Мой ангел-2. Богема

      …Ему было больно. Не физически, нет. То, что делали с ним – это мелочи. Подумаешь, заломили за спину руки, не очень аккуратно связали их, да еще и попытались положить Дина на спину. Отчего он выгнулся и застонал, навалившись на и без того затекшие, выкрученные суставы…       - Стоп! – кричал Роше: – Что вы делаете, болваны! Поднимите актера!.. Как ты, Винтер?       - Нормально, – прохрипел Дин, – только пить хочу и рук не чувствую.       Себастьян сердился. Перевалило далеко за полночь, а доснять сцену все не получалось.       - Эй, там, кто-нибудь! Ослабьте узлы и принесите воду! – закричал он.       Это даже нельзя назвать фильмом. Так, дешевое гей-порно для Терры и других планет-клоак, куда можно такое продать. Фильм про времена рабства (а про что же еще?), не блещущий сюжетной линией и элементарной логикой, зато переполненный сценами насилия над омегами – болью, изнасилованием, кровью, групповухой. Грязь и гадость – такое не покажут на Эдеме, но Дина это устраивало. Может, хотя бы в этот раз родные не увидят, насколько низко он пал. Сэм не увидит. Деньги за съемки небольшие, но не только деньги искал здесь Дин. Он искал совсем другое.       - Готов? – интересовался Роше раздраженно.       - Готов.       - Хорошо. Так, Мэттью, толкаешь его, только не на спину – пусть падает на бок, задираешь ногу и вставляешь. Дин, сопротивляйся, но не сильно, и помни о том, где стоит камера. Чтобы вход был хорошо виден. Всем все ясно? И живее давайте, не стойте, как бараны. Начали! Мотор!       Дина толкнули на смятую грязную кровать, повалили на бок – плечо все равно выворачивается неудобно, но это – мелочи, можно потерпеть. Он сопротивляется, выгибается. Его держали. Люди…       Задирают одну ногу вверх – высоко, чуть подтягивают за попу к краю, чтобы камера все запечатлела. Охотник спускает штаны, проводит ладонью несколько раз по своему эрегированному члену, потом вставляет пальцы рабу во влагалище. Дин дергается и стонет. Охотник шлепает его по мускулистому заду (можно подумать, что так тогда было – били бы в лицо или в живот, но по попе для зрителей выглядит сексуальнее. Впрочем, какая ему разница?).       Дин вскрикивает, будто ему безумно больно. Охотник направляет пенис в складки, вводит головку…       - Стоп! – командует Роше: – Передвиньте ближнюю камеру – не видно ж ничерта… Так, хорошо. Продолжаем! Мэтью, сначала! Вставь ему еще раз. Мотор!       Актер исполняет. Берется за пенис рукой, медленно вводит головку во влажную дырку. И сразу – на всю длину, вжимается в попу омеги аккуратно подстриженным лобком. Дин вскрикивает и стонет, как от боли (ни хрена омегам так не больно, но зрители требуют именно этого). Мэттью двигается. Трахает Дина, ускоряя темп. Камеры крупно берут двигающийся в тоннеле туда-сюда ствол и яички охотника, мерно ляпающиеся по ягодице раба.       Трахает долго. Камеры переставляют, меняя ракурс, чтобы при монтаже картинка получилась живее. Чтобы было из чего нарезать.       - Стоп! Хорошо! – кричит Роше: – Теперь подрочи, а когда будешь готов, всунь в него, подвигай немного на камеру, а будешь кончать, вытяни и кончи ему на вход, ясно? Поехали!       Охотник мастурбировал. Когда начал гортанно стонать, Себ закричал:       - Начали! Мотор!       Вставил. Несколько дерганых фрикций, Мэтт затрясся, вытянул. Стонал и сдаивал белесую слизь на половые губы Дина, красные от трения и блестящие от естественной смазки и лубриканта.       - Размажь головкой! – командовал режиссер: – Вот так! Хорошо! Размажь еще. А теперь вставь ему снова, вытяни и снова. Молодец! Хорошо. Стоп! Потом переозвучим. Снято?       Операторы кивнули утвердительно. Роше выдохнул:       - Слава Богу! На сегодня – все! Операторы, можете идти. Ребята, свет отключайте только дополнительный. Остальное я выключу позже и сам сдам павильон под охрану. Коэн и Пеникетт, останьтесь. Остальным – до завтра!       Мэтт Коэн и Тамо Пеникетт – люди. Они будут задействованы в сценах на следующей неделе, и Роше сказал, что хочет немного порепетировать, так как ни Дин, ни Мэтт с Тамо не придут до следующей пятницы. Но репетиции – это только повод. Дин это знал, и эти двое. И остальная съемочная группа. Все знают правду. Но Дину на это наплевать!       Себастьян поторопил замешкавшихся осветителей, выставил всех из павильона и закрыл за ними входную дверь изнутри.       Дин сидел на все той же бутафорской кровати, освещенный всего лишь двумя, не самыми мощными, софитами. Мэтт и Тамо стояли рядом.       Дин поводил плечами – веревки ему так и не развязали. Передернул шеей:       - Развяжите?       - Зачем? – осклабился Себ: – И так хорошо.       Проклятье! Ну, да хрен с вами, Дин еще немного потерпит...       - Сцена будет такая…       Себастьян что-то объяснял, Дин не очень слушал – от его действий или бездействия тут ничего не зависело. Отошли от кровати – Себ сам переместил свет. Взяли еще веревки, обвязали Дину грудь крест-накрест, подхватили петлями под бедрами, опустили с потолка павильона крюк. Подвесили, подтянули. Не удобно – давит в паху и в подмышках. Ноги едва касаются пальцами пола, руки затекают и саднят. Херовый бондаж!       - Как-то так, – комментировал Роше, – раздевайтесь! Один охотник вставляет рабу в рот, второй пристраивается сзади, – Себастьян подошел к Дину, сам попробовал пальцами его вход – влажно. Кивнул: – Можно. Пробуйте!       Сняли штаны, вставили.       - Не удобно – высоко, мне приходится на носки подниматься, – проговорил Мэтт.       Тамо кивнул:       - А мне – наоборот, приседать надо.       - Давайте перевяжем его по-другому, – предложил Себ, – или, вот что! Поменяйтесь местами!       Поменялись. Высокий Тамо зашел спереди – вставил пенис Дину в рот, а Мэттью зашел сзади – ввел свой пенис во влагалище.       - Ну, что – так лучше? – спрашивал Роше.       - Лучше, – кивали парни.       - Тогда двигайтесь, а я попробую посмотреть, как это будет выглядеть на камерах.       Актеры двигались, трахая Дина. Роше сам перекатил камеры, заглядывал в видоискатели.       На самом деле, они успели бы разобраться с этой сценой и в следующую пятницу. Операторы наверняка все снимут по-своему, а осветители иначе переставят свет. Да и Себастьян может передумать и вообще выбросить эту сцену из фильма. Это такая игра – Роше делал вид, что продумывает сцену, Дин делал вид, что верит.       Зато Коэн и Пеникетт не делали вид, что репетируют. Продолжали пялить Винтера с двух сторон, разжигаясь все сильнее. Себастьян давал своим друзьям-актерам возможность отодрать этого гордеца – Винтера, как только им хочется. Без камер и лишних глаз. И Дин тоже об этом знал. И все знали, что Дин знает. Все это – просто игра, и Винтер принимал ее правила.       Коэн кончил первый. Его стоны переросли в беззвучные, по телу пошли волны, дыхание сбилось. От вытянул пенис из Дина и, несколькими отточенными движениями, сцедил белесую сперму омеге на полушария ягодиц.       - На лицо не кончай, – тихо сказал Себастьян Пеникетту.       Тамо подвигался еще немного, выдернул тоже, отступил на шаг в сторону и несколько раз плюнул спермой Дину на мускулистую спину.       Себастьян все это время, вроде бы, смотрел в видоискатель камеры, но рукой периодически ласкал себя через ткань брюк.       - Хорошо, – произнес Себ глуховато, – так и снимем. Можете идти.       Мэтт и Тамо, слегка подтершись одноразовыми полотенцами, вышли из павильона, тихо делясь друг с другом впечатлениями.       Роше закрыл за ними дверь на ключ.       - А меня развяжешь? – Дин все еще болтался на крюке со связанными за спиной руками: – Я еще в клуб хочу успеть.       - Успеешь ты в свой клуб, – пробубнил Себастьян. Любовался Винтером, обездвиженным и покорным: - Моя бы воля, я бы тебя вообще не развязывал, – буркнул он серьезно.       - Развяжи – рук не чувствую.       - Ничего им не будет! – рыкнул Себ.       Взял полотенце, вытирал Дина – любовно, старательно. Сначала вытер сперму Тамо со спины – огладил ладонью лопатки – они слегка вывернулись, поскольку руки Дину затянули довольно сильно – кисти начали синеть. Но это ничего – потерпит. Провел ладонью по груди, стянутой веревками, задел сосок – Дин шумно втянул воздух, дернул головой:       - Не надо!       - Почему же? Тебе неприятно?       Омега не ответил. Приятно. Наоборот, очень приятно, но Дин не хотел, чтобы Себ это знал.       Роше взял другое полотенце, зашел сзади. Вытирал сперму Коэна – капли потекли по бедрам, испачкали половые губы. Вход, чуть припухший, с розовыми краями – Винтер слишком явно возбужден для того, чтобы противиться. Ему точно приятно! Это он так – цену набивает. Капризничает.       - Подстилка! – промычал Роше нежно.       Вытирал промежуток между ягодичных мышц наиболее тщательно – проводил по одной складке между бедром и промежностью, потом по другой. Протер между губ, специально проваливаясь пальцами внутрь – в тепло щели. Дин выгнулся бы от удовольствия, если бы неумелый бондаж позволил. Все они, омеги, бляди! Даже самые уважаемые из них!       Бросил полотенце на пол, массировал пальцами розовые складки, обрамляющие уже потекший вход. Три часа съемок – почти не прекращающиеся половые акты, несколько партнеров, а Дин все еще течет – все еще хочет. Настоящая сучка!       - Развяжи! – просил омега: – Я дам тебе, только сними эти сраные веревки!       - Заткнись, Винтер! Я возьму тебя так, как мне захочется. А ты, если даже будешь кричать, охрана подумает, что мы репетируем.       - Кретин! Я не собирался кричать. Но мне, и правда, больно! Давай, хоть стоп-слово какое-нибудь придумаем, – пытался шутить парень, кривясь от боли в затекших конечностях и нарастающего возбуждения, одновременно.       - Перебьешься!       Роше запустил пальцы омеге во влагалище и орудовал уже там. Вставил стазу три, поглаживал изнутри, нашел бугорок простаты, надавил. Дин дернулся, выставил зад, дышал шумно, слегка постанывая. Противно, конечно, что тебя вот так, не очень спрашивая, трахают. Снова. Но Роше, сволочь, знал, что делает. Дин начал подмахивать тазом, стараясь основательнее насадиться на скользкие пальцы – неудобная перевязь не давала свободы действий. Но Себастьян и сам вогнал пальцы глубже, убыстрил ритм, наслаждался зрелищем стонущего омеги, начинающего подрагивать крупной дрожью от возбуждения и напряжения в этом неудобном бондаже. Хорош, гаденыш! Тело мускулистое, но не жилистое, ровная кожа, идеальная, она прекрасно смотрится в кадре. Даже веснушки не портят впечатление – мелкие, едва заметные в ярком свете софитов. А попка какая – охренеть! Геи на Терре будут кончать только от этого вида с тыла! Роше – не гей, но и ему трудно сдерживаться.       А, впрочем, зачем сдерживаться? Расстегнул молнию, с громко выдохнутым наслаждением высвободил эрегированный член, замученный ожиданием. Одним пальцем притронулся к головке, наклонил ее чуть вниз, направил в щель, ввел. Руками схватился за веревки, натянул Дина на себя – по самый лобок, хлопнувшись об упругую задницу. Скользил внутри, не спеша, специально растягивая удовольствие. Чтобы прочувствовать острее, нажимал головкой по горячим скользким стенкам. Выводил немного назад, менял угол, проскальзывал внутрь снова.       - Сожми его, – просил омегу.       Дина трясло:       - Не могу, Себ, больно…       Выдохнул нетерпеливо, сердито вытянул пенис, сбросил жутко мешающие брюки на пол, выпутался из штанин. Обошел омегу, присел на корточки. И так – хорош! Красивее омеги Себ еще не видел, даже не смотря на то, что Дину тридцать два – не мальчик уже! Глазищи-озера и охренительные губы – чувственные, четкие, никакой грим или пластика не нужны. Офигенной красоты губы! Хотел вставить и в них, да просяще-страдальческое выражение привлекательной мордашки помешало плану:       - Себ, – напомнил Дин умоляющим шепотом.       «А ему, кажется, и правда, больно, – тут только дошло до Себастьяна, – и кисти рук синюшные. И трясет его не только от сучьего вожделения, но и от боли в выкрученных суставах и напряжения в ногах – трудно, наверное, столько времени балансировать на кончиках пальцев в такой неестественной наклонной позе. Потом вдую!»       Взял еще одно полотенце, вытер Дину рот, прижался к губам жарким поцелуем – Дин охотно отвечал. Целовались влажно, стараясь захватить губы друг друга. Хорошо, что Тамо послушался и не кончил Дину в рот – целоваться с ним Себастьяну тогда было бы противно…       - Себ, пожалуйста, – первый разомкнул поцелуй Дин.       Роше вздохнул. Взял нож – распутывать узлы было бы долго. Распилил веревки, освобождая затекшее тело омеги – ничего, реквизиторы завтра достанут еще веревок. Сколько нужно, купят. И еще – надо у кого-нибудь все-таки уточнить, как же вяжутся эти проклятые бондажи – руки актера не должны так перетягиваться – это неэстетично. На камеру такое не пройдет!       Дин с видимым удовольствием распрямился, поводил затекшими плечами, тер кисти рук, пытаясь восстановить в них кровообращение. Веревки оставили на его запястьях, локтях и груди красные полосы. Роше это показалось эротично – он поцеловал такой след на груди – кожа под губами оказалась горячей. Такой горячий омега!       Сбросил футболку, полностью обнажаясь, обнял парня, ласкал ладонями нежную кожу спины и подтянутых ягодиц. Целовались снова, грязно чмокаясь. Пенис человека упирался Дину в плоский живот.       - Пошли, ляжем, – рычал в жаркий рот Роше.       Упали на кровать – Дин на спину, Себ сверху. Целовал губы омеги, вторгаясь языком в рот, а членом – в припухшее мокрое влагалище. Трахал Винтера, не церемонясь, вбивался, направляя округлое долото под углом.       - Сожми, сожми сильно, – шептал Дину в рот.       Тот сжал.       - О-о-а-а! Су-у-у-ка-а! – Роше кончал, изливаясь в омегу мощными толчками, кричал куда-то в шею, в бьющейся на сонной артерии пульс.       Упал на распластанного парня, придавил собой, дышал в ключицу жарким, как из печи, дыханием. Дин лежал тихо, к себе не прикасался – кисти рук еще не слушались, по ним бегали противные тягучие иголки, вызывая гримасы на лице омеги при каждом, даже малейшем, движении. Попытался убрать хотя бы в сторону собственное мужское хозяйство, которое так упорно намеревался раздавить своей тушкой Роше. Но, прикоснувшись саднящей рукой к гениталиям, не понял, где больнее. Ладно, он может и так потерпеть.       Но все же первым пошевелился через несколько минут. Роше очнулся, приподнялся на руках – член до сих пор был во влагалище омеги. Зачем-то подвигал еще несколько раз туда-сюда внутри Дина обмякшим пенисом. То ли надеялся, что тот моментально встанет, то ли втирал в тело омеги сперму – не ясно.       - Пойду мыться, – буркнул Винтер, сбрасывая с себя удовлетворенного режиссера, и почесал к выходу – смывать очередной позор.       Смывать грязь, которую и искал.       Догонялся уже в клубе. Танцевать и веселиться не хотелось, поэтому Винтер отыскал укромный уголок возле барной стойки, где можно было спокойно придаться пьянству. Отхлебывал из стакана, рассеянно разглядывая разношерстную толпу. Все отрывались, как могли, гремела музыка, мигал свет, сияли улыбки. Весело!       Подсел какой-то парень. Человек. Дин его вежливо бортанул – на сегодня людей с него хватит! Тошнит от них уже!       Винтер думал, хотя как раз этого хотелось меньше всего. Он думал, что надо поскорее отключиться, выбросить из головы все, что происходило сегодня. А что дальше? Ведь это не прекратится, да Винтер и не хотел, чтобы прекращалось. «Подстилка!» Так даже лучше – подстилка должна чувствовать себя подстилкой, хотя бы раз в неделю. Чтобы не нарушать естественный ход вещей, чтобы не забывать свое место.       А Дин Винтер – подстилка, так воспринимают его люди, и так он себя чувствовал. Только таким он нужен окружающим, только в таком качестве. Значит, быть посему! Даже семья относится к нему, как к шалаве. Исключение – Константин.       Новак славный. Нежный, тактичный, хороший. Но исключения только подтверждают правила. Новак только слегка ласкает его душу, но не заполняет зияющую в ней дыру. Прости, Кас!..       Подсел какой-то мужик. Альфа. Покрутил носом – от Дина, естественно, пахло человеческими самцами. Несколькими – запах не смыть водой. Ну, и ладно! Если альфа побрезгует им, Дин найдет кого-то еще – обязательно. Он смыл грязь под душем на киностудии, но грязи хотелось больше...       Нет – не побрезговал. Вышли на улицу. Отель – через дорогу от клуба – очень удобно. Альфа снял номер (Дин не расслышал его имя, но какая разница, как его звали). Оплатил до утра.       Поднялись. Заперли дверь. Обычный номер – ничего сверхъестественного. Шкаф, тумбочки, кресла, широченная кровать-траходром.       - Сколько? – спросил альфа по-деловому.       Еще бы! От Дина разит несколькими мужиками – что еще он должен был подумать? Впрочем, он прав. Даже сам не подозревает, насколько. «Подстилка»!       Винтер усмехнулся:       - Я сам могу тебе заплатить за ночь.       - Тебе не деньги нужны? – поднял густые брови альфа.       - Нет.       - Тогда, что же?       - Твой узел.       - Узел будет, – улыбнулся.       - Значит, харе болтать! – Дин потянул мужчину к постели.       Альфа не удивился. Этот омега помечен за вечер несколькими людьми. Скорее всего, он уже заработал достаточно. А теперь хочет удовлетворения – это нормально. Омега – тоже человек.       Целовались, постепенно раздеваясь. Красивый омега, с неплохим телом, хоть уже и не юный. Жаль, что гулящий! Очень отзывчивый на ласку – прихватишь напряженный сосок, а он выдыхает шумно, прикрывает глаза длинными ресницами. А пальцы, скользнувшие по половым губам, вырвали низкий протяжный стон. Там уже влажно и горячо.       Стянул с омеги последние тряпки, сбросил свои. Сам застонал, когда омега провел ладонью по крупному члену альфы, ласкал ствол и покрасневшую головку. Умеет работать руками – этого не отнять! Профессионально. Что ж, все в жизни бывает. И пахнет хорошо – если бы не запах человеческой спермы – идеально пахнет.       Повернул парня спиной, наклонил, ввел фаллос внутрь – мокро, жарко. Охренительно хорошо! Подвигался – омега постанывал тихонько, подмахивал задницей, поймав несложный ритм. Классный партнер – жаль, что проститутка!       Почувствовав набухание узла, вжался в ягодицы, ввел до предела, обнял торс омеги, приподнял его, прижал к себе. Просить не пришлось – тот сам сжал член внутри, поглаживал мышцами головку и ствол. Охватил основание узла плотно, намертво замыкая замок. Обалденный омега!       Накрыло. Выплескивался внутрь мощными порциями горячего семени, рычал баритоном. Омегу тоже начали бить конвульсии. Держал тело партнера на коленях, прижав его спину к своей вздымающейся груди, сколько мог. Но того начало колотить настолько сильно, что пришлось аккуратно улечься вместе с ним на бок.       Всплывали и выныривали на волнах множественного оргазма, со стонами и покрикиванием. Кажется, омега даже плакал. Или нет. Не важно.       Когда разомкнулись, лежал тихо. Омега поднялся, сходил в душ, вернулся, лег. Уходить не спешил.       - Нормально? – спросил альфа.       Дин кивнул. Альфа взял его за руку, указывая на кровоподтеки на запястьях:       - Или надо было погорячее?       - Как захочешь, – вздохнул омега.       - Тогда я свяжу тебя? Минут через пять. Есть чем?       - Найдем, – кивнул Дин отрешенно.       Странноватый омега. С надрывом. С затаенной болью глубоко внутри. Альфа сощурился:       - Ты не боишься, что я окажусь маньяком?       Омега пожал плечами равнодушно:       - Похрен! Полотенце дать?       Действительно не боится! Странный... Ну, да Бог с ним!       Альфа поцеловал омегу в нежные полные губы (охуительные губы!), откинулся на спину расслабленно:       - Не надо. Облизывай!       Секундная пауза. И омега переместился к паху альфы – наклонился, вылизывал начинающий снова напрягаться пенис, рукой перебирал крупные яички, лаская. Омега – что надо! Чудесный!       Альфа развернул партнера сильной рукой, подтянул задницу омеги ближе к себе, запустил сразу три пальца тому во влагалище – смазка, только что не хлюпает! Влажно – охуеть, как горячо!       Ночь будет сказочной и долгой…       Дин явился в субботу ближе к полудню. Тихий, какой-то сосредоточенный.       Константин как раз стоял возле мольберта – начал один из новых портретов. Первые мазки по неясным линиям, прозрачным контурам. Дин подошел, обнял Новака сзади, положил голову на плечо. Смотрел, как тот работает. Ничего не говорил. Вздыхал только.       Кас решил тоже приобнять парня, отложил палитру, провел тому по пальцам нежно, хотел, чуть развернувшись, дотянуться до губ. Ему похрен, кого целовали ночью эти губы!..       Нет, неправда, НЕ похрен. Но что он мог поделать?       Повернул лицо, скользнул взглядом по ладоням Дина… Черт! Кровоподтеки на запястьях – то ли от наручников, то ли от веревки. Дин среагировал моментально – натянул рукава пуловера на запястья, вздохнул. Сам взял лицо Новака ладонями, поцеловал в приоткрытые губы долгим ласковым поцелуем.       - Помнишь, о чем мы договаривались?       Новак догадался, о чем именно напоминает Винтер. Он помнил – кивнул.       Нет, он не укажет Дину на дверь – он без Дина уже не может. Но и чем помочь, не знает. Винтер еще немного почитал в его растерянных глазах, понял правильно:       - Тогда, я – спать, – произнес обреченно.       Дин был благодарен Новаку за все, но обсуждать свою боль не собирался ни с кем.