Опер Haute Сouture

Нехорошее предчувствие охватило прямо с порога. Клетка была пуста. — А где Степанцов? — Саша подошёл к окошку дежурного и кивнул на решётку. — Ну, этот… Дебошир утренний. Куда его определили? Олег опустил телефонную трубку на аппарат, недовольно посмотрел на осиротевший «обезьянник», затем, поверх очков, на нависшего над ним Сашу. — Никуда. Глухарёв его отпустил. — Как так? — растерялся Саша. — Как это отпустил? Под подписку, что ли? — Саш, я не знаю, — развёл руками Олег. — Он твоего «клиента» в допросную забирал, а потом вывел и отправил на все четыре стороны. Да ты сам у него спроси, он, по-моему, у себя сидит. Твою мать! Да что за херня?! В кабинет начальника следствия Саша ворвался без стука. — Сергей Викторович, где Степанцов? Ты его что, отпустил? Какого… — Оу-оу-оу! Александр, сбавь обороты, — Глухарёв отложил надкусанный бутерброд и отодвинул подальше исходящую паром кружку. — Успокойся… — Успокойся?! Что значит — успокойся? Где мой задержанный? — Я сказал, тормози! — рявкнул Глухарёв. — Сядь! Сядь, говорю! Громкий окрик сработал подобно удару хлыста — Саша немедля опомнился. Карпов недаром ел свой хлеб: за время, проработанное под его руководством, Степнов успел накрепко усвоить несколько простых, но важных правил. Одно из них звучало примерно так: ты можешь обращаться к начальнику по-простому, можешь спорить, можешь даже возражать, но ты никогда и ни при каких обстоятельствах не будешь ничего предъявлять. Объясняй, доказывай, спрашивай, если чего-то не понял, но предъявы и гонор оставь для равных. Начальник не твой приятель, а потому не зарывайся — огребёшь по полной. Сдерживайся и думай, с кем говоришь. Выдержку и умение владеть собой Стас ценил высоко и личным примером демонстрировал преимущества подобного поведения. Хладнокровие и способность собраться не раз выручали его из неприятностей и помогали найти выход там, где, на первый взгляд, найти его было невозможно. Стас расчётливо отступал, если того требовала ситуация, не пытался перешибить обух плетью и, подобно талантливому полководцу, не боялся потерять в малом, чтобы всегда выигрывать в главном. Карпов умел ждать и побеждать. Саша мечтал стать таким же. Он постарался представить, как в подобной ситуации повёл бы себя Стас, присел на стул и повторил вопрос, холодновато и подчёркнуто вежливо: — Товарищ майор, я могу узнать, что происходит? Скажите, что с задержанным за драку на Парусном? — А нету никакого задержанного, — вытирая руки куском туалетной бумаги, невозмутимо ответил Глухарёв. — Дело не возбУждено. Миронов, который якобы потерпевший, заявление подавать не будет. А на нет и суда нет. — Да как же так?! — вновь не сумев сдержаться, подхватился со стула Саша. — Как нет? Там же тяжкие… — Господи, да что ж ты резвый-то такой, а?! — в сердцах хлопнул ладонью по столу Глухарёв. — Скачешь как кузнечик. Сядь! Какие тяжкие, Саша? О чём ты? Боевиков пересмотрел? Или ужастиков? Там даже сто пятнадцатую не пристегнёшь — лёгкий вред здоровью. — Лёгкий?! — возмутился Саша. — У Миронова башка пробита! Там вся кухня кровищей заляпана была! — И чего? Ну, заляпана, и что? Рассечение кожи головы и лёгкое сотрясение. Могло быть тяжёлое, если бы были мозги. А так как мозгов в его дурной черепушке нет, то и сотрясение — лёгкое. Табуретка по касательной прошла, череп не повреждён. Врачебное заключение показать? Ну так, чисто по дружбе? — Не надо, — расстроено покачал головой Саша, понимая, что Глухарёв прав, и дела, скорее всего, не будет. — А Миронов?.. — А что Миронов? — тоном ласкового дядюшки переспросил Глухарёв. — Швы наложили и восвояси отправили. Заявлять он отказался: не по-пацански, мол, кореша мусорам сдавать. Так что вот такие пироги, Сань. Я, конечно, сочувствую, но не судьба тебе сегодня «палку» срубить, увы. — Ладно, я понял, — покусав губы, Саша поднялся со стула и направился к двери. — Извини, что вот так ворвался. Был неправ. День сегодня какой-то… дурацкий… — Да ничего, Санёчек, — Глухарёв проводил его снисходительной улыбкой, такой же ненатуральной, как колбаса на его бутерброде. — Не расстраивайся. Наловишь ещё супостатов, какие твои годы. *** — Саш, привет. Чего не в духе? — Степнов, как дела? Чем недоволен? Проблемы? — О, Санёк! Здарова! Чего хмурый-то такой? Бредущий по коридору Саша только отмахивался от летящих со всех сторон вопросов. А что отвечать? Отстаньте, без вас тошно? Не будешь же объяснять всем и каждому, что в твоём личном календаре всякий день значится, как «Пятница, 13-е». Да и не хотелось, по правде говоря, ничьего сочувствия. Соболезнований Глухарёва выше крыши. Может, сегодня в атмосфере разыгрались какие-то особо свирепые магнитные бури, ну или звёзды стали раком — кто знает? — но день, похоже, не задался не только у Саши. На самом опасном участке маршрута «кабинет Глухарёва — оперская» из-за двери начальника СКП послышался раскатистый рык, а через мгновение оттуда, как пробка из шампанского, вылетел взъерошенный Антошин. Не замечая ничего вокруг, он задел Сашу плечом, пулей пронёсся по коридору и скрылся за ближайшим углом. Саша проводил его понимающим взглядом, повернулся и едва не столкнулся с вышедшим на порог Карповым. — Степнов, зайди, — холодно отчеканил Стас, вернулся в кабинет, а Саша закатил глаза к потолку. Ну вот, пожалуйста. Из огня да в полымя. Чёртова невезучесть! Саша настроился на неприятный разговор, однако Стас не спешил с разносом. Прохаживаясь взад-вперёд за спиной сидящего за столом Степнова, он молча выслушал доклад и замер у окна, без интереса разглядывая двор. — Отпустил, значит, Глухарёв… Ну что ж, — поздравляю. План раскрываемости ты завалил… Иди. — Как, иди? — удивлённо повернулся к нему Саша. — А… А выговор? За такое же выговор положен… — Степнов, я смотрю, тебе победы в конкурсе неудачников недостаточно? Ты ещё и на Гран-при нацелился? Вали отсюда, пока я добрый! Дополнительных объяснений не потребовалось. Подхватив лежащую на столе папку, Степнов живо вымелся из кабинета. Стас посмотрел ему в след и вновь повернулся к окну. День, что начинался так неплохо, стремительно терял привлекательность. Позвонила мать: у племянника опять какие-то проблемы с учёбой. Зимина, высказавшая своё «фе» по поводу избитого в допросной барыги, просравший все сроки по отчётам похмельный Антошин. А теперь ещё и Степнов. Упрекнуть парня было не в чем: свою работу он выполнил «от» и «до». Окажись дежурным следаком Тарасов или, на худой конец, Черенков, «палка» была бы у старлея в кармане. Но на его беду разбирать ситуацию выпало Глухарёву. В отсутствие состава преступления Стас не верил, как не верил и в мягкосердечие Глухарёва. Дошлый майор любил время от времени поиграть в доброго полицейского и некоторые из дел весьма ловко сводил к примирению сторон или вовсе отказывал в возбуждении, демонстрируя тем самым окружающим лояльное отношение к подозреваемым и свой недюжинный дипломатический талант. Но только не в данном случае. Карпов не хуже него разбирался в тонкостях процедуры и успел кое-что разузнать о потенциальном кандидате в подследственные. Задержанный за драку Степанцов уже не раз привлекался за хулиганку и был отлично знаком с «обезьянником» в ОМВД «Пятницкий». Таких субъектов Глухарёв не жаловал и без убедительных причин никогда не отпускал с миром. То, что Степанцов избежал наказания, означало только одно — причина у Глухаря появилась. Резоны начальника следствия лежали на поверхности и казались банальнее ситцевых трусов — бабки. Глухарь, как сказали бы в одном приморском городе, решил сделать знатный гешефт — деньги в обмен на свободу. Ничего нового, следаки нередко зарабатывали подобным способом: сперва маленькие и разовые подношения, чтобы не доводить дело до суда, приостановить, развалить, смягчить. Потом устанавливался твёрдый тариф. С миру по нитке — Серёже на кусок хлеба с маслом. Обычное дело, если бы не… Степнов. За то время, что парень работал в «Пятницком», Стас сумел неплохо его изучить. Хроническая невезучесть сочеталась в Саше с бойцовским характером, а взрывной темперамент с дружелюбием и полным отсутствием злопамятности. Обладая живым цепким умом, Степнов на лету усваивал премудрости оперского дела, а отсутствие опыта компенсировал похвальной наблюдательностью. Он был из тех, кто не боится замарать руки, не страдал идиотскими моральными перекосами (или, как подобное называл про себя Стас — «синдромом Антошина») и не пытался усидеть жопой на двух стульях. Саша никогда не жаловался, но до Стаса уже дошли слухи, что Глухарёв пытается перетянуть новичка на свою сторону, по капле вливая ему в уши яд своей придурочной философии и демонизируя Карпова при каждом удобном случае. Однако, судя по всему, пока его попытки цели не достигли. «И не достигнут, — решил для себя Стас. — Парня я не отдам! Хватит с «золотой головы» и Антошина». «Золотой головой следствия» Глухарёв скромно называл себя сам. Тарасов и Черенков, за неимением лучших кандидатур, звались серебряными. Агапов, на котором висяков было больше, чем блох на шелудивой собаке, слыл головой дубовой. С точки зрения Стаса, отдел следствия вкупе с примкнувшим к труппе Антошиным представлял из себя филиал бродячего цирка, а его руководителю не давала спать спокойно слава корифеев голливудских кинокомедий. Карпову, не гонявшемуся за дешёвой популярностью, никогда не был близок подобный подход к работе, но, по большому счёту, ему было всё равно, как и какими методами Глухарёв добивается результатов. Пока интересы следствия не вступали в противоречие с интересами СКП, Карпов не видел причины нарушать статус-кво, резонно полагая, что худой мир лучше доброй ссоры. Несмотря на зловещую репутацию, Стас по возможности старался сохранять паритет. Теперь хрупкое равновесие оказалось нарушенным, и сделал это никто иной как майор юстиции Глухарёв. Заверни Глухарь поганку лично Стасу, Карпов и бровью бы не повёл: давно привык к мелким пакостям лысого скомороха. Но Глухарь задел то, что ни при каких обстоятельствах задевать не стоило — подставил человека Стаса, мальчишку, который в силу возраста и неиспорченности души, и огрызнуться-то как следует не способен. Любая выходка, считал Стас, должна иметь предел, а подобное нельзя прощать никому, даже несмотря на возможные негативные последствия. *** Глухарёва он встретил в коридоре. Ты смотри, какие мы довольные. Стас давно заметил: когда начальнику следствия улыбалась удача, его гладкая рожа из постной превращалась в умиротворённо-слащавую, и даже лысина поблёскивала как-то по особому благостно. К губам прилипала медоточивая улыбка, а ещё Глухарь, сам того не осознавая, при ходьбе начинал повиливать задом, как баба. Смешно, но сейчас Стасу было не до смеха. — Хороший день, товарищ майор? — Неплохой, — ухмыльнулся в ответ Глухарёв, не распознав подвоха в спокойном, нарочито бесстрастном тоне Карпова. — Ну да, — согласно кивнул Стас. — А дальше, глядишь, ещё лучше станет. С бабками жизнь-то красками заиграет, да, Серёга? — Что? — рот Глухарёва агрессивно оскалился, но надо отдать майору должное: через мгновение его голос вновь приобрёл вкрадчивые, неприятно певучие оттенки. — Не понимаю, о чём ты? — Дурачка из себя не строй. — Стасик, — Глухарёв окончательно сбросил маску благодушия и подошёл к Карпову на опасно близкое расстояние. — Выражения-то выбирай. Ты на что намекаешь? — Какие уж тут намёки? — Стас поднял голову и в упор посмотрел в угрожающе прищуренные глаза Глухарёва. — Степанцову сколько отсрочки дал? Почём нынче свобода? — Слушай, ты… — Глухарёв никогда не праздновал труса, но, в отличие от Карпова, держать удар за годы службы так и не научился. Стоило задеть его самолюбие, надавить на болевые, и долговязый майор вспыхивал, словно порох. Вот и сейчас, заполучив камень в свой огород, моментально вызверился и зашипел, плюясь словами, как ядом: — Чё ты меня лечишь, а? У тебя доказательства есть? Факты? Чё ты тут предъявить пытаешься? Может, мне о твоих тарифах напомнить?! На них уже начали оборачиваться: уж кого-кого, а любопытных в отделе хватало. Стас распахнул дверь допросной, возле которой они остановились, и быстрым, привычным движением втолкнул Глухарёва внутрь. Побеседовать стоило без посторонних глаз и ушей. Подпирая плечом косяк, Карпов разглядывал Глухарёва, чуть склонив голову, с любопытством энтомолога, открывшего новый вид пауков: надо же, какое чудо уродилось. Да он, зараза, ещё и ядовитый? Ткнуть булавкой, чтобы посмотреть, как он смешно дёргает лапами, или сразу заморить — да под стёклышко, для науки? Начальник следствия взгляд не оценил. Небольшой паузы в разговоре ему хватило, чтобы возомнить, будто он своими словами задел Карпова. Глухарёв с независимым видом присел на край стола, засунув руки в карманы, отчего китель перекосило крупными складками. Ничто пока не предвещало изменения в сценарии, и Сергей продолжил атаковать, раз уж так удачно начал. — Что, нечего ответить? Ты же бабки гребёшь как не в себя! Каждого барыгу, каждого коммерса в районе под себя подмял, отовсюду дань собираешь. Строит он тут из себя! Да ты первый, кто задержанных за бабки отпускает! Хотя нет у тебя таких прав! Это я, следователь, лицо процессуальное! — Глухарёв для наглядности ткнул пальцем себе в грудь и продолжил с прежним пафосом: — Я могу отпускать. А ты беспредел творишь да ещё меня взяткой попрекаешь?! — Да ладно, Глухарёв, ты, верно, шутишь? — Стас раздвинул губы в радушной улыбке, обнажив клыки. Улыбнись он так кому из своих оперов — те бы в окно с разбегу сиганули, и решётку собой вынесли, только бы оказаться в эту минуту подальше от Карпова. Глухарёв не так хорошо был знаком с мимикой подполковника, поэтому остался сидеть. — Всем известно, что я тут главный оборотень в погонах. Всех убил, всех зарезал… Но ты-то! Краса и гордость российской юстиции, — Стас только повторил эпитеты, которыми майор полушутя награждал себя, но Глухарёву впервые показалось, что его виртуозно оскорбили. — Ты же у нас эталон, Серёг, и вдруг такой финт ушами? Да и не мог тебе Степанцов много пообещать, сам с «палёнки» на стекломой перебивается. Что ж ты, майор, так дёшево свою репутацию сливаешь? — Ну, Стасик, на твоей-то репутации уже пробу негде ставить, — Глухарёв ещё шире растянул губы в улыбке, радуясь, что противник так легко подставляется. На взгляд Карпова, майору только красного круглого носа не хватало для завершения образа, а так — вылитый клоун, мастер плоских шуток и тупых фокусов. — Да-а, Серёж, репутация — дело такое. Сперва ты на неё пашешь, а потом она на тебя. Я вот подумал: может, вовсе не в деньгах дело? Мало ли бывает, понадобилось что-то. Знаешь, в средние века был натуральный обмен. Ну, там, ресурсы на продовольствие, товар на услугу. Может, ты и с него так взял — натурой? Задетый безмятежным выражением лица Карпова и его издевательски-участливым тоном, Глухарёв взвился и совсем потерял контроль, забыв, кому и что предъявляет. — Да уж кто бы говорил! Натуралист ты наш! Сказать тебе, отчего ты бесишься? Я Степанцова не закрыл, значит, мальчик твой новый «палку» потерял. А у него, небось, план горит. Ну, что, так всё было? Так ты парню «палку» своей компенсируй! Тебе ж не впервой! Думаешь, мне Дэн не рассказывал, как ты к нему подкатывал? Я про тебя столько знаю! Потому что у меня есть настоящие друзья, а ты никто! Кому ты нужен, Карпов? Только и радости в твоей никчемной жизни, что на своих оперов втихую дрочить. Что, даже бляди на субботнике не дают? Или ты совсем теперь не по девочкам? Стас на минуту почувствовал, будто его контузило: краски вокруг поблёкли, стало тихо, словно он резко оглох, а движения сидящего напротив лысого мужика со злым покрасневшим лицом вдруг замедлились, он беззвучно открывал рот, но не доносилось и звука. И так же внезапно всё вернулось, словно в лицо плеснули ледяной водой. Стас даже чувствовал лёгкое покалывание на щеках. Давно он не чувствовал такой чистой и звонкой, без примесей, ярости, так что пальцы зудели, складываясь в кулак. Мало ему проблем с Зиминой и Антошиным, так теперь ещё и этот мудак нарывается. Стас знал, что он в двух шагах от того, чтобы убивать, но начинать с начальника следствия как-то…глупо. Он с трудом перевёл дух. Пистолет… Он оставил пистолет в кабинете. Не знал, что может понадобиться. Хотя нет, что он… Зачем табельным? Можно же просто дать в рожу. Отработанным сильным ударом, мгновенно вырубающим, не раз приходилось утихомиривать разных… Нет, стоп! — Друзья у тебя? — переспросил он. — Это те, что ли, с которыми водку под разговоры «за жизнь» жрать здорово? Или те, с которыми в шахматишки на щелбаны? И что, сильно они тебе пригодились, когда прижало? Ты совсем края потерял? Земля круглая, и она вертится, не слышал? — Ты мне угрожать вздумал, Стас? — Глухарь, возможно, понял, что перегнул палку, но ещё хорохорился. — Угрожать, тебе? Много чести. Смотри, как бы не пожалеть, — впервые Стас посмотрел собеседнику в глаза, до этого взглядом упирался в подбородок, чтобы не выплеснуть лишнего. Глухарёв моргнул, почувствовав себя неприятно. Взгляд напротив был тяжёлым, давящим. — Чего я жалеть должен? Уж не тебя ли? — Поддержки лишишься. Я посмотрю, как ты работать станешь. Очень весело будет. — Да плевал я на твою поддержку! Нахер она мне не сдалась! — Ну-ну, — Стас, наконец, отлепил себя от косяка, — смотри, тебе жить. Я предупредил. — Да пошёл ты! Карпов молча вышел, не оборачиваясь. Ещё один звук, и он вернулся бы прибить идиота. Злость клокотала внутри, требуя выхода. Он вернулся в свой кабинет, но сидеть там оказалось невыносимо. Оставаться в отделе не хотелось, да и в таком душевном состоянии было просто опасно. Садиться за руль? Нет, глупостей делать не надо. Вызвать такси и поехать… Или просто пройтись, проветрить голову? Ладно, домой... Или не домой. По пути решит.