Мой ангел-2. Богема

      И чего Кас так кипятился? Подумаешь! Дин – омега, через несколько дней от порезов остались тонкие полоски бледно-розовой юной кожи. Скорее всего, даже шрамов не будет. Тело – не душа – затянется...       Дин знал, что это за место. Никогда не был внутри, но этот адрес был известен в узких кругах. Войти, вот, только не решался. Все же что-то еще сдерживало его. Но это пока что – до того момента, когда упадут все внутренние ограничения. Оставалось совсем немного. Еще несколько крошечных шажков, и он будет там. Там, откуда нет возврата.       Свингер-клуб. Эдем – свободная планета, раскрепощенная. Даже, порой, распущенная, если знаешь, где искать.       Наконец, подошел Роше! И ни опоздал ни на минуту, скотина! Никогда не дает шанса передумать.       - Рад, что ты решился, – улыбался он, по-хозяйски приобняв Дина за плечи: – Идем?       Здесь на входе не называют имен, но войти можно лишь с кем-то, кого привратник знает в лицо. Себастьяна он знал.       - Можешь надеть маску, – произнес Себ, когда вошли.       Черная полумаска с прорезями для глаз – прям, «Мистер Икс» какой-то! Это вместо спецодежды. Карнавал в детском саду, блин! Уже в холле их встретили такие же особи в масках – люди, альфы, омеги. Здесь все равны – здесь-то уж точно!       Хотя, нет, равенство – иллюзия. Здесь не было четкого деления на хозяев и сабов, зато здесь были особые правила для новичков. Если кратко, новички обычно «ходили по рукам». То есть, новичка мог трахнуть любой член клуба или группа лиц – по желанию. Не по желанию новичка, естественно – его-то как раз никто спрашивать не будет! Могут спросить у Себастьяна, поскольку Дина привел Роше. Не у Дина – у новичков нет права голоса, на местном сленге их здесь называют «мясо». И, только по прошествии нескольких недель или месяцев, когда высшая каста клуба решит, что Винтер прошел проверку, он из новичков перейдет выше и сможет сам выбирать себе компанию или «мясо» на вечер.       - Ты тоже проходил такое посвящение? – интересовался Дин, нервно поеживаясь.       Роше улыбнулся:       - Нет. Мне это не нужно, я – один из основателей клуба.       - А-а-а, – протянул омега.       - Не переживай, – Себ провел по щеке Дина пальцами, – ты, с твоим опытом, пройдешь посвящение быстро. Тем более, ты омега и ты не против жесткого секса – ты априори* будешь в фаворитах!       Винтер не против. Он за этим и пришел сюда. И опыта у него – херова туча! Не было бы вашего детского сада мало, ребятки!       - Представить тебя народу? Какое выберешь себе имя? – спрашивал человек, между тем.       - Э-э-э, знаешь, я еще не принял решение. Я хотел бы пока… осмотреться, как у вас тут и что.       - Ясно. Это нормально. Тогда идем!       Широкий холл с баром. Пока ничего особенного – были тут люди в масках и без. По большей части, общались, кто-то пил. Одна парочка за барной стойкой обнималась – довольно откровенно – трогали друг друга за попы. На Эдеме такое прилюдное проявление чувств в общественном месте было бы порицаемо, но свингер-клуб, уж точно, к таким местам не относится.       Дальше – несколько комнат паровозиком. Одна с камином и мягкими креслами. Там, за столиком, компания играла в покер. Видимо, на раздевание, поскольку одна девушка уже сидела с обнаженной грудью, как и омега с обнаженным торсом. Оба в масках.       Следующая – с диванами по кругу, где тоже сидело несколько пар и нежно ворковали, беззастенчиво зажимаясь.       И еще одна – с водоемом. То ли большое джакузи, то ли маленький бассейн. Возле отдыхало несколько человек, а в воде плескалась девушка (или бета), полностью обнаженная. К ней уже прицеливался мужчина, присевший на край водоема и опустивший в воду ноги – в намокших брюках у него стояло.       У Дина мелькало в глазах и увлажнялось в паху. Себастьян с кем-то здоровался, кому-то махал рукой, кого-то похлопал по попке. Если ему задавали вопросы, он отвечал что-то вроде «это – потенциальный новичок», не представляя спутника по имени.       Роше взял Дина за руку:       - Мне сказали, что сейчас как раз разыгрывают новичка – посмотрим?       - Разыгрывают? – не расслышал Дин.       - Да, – пояснял Себ, увлекая омегу за собой: – Сказали, ее привел партнер – они решили разнообразить отношения. Ты ж не думал, что все члены клуба – одинокие холостые ебари, вроде меня? Многие приходят парами или тройками. Даже добропорядочным гражданам иногда нужна встряска. А разыгрывают, кто кому достанется, по-разному. Иногда это денежный аукцион, иногда что-то вроде спортивного соревнования – армрестлинг, например. Сегодня – интеллектуальный конкурс, викторина. Кто ответит на большее количество вопросов, заберет новичка себе.       Викторина, блин! Детский сад – старшая группа!       - Кто это решает?       - Тот, кто привел.       - А каким способом ты продашь меня? – хмыкнул Дин.       - Думаю, за деньги. А вырученную сумму отдам тебе, как бонус. Лишний заработок тебе, я думаю, не помешает… О, смотри, уже начали!       В одной из комнат находилось несколько человек. На возвышении стояла девушка – в маске, и, кроме маски и лакированных туфель, на ней больше ничего не было. По виду, совсем юная, растерянная – не знала, куда девать руки. Ах, да, еще на ней был ошейник – рабья униформа, знак принадлежности к "мясу".       Претендентов – трое. Парень – видимо, партнер девушки, муж – зачитывал вопросы. Претенденты отвечали. Детство! Остальные люди, как и Дин с Себом, глазели, улыбались, поддакивали.       Один из претендентов – высокий, мускулистый самец, быстро отпал, нежно обнял кого-то другого и покинул помещение. Ничего, победит в следующий раз в армрестлинге. Двое других шли бровь в бровь. Наконец, кто-то из старших членов клуба прервал торги, предложив «не обижать ни одного из двух замечательных интеллектуалов», предоставив «мясо» им обоим. Присутствующие выкрикивали одобрительно, претенденты тоже согласились. У девушки не спрашивали – Дину показалось, что она задрожала. Видимо, никогда еще не была с двумя партнерами сразу. Если эта ситуация и смутила ее мужа, то лишь на миг – девушка глянула на него жалко, полными слез очами, но он согласился с мнением окружающих и бросил листочек с вопросами в камин.       Девушке пристегнули к ошейнику цепь и повели ее куда-то – оба. Как обезьянку на поводке. Дин поежился снова:       - Я думал, они ее прямо здесь…       - Это по желанию. Тут много боковых комнаток, где можно уединиться. Они закрываются изнутри, знаешь, как в туалете – закрываешься, а с той стороны – красный сектор в прорези. Чтобы видно было, что занято. Удобно, не правда ли?       - Ясно, – кивнул Дин, – как в туалете.       Он и чувствовал себя, как в огромном, дорогом, стильном общественном сортире. Еще чуть-чуть, и запахнет, как в нем.       Себ не расслышал иронии в голосе спутника и продолжал:       - Тут есть комната и для хардкора. Посмотришь?       - Показывай уже!       Прошли. Комната, похожая на игровую у Хопкинса. Только игрушек больше и дверь открыта для всех. Вот все и заходили. Сейчас тоже, кто-то из вошедших, розгой бил сидящего на полу прикованного омегу в ошейнике – бил нещадно. Тот закрывался руками, скулил, на спине и плечах выступила кровь.       - Эй, вы, полегче! – прикрикнул Роше.       Дин был чернее тучи:       - Этого тоже продал партнер?       -Ну, да, – кивнул Себастьян спокойно.       - И сколько ему еще терпеть?       - Пока тот, кто его привел, не решит иначе. Или кто-то из высшей касты не снимет наказание.       После выкрика Роше, парня перестали бить, отстегнули цепь от стены и повели, вытирающего слезы, куда-то по коридору.       - Тоже трахать?       - Скорее всего, – согласился Себ, – они для этого сюда и приходят...       - Ясно.       - Дин, может, мы с тобой тоже уединимся где-нибудь…       - Позже. Возможно. Мне надо сделать звонок. Конфиденциальный.       - Я подожду тебя в холле.       - Ага, – Дин вышел на улицу. Ему срочно нужен был кислород!       - Эн? Здравствуй! Я позвонил сообщить, что не приеду сегодня… Нет-нет, ничего не случилось. Просто, мне мало того, что можешь дать мне ты – я говорил тебе, Эн… Я в клубе, – Дин назвал адрес: – Нет, я еще не принял решение... Да, так и сказал им об этом… Эн, какой в этом смысл? Мне мало, я… Хорошо, я жду. Проклятье! – выругался Дин сердито, сбрасывая вызов.       Вот, нахрена, спрашивается, он позвонил? Ведь заранее мог догадаться, что Энтони будет отговаривать его вступать в свингер-клуб! Найдет нужные слова и аргументы, против которых Винтер ничего не может противопоставить. Умен, подлец – этого у Хопкинса не отнять!       Ну, ничего – это пока что! Если Дин решит, никто не сможет развернуть его «лыжи» в обратную сторону. Ни один человек во Вселенной!       ...Нет, один мог бы, но он не станет – он единственный, кто мог бы повлиять на упрямого, как стадо мулов, омегу, но…       Тьфу ты! Надо перестать думать про Сэма, иначе можно с ума сойти! Сэма он потерял навсегда – лучше будет для всех, если Дин просто примет этот факт, как свершившийся.       О чем это он?.. Ах, да, сегодня он подчинился, но что помешает ему вернуться сюда, с Себастьяном или без него, через неделю? Никто и ничто!       Вот и машина!       Роше, выглянувший из дверей клуба, чтобы посмотреть, куда запропастился Винтер, видел, как омега садился в воздушное такси.       - Эн, я не предъявляю претензии, просто, не кажется ли тебе, что я уже вырос из…       Хопкинс качал головой:       - Дин, мужчины никогда не вырастают настолько, чтобы…       - Эн, не надо сейчас философствовать, ты прекрасно понимаешь, о чем я, – спорил омега.       - Понимаю, – Хопкинс вздохнул, – тебе там настолько понравилось?       - Нет. Мне там не понравилось. Этот парнишка…       Дин замолчал. У него перед глазами стояла картинка с тем омежкой, которого хлестали розгами, и его руки, которыми он пытался прикрыться. А потом его, заплаканного, повели трахать, как скотину. А еще та девушка – молоденькая, и тоска в ее глазах… Еще год назад Дин Винтер, видя такое, плюнул бы, выматерился и ушел, не оглядываясь. А сегодня…       Себ сказал, что многих новичков приводят их партнеры. Люди, которые, как они думали, их любят. Те, кому они доверяли. Если ЭТО любовь, то он ничего не понимает в любви. Может, никакой любви и нет вовсе?       Когда Дина драли толпой во время последних течек, у него не было выбора. Точнее, выбор всегда есть, но у течного омеги без постоянной пары выбор минимальный. Когда желание близости перекрывает чувство самосохранения, а мозг куда-то улетучивается, стандарты сглаживаются, а воля угнетена. Массовая оргия в эти часы имеет мало общего с любовью – тут чистейшая физиология. Это – причина. Даже то, что Дин согласился на съемки в порно, имело, если не причину, то, по крайней мере, отмазку – безденежье и отчаяние сподвигли его на это.       А что движет людьми, толкающими своих возлюбленных в объятия незнакомцев? Любопытство? Скука? Испорченность? Цинизм?       Любовь или ее полное отсутствие? Скорее, второе.       Тогда, Дин скорее поверит в искренность чувств Джессики, чем тех людей, которые отдают своих любимых за победу в викторине. Джесс – капризная и самовлюбленная кукла, но даже она не хочет делить Сэма ни с кем…       Тьфу ты! Не думать про Сэма!       Дин нахмурился. Хопкинс наблюдал за мимикой Винтера, за сменой эмоций на его лице. Знал он, о чем думает Дин, или не знал – не известно. Может, чувствовал? Ведь Хопкинс точно знал, что любовь существует. Даже если она не окрыляет. Даже если от нее – нестерпимо больно!       - Хорошо, – проговорил Энтони, не сумев сдержать легкого раздражения (упрямый мальчишка!): – я дам тебе больше.       - Эн, это несерьезно, – отмахивался Винтер, – ты сам говорил про свои незыблемые принципы: безопасность, разумность…*       - Дин, пока ты не научишься слышать людей, они не будут слышать тебя. Я – альфа, я даю тебе слово, а слово альфы – закон! Через полчаса ты получишь то, что ищешь. А если тебе и этого будет мало, я не буду тебя останавливать через неделю. Договорились?       - Ладно! – Винтер тоже раздражался.       Упрямый старик! Но, в одном он прав – через неделю Дина уже никто не остановит!       Конечно, Энтони знал настоящее имя этого человека, но никому не называл. Хочет человек конфиденциальности – Хопкинс это уважал. Представил, как обычно, Азазелем. Саба, пришедшего с ним, не представлял совсем – пока они в образе, саб не имеет имени и всецело принадлежит своему хозяину. Захочет хозяин – сам представит его, не захочет – будет безымянным.       Азазель – человек. Невзрачный, неопределенного возраста, непримечательного телосложения. В толпе таких же двуполых его могли отличить разве что необычные глаза – желто-карие, странные.       Его Саб – омега, молоденький, чуть старше двадцати, светловолосый, светлокожий, светлоглазый. Не парень, а бледное привидение.       Желтоглазый развернул свой саквояж на столе – антисептик, иглы, нитки, скальпели, щипцы, еще что-то. Дорожный набор инквизитора, блин!       Дин не задавал вопросов, и это было плохо – это означало только то, что процессы в его голове зашли дальше, чем предполагал Эн. Дин со спокойным любопытством наблюдал, как эти двое переодеваются – Азазель оказался в кожаном костюме: брюки в облипку, жилет и высокие ботинки с пряжками. Саб сбросил почти все, кроме ошейника, ремешка вокруг талии и черных плетеных сандалий, красиво подчеркивающих стройные ноги.       Раздели Дина – полностью, догола. Винтер подчинялся безропотно – протягивал руки для наручей, помог закрепить поножи на лодыжках. Растянули между полом и потолком, в любимой уже позе «Х».       Хопкинс меньше всего на свете сейчас хотел бы видеть то, что должно было произойти дальше. Но и уйти не мог – сел в углу игровой в глубокое кресло, подпирал подбородок рукой, чтобы скрыть волнение. Упрямый мальчишка! Ну, что ж, сам нарвался! Может, хоть это его отрезвит?       Азазелю Дин понравился – Энтони это видел. Топ обходил омегу со всех сторон, любовался. Прикасался нежно, гладил идеальную кожу – мышцы на спине, плечи, бедра. Не удержался – огладил легонько упругие ягодицы, скользнул между ними – Дин немного заволновался, сжал пальцы в кулаки. Хорош, зараза! Ах, как хорош!       Понравился ли Дин сабу, никто не понял, да и не интересовался – во время сессии хозяин запрещал своей вещи говорить. Боттом лишь молча, в продолжении всей экзекуции, подавал своему топу инструменты, помогал с креплениями и бондажем. И периодически подходил, чтобы Азазель погладил его обнаженные половые органы или поцеловал, стимулируя сам себя и поддерживая атмосферу всего действа.       Сначала Дина пороли – стеком и плетью – ничего нового. Правда, когда хлестал Хопкинс, стек только подогревал и подготавливал кожу, а плеть редко рассекала – в крайнем случае, пара крохотных бусинок крови.       Азазель бил более жестко. А потом еще и взял хлыст – длинный. Чтобы замахнуться им, требовалось отойти в дальний угол комнаты. Хопкинс вздрагивал даже не от ударов хлыста по спине Дина, а от тонкого, еле слышимого на грани восприятия, свистящего звука. Хлыст рассекал воздух и четко, с равномерным захлестом, ложился поперек торса Дина – нередко рассекал кожу. Парень тоже вздрагивал, звенел цепями, вцеплялся в них пальцами, натягивал, но молчал.       «Вспомни про стоп-слово, Дин», – мысленно впервые попросил Энтони, когда хлыст особенно удачно охватил спину и грудь омеги и, со звуком «сшвоу!», замкнул круг на спине – с другой стороны.       Дин сосредоточенно молчал.       - Стоп-слово никто не отменял, – тихонько произнес Хопкинс, не размыкая зубов и не убирая руку от лица.       - Энтони, – желтоглазый повернулся к нему с улыбкой демона, – если будешь вмешиваться, я попрошу тебя выйти. Мы договорились, помнишь?       - Прости, Азазель, больше не повторится.       Черт бы их всех подрал! И этого упрямого мальчишку тоже!       Пока Дин восстанавливал дыхание, топ целовал своего саба. Бледный омежка, невзрачный, лет двадцати трех, не больше, по телу – татуировки и шрамы. В пенисе – толстое, в палец, кольцо, продетое в головке через уретру. Массивное – кольцо явственно оттягивало пенис вниз и колыхалось при ходьбе. Топ иногда прикасался к органу саба, гладил его и тянул за кольцо, продев в него палец – Хопкинс в это время морщился в своем углу.       Азазель отложил хлыст. Взял веревку. Саб помогал ему с бондажем. Подвесили. Крепкий бондаж, профессиональный, добротный – Хопкинс внимательно следил за качеством – ЕГО Дин не должен получить травму. Но различия с бондажами Энтони были – Дину не только спеленали грудь, но и подтянули к груди колени – плотно, не двинуть. Развели пошире. Руки заломили за спину, привязали отдельной длинной веревкой – при необходимости их можно было подтягивать вверх, как на дыбе, причиняя сильную боль. Мужские половые органы перетянули – это сделал саб. Ласкал Дину пенис, добиваясь полной эрекции, а потом перевязал его вместе с яичками отрезком тонкой веревки, пережимая сосуды, чтобы кровь не могла отлить из него. Теперь, главное, было следить за временем – в таких бондажах нельзя находиться долго – это опасно.       Топ проверил крепления – надежно. Подтянул руки Дина выше – омега зажмурился, задышал шумно и часто – больно.       - Хорошо, – подытожил Азазель, ослабляя веревку, – отсасывай у него, – скомандовал боттому.       Тот молча принялся за дело – подсел под Дина, взял в рот его налитый кровью член. Помогал рукой – ласкал по всей длине, гладил, нежно перебирал перевязанные блестящие яички. Дин начал постанывать от удовольствия. Тек. Азазель взял фаллоимитатор со стены – самый толстый, с пупырышкам и изогнутой головкой. Медленно ввел во влагалище омеги – Дин выгнулся бы, если бы крепления пустили. Стонал в голос, слегка покручивая задом. Облизывал губы, прикрыв похотливые глаза.       Хопкинс смотрел, как трахают ЕГО Дина. Не пенисом – нет. Договор с Азазелем однозначный – Азазель Дина не получит – Энтони не собирался ни с кем делиться. Не сможет терпеть, пусть вытрахает своего саба! В любой момент, какой сам выберет. Как всегда! И хоть десять раз.       Сам Энтони едва сдерживался. Крупные органы альфы налились в брюках так, что ноги немели от тесноты и отлива крови. Весь пах неприятно пульсировал. Дилдо трахает его Дина – по полной! Смазки много – дилдо входит легко, а выходит с хлюпающим звуком. Дин пахнет одуряюще призывно! Ему хорошо, и он хочет большего! Но это пока что. Азазель не позволит ему кайфовать долго. А еще этот сабчик – старательно мусолит Дину пенис, втягивает, чмокает бордовой головкой, как леденцом. Помогает рукой, а другой яростно дрочит себе. И тоже течет – смазка капает на пол. Крышесносный коктейль из феромонов двух изнывающих желанием омег!       Азазель двигает фаллоимитатором сильнее, ускоряет темп. Саб ускоряет свой минет. Винтер корчится от удовольствия и невозможности кончить. Топ ускоряется еще – резко долбит Дина в жаркое нутро, таранит, подкручивает, бьет головкой игрушки по простате. Дин не просто стонет – скулит, забывая вдыхать. И, в этот самый момент, Азазель неожиданно подтягивает вверх его заломленные за спину, крепко стянутые, руки.       Дин вскрикивает, выгибается, пытаясь подняться выше, но это невозможно. И теперь уже корчится от боли. Страдание перекашивает его красивое лицо. А дилдо продолжает вбиваться в него, головкой жестко проходясь по простате. И саб внизу отсасывает так, что щеки западают, и кольцо в его пенисе описывает широкие нервные круги, когда рука дергает ствол. Боль и наслаждение. Желание, которое невозможно удовлетворить – запредельное, уже стучащее в ушах, в покрасневшей от напряжения шее. Дин кусает губы – свои прекрасные губы – безжалостно, до крови.       А Азазель не дает опомниться – подтягивает веревку еще выше – Дин кричит.       «Стоп-слово, Дин!» Но омега молчит упорно, скрипит зубами. Пот катится градом по лицу. Упрямец!       Топ держит его на высшей точке, пока того не начинает крупно трясти.       Отпускает. Вынимает игрушку. Рывком, за ошейник, поднимает с корточек саба – тот выпускает член Дина с громким чмокающим звуком. Трет дилдо, перемазанным смазкой Дина, по промежности своего омеги. Двое целуются – лобызаются грязно, с языками, пока Дин безвольно опустил голову, пытаясь отдышаться. Он не удовлетворен – страшно, как никогда! Внутри все горит. Член и яички горят. Пылают плечи и руки, ноги затекли. Хочется плакать и… умолять, чтобы трахнули.       - Эн? – Азазель отрывается от заслюнявленного рта своего боттома и вопросительно поворачивается к Хопкинсу.       Тот качает головой и коротко отвечает:       - Нет.       - Тогда сам!       - Нет, – снова отвечает тот твердо.       Энтони не будет делать этого при ком-то. Ни разу больше не делал этого с тех пор, как его освободили от рабских оков и унижающих человеческое достоинство представлений-сцепок. Никогда!       - Как скажешь, – пожал плечами топ, – тогда я сделаю так, чтобы даже соблазна не осталось вставить ему. Как хорош! Удержаться невозможно! Я начинаю, Эн! Уверен, что не хочешь?       Энтони уже ни в чем не был уверен. Разве что Дин попросил бы остановить сессию. Но мальчишка молчит, а это значит, что все продолжается.       Его развязали. Дин обессиленно опустился на пол, разминал затекшие руки и ноги. Кажется, незаметно вытер слезы. Или пот – Хопкинс не был уверен.       Пока Винтер восстанавливал кровообращение, Азазель целовался с сабом и трахал его пальцами. Тот призывно расставлял ноги – пальцы хлюпали в смазке. Саб постанывал топу в жадный рот.       Но пауза – не долгая.       Дина подняли и положили на козлы животом вниз. Закрепили руки и ноги под козлами – плотно. Освободили от веревки член и яички, осторожно расправили их по заднему треугольнику подставки. Омега ожидал новой порки. Или того, что его возьмут-таки сзади – Азазель или Энтони. Или даже татуированный саб. Очень хотелось! Топ даже вставил пальцы Дину во вход и поелозил там, проверяя. Но произошло другое:       - Надрачивай ему, – приказал боттому.       Что он тут же начал исправно исполнять. Взялся рукой за член Дина, свисающий вниз – двигал, обжимал, стискивал.       Дин выставил зад, мечтая о долгожданной разрядке. Азазель чуть вытянул складки влагалища омеги, и так уже предельно набухшие и с ярко розовыми краями. Надел перчатки, обработал складки антисептиком – в игровой запахло лекарствами. Взял изогнутую хирургическую иглу, наклонился к Дину:       - Я бы выебал тебя, но твой топ не разрешает. Жадина! Поэтому сегодня ты не достанешься никому. Сейчас я начну, а прекращу, только если ты кончишь. Постарайся для меня, сладкий!       Обошел сзади и…       Дин заскулил, кусая кожаное покрытие козел. Игла вошла в одну половую губу, пробила ее край насквозь и прошла через другую, соединяя их сталью воедино.       «Ну же, Дин!» – мысленно молил Хопкинс, но не слышал заветного слова. Да, что ж это, мальчик?       Желтоглазый протянул через половые губы нить, натянул ее несильно. Дин дышал рвано, пальцы рук сжимались и разжимались. Саб надрачивал его член рукой, а когда топ отодвинулся, натягивая нить, начал помогать и ртом. Классный минет, если бы не боль!       Азазель подождал. И наклонился снова. Дина крупно колотило. Его попа пыталась уйти от руки, но его тело зафиксировали плотно – сильно не поерзаешь. Избежать пытки не выйдет.       Садист снова взялся пальцами за складку, окружающую скользкое от смазки влагалище. Игла пронзила ее, а потом и другую – вышла, волоча за собой нить, испачканную кровью. Дина трясло, он подвывал тихонько в мертвую кожу козел, которую сжимал зубами.       «Ну же, Дин!!!» Бедный мальчик…       Саб тянул, дергал и сосал его напряженный член. Азазель тянул нити. Наслаждение и боль. Желание бежать и получить разрядку. И дрожь во всем теле, которую невозможно контролировать. Мозг зашкаливает, горло хрипит и захлебывается! А Азазель продолжает.       Третий стежок. Дин выл, кусая козлы вместе с собственными губами, пальцы рук сжимал так, что ногти впивались в ладони. Дергал руки и ноги, звеня карабинами и не в силах сдвинуться хотя бы на сантиметр.       «Ну ЖЕ!!»       Топ продел иглу, медленно протянул сквозь отверстие нить, окрашенную в красное, соединил концы нити – половые губы стянулись в виде окровавленного сморщенного бутона.       Слезы покатились по красивейшему лицу, брызнули из прекрасных несчастных прозрачно-зеленых глаз…       - Баста!!!       - Что? – Азазель повернулся к креслу Хопкинса.       - Баста! – повторил Энтони: – Хватит! Стоп!       Саб остановился, выпустил пенис Дина из пошло-рассосанного рта. Азазель выпустил из рук нитки и сделал шаг в сторону, заметно расстроившись.       Освобождали Дина все вместе – Энтони помогал. Три стежка! Хопкинс выдержал только три стежка! А сколько собирался терпеть Дин? Сколько их планировал сделать этот демон, чтобы полностью зашить влагалище омеги? Или пока тот не кончит – КТО вообще в состоянии кончить в такой обстановке?! Или Дин сам тоже надеялся на это? Но – зачем?!       Винтера сняли с козел – он сполз на пол, вытер лицо. Зачем-то прижал ладонью все еще эрегированный пенис – к влагалищу не прикасался. Хопкинс взял ножницы и срезал нить, чтобы никто, не дай Бог, случайно не наступил на ее неосторожно валяющиеся на полу концы. Дин вздрогнул от щелкающего звука.       - Идем, – Энтони бережно поднял омегу с пола, обнимая за торс и поддерживая под локти.       Дошли до спальни – ноги тряслись и заплетались. Эн уложил Дина на кровать, развел колени.       - Потерпи немного, – попросил нежно.       Срезал нити, вытягивал их осторожно по кусочкам, стараясь не причинять лишней боли. Дин все это время не издавал ни звука.       Обработал ранки, завернул омегу в одеяло – запеленал, как младенца. Дал теплое питье. Прилег рядом, не раздеваясь, обнял, прижал к себе бережно. Молчали.       Эх, мальчик! За что ж ты так с собой?       По всем правилам, Энтони должен был тут же отказаться работать с тем нижним, который сам себя лишил возможности использовать стоп-слово. Но это же Дин! Стоит только заикнуться об этом, как он встанет и уйдет навсегда. И вернется в тот гребаный клуб! Или вляпается во что-нибудь еще похуже! Дин на грани – и это не актерская игра. Не каприз избалованного ребенка, не поза, не манипулирование и не бзик. Дину больно, и он ничем не может утолить эту боль.       Если ничего не предпринять, Дин, в конце концов, погибнет. И ни Энтони, ни один другой человек в мире не смогут этому помешать.       Эх, Дин! Эх, мальчик!..       Дин ненадолго уснул. Проснулся, вздрогнул, прислушался:       - Мальчик кричит, – произнес тревожно.       Хопкинс вздохнул:       - Почему ты беспокоишься о других и совсем не жалеешь себя?       Энтони так и лежал рядом, одетый. Обнимал спеленатого омегу, похожего на куколку, которая вот-вот превратится в изысканную бабочку.       Дин слушал, выпростав из одеяла руки-крылья:       - Там все нормально?       Энтони провел пальцам по его слегка небритой щеке:       - Нормально. Они партнеры по жизни. Супруги, понимаешь? Поэтому, чем они занимаются и как – их личное дело… Ладно, пойду прикрою дверь.       Встал, нехотя преодолел участок коридора. В приоткрытую дверь видел, как на том же крюке в потолке уже подвешен саб в бондаже, а Азазель берет его сзади – втрахивается жестко. В кожу под лопатками саба-омеги вставлены кольца, в них вдеты веревки, которые топ натягивает, как вожжи. Кровь тонкими струйками стекает по спине, капает на светлый пол.       Саб стонет. А при натяжении вожжей и при особенно резком протаранивании своих половых органов, вскрикивает.       Энтони прикрыл дверь – звук стал почти неслышным. Вернулся.       - Все хорошо? – волновался Дин.       Хопкинс немного сердился:       - Конечно, дорогой. Потрахаются, приберут за собой и пойдут спать в гостевую – адрес они знают.       - Хорошо, – омега прилег на подушку, рукой обнял старого альфу. Заглянул в глаза: – Хочу тебя.       Ну, что ты будешь с ним делать! Хопкинс вздохнул тяжко:       - Может, не в этот раз? Больно будет.       - Не больнее, чем было до этого. Хочу твой узел, – расстегивал альфе сорочку, гладил жесткие седые волосы на груди.       - Уверен? – у Энтони уже стояло.       - Абсолютно! Я так и не кончил.       - Может, я продлю пытку и не дам тебе того, что ты…       - Та не сможешь, – улыбнулся Дин мягко, – ты не будешь ко мне НАСТОЛЬКО жесток…       Конечно, не будет. Никогда!       Энтони не будет с Дином жесток, потому что у него есть сердце.       *Сноски:       * Априо́ри (лат. a priori — буквально «от предшествующего») — знание, полученное до опыта и независимо от него (знание априори, априорное знание), т.е. знание, как бы заранее известное;       * Безопасность, разумность, добровольность – отсылка к базовым принципам БДСМ.