Мой ангел-2. Богема

      Что бы ни думали про Винтера, каким бы раскрепощенным он ни казался, Мишель, как и посетители форумов в Космонете, ошибались – Дин Винтер никогда не был дублером звезд в постельных сценах! И, тем более, в тех эпизодах, где требовалась задница для проникновения члена.       Да, Винтер снимался в сериалах, в том числе и с эротически откровенными сценами. Общество Эдема снисходительно относилось к таким вещам, здесь так принято в кино. Но там он играл роль, экранный секс был объясним и оправдан, логично вписан в сюжетную линию, нес определенную смысловую нагрузку. Даже если Дин появлялся в кадре полностью или частично обнаженным, это было обставлено красиво, не пошло, без лишнего вываливания органов на весь экран. Его работы в кино никак нельзя было считать порнографией. Эротикой – да. Красивой эротикой – несомненно! Но отнюдь не с налетом грязи и гадости! Родные были не слишком довольны, но действия Дина, как актера, несколько оправдывались высоким уровнем сериалов и неплохими суммами контрактов.       Но просто так подставить безымянный зад под член другого актера, продублировав чью-то именитую пятую точку – такого в карьере Дина Винтера не было! Ни разу! Как бы ни было хреново, Дин никогда раньше на подобное не подписывался! Гордость бы не позволила! Нет, это было не для него. Пусть, кто угодно становится ТАКИМ дублером, но только ни Дин Винтер – ни он! Ни с его родителями. Ни в его семье. Ни с его воспитанием.       Сегодня Дин не просто волновался – его дергало от страха! Неприятного, сковывающего. Страха не физического, а перед собственной совестью. Перед воспитанием и моральными принципами, которые Дин только начал уничтожать в себе. Его совесть кричала «нет», а он давил ее внутри, скручивал тугими узлами, запихивал поглубже. А что оставалось? Теперь он заработает на озвучивании мультфильма – это хорошая работа. Но она начнется только через две недели, гонорар выплатят еще позже. А кушать и оплачивать квартиру надо уже сейчас. К тому же, Дин обещал Себастьяну. А мужик сказал – мужик сделал! Даже если этот мужик – омега.       - Да, не переживай ты так! – успокаивал его Роше: – Ты ж там не один такой будешь!       - То-то и оно, – бурчал под нос Винтер.       С порога бросилось в глаза обилие голых людей. И запах – он бил в ноздри – запах желания, запах секса, запах смазки и тестостерона. У чувствительного к запахам омеги голова слегка закружилась. А в остальном – обычная съемочная площадка, в арендованном старом складе. Свет, камеры, кабели. Актеры, ассистенты, осветители, реквизиторы, гримеры, даже костюмеры, хотя многие актеры были в костюмах «адамов» и «ев».       - Да ладно! – хмыкнул Роше: – Неужели Винтер никогда не раздевался, когда вокруг есть люди?       - Раздевался. На пляже. И для фотосессии раздевался...       - Фу! Фотография – баловство, кино – настоящее искусство! – произнес Себ с апломбом: – Походи по площадке, освойся – время еще есть. Адаптируйся немного.       Дин не был уверен, что смог бы адаптироваться к такому даже за год – не то, что за полчаса. К запаху он привыкнет, но вот остальное…       - Это фильм про времена рабства, – пояснял Себастьян: – Сегодня снимаем сцену с массовым насилием. Когда люди «тренировали» пойманных омег и бет, ну, ты понимаешь. Роль у тебя небольшая, но деньги для одного съемочного дня неплохие. К тому же, ты проиграл пари.       - Я помню, – скривился Дин.       - Ищи положительные стороны – благодаря мне и моему вмешательству, ты получил работу.       - Я помню! – повторил Винтер, начиная сердиться.       - Ладно. Дождемся еще парочки человек и начнем. Время – деньги. Иди пока, готовься.       Гримировали все тело. Раздеться при таком количестве народа – не проблема. А вот заниматься сексом при всех – совсем другое дело. Даже если это всего лишь съемка. Дин холодел при мысли об этом. Здесь все по-настоящему, как принято в кинопроизводстве Эдема – если сцены секса, то как положено – с проникновением. А ведь проникновение члена во влагалище – это называется секс, ведь так? При толпе народа. Он – Дин Винтер. Муторный сон какой-то!       Подошел человек – полный, обрюзгший, с тремя складками на подбородке. Возможно, продюсер.       - Винтер? – спросил и, не дожидаясь ответа: – Я видел снимки, которые сделал Ктиторчук. Хорошие фото.       - Кажется, их видели все, кроме меня, – пробурчал Дин, краснея до кончиков ушей. Его не слушали…       - Гримируйте тщательнее – у него все плечи в пятнах, – командовал продюсер.       - Это веснушки, – промямлил Дин.       Но человек уже ушел. Слова рядового актеришки с эпизодической ролью здесь никого не интересовали.       Объяснили задачи, расставили по позициям. Сцена массового изнасилования рабов. Толпа актеров, почти все голые. Вокруг – камеры, софиты. Внутри – страшный мандраж! Бегают ассистенты с баночками лубриканта, которыми охотно пользуются актеры-люди. А актеры-омеги и актрисы-беты уже текут – им искусственная смазка не нужна, Дин это чувствовал со всех сторон – феромоны окутывали его. Все трехполые это чувствовали. Некоторые пары уже слились – по сценарию. Спокойно, по-деловому. Подставились под эрегированные члены актеров-насильников. Те вошли во влагалища актеров-жертв-насилия, ждали сигнала режиссера. Дин старался не смотреть на них – его трясло.       - Мотор! Начали!       Пары на заднем плане задвигались. Люди трахали омег – те стонали или плакали, другие кричали и пытались отбиваться. Некоторые из них были связаны.       Дина толкнули лицом в пол, здоровые мужики заломили ему руки за спину, ударом ботинка раздвинули ноги шире. Актер-человек за его спиной спустил штаны и…       - Стоп!       Дин не мог не отстраниться – он инстинктивно подался вперед, проехавшись щекой по пыльному полу, человек успел только скользнуть рукой по его голому заду и чуть не упал, запутавшись в собственных джинсах.       - Винтер, ты понял задачу или объяснить еще раз? – спросил Себастьян спокойно.       - Я понял, – кивнул Дин.       - Тогда, на позиции! Начали!       В этот раз на парня навалились убедительнее – суставы рук Дину чуть не вывернули – Винтер даже невольно скривился от боли. Здоровяк придавил его голову к полу, а актер-насильник схватил Дина поперек туловища, некстати прикоснувшись к стоящему члену, рывком подтянул к себе, спустил штаны, приставил головку к складкам влагалища и…       - Стоп! Хорошо. Перерыв пять минут!       Все разошлись с меток. Кто-то присел тут же на подставленный ассистентами стул, кто-то беседовал с партнером по площадке. Спокойно, по-деловому, словно только что они не проникали в половые органы друг друга. Никто не прикрывался. Для них это только работа – каждодневная, привычная, рутинная работа.       Винтер тоже мозгом понимал, что это всего лишь работа. Что это ничего не означает. Но... черт побери! Его же должны оттрахать публично! При всех! Да еще и на камеру. А потом это увидят миллионы зрителей. Увидят, как пенис входит в тело Дина Винтера!       - Поговорим? – к нему подошел Роше: – Не можешь расслабиться?       - Есть такое, – честно признался Дин.       - Это нормально, – спокойно согласился Себастьян: – Все, кого ты видишь вокруг, тоже волновались в первый раз. Потом привыкли…       В первый раз? Он не собирался приходить во второй!       - Я не собираюсь привыкать! – рыкнул Дин.       Договаривались на один день, ведь так? И бумаги он подписал на один съемочный день, на одну сцену. Эпизодическая роль. Дин никогда больше не будет в подобном участвовать. Только не он! Один день этого кошмара – и все! Баста!       - Не горячись, я могу тебе помочь, – вроде бы сочувственно говорил Себастьян.       - И как, интересно узнать? – Дин подумал, что Себ сейчас предложит Дину где-нибудь уединиться. Как всегда.       Но он не угадал.       - Прими вот это, – Роше протягивал ему какую-то, довольно крупную, таблетку.       - Что это? – Дин поднял брови в полном недоумении.       - Не наркотики, не бойся.       - Я не боюсь, но…       - Это гормональный препарат. В любой аптеке продается. Для поднятия либидо у омег.       Винтер скривился:       - Ты считаешь, что у меня слабое либидо?       - В такой обстановке – да, – кивнул Роше спокойно, – бери! Многие из тех, кто вокруг, вначале принимали такие. Они помогают расслабиться и воспринимать все происходящее с… бо'льшим желанием! Возможно даже, что тебе начнет нравиться…       Ну, уж нет! Дину не мог понравиться прилюдный трах, да еще в сцене с изнасилованием!       Но этот день надо как-то отработать, если уж он в это вляпался. И лучше бы побыстрее. И забыть, как о страшном сне.       - Давай уже, – пробурчал Дин, беря таблетку, – запить есть чем?       - Ассистент, воды! – скомандовал Себ.       Тут же появился стакан. Дин колебался:       - Я от этого притормаживать не начну?       - Тебе же не Гамлета играть, – хмыкнул Себастьян, – это фильм третьей категории. Много секса и мало смысла. Пора работать – пей давай!       Винтер забросил пилюлю в рот и запил.       ...Что-то было не так.       Нет, Дин расслабился, как и обещал Себ. Сцена получалась. Общие планы отсняли быстро. Винтера заломили с задницей, торчащей, словно маяк на утесе. Вставили резко, как и подобает насильникам и подонкам. Неприятно не было – скорее, наоборот. Дин истекал смазкой, а при обилии смазки принять пенис человека – любой, какой угодно, не проблема!       Потом снимали ближние планы. Вначале Дину надо было испугаться, что, при сложившихся обстоятельствах, он изобразил вполне натурально. К тому же, таблетка дала выброс адреналина в кровь – когда насилуют в реале, адреналин тоже должен аж из ушей брызгать! Лицо Дина, придавленное к полу ногой перекачанного шкафа, с перекошенным в беззвучном крике ртом, было тоже очень убедительным.       А уж что там снимали сзади с помощью перевозбужденного оператора-человека, Дин даже не хотел знать!       А потом… что-то все же шло не так. Подозрительно громко и часто стучало сердце. Посреди съемок Дина начало слегка мутить, кружилась голова, внизу живота тянуло (может, от невозможности получить разрядку?). А, самое странное, что…       Что начала побаливать грудь. Каждое случайное касание к соскам вызывало в теле электрический разряд. И живот тянуло все сильнее. Смазка текла – гримеры задолбались ее вытирать с бедер – смазка смывала искусственную кровь, которая, по сюжету, выделялась из изнасилованного красивого омеги. А либидо – мать его! Что-то оно уже стучало в ушах, взрывало изнутри череп и стальными спазмами скручивало мышцы влагалища! Это, несомненно, чувствовал не только сам Винтер, но и актер-человек, по сценарию насиловавший его – он все чаще останавливал фрикции. Задерживал член глубоко внутри омеги, наслаждаясь волнами оглаживающих, ласкающих, сжимающих его плоть волн, какие только омеги умеют производить.       - Продолжай двигаться! – прикрикивал Себастьян: – Трахай его! Ну же!       Дин почти не слышал. Он уже только краем ускользающего сознания подмечал, что ему плевать на режиссера, камеры и толпу народа. Плевать на публичный трах! Ему, мать вашу, нравится! Ему хочется. И его лицо с прикрытыми от вожделения глазами и подпухшими губами, охотно снимал оператор, лежащий на полу, на пузе, рядом с Дином.       Дина банально трахали, а ему было мало. И тянущее чувство внизу живота, будто матка налилась. Чувствительная грудь, пульс в висках, смазка, сочащаяся по бедрам. Вообще-то похоже было, что…       Что началась течка. А ведь до течки еще не меньше двух месяцев. Не может быть! У Дина раньше бывали сбои, но только в несколько дней, а не в несколько месяцев.       Блядь! Гребаная таблетка!       Винтер даже не очень понял, что людей на складе становится все меньше. Гаснет свет. Стало тихо, пока его банально сношали. А теперь…       Внезапно, словно очнувшись, омега понял, что их тут только пятеро. И больше никого вокруг. Стены склада утопали в полутьме. На него направлено только пару софитов. Рядом – Себ и продюсер (Дин так и не запомнил его имени). Сзади – актер-насильник. И единственный оператор, крупно снимающий его, покрытое капельками пота, лицо.       - Что происходит? – спросил Дин, не узнавая своего сиплого, натруженного голоса.       В круг света выступил Себастьян Роше:       - Все хорошо, Дин. Ни о чем не беспокойся.       - Что-то не так, – повторил Дин упрямо.       - Все так. Мы доснимем последние кадры – без всех.       - Почему? – лепетал Дин, зная ответ.       - У тебя течка.       - Таблетка?       - Возможно, – пожал плечами Роше, – нельзя сказать наверняка. Такое редко, но бывает. Тут дело в дозировке, а ее может определить только доктор. Большинству омег целая таблетка подходит, но некоторым нужна только половина или даже четверть. Но, я думаю, от одного раза проблем не будет…       - Не будет? – перебил Дин горько: – У меня течка за два месяца до срока. Ты же человек, Себ, откуда тебе знать, проблема ли это?       - Не выебывайся, Винтер! – грубовато перебил режиссер: – Зато теперь мы доснимем то, что необходимо. И это будет шедевр! Это даст шанс и тебе, и мне, вырваться из третьесортных категорий! Это…       - А меня ты спросил? – на лице Дина отразились боль и отчаяние.       - Снимай! – прошептал Себ оператору краем рта. А Дину продолжил: – Да брось ты, Винтер! Ты и так даешь кому попало, даже без течки! Ты… сучка, Винтер! Классная, дорогая, красивая сучка!       - А ты сука, Себ! – вяло выдавил из себя Дин: – Тупорылая упоротая тварь!       Уйти бы! Плевать, что склад – черт знает где за городом! Насрать, что голый. Идти по дороге, пока хватит сил. Не важно, куда – хоть бы до первого полицейского патруля. А там пусть задерживают за непристойное поведение и публичное обнажение. Похуй! Самое большее, что ожидает омегу за такое правонарушение – десять суток общественных работ. Знаем, проходили уже! И до озвучки отбыть наказание успеет…       Пускай смазка стекает и щекочет кожу внутренней стороны бедер. Пускай шум в ушах и головокружение. Похрен!       Винтер дернулся, чтобы уйти, но…       Но чья-то рука бесцеремонно скользнула по его ягодичным мышцам и прокралась к разбухшим от желания половым губам. Пальцы – горячие пальцы – вероломно ворвались во влажную щель. Внутрь. Глубоко, как только смогли. И настойчиво погладили изнутри горящую плоть.       Волна возбуждения сотрясла спазмами тело Дина – ноги подкосились, дугой выгнулась спина. Напряженный пенис дернулся, будто припадочный. Дин уже знал, что не сможет уйти. Гребанная течка! Лишает воли, размягчает мозг, стирает личность. Сужает огромную Вселенную до размеров сочащейся похотью дырки!       Господи, за что? За что, Готлиб?       То, что было до этого – публичный трах, проникновение члена незнакомого мужика – это и правда была работа. Так, легкая принудиловка. Производственная необходимость.       А вот теперь началась оргия – Дина трахали. Все!       Начал актер, который за эти несколько часов съемок и так почти не вынимал члена из дырки Винтера. Толстый продюсер смотрел, трогая себя за тесный пах под отвисшим брюхом. Себ слегка командовал, впрочем, очень слегка, потому что если бы он сейчас давил из себя великого режиссера, его бы послали нахуй. Оператор снимал (пока снимал).       Камера крупно брала лицо. Брови, напряженно сдвинутые на переносице. Восхитительные полные губы, полуоткрытые маняще. Большие глаза, наполненные отчаянием и душевной болью – глаза сломленного омеги. Дин не играл – тем убедительнее были его реакции. Тем ярче эмоции! Пустота и безнадега в подернутых дымкой горечи глазах.       Актер-насильник кончил в омегу. Выплеснулся со стоном, не спрашивая, хочет ли этого Дин. Но Дину было уже наплевать – он хотел еще.       Его развернули на сто восемьдесят, актер нажал ему на темечко – Дин присел, понимая, что последует дальше. Поднял подернутые влагой глазищи на мучителя – глаза умирающей лани. Оператор снимал из последних сил. Камера фиксировала с механической беспристрастностью и прерывистое дыхание, и дрожь чувственных губ, и взмах пушистых ресниц. И как омега сжался после выкрика: «Соси, раб!». Взял в рот, облизывая свою же смазку и человеческую сперму с опадающего органа. Винтер не играл отчаяние, и тем ценнее была его игра.       - Стоп! Снято! – прошептал Себастьян.       Камера легла на пол. И теперь уже все трахали Дина. Все. Четверо. Вставляли, кончали, ласкали, мяли, как безумные. Четверо взрослых цивилизованных мужчин – продюсер, режиссер, оператор и актер. Сношали омегу, которому было мало. Течного, сгорающего от стыда и желания. Прекрасного талантливого омегу, проигравшего собственным инстинктам. Своей собственной омежьей породе. Он этого не выбирал – он таким родился. И ненавидел это. И желал этого. Не мог до конца принять это. И не мог этим насытиться.       Принимал пенис за пенисом. Брал в рот. Насаживался сам. Кончал, теребя свой же пульсирующий член. И насаживался снова, пачкая все вокруг смазкой и спермой от предыдущего акта. Стонал, скулил, хрипел. Умирал от ненависти к своему телу. И наслаждался каждой его нервной клеточкой.       Под утро все лежали на полу, изможденные от усталости. С затраханно-недотраханным омегой.       Зазвонил коммуникатор. Себ поднял трубку, не открывая глаз:       - Алло!.. О, Дин, тебя! Родригес.       Родригес! Друг. Или друг друга. Схватился, как за соломинку:       - Роб? – Винтер приложил трубу к уху: – Роб, забери меня отсюда…       Бежать? Не выйдет, не хватит воли и сил. Может, друг выручит? Или друг его друга? Хотя бы такси вызовет.       - Пожалуйста, Роб… – слабо лепетал Дин.       - Я приеду. Скажи, где ты?       Винтер назвал. И поплелся искать свою одежду. Его никто не останавливал.       Святой Готлиб! Каким же Дин был дураком! Течный омега попросил помощи у альфы – это даже тупее, чем помахать красной тряпкой перед мордой разъяренного быка! Течка реально уменьшает мозг до объема земляного ореха!       Родригес примчался почти мгновенно:       - Все будет хорошо, – успокаивал он довольно убедительно.       Впихнул опустошенного омегу в такси. Правда, в машине, кроме водилы, Роб сразу был не один.       - Устал? – спросил незнакомый альфа участливо: – Приляг, отдышись.       Дин опасливо прилег на заднее сидение, пытаясь удобно устроить ноющую поясницу, и не обращать внимания на живот, тянущий немилосердно. Прилег головой на плечо альфы. Тот принялся гладить омегу по коротко стриженной русой голове, успокаивать. А сам источал феромоны от сладкого запаха течного омеги и мускусных меток четырех мужиков-людей, которые оставляли в нем сперму всю ночь напролет.       Ехали мучительно долго, подбрасывая Дина на ухабах (откуда они взялись – на Эдеме исключительно хорошие дороги!). Дин морщился, не открывая глаз – что-то шло не так. Живот скрутило тугим узлом – у него еще никогда во время течки не болело так сильно. Хотя, чему тут удивляться – организм омег готовится к перестройке несколько месяцев, а тут за сутки, с помощью черт знает какой таблетки, организм мужчины сломали в другую сторону! Принудительно и бесцеремонно сделали самкой! Дину было плохо.       - Куда мы едем? – наконец, не выдержал он.       - К доктору, – оглянулся с переднего сиденья Роберт.       К доктору – это хорошо. Доктор поможет. До доктора Дин готов потерпеть. Только, скорее бы…       Приехали. Альфа-незнакомец остался в такси, а Роб повел Дина… в частный дом. Видимо, где-то за городом – по крайней мере, соседей Винтер нигде не видел. Неплохой дом, добротный. Но вокруг – только деревья. И больше никого и ничего.       Вошли. Доктор – человек. Раздели омегу, доктор осмотрел его, ощупал – Дин морщился молча, терпел прикосновения рук и вторжение приборов.       - Течка. Принудительная, – заключил врач то, что Дин мог подтвердить и без осмотра. Поднял глаза на Родригеса: – Делаем, как договаривались?       - Делайте! – командовал Роб.       - Сейчас будет немного неприятно, – проговорил человек.       Дин не понимал, но и не слишком углублялся в то, что происходило:       - Вы мне поможете?       - Да, – врач как-то странно посмотрел на Родригеса: – конечно… ОН не в курсе?       Роберт взял Дина за руку:       - Ты сам знаешь, что может помочь тебе во время течки...       - Роб? Твою мать! – простонал Дин.       Конечно, он знал – не маленький!.. Проклятье!       Родригес покивал утвердительно:       - Да, дорогой, и только так. А противозачаточное тебе после той таблетки принимать нельзя будет. Поэтому…       - Я не хочу, Роб, – слабо протестовал омега.       Это была неправда – еще как хотел! Хотел узел и поскорее! Половые губы набухли, смазка оставила пятно на ткани снятых брюк. Роберт тоже это видел, одуревший от аромата феромонов и вида омеги, расставившего перед доктором ноги.       - Детка, все будет хорошо, – лепетал Родригес неубедительно, противно сюсюкал, как с младенцем, – сейчас доктор поместит тебе в матку маленькую медную штучку, чтобы мы с тобой не боялись забеременеть. Залет не входит в твои планы, ведь так?       - Роб, пожалуйста, – стонал Дин, но его не слушали. Слова омеги альфу не интересовали.       Ввели расширитель. Доктор надел перчатки, взял из лотка какую-то железку, заранее выдержанную в антисептике (приготовились, сволочи!). Винтер выгнулся, вцепившись в руку Родригеса. Застонал без звука.       - Тихо, тихо, – успокаивал альфа, сдерживая дрожь нетерпения.       Подняли, одели. Живот тянуло сильнее. Уложили на заднее сидение магнитомобиля. Повезли.       Другой особняк – съемный, дальше в темный лес. Роберт Родригес, незнакомец из такси и еще двое альф, ожидающие на месте. Пахнущие одуряюще остро и привлекательно. Здоровые, сильные, под завязку наполненные тестостероном самцы – у Дина снесло крышу! Он не спрашивал их имен – а зачем? Разве это имеет значение? Уже через десять минут по прибытию он принял первый узел – узел Роберта Родригеса, бывшего друга.       Или друга его друга…