Опер Haute Сouture

Для особых гостей Ильяс держал отдельные кабинеты, простым посетителям сюда хода не было. Здесь можно было поговорить, не перекрикивая шум в зале, выпить и закусить без суеты, а в комнатах «повышенной комфортности» ещё и отдохнуть с толком в компании опытных профессионалок. Стасу давно было известно, что ловкий делец от общепита любит время от времени погреть уши и проследить за своей клиентурой. Ильяс сам охотно показал Карпову большую часть хитроумно скрытых приблуд: «жучки», прилепленные в неприметных местах, и замаскированные под детали декора видеокамеры. Особенно охотно, после того как Карпов выказал поразительную осведомлённость о происхождении продаваемого в баре алкоголя и устроил наглядную демонстрацию виртуозного владения садовыми ножницами. Хозяин района и владелец бара довольно быстро нашли общий язык и заключили джентльменское соглашение: Ильяс добровольно и регулярно делится с подполковником информацией, а подполковник, в свою очередь, не вставляет палки в колёса бизнеса Ильяса, закрывает глаза на мелкие прегрешения и без особой нужды не достаёт из кармана «яйцерезку». Свою часть договора Ильяс выполнял без нареканий: посещая его бар — по делу или просто скоротать вечер — Карпов не ждал подвоха. Несмотря на это, он никогда не вёл деловых разговоров и уж тем более не «отдыхал» в здешних комнатах. Потому как на Ильяса надейся, а сам не плошай. Лучше перебдеть, чем недобдеть — собственное негласное правило подполковник соблюдал свято. А вот для приватной беседы место вполне годилось, потому Стас, не долго думая, повёл Сашу в неприметный коридор в глубине бара. Не успел он толкнуть дверь ближайшего кабинета и кивком пригласить Степнова внутрь, как в коридоре, словно джин из лампы, возник сам хозяин «Оргии». Как всегда при виде подполковника маленькие глазки Ильяса беспокойно забегали, а на скуластой физиономии сама собой расцвела радушная улыбка — слишком широкая, чтобы принять её за искреннюю. — Какие люди! — воскликнул Ильяс, спеша навстречу. — Станислав Михайлович! Хаерле кич! Саумысез?* — Салям, Ильяс, — отозвался Карпов и протянул руку, которую польщённый хозяин по обычаю своего народа тут же пожал обеими руками. — Как бизнес? Слухи ходят, у владельцев питейных заведений большие проблемы начались. Проверяющие жестят. — Аллах милостив, — ответил Ильяс, умудрившись вложить в короткую фразу тонну смысла и дав понять, что уловил намёк на грядущую проверку. — Чем могу служить дорогому гостю? Выслушав краткие пожелания и заверив, что всё будет исполнено в лучшем виде, Ильяс исчез в коридоре, ведущем к кухне. Стас вошёл в кабинет и застал Степнова у открытой двери в смежную комнату, в глубине которой можно было разглядеть широченную кровать, накрытую ядовито-розовым покрывалом. Услышав шаги, Саша обернулся, и Карпов увидел в изумлении вздёрнутые брови и распахнутые глаза. Саша улыбался. Немного скованно, словно сам не мог в это поверить, но улыбался, неуверенно растягивая губы. Не то чтобы Стаса это удивило, но ещё несколько минут назад парень выглядел измотанным и понурым. А тут… «Койка? Серьёзно?» — вопрошало его лицо, и Стас мысленно чертыхнулся, укорив себя за поспешность. «А без траходрома кабинет найти не мог? Выдаст мне сейчас». Саша вдохнул и выдал. — Стас, а как в натуре этот кабак называется? — неожиданно выпалил он. — Что у них на вывеске написано? Интересно же! Неужели и правда — «Оргия»? Хмурый, насупленный опер куда-то пропал… Вместо него на Стаса, приоткрыв рот, таращился непоседливый мальчишка. Хулиганистый, шустрый пацан, со жгучим нетерпением ждущий, когда мудрый взрослый поделится с ним секретом. Карпов моргнул. Моргнул ещё. И ещё... И завис, как получивший сложный поисковый запрос компьютер. Кабак? Называется? Error 404. Not found. На «жёстком диске» подполковника хранились терабайты информации. Он мог, не напрягаясь, нарисовать схему помещений бара, обозначив на ней — на случай штурма — наиболее уязвимые точки. Без запинки перечислить статьи, по которым привлекался хозяин и наиболее одиозные из его клиентов. Мог безошибочно, практически до копейки назвать сумму, которую дошлый Ильяс ежемесячно клал в свой карман. Он удерживал в памяти массу фактов, картотеку фамилий и лиц. Контролировал каждый вдох, каждый чих на своей территории. Он… И, да, господа знатоки и прочие уважаемые члены клуба «Что? Где? Когда?», наш вопрос по-прежнему это: как на самом деле называется забегаловка, мимо которой он ежедневно держит свой путь в отдел? «Уел...» — подумал Карпов. Будь он героем женского романа, наверняка выдал бы на гора что-нибудь более осмысленное. Что-нибудь о неизвестных доселе чувствах, которые будит в нём этот невозможный мальчишка. Какую-нибудь романтичную ересь о чужой непосредственности и неуёмном, прямо-таки щенячьем любопытстве. О не утраченной способности удивляться, что задевает в его очерствелой душе какие-то там якобы струны… Но подполковник Карпов не был героем, чувства вербализировать не умел, да и о женских романах имел весьма смутное представление. Сдержанный и прямолинейный, прагматик до мозга костей и циник по натуре Карпов и в жизни, и в работе словесным кружевам предпочитал конкретику. Собственные мысли он излагал точно, порой афористично, но при этом предельно сжато и даже слегка гордился своим лапидарным стилем. Но сейчас эти важные и, несомненно, полезные качества ничем не могли помочь подполковнику. У него, казалось, впервые не было нужных слов. Как он мог объяснить тот факт, что понятия не имеет о настоящем названии бара? Что ему и в голову не приходило расспросить об этом Ильяса? Как мог растолковать, что для него подобные — не имеющие практического применения, не приносящие выгоды — знания относятся к разряду ненужных, лишних? Что сфера его интересов насквозь приземлённа и материальна, а сам он — сухарь и практик, рабочая лошадь, давно потерявшая интерес к незначительным, не имеющим отношения к делу деталям? Как мог он доходчиво донести всё это до мальчишки, для которого мир вокруг ещё не успел превратиться в однообразно-серый и тусклый? Столкнувшись с живым интересом к обыденным вроде вещам, с пытливостью — немного наивной, но при этом до донышка искренней, Стас пришёл в замешательство, забылся и напрочь забыл о правильном выражении лица. «А ведь я никогда таким не был, — отозвалось с невольной горечью. — С самой сопливой юности в башке были лишь цели и задачи. Постоянно за чем-то гнался: упирался, превозмогал, добивался, доказывал. Кому? Зачем? Власть, контроль, деньги — сплошной холодный расчёт. А по сторонам оглянуться ни желания, ни времени не нашлось». Совершенно внезапно и остро Стас осознал — он не хочет, чтобы Саша менялся. Чтобы время и грёбаный опыт сделали его взгляд безучастным, превратили в жёсткого и пустого, равнодушного ко всему окружающему субъекта. Превратили его в Карпова. *** — Стас, а как в натуре кабак называется? И что ответить? Может, как есть? Ну не умрёшь же ты от приступа честности? Не спуская с Саши глаз, Стас нащупал ногой диван, сел и признался: — Не знаю. Никогда не интересовался. А это важно? Саша замкнулся. Молниеносно и наглухо. Мимолётное замешательство — и взгляд потух. Будто выключателем щёлкнули. — Нет, — буркнул он, плюхнулся на диван напротив и напряжённо уставился в стол. Решил, что сморозил глупость, не иначе. «Эй, — захотелось сказать Стасу. — Эй… Расслабься». Подбодрить его захотелось, отвлечь, снять щиты, за которыми он укрылся. Руку протянуть, плечо сжать — нормально всё, любопытство — это не стыдно. Стоп, стоп! Попридержи-ка лошадей, Карпов. Один раз ты руку уже протянул. Достаточно. Появление официантки разбило неловкое молчание. Минуты, пока девчонка в ярко-жёлтой, делающей её похожей на канарейку блузке, сервировала стол, Стас использовал, чтобы собраться. Снял куртку, незаметно тряхнул головой, возвращаясь в норму, и, пристроив куртку на спинку дивана, развернулся к официантке: — Как бар называется? — Наш? «Рагия», — без удивления ответила официантка, аккуратно сгружая с подноса сок в запотевшем кувшине. — «Рагия»? Что это? — Не знаю, — пожала плечами девчонка и кокетливо стрельнула глазами на Сашу. — Имя какое-то вроде. А что? — Ничего, — Стас кивком указал ей на дверь. — Исчезни. Девчонка поджала губы и усвистала, зажав под мышкой поднос. Окинув взглядом накрытый стол, Стас потянул к себе полную мяса и овощей тарелку. Вторую, такую же подвинул поближе к Саше. — Ешь, — коротко бросил он. — Не хочу, — мотнул головой Степнов. — Я не голодный. — Да ну? — усомнился Карпов. — И где же тебя накормили? Или водка — жидкий хлеб? — и добавил уже без сарказма: — Ешь. Это — приказ. Степнов зыркнул на него исподлобья, но спорить не стал: взял столовые приборы в руки и неохотно ковырнул вилкой мясо. Через минуту он уже лопал с аппетитом молодого волка, целый день пробегавшего по лесу. Стас перемены не комментировал, лишь хмыкнул, отмечая, как еда стремительно убывает с чужой тарелки. Не голодный он. Ну да. Ужинали в молчании. Степнов налегал на мясо, уткнувшись в свою тарелку, и расположенным к светской беседе не выглядел. Карпов тоже не спешил с разговорами: неторопливо ел и пил, отдавая должное ледяной водке и мастерству поваров Ильяса. Степнову выпить не предлагал, налил ему сока из кувшина. Саша в ответ тихо фыркнул под нос, но и только: сам, видимо, понимал, что лимит свой выбрал ещё у стойки. Тишина в кабинете разбавлялась негромким звяканьем приборов. Утолив первый, самый сильный голод, Саша ел уже не спеша: аккуратно подбирал кусочки с тарелки и сосредоточенно жевал, опустив веки — то ли так ему лучше думалось, а может, просто устал держать глаза открытыми. И немудрено. Вон ресницы-то какие густющие. …Увидеть такого Степнова — планомерно надирающегося в одиночестве у стойки — Стас не ожидал. Впрочем, встретить его вечером в баре, он не ожидал тоже. В зале яблоку негде было упасть, но этот тёмный затылок он узнал бы в любой толпе. Заметил, и потянуло как магнитом. Пока справлялся с удивлением, перебирал варианты, прикидывая, подойти или нет, сам не понял, как оказался рядом. Н-да, Карпов. Интересно у тебя получается: полдня потратил, чтобы не думать, вытряхнуть его из мозгов, а в итоге — сидишь, смотришь, как он ест, и гадаешь, что его гложет. Зачем тебе это, а? Не слишком ли много Степнова в твоей голове? Ну, слишком-не слишком, а разобраться, что происходит, надо. Что ещё за хрень с рапортом? Какой рапорт? Уволиться надумал? Уйти? Вопрос «куда?» не имеет смысла, потому что никуда он, конечно же, не уйдёт. Потому что ты не отпустишь. Он во многое посвящён, слишком многое видел и знает. Да и вообще: в своём подразделении только ты решаешь, кому уйти, а кому остаться. Степнов исключением не станет. А вот мотивы понять хотелось бы. Что его, так сказать, сподвигло? В чём причина? Решил после вчерашнего, что больше не хочет работать «сверхурочно»? Надоело дань из комерсов выбивать? Совесть взыграла? Мораль? Как там Антошин выделывался в своё время? «Я типа мент, а не бандос»? Может, ошибся ты, Карпов? Поспешил? Что, собственно, ты о нём знаешь? Понаблюдал недолго и сделал вывод, что парень тебе подходит: раз, мол, не возмущается, молчит, значит — нормально, на всё согласен. А что, если твои методы сразу ему поперёк горла встали? Помалкивал, терпел, а в комплекс съездил и понял, что больше не может и не хочет? Что с него хватит? Стас налил себе водки из графина, повторно прогнал мысль по кругу и понял — не сходится. Не было в Степнове отторжения. Ни с самого начала, ни после, когда Стас уже на регулярной основе стал подключать его к решению «вопросов». Саша участвовал наравне со всеми и вовсе не выглядел так, будто его мутит от того, чем приходится заниматься. Не чувствовалось в нём ни отвращения, ни сдерживаемого желания откосить. Азарт был. Но азарт правильный, как опера называли — «кураж». Да и сегодня, докладывая о раскладе в комплексе, Саша заметно нервничал, сидел как на иголках, но ничто, абсолютно ничто в нём не говорило о неприятии. Нет, в эту сторону копать бесполезно. Не станет Степнов увольняться только из-за того, что болеет душой за каких-то обиженных граждан. Далёк он от нравственных сомнений — не та натура, не тот характер. Здесь иная причина. Совершенно точно иная. Но какая? Логичнее всего было спросить самого Степнова. Не ждать, не гадать, ломая голову, а просто спросить — в чём проблема? Окажись напротив кто-то другой, Карпов так бы и поступил без колебаний. Но Саша... Что-то удерживало Стаса, не получалось у него рядом с Сашей... Не получалось, в общем. И с каждой минутой крепла уверенность — Степнов на вопрос не ответит. Или ответит так, что говорить больше будет не о чем. Останется только отпустить. Забить на правила и подписать его чёртов рапорт. Ворот свитера. Шея. Тёплая кожа... Рывок. «...Рапорт утром будет у тебя на столе». Саша продолжал сверлить взглядом стол, сидел на самом краешке дивана, готовый, казалось, свинтить при первой же возможности. В нём по-прежнему чувствовалась скованность, однако ни в позе, ни в лице уже не было того нерва, что выдаёт внутреннее тщательно скрытое напряжение. Сейчас он выглядел скорее успокоившимся, даже, пожалуй, равнодушным, словно ему уже и в самом деле всё пофиг. От его вида у Стаса раздражением свело скулы. Всё верно. С чего бы Степнову беспокоиться? Ему не нужно брать на себя ответственность, не приходится контролировать окружающих, вникать в чужие проблемы. Для себя он, похоже, окончательно всё решил, поставил точку, а что до остального... Вон начальник есть. Он грабли тянул? Тянул. Вот пусть и думает теперь, как выкручиваться. Чувствуя, как злостью перекашивает лицо, Стас сжал челюсти, чтобы вслух не выматериться. Заставил себя отвести глаза, пару раз глубоко вдохнул-выдохнул через нос. Успокоился. Хорош, Карпов. Не можешь напрямую спросить, так хоть не драматизируй. Ну, шуганулся пацан, и что? Из-за этого побежит увольняться? Не настолько он трепетный, чтобы истерить как первоклассница, которую стукнул ранцем по спине первый хулиган школы. Наверняка посущественнее причины есть, к которым ты никаким боком. Может, он бабу с кем-то не поделил, влюбился неудачно, или ещё какие заморочки. При чём тут, собственно, Стасик? Обдумывать чужие мотивы оказалось не в пример легче, чем грызть себя за несдержанность. Одним глотком влив в себя водку, Стас откинулся на диване, уставился в стену над головой Степнова и запустил привычный алгоритм обработки версий. А ну как и правда — личное? Та же баба, к примеру. Возможно такое? Вполне. Из-за баб чего только не бывает. Сколько раз ты выезжал на бытовухи, где выяснялось, что поводом стала чья-то юбка — не сосчитать. С чем только не приходилось сталкиваться: мордобои, тяжкие телесные, убийства. А всё из-за очередной дуры, излишне щедро раздавшей авансы. Короче, тебе ли не знать... Предположим, всё так и есть. Стало быть, или сама зазноба, или счастливый соперник, или, чем чёрт не шутит, оба сразу должны быть своими, из отдела. Иначе — в чём смысл? Но Степнов вроде ни с кем не ссорился. Антошина можно в расчёт не брать: там, как известно, не в бабе дело. Отдел, как большая коммуналка — здесь ничего не скроешь. Случись разборки, и слухи по-любому бы поползли. Но ничего такого... Нет, не было конфликта, ты бы знал. И шашней со своими... Да у Степнова вообще со всеми ровно. Кроме... Догадка уколола мгновенной, но острой болью. А баба ли? Бред. Виски заныли, а в памяти ярким слайд-шоу уже замелькали кадры. Щелчок. Он выходит из кабинета. Навстречу двое. В обнимку. Взгляды, улыбки, жесты. Друзья не разлей вода? Щелчок. Смена слайда. Микроавтобус несётся по трассе: опергруппа спешит на рынок. На заднем сидении... снова они. Рядом, ближе некуда: в тесноте, как говорится — не в обиде. Ткачёв жмётся к Саше, тычется в степновское ухо. Шепчет что-то, прикрывая ладонью губы. Саша улыбается смущённо. Помалкивает, тихо млея... Щелчок. Щелчок. Щелчок. Вот — после операции... Вот — во дворе отдела... В кабинете... В коридоре... В курилке... Сознание будто раздвоилось. Одна его, послушная рационалу часть с бесстрастным интересом изучала сменяющие друг друга эпизоды. Другая... «С кадровичкой всё же придётся поговорить, — Стас медленно и очень аккуратно разжал вцепившиеся в обивку дивана пальцы. — Санаторий, конечно, слишком, а вот в отпуск на недельку — в самый раз. Уехать куда-нибудь подальше, в глушь, чтобы только речка, лес и ни одной живой души в паре десятков километров». Карпов пересел поудобнее и постарался отрешиться — представить ту самую гипотетическую речку и себя, сидящего на берегу с удочкой в руках, наблюдающего за застывшим в воде поплавком. «Ага, — тотчас обгадил пастораль ехидный внутренний скептик. — Ещё можно корзинку взять и в лес — по грибы. Или дрова колоть, тоже, говорят, помогает». Где-то под желудком опять закипал яд — почему не предусмотрел, чем думал, когда приказывал Савицкому забрать пацана к себе? Уж явно не головой, если не учёл, что в том же кабинете ещё и призовой кобель сидит. Разве могло сложиться по-другому? Ткачёв — это, мать его за ногу, Ткачёв, на него пол отдела дрочит. Улыбка, шалые глаза и море обаяния. Да. Обаяние такое, что хрен устоишь, вот уж чего у сукина сына не отнимешь. Какая-то мыслишка царапала, неправильная, корявая. Словно он упустил что-то. Мелькнуло: может, всё-таки паранойя? Может... Мелькнуло и пропало. Нет, всё в цвет: и настроение Степнова, и рапорт. И причина имеется. Веская. У неё даже имя есть. Юра. С Юрой Стас работал давно и хорошо представлял, на что способен Пономаренко. Этот насмешливый и невозмутимый с виду парень на деле был опаснее гадюки. Держать его в узде удавалось одному Стасу, но и он бы, пожалуй, поостерёгся задевать Пономаренко за живое. Как показала практика, Юра на многое мог закрывать глаза, но всерьёз покушаться на то, что он считал своим, было равносильно самоубийству. А Ткачёв для Юры был свой. Даже больше, чем свой. Последней каплей, судя по всему, стал сегодняшний инцидент. Степнов, простая душа, конечно, не мог остаться в стороне. Стопудово полез с утешениями, сочувствием и предложением помощи раненому «герою». А Юра взорвался. «...Степнов тоже поехать хотел, но Юра сам...» Что именно между ними произошло, Стас не знал, но догадывался. Сцепились из-за Ткачёва или из-за Сашиного отношения к Ткачёву, или из-за реакции Пономаренко на Сашино отношение к Ткачёву — как ни крути фразу, Ткачёв оказывался знаменателем этой дроби. Юра с его острым, как бритва, языком и неразборчивостью в средствах, и Саша — импульсивный, вспыхивающий как порох, стоит только задеть — взрыв, должно быть, получился нехилый. Пономаренко, само собой, одержал верх — не Саше с ним тягаться, да и с Павлом у Юры серьёзно. А Степнову... Степнову осталось только подать рапорт, ну и топать, куда глаза глядят. Стройная цепь допущений вновь привела Стаса к неутешительному выводу — в том, что случилось, есть немалая доля его вины. Как начальник, он обязан был предвидеть, заранее должен был просчитать варианты, не допустить... Виски уже не ныли — пульсировали. Стас поставил локти на стол и с силой сжал переносицу, чувствуя, как давит на плечи тяжесть прожитого дня. В голове крутились... впрочем, ничего конкретного, расплывчатые нелитературные метафоры и сравнения. Что-то о высосанных из пальца драмах и юных наивных идиотах, не разбирающихся в людях и не способных правильно расставить приоритеты. Отвратительное всё же ощущение — когда собранный тобой же коллектив норовит выскользнуть из-под твоего контроля. Потому, что ты за чем-то там не уследил или просто потому, что лидер из тебя хреновый — какая уж, к чёрту, разница. Ну а если подумать... Что ты мог? Посадить Степнова в другой кабинет? Это лишь отсрочило, но не устранило бы проблему. Что ещё? Приказать не влюбляться? Так это, товарищ подполковник, не ваша епархия — подобные дела по ведомству небесной канцелярии проходят. Ничего бы ты не смог изменить. Ни-че-го. «Не отпущу, — с мрачной решимостью подумал Стас. — По кабинетам рассажу, сам следить стану, чтобы никаких больше, к чертям собачьим, неуставных отношений. И плевать на всё. Молодость, гормоны... перебесится. Не отпущу». Вилка звякнула о тарелку. Саша поднял голову и посмотрел на Стаса. Карпов прищурился — созрел поговорить? — Спасибо за ужин, — Саша отодвинул тарелку. — Сколько я тебе должен? За тем, как демонстративно он полез в свой карман, за взглядом и простыми вроде словами просматривался вполне ясный подтекст: хочу уйти, отпусти! Не вздумай воспринять эту встречу как приглашение к чему-то большему. Не выйдет никакого «по душам» — я не напрашивался и не обязан... Как в популярной и тупой шутке: «Ты кто такой? Давай, до свидания!» Забирай, Стасик, бабки и отвали. Прелесть какая. Стас остановил Сашу жестом. — Вопрос неправильный. Деньги твои мне без надобности. — Ладно... — Саша пожал плечами и вытащил руку из кармана. — Тогда что... Что ты хочешь? Взгляд его был настороженным: он явно не понимал, куда клонит Карпов, но интуитивно чуял подвох. Умный мальчик. — Что хочу? — вышло настолько ядовито, что было странно, как этот яд не сочится наружу. Стас лениво привалился к спинке дивана и как можно небрежнее произнёс: — Дай-ка подумать. Хотелось понервировать Степнова, отплатить ему за что-то, невыразимое словами, поддеть и вывести из себя: тягучее и приятное мстительное злорадство расползалось откуда-то из солнечного сплетения. Стас прежде не замечал за собой таких низменно-мелочных порывов. Он не спеша, будто раздумывая, оглядел комнату, скользнул взглядом по стенам и замер, засмотревшись в проём распахнутой двери. Койка. Мысль о том... чего ему хочется потребовать, вызвала оторопь. Хотя бы потому, что она появилась. Прямой приказ. Прямой соблазн. Спятил, Карпов?! Следующая мысль была ещё хуже предыдущей. Стас представил, как всё это выглядит со стороны. Словно увидел себя чужими глазами — степновскими? — напряжённое лицо, кривящиеся губы, заблестевший при виде кровати взгляд. Не надо быть гением физиогномики, чтобы догадаться, что за идея бродит в его голове. Ну? Кто там утверждал, что «Карпов имеет своих оперов» — всего лишь фигура речи? Утритесь — буквально все. Видок у него наверняка был тот ещё. Но ведь и неловкости он не чувствовал. Никакого неудобства, будто так, мать вашу, и надо — а вот этого Стас понять не мог. Но времени понимать не было. Надо было сказать уже хоть что-нибудь. «Это на меня визит к Зотову так подействовал. Никак из роли не выйду». ...Раздевайся... На кровать давай... Завязывать надо, к херам, с экспериментальной секс-терапией. Нацепив наспех самую бесстрастную из возможных личину и ещё не зная, что скажет, Стас повернулся к Саше и... едва не охнул. Бог знает, чего он ждал — ошеломлённого загнанного взгляда, отвращения, ступора. Но не этого — точно не этого. Саша молчал, но смотрел так, что хотелось извиниться. «Ну, давай, добивай, — говорили его глаза. — Валяй, Карпов. Ни в чём себе не отказывай». Стадию «вот я мудак» Стас благоразумно пропустил, решив, что сожалений сегодняшнего дня ему и без того хватит вперёд на месяц. Глубоко вдохнул, собираясь с силами. «Давай, Карпов! Взялся за лямку — тяни. Реши эту грёбаную проблему и забудь о ней». Перестроился Стас за секунду: резко подался вперёд, навалился на стол и в упор посмотрел на Сашу. — Ну, так что с рапортом, Степнов? Готов с начальником поделиться? -------------------------------------------- *Хаерле кич! Саумысез? — Добрый вечер! Здоровы ли вы? (традиционное татарское приветствие)