их предки когда-то построили и уничтожили те высокие дома.       Возле развалин их встретили люди в таких же многослойных балахонах и, узнав, проводили дальше, с подозрением разглядывая Незнакомца. Али испарилась неведомо куда, оставив отца с «находкой».       - Тал, это кто? Кто он? Где ты его нашел? – доносились вопросы со всех сторон. Старик знал, что сначала нужно попасть к главному в их группе, Дору, объяснить все сначала ему, но с гостем его туда не пустят. Старику ничего не осталось, как прислонить спутника к ближайшей стене. Обещая скоро вернуться, он выяснил, где расположился Дор и поспешил туда. Небольшая толпа тут же сомкнулась.       - Эй, ты кто?, - свет факела заставил отшатнуться, тревожный гомон голосов сливался в один звук. Свет приближался и отдалялся вместе с незнакомыми лицами, вопросами. Дамиан не понимал их слов, но четко улавливал вопросительную интонацию и нарастающую тревогу толпы, что накалялась. Сквозь общий гул донесся крик.       - Он же один из тех! Убийца! – человек даже вцепился ему в плече, поворачивая лицо к свету, - Это же убийца! Мало нам беды в этом Лесу!       Толпа сомкнулась теснее вокруг чужака, активно жестикулируя и указывая в его сторону. Дамиан, казалось, не слышал их вскрики, случайные знакомцы пропали, а те, что громко галдели, больше походили на стайку испуганных птиц.       Осмелев, несколько рук схватили его за одежду и оторвали от стены, толкая, смешивая с толпой, голоса звучали возмущенно и испуганно. Несколько раз земля приближалась и отдалялась, движение приносило боль и отрешенное осознание скорой смерти. Почему-то стало все равно: когда на его шее оказалась петля, когда его ноги оторвались от земли. Задыхаясь и даже не пытаясь освободиться, Дамиан, как со стороны, наблюдал за происходящим, желая поскорее потерять сознание и покончить со всем этим.       Из шумящей толпы послышался громкий оклик, женщина, пытаясь перекричать остальных и обратить на себя внимание, пробиралась к центру:       - Оставьте его! Оставьте его! Я должна ему свою жизнь и жизнь моего сына! - казалось, это было бесполезно, но вскоре негодующая толпа расступилась, пропуская ее, - он пощадил меня и сына, позволив уйти. Тогда, когда я потеряла мужа…, - ее голос сорвался. Веревка ослабла. Дамиан не узнал этого, не почувствовал, как упал на землю.       Понимая, почему прекратился самосуд, в чем состоял долг женщины, люди передавали это осознание дальше по толпе. Таковыми были Обычай и Порядок их жизни, перечить которому было запрещено. Жизнь за жизнь. Долг есть долг, как бы горько ни было его признавать.       Активно жестикулируя и призывая остановиться, к ним со всех ног бежал Старик, сообщая на ходу:       - Не трогайте его! На Совете будет рассматриваться спор между моей семьей и семьей Усыта и он, согласно Обычая, первый, кого встретили мы с дочкой, пожалуйста, успокойтесь и разойдитесь.       Толпа примолкла и послушно пропустила его. Отдельные голоса все еще не могли угомониться, опасаясь, что следом за чужаком придут и остальные, но эти возмущения быстро пресекались. Тал поспешил снять веревку.       - И на минуту нельзя оставить, - без злобы ворчал он, приложившись ухом к груди чужака облегченно вслушиваясь в слабый ритм сердца, - двужильный, все же, - они вдвоем с женщиной поволокли Дамиана под руки, - как бы не опоздать… ***       Али все же услышала его голос. Крик. Так орут, когда больно, очень, настолько, что только в таком крике можно найти слабое облегчение.       Отец и мало знакомая женщина отвели «жениха» к Лекарю, учитывая, что сейчас уже серел рассвет, это случилось вчера глухой ночью. Она наблюдала за ними издалека, видела, как возмущался Лекарь, осматривая повязку, мотал головой, выслушивая аргументы отца, еще и еще раз осматривая послушного и раздражающе спокойного чужака. Надежда грела, не будь она сейчас в такой ситуации, ее бы испугали собственные мысли.       Она ощущала себя сейчас главным судьей и распорядителем жизни. Верши она судьбы, справедливость - этого она требовала бы для себя в этот самый миг. Плохо ли желать кому-либо смерти? Нет, не от ее руки или чьей-то еще, вот если бы жизнь сама покинула его, внесла свою жестокую коррективу.       Ей оставалось только ждать, надеяться, что вот сейчас подойдет отец, озадаченно и грустно опустив голову, бросит тот быстрый тоскливый взгляд в ее сторону, какие украдкой выдают правду, которую тяжело сообщать, а ей все станет понятно еще до того, как он скажет хоть слово.       Вот она и ждала, переместившись недалеко от шатра Лекаря. Караван не уйдет без них, но затягивание их стоянки в Лесу смерти подобно, потому возможна ошибка, сделанная в суете, жизненно важная.       А потом его голос нарушил тишину, давая понять, где начало конца. Поначалу Али упивалась, какое-то злорадное осознание своей правоты и внутреннее требование справедливости, питались этим, требовали бесконечности этого. Вся ноша, давившая на плечи, будто находила странное и ужасное облегчение. Сватовство Ата, нерешительность Мая, злая случайность, подвернувшая чужака на ее пути. А потом она очнулась. Не этого она желала, не так, так нельзя. Заткнуть уши? И услышать себя, свои мысли? Али в отчаянии схватилась за голову.       - Али…,- легкое прикосновение к руке отвлекло ее. Май, девушка прижалась к нему, желая укрыться от мыслей, - я ждал тебя, я только узнал… не плач, все будет хорошо, Али…       - Я не знаю, откуда он взялся, - прошептала она, - ты же должен был там быть, отцу пришлось бы поддержать нас.       - Любимая, успокойся, - он гладил ее волосы, - мы будем вместе всегда, даже Ат нам не помеха.       Неожиданно Май встрепенулся и поспешно отстранился, глядя мимо, проследив его взгляд, она заметила отца, лицо которого выражало тревогу и неодобрение. Было тихо.       - Али, ты знаешь, где должна быть, - устало напомнил он, - это все неправильно. - сказано это было скорее парню, но Али смело вздернула подбородок. Май неловко глядя в землю, ретировался, оставив девушку. Старик провожал его молчаливое безропотное отступление, в этом был весь Май. Али с вызовом глядела, ожидая осуждения, решительно настроенная держать оборону, если надо, за двоих - в этом была вся ее мать, в этом вся она.       Маленькая воинственная белокурая лесная девчушка. Старику стало грустно.       - Лекарь справился, как мог, - начал он, - там у него в боку что-то глубоко застряло, ну Лекарь вытащил, говорит, теперь только ждать, - только сейчас Али заметила, попытки отца вытереть кровь с трясущихся рук, - Пошли…- он развернулся и повел за собой.       И никакого осуждения, никаких нотаций, никаких наставлений о необходимости повзрослеть и действовать разумно. Это даже слегка разочаровывало, огорчало, девушка опешила. Неизбежность, вот что ее напугало в этот момент.       - Я обязана выхаживать его? – сама себе проговорила девушка, - Кто он вообще? Откуда? Из-за него не быть мне счастливой… Лучше бы его повесили… - Старик обернулся, удивляясь этой жестокости.       - Мы выезжаем через день, дорога будет длинной, он должен выжить, понимаешь? Иначе свадьба с Атом, понимаешь? – как он устал. Почему дочь не понимает очевидных вещей? Весь ее вид без слов говорил о неугасаемой надежде на другой исход, - кто будет противостоять Ату? Май?       - Даже если Май?, - Али обогнала отца, - я его люблю!       - Доченька, - Старик безуспешно попытался обнять, - доченька…- Али скрылась в шатре Лекаря. ***       Али не любила шатры Лекарей, там всегда были запахи спирта, лекарств, странных трав, тихое постукивание металлических инструментов, кипящий на горелке котелок, как она узнала позже, для стерилизации этих самых инструментов и неизменное осознание, что сюда не приходят, когда все хорошо. Сюда попадают, когда так болен, что не сможешь без посторонней помощи выздороветь. Или умирать. Казалось, боль и страдание селятся в таких шатрах, сколько бы не выветривай. Застыв на пороге, она наблюдала спину Лекаря, как тот методично чистит и складывает свои вычурные инструменты.       - Вот там, - мужчина не глядя указал на небольшую шторку, что прикрывала вход в соседнюю «комнату» палатки, - сиди там, не уходи никуда, если состояние ухудшится, сразу сообщай мне, я буду недалеко. - Шумно выдохнув, девушка молча выполнила указания.       Внутри «комнаты» кроме кровати с пациентом и маленького табурета, на котором находились чаша с чистой водой и небольшой кусок полотна, было пусто, тихо. Свет проникал через завешенное мелкой сеткой окно, потому было прохладно. Али занялась рассматриванием рисунка ткани стен и потолка, неожиданно жутко интересно стало, что видно через окошко, только не лежащее на койке тело. Ей как-то не по себе стало от нахождения здесь, было тихо и ей подумалось, что вот так же тихо будет даже, если он умрет, а если уже?..       Ее размышления прервало тихое «Ммм…», заставив почти подскочить от неожиданности. Она подошла, заглядывая. Ничего не произошло, чужак даже не шевелился, Али машинально поднесла руку к его носу, проверяя дыхание. Дышит. Не двигается. Рядом с его бледным лицом ее кисть выглядела уж слишком живой. Она еще раз убедилась, что есть дыхание.       Прислушалась, подтверждая, что Лекарь вышел. Девушка теперь не замечала ничего, кроме чужака, эта его беспомощность выводила из себя.       -Ты понимаешь, насколько близок к смерти? – прошипела она, - ты ведь понимаешь, что только ты стоишь между мной и Маем? Та случайность, что оставила тебе надежду жить, уничтожила мою надежду на счастье. Что ты делал в лесу? Сбежал? – она вплотную приблизилась к его лицу, веря, что ее слышат и понимают. – Если я тебя сейчас?.. – она решительно поднесла ладони к его пересохшим губам и носу, нужно было только решиться.       А вдруг за руку схватит, как отца тогда? Она бросила взгляд на его правый бок, прикрытый одеялом, даже с такого расстояния чувствовался жар от его тела.       – Плохо тебе, больно? Пускай будет. Думаешь, жалеть тебя буду? Ты и твои друзья убивают наших людей десятками. Ты убийца. Чего тебя жалеть? Пить хочешь? Ведь ты хочешь пить?       Девушка, скрестив руки, отошла, проклиная себя за слабодухость, всего-то нужно было… Слезы сами навернулись, оказывается она сама себя не знает, какие мысли и поступки допускает. Неожиданная мысль посетила ее – а вдруг он утащит ее к себе в скалу и запретит вообще выходить на свет? Ведь будет вправе, отец не сможет возразить, никто не сможет запретить…       Вошедший Лекарь застал Али за этими невеселыми мыслями       - Ну что, как себя муженек чувствует? – бодро поинтересовался он, озадаченно наблюдая, ее округлившиеся в ужасе глаза, бледность, под стать пациенту, и явное намерение упасть в обморок. – Ты чего?