Опер Haute Сouture

— Все свободны. Степнов, задержись. Загремели отодвигаемые стулья: опера поднимались и, негромко переговариваясь, один за другим покидали кабинет. Кто-то, проходя мимо, ободряюще хлопнул Сашу по плечу: — Удачи... Да уж. Удача сейчас не помешала бы. За всю планёрку Карпов лишь раз посмотрел в его сторону, но и этого хватило, чтобы понять — вопросы неизбежны. Ответов у Саши не было: вчера захваченный нахлынувшими воспоминаниями он провалился в сон, так ничего и не придумав, а сегодняшним утром на обдумывание попросту не осталось времени. Рабочий день начался с шуточек и подколок коллег насчёт утраченного «товарного вида», на планёрке же все силы ушли на то, чтобы не повернуться и не заорать на Антошина. Денис сидел чуть в стороне, в торце длинного полированного стола, и физиономией походил на пасхальную писанку: угол рта запёкся коричневой коркой, между бровей — распухло, подглазины обоих глаз украшены роскошными фиолетово-чёрными синяками. Вспомнив, как вчера зарядил ему лбом в переносицу, Саша мысленно поздравил себя с отличным ударом. Он ни секунды не жалел о содеянном и, повторись ситуация, с удовольствием добавил бы ещё, но реальность, увы, была такова — теперь эта грёбаная панда таращилась на Сашу не мигая. Так, будто поставила себе целью прожечь в нём дыру. Или перегрызть глотку. Или, по меньшей мере, устроить свару — прямо здесь, в кабинете, на глазах у ёрзающих от любопытства на стульях сослуживцев. И у Карпова. Мать твою, ну что за дебил! «Уймись, — делая вид, что внимательно слушает Карпова, тщетно твердил про себя Саша. — Уймись, тупоумный ты идиот! Не усугубляй. После разберёмся». Шансов на то, что Стас ни о чём не догадается или спустит случившееся на тормозах, не было ни малейших, но Саша, как заведённый, продолжал повторять «уймись», неизвестно на что надеясь. Впереди, он знал, его ждёт тот ещё разговор. И не был к нему готов. Карпов, как обычно, не утруждал себя вступлениями, и едва за последним из оперов закрылась дверь, сразу перешёл к главному: — Что на Вишнёвой? — Нормально, — ответил Саша, удивляясь, как спокойно и ровно звучит собственный голос. — С управляющим переговорил, всё выяснили. Точка наша. — И? Стас смотрел на него, чуть сощурившись, крутя в пальцах острозаточенный карандаш — от уголков глаз к вискам лучами разбегались морщинки. Губы приоткрыты — обветренные, почему они у него всегда обветренные? — верхние пуговицы рубашки расстёгнуты, обнажая шею и маленький треугольник груди. Блядь, Степнов! Нашёл время! — Наши условия я передал, думаю, проблем с ним не будет. Этот Аркадий Борисович, управляющий — не дурак. С ходу вкурил, что под нашей крышей надёжнее. Я сказал, что откат сам буду забирать, но если ты решишь кого-то другого... — Кто к нему приходил? — грубо перебил Карпов. Прикидываться дальше, будто не понимаешь, чего от тебя хотят, стало решительно невозможно. Весь облик Карпова являл собой предупреждение — в глазах мелькнуло нечто такое, что отозвалось в груди Саши жаркой волной и странной, но вполне объяснимой дрожью. Почувствовав, как теплеют щёки, Саша собрался и незаметно вдохнул. Сейчас ему предстояло соврать. Впервые соврать Стасу. — Да, считай, никто, — Саша вонзил ногти в ладони под столом и посмотрел на Карпова, упираясь взглядом в подбородок — поднять глаза выше не хватало духу. — Два полудурка, рэкетиры бывшие. Откинулись недавно, бабло на нуле. Вот и решили стариной тряхнуть, былые привычки вспомнили… Костяшки сжимающего карандаш кулака побелели. Карпов молча поднялся, сделал пару шагов и остановился у окна, повернувшись к Саше спиной. «Случись нужда, он ведь и карандашом убить сможет», — ни с того ни сего мелькнуло вдруг в голове. Саша почти через силу сглотнул и продолжил: — Я с ними стрелканулся, подробный расклад дал. Они, конечно, гоблины, но на зону даже такое тупое бычьё возвращаться не захочет. Короче, больше они не сунутся, я уверен. Вот и всё. Назад дороги нет. Теперь только ждать. Пользуясь тем, что Стас не видит его лица, Саша закрыл глаза, и отчаянно взмолился, чтобы прокатило. Наскоро сляпанное объяснение было шито белыми нитками, но, может, обойдётся? Пожалуйста... Пожалуйста... Прикосновение чужой руки к шее сработало подобно удару тока. От неожиданности Саша шарахнулся, уворачиваясь — тёплые пальцы, оттянувшие высокий ворот свитера, скользнули по покрытой синяками коже и отдёрнулись, точно обжегшись. Саша вскочил, изумлённо глядя на Стаса. Они стояли рядом, почти вплотную, и Саше казалось, что грохот его зашедшегося в адреналиновом скачке сердца слышен далеко за пределами кабинета. Лицо напротив гранитно закаменело, в углу узкого рта залегла глубокая складка. — Зачем ты мне врёшь? — бесцветным голосом спросил Карпов. — Стас... — Саша потупился. Щёки горели, как от пощёчин. Лучше бы он ударил. — Повторяю вопрос. Кто приходил за деньгами? — Я не... — Правду. Чтоб тебе провалиться, Антошин! Из-за тебя, тварь... Горло сдавило спазмом до тошноты. Извини, Стас. — Я всё сказал, — от стыда и отчаяния вышло глухо и хрипло. Карпов смотрел исподлобья, в упор. Во взгляде не было злобы — только усталость, тяжёлая, как свинец. — Пошёл вон, — на застывшем лице едва заметно шевельнулись губы. Саша вздрогнул и опустил голову. — Стас... — Вон. Тягостная пауза стала невыносимой. Саша развернулся, медленно вышел и, аккуратно закрыв за собой дверь, побрёл по коридору. Напряжение наконец отпустило, и навалилась апатия, гнетущее чувство непоправимости сделанного — опрометчиво, сдуру, ради идиотского представления о взаимовыручке, которая по сути есть не что иное, как круговая порука. Как будто разбилось что-то... Важное, невероятно ценное. Что-то, что ни за что не склеить заново. Такого паршивого утра у Саши давно не было. *** Это утро запомнилось многим. Оперативники Мелешин и Брагин, вызванные в кабинет Карпова вскоре после планёрки, огребли по материальному воспоминанию. Мелешину достался написанный им рапорт, орфографический словарь и оставленная оным словарём солидная шишка на макушке: таким незатейливым способом начальник выказал своё отношение к эпистолярному мастерству подчинённого. Эдик Брагин стал счастливым обладателем собственного протокола. Возвращая ему испещрённый пятнами, остро пахнущий беляшами лист, Карпов выразился предельно лаконично: «Ещё раз в таком виде принесёшь — заставлю сожрать». Кадровичке, имевшей неосторожность зайти обсудить с подполковником графики отпусков, было высказано всё и даже более того. Начальнику снабжения в сочных непарламентских выражениях поставлено на вид отсутствие ручек и достаточного количества бланков в отделе. Следующим по списку оказался комроты ППС, попавшийся на глаза подполковнику в стремительно пустеющем коридоре. К концу доверительной беседы майор Афанасьев выглядел так, будто только что вышел из жарко натопленной парной. После он долго пил воду из-под крана в туалете, а затем и вовсе закрылся в служебной раздевалке, подперев дверь для верности тяжёлой деревянной скамьёй. К потерпевшим вскоре добавились: дознаватель — один, патрульные — два, дежурный — один, а так же весь оперативный состав СКП, не успевший вовремя смыться. «Ураган Карпов» бушевал в отделе до обеда и унёсся в неизвестном направлении, оставив после себя «жертвы и разрушения». — Чё это было, а? — майор Воронов, только вернувшийся из командировки и уже отхвативший взыскание за стрижку не по уставу, поскрёб в затылке и недоумённо посмотрел на Ткачёва. Капитан Ткачёв, которому подполковник посулил инквизицию за неотвеченный вызов по мобильному, флегматично пожал плечами: — По всей вероятности — ПМС... Он единственный догадывался о причине, вызвавшей стихийное бедствие, однако, принимая во внимание щекотливость темы, предпочёл оставить догадки при себе.