Опер Haute Сouture

— А говорят, чудес не бывает, — Карпов перевернул страницу, пробежался глазами по строчкам и удовлетворённо хмыкнул. — Ещё как бывают. — Это ты к чему? — насторожился сидящий напротив Антошин. — К тому, что падение с велосипеда, — «падение с велосипеда» Стас нарочно выделил интонацией, — сделало невозможное. Впервые держу в руках грамотно оформленное тобой дело. Даже придраться не к чему. — А ты вроде как жалеешь? Что нѐ к чему? — не удержался от шпильки Денис. Карпов поднял на него взгляд. — Я вроде как прикидываю: может, тебе стоит почаще башкой к твёрдым поверхностям прикладываться? Глядишь, мозги окончательно на место встанут. — Угу, я учту. — Учти, — согласно кивнул Карпов. Поставил подпись на документе, захлопнул папку и протянул Денису. Денис её машинально принял. — Остальные дела, надеюсь, в таком же порядке? — Конечно, — не моргнув глазом соврал Денис. — Ну-ну... Ладно, можешь идти. Денис украдкой взглянул на часы. Часы, издеваясь, сообщили, что до конца рабочего дня ещё пахать и пахать. Денис подавил вздох и поспешил к выходу, довольный, что его, наконец, отпустили. Он уже нажал на ручку двери, когда в спину прилетело: — Да, Денис, постой... Совсем забыл. Важно... Рано радовался, стало быть. Он не отпустил ручку и лишь слегка повернул голову, всем своим видом намекая, что задерживаться не намерен. — А? Намёк, к сожалению, не сработал. Карпов поднялся и подошёл сам. Не гордые нынче подполковники, ага. — Поручение к тебе будет. Сделаешь? Чёрт! Пришлось срочно изображать заинтересованность. — А что такое? — Помнишь Аслана, у которого сеть супермаркетов? — Ну? — Сгоняй к нему, забери для меня откат и остальные дела можешь пока на проверку не приносить. Что? Денис отпустил ручку, повернулся и в упор посмотрел на Карпова. В просьбе не было ничего необычного... в прежнее время. В то время, когда Денис был ещё вместе со всеми и считал себя членом команды, неразрывным её звеном. Когда казалось, что Стас ему доверяет. Ну, настолько, насколько Карпов вообще был способен доверять. Время, когда выделял его среди прочих, и у них почти получилось... Вспоминать об этом Денис не любил. Воспоминания вгоняли в тоску и заканчивались чёрным запоем. Нахуй такую ностальгию. Он поискал ответ в лице напротив, непроницаемом, как у индейского вождя. — Просто забрать? — с подозрением уточнил Денис. — Ну да. Или всё-таки остальные дела посмотрим? Сука. — Да не-не, я сгоняю, какие проблемы. Сейчас только дело в сейф закину и поеду. — Давай, — Карпов хлопнул его по плечу и сам распахнул для Дениса дверь. Оперская пустовала, Гаврилов с Мелешиным сразу после планёрки свалили «брать за жабры» какого-то Севу. Денис бросил папку на стол, щёлкнул чайником. Полез в карман и вспомнил, что последние три сигареты выкурил ещё полчаса назад. Высмолил подряд, одну за одной, аккурат перед тем, как идти в кабинет к начальству. Нервы... Нервы. Без особой надежды, Денис пошарил в столах коллег — а ну как отыщется заначка? Отсутствующие коллеги мысленно показали «фак» — обломись, халявщик! — Жлобьё! — горько посетовал в пространство Денис. — Кругом одно жлобьё! Уроды. Чайник громко щёлкнул и отключился. Денис скривился — кофе без покурить? Никакого кайфа. Будь на месте Глухарёв, и затруднений бы не возникло. Денис сгонял бы к другу, стрельнул сигаретку, а, может, и бутером бы разжился, Серёга-то — чел запасливый. Заодно и просьбу эту странную, карповскую, под кофеёк перетёрли — Глухарёв разобрался бы влёт, разложил по полкам и Денису бы втолковал, в чём замут. Глухарь — он такой, его на кривой хер объедешь. Голова! Но не было Серёги, вторая неделя уже, как в Питер умотал. Сорвался посреди рабочего дня, Денису только три слова: «Отец в больнице», — и всё: в машину прыгнул, и нет его. Ирка потом рассказала: обширный инфаркт, прогнозы неутешительные — не мальчик, чай, глухарёвский отец, седьмой десяток пошёл. Да, не хватало Серёги. Хоть и общались в последнее время от случая к случаю, да и вообще... Но друг же. Друг! Один единственный, других-то точно не будет. «Позвонить, что ли? — подумал Денис, но мысль была какая-то квёлая, невнятная. — Да чем он тебе поможет из Питера? Нет, не грузи». Один раз он всё-таки позвонил. Сразу после драки с этим щенком Степновым. Очканул он тогда пиздец как: руки тряслись, пульс зашкаливал и в животе тянула пустота. Ощущение было, что его, как волка, обложили со всех сторон — сжимается кольцо, и яма, вон она, рядом, а на дне — колья. Еле доплёлся до сортира, в глазах двоилось и штормило, как после пьянки — Степнов, сучёнок, хорошо приложил, умел, сволота, махаться. Денис умылся, кровищу кое-как с рожи стёр, и Серёге бегом звонить. А кому ещё? Глухарёв для Антошина всегда как палочка-выручалочка был: чуть что — беги к Серёге, он разрулит. Да и злился Денис на Глухаря, ох, как злился! Предупреждал же козла! И что теперь? Он-то в Питере переждёт, а после, если что, под Иркиной юбкой отсидится, а из Антошина Карпов отбивную приготовит в два счёта. Тыкал мокрыми пальцами в кнопки, воздуху набирал, готовясь заорать — кипело в душе, кипело и булькало. А Серёгу услышал и не смог. Вообще ничего — ни заорать, ни признаться в палеве. Голос у Глухарёва был тусклый и безмерно усталый. Человеку с таким голосом уже всё равно, палево-не палево — мелочь. Серёга и сказал-то всего ничего: «Плохо», «Надо ждать» и «Динь, ты прости, я пойду. Батя там в палате один...» — и Денис понял — не получится разговора. Не до него другу, не до антошинских скверных новостей. Самому выкручиваться надо. В машине воняло кислым: неделю назад разлил пиво, а вонь до сих пор не выветрилась и даже как будто стала гуще. Денис поморщился, похлопал себя по карманам и матюгнулся: рефлекс, мать его, — сел за руль и сразу за сигареты. В нескольких метрах от машины, возле лавочки под старым вязом курили Ткачёв и Савицкий. Попугайчики-неразлучники, как едко окрестил их Серёга. Денис, помнится, над сравнением от души поржал, но с Серёгой не согласился. Не такие уж неразлучники — один из попугайчиков точно ходит налево. Даже не просто ходит — живёт счастливой семейной жизнью с таким же, как он, гомсомольцем. Ячейка общества у них, блядь. Денис завёл мотор, кинул косой взгляд на парочку и, приоткрыв окно, смачно харкнул на асфальт. Вот оно — «тлетворное влияние Запада». Серёга как-то рассказывал, что в Штатах, мол, педики на госслужбе — в порядке вещей. Правило у них типа — «Не спрашивай, не говори», а в остальном — живи, как хочешь. Нет, ладно в Штатах: у америкосов вон даже презик — негр, что с них, убогих, взять? Но у нас?! В стране едва не победившего коммунизма? Раньше такое лечили лесоповалом и крепким морозом за тридцать, а теперь, погляди-ка — свобода! Заднеприводные спокойно работают в ментовке, и никому до этого дела нет. Денису-то тоже, в принципе, похуй — детей ему с ними не крестить, но всё равно... Дожили, блядь. Дотолерастились. Никого не волнуют сексуальные меньшинства в Отделе. Хотя чему удивляться? В «Пятницком» сам начальник СКП — это самое меньшинство. Не очень, правда, сексуальное, но уж какое есть. Пока кипел праведным гневом, дверь в отдел распахнулась, и на крыльцо выполз... О, помяни чёрта. Карпов оглянулся по сторонам, заметил машину Дениса и выгнул бровь — ты всё ещё здесь? Денис состроил честное лицо и покивал: еду типа, еду уже. Опустил ручник, переключился на первую и тронул машину с места. Надо уматывать, пока самого не выебли. В мозг, конечно — не в жопу, но удовольствие тоже, ещё какое сомнительное. Свернув на проспект, машина влилась в поток, но метров через сто после светофора прочно угодила в капкан — «нерезиновая» привычно стояла в пробках. Денис переключил передачу и попытался сдать назад, но хрен там — уже подпёрли. И по встречке — сплошной поток, никак не объехать. Денис чертыхнулся и плюнул — да и не похеру ли? Подождёт свои бабки Стасик, подождёт, сука. Не похудеет. Автомобили ползли с черепашьей скоростью — сдвигались на несколько метров и опять вставали, как вкопанные. Найденная в кармане жвачка не помогала, не заглушала никотиновый голод. Чёртовы сигареты! Чёртова пробка! Чёртов Карпов! Денис зло рванул крышку бардачка, вывалив содержимое на пол. Старые квитанции, зарядка от телефона, грязные мятые салфетки. Расчёска с поломанными зубчиками. Лента презервативов, перчатки, атлас дорог... Есть! Прикурив одну единственную завалявшуюся в пачке сигарету, Денис жадно затянулся и откинул голову на подголовник. Кайф! Курил он в последнее время много, все эти дни не вынимал изо рта сигарету. А пить не мог. Вернувшись домой после драки со Степновым, первым делом схватился за бутылку. Хлебнул из горла и... едва не выблевал внутренности. Выворачивало долго и мучительно, до сухих спазмов, до желчи, что шла, казалось, не только горлом, но и носом. Нервяк поспособствовал, или последствия драки — не ясно, но повторная попытка залечить стресс закончилась с тем же результатом. Попробовал было размяться пивом... и опять — унитаз, спазмы, желчь. Не лезло. Остались только сигареты. И от них тошнило, но он всё равно курил, курил по две пачки в день, пытаясь заглушить страх и ощущение неминуемо приближающейся развязки. Развязки, однако, не случилось. Карпов упорно делал вид, что ни о чём не подозревает. Поинтересовался, конечно, что с рожей, но как-то без любопытства, вскользь. На традиционное «упал с велосипеда» многозначительно хмыкнул и переключился на рабочие вопросы. Велел Денису пошевеливать жопой (блин, да у него на жопах фиксация!) и привести имеющиеся в производстве дела в порядок. Проверка, дескать, очередная на носу, а у Антошина конь не валялся. Ну, а Антошин чё? Антошину не в лом — сел и подчистил хвосты. Правда, где-то на третьей папке задолбался, зато, обзавёлся свежей мыслью и очень вовремя вспомнил, что тягостные раздумья и затяжная депрессуха — совсем не в его натуре. Да и что он такого сделал? Влез, как обычно, куда не следовало? Так это ж не криминал. Карпов ему и не такое прощал, вспомнить хотя бы тот случай с выстрелом. А тут какие-то жалкие пара десятков тыщ. Что эти бабки для Карпова? Тьфу. Не станет он... Денис у Стаса всегда на особом счету был. И есть. И будет. Бездействие и молчание Карпова в который раз подтверждали очевидное. Был. Есть. И будет. Голосок, конечно, нашёптывал, осторожный такой, трусливенький: не всё, мол, так просто, рано расслабился, Дениска. Но на нестыковки Денис забил, а голосок игнорировал из принципа. Ничто не могло поколебать его оптимизм — решил, что всё обойдётся, и баста! Антошин везучий! И нечего кипешить. Каждый во что-то верит: кто в бога, кто в чёрта. Кто — в бабки, как Карпов. Антошин верил в свой фарт. А как не верить, если он его ни разу не подводил? Денису даже Глухарь завидовал. Ты, говорил, Диня, — наглядный образец жизненной несправедливости. Живёшь, как бог на душу положит, мозгами лишний раз пошевелить ленишься, а напасти с тебя осыпаются, как опилки с цирковой обезьяны. Завидую, говорил, я твоей удаче, Антошин. Завидую и поражаюсь. И не врал ведь, в самом деле завидовал. А Денису приятно — хоть в чём-то он друга обошёл. Завидовал, к слову, не только Глухарёв. Денис был уверен — кое-кто зелёный и прыткий испытывает сейчас конкретную досаду. Ведь так старался: бегал, шустрил. Из кожи вон лез, чтобы компромат на Антошина нарыть. Нарыл. Отыскал. Карпову в зубах притащил — на, командир, оцени, какой я у тебя молодец! А Карпов не оценил. Печалька. Денис злорадно оскалился и щелчком отправил окурок в окно. Гуляй, Степашка! Антошин. Был. Есть. И будет. *** В офисе Аслана Дениса встретила... язык не поворачивался назвать секретаршей деловую собранную даму за сорок, которая держалась с достоинством английской аристократки. Денис вообще-то ожидал увидеть сисястую блондинку, но, похоже, даже сыны Кавказа понемногу стали понимать, что туповатые красотки в приёмной не есть хорошо для солидного имиджа фирмы. Аслан Теймуразович, сообщила Денису «англичанка», полчаса как отлучился на обед. Если Денис Олегович (Денис Олегович, ога) не имеет возможности ждать, то он может найти господина Багоева в ресторане «Чайхана», расположенном в двух минутах ходьбы от офиса. Возможность ждать Денис Олегович имел. Но не имел желания. Поэтому вежливо попрощался с помощницей и поспешил по указанному адресу. Сбежав со ступенек супермаркета, Денис почувствовал голодное урчание в животе и вспомнил, что с самого утра у него во рту не было ни крошки. «Сейчас бы борщеца, со сметаной и чесночком», — сглотнул набежавшую слюну Денис и помрачнел. Борщи Денису варила Настя, но теперь об этом приходилось только мечтать, поскольку с дражайшей своей половиной капитан Антошин был в контрах. Виновата, как всегда, была Настя, решившая вдруг ни с того ни с сего повторить попытку поступления в медицинский. Денис был категорически против безнадёжной затеи, хотел поставить вопрос ребром, но зная вспыльчивый характер супруги, решил оперировать фактами. Денег на учёбу нет, сообщил он, а гражданку Украины в российский вуз на бюджет не примут. Аргумент, разумеется, не подействовал, и Денис зашёл с другой стороны. Деликатно намекнул, что для учёбы как бы нужны мозги, а кто-то, мягко говоря, едва отличает аспирин от анальгина. И вообще, если кто-то — не будем показывать пальцем кто — наловчился художественно мазать бомжей зелёнкой, то это ещё не значит, что из кого-то выйдет светило медицины. Настя в ответ психанула, побросала шмотки в сумку и заявила, что уходит жить к Люське. Раз, мол, Антошин такой крутой и мнит себя семи пядей в лобке, значит, и в быту вполне обойдётся без няньки. И пусть теперь пеняет на себя. Пенять на себя Денис не согласился, держался стойко, упорствовал... Короче, остался без борщей. Ну и чёрт с ней. И ладно. «Доширак», в конце концов, — тоже вкусно. К столику Аслана Дениса провожал похожий на Кинг-Конга секьюрити. Где, интересно, покупают пиджаки такого размера? Охуеть. Аслан обедал в одиночестве. — Ты от Стаса? Приехал забрать долю? — надменные навыкате глаза смотрели на Дениса, как на грязь. Чуркабес драный. — Не знаю, — Денис оттопырил губу, изобразив брезгливую скуку, с хамскими манерами у него никогда не возникало затруднений. — Стас сказал, что ты ему что-то должен. — Да, конечно, — кивнул Аслан. — Ты присядь. Через минуту всё будет. — Я постою, — не повёлся Денис. — Как бизнес? — Хорошо. Даже очень. А как у Стаса? Всё хорошо? Чувство опасности взвыло одновременно с наползающей на лицо Аслана ухмылкой. Ухмылка была исключительно паскудная. — Да тоже ничего, — ответил Денис и сделал шаг от стола. «Без паники. Главное — не паниковать, и выход обязательно найдётся». Выражение бровастого, сизого от щетины лица стало откровенно глумливым. — А не скажешь... К столу приближались три одинаково широкоплечие фигуры с одинаково неподвижными, не сулящими ничего хорошего лицами. — Ладно, я поеду. Стас потом сам разберётся, — Денис сделал ещё один осторожный шаг. Рванулся... Рывок был скорее жестом отчаяния, потому как Денис видел — прохода нет. Он в ловушке. Один из охранников приблизился. Маленькие, глубоко посаженные глазки равнодушно скользнули по лицу. Так же равнодушно взлетел кулак. В живот словно врезался молот, вышибая слёзы из глаз и воздух из лёгких. Ноги подкосились, Денис кулём рухнул в руки охраны и не услышал Аслана: — Да нет уж, погоди. Ты приехал — тебе и отвечать. Очнулся Денис уже в машине. В багажнике машины, куда его запихнули, словно мешок с картошкой. Денис пошевелился и замычал в залепивший рот скотч, подтянул колени к груди, закрываясь, сжимаясь от боли. Боль, казалось, была везде: разливалась лавою в животе, долбилась в затылок, когтями раздирала пересохшее горло. Сдохнуть. Машину потряхивало на неровной дороге. «Грунтовка, — понял Денис, закрыл глаза и прижал к груди подбородок. — Куда он меня везёт?» Будто в ответ на вопрос, машина дёрнулась и замерла. Заглох мотор, хлопнули двери, послышались голоса. Щёлкнула крышка багажника, и Денис зажмурился от ударившего в глаза света. Прямо над ним голубело небо — высокое и чистое, без единого облачка. Денис жадно втянул носом воздух — после душного затхлого багажника воздух казался сладким. Господи, как хорошо дышать! Просто дышать. Две пары рук клещами вцепились в плечи, потянули наверх, и он вывалился на покрытую рытвинами дорогу, пачкая в грязи колени и локти. Стараясь не сильно крутить головой (в черепной коробке по-прежнему взрывались петарды), Денис оглянулся по сторонам. Везде, куда ни кинь взгляд, простирался лес. Те же руки подхватили его с двух сторон, вздёрнули на ноги и потащили куда-то в сторону от дороги. Дальнейшие события понеслись раскадровкой тупого боевика — воспринимать происходящее, как реальность, мозги отказывались. Поляна. Яма. Гроб. Раздутый от важности Аслан что-то нёс. Это, наверное, казалось ему дохуя своевременным и назидательным, но Денис не слушал. Он орал. Орал с той секунды, как отодрали скотч ото рта, осознав, что на этот раз влип по-крупному. Руки ему тоже освободили, но только затем, чтобы тут же завернуть их за спину, выламывая плечевые суставы. — Что за беспредел?! — корчась, надсаживался Денис. — Это подстава! За что?! — Ты знаешь, — уверенно заявил Аслан и указал отморозкам на гроб. Конечно же, он сопротивлялся, не рассчитывали же ублюдки, что он просто пойдёт, как овца на заклание. Отчаяние погнало адреналин в кровь и кислую тошноту к горлу. Он вырвался на волне блевотины и страха, засветил в чью-то челюсть, пнул чью-то голень... а потом перед глазами вновь мелькнул кулачище. Последней мыслью было пустое и странное: «Сигареты я так и не купил...» И пришло беспамятство. *** Приходил в себя Денис медленно. Первым включилось обоняние: ноздри втянули запахи земли, сырости и почему-то свежеструганной древесины. Появились звуки: неопределяемые, глухие. Денис распахнул глаза и не увидел ничего — вокруг была темнота, непроглядный, кромешный мрак. Он осознал, что лежит — лопатки и копчик ощущали твёрдую поверхность. Денис опустил руку, нащупал занозистую доску и вспомнил. Багажник. Лес. Гроб. Доски. Внизу. Сбоку. Над головой. Доски. Нет. Нет. Парализующий страх сковал горло, надавил на грудь, не давая дышать. Денис застыл, но через секунду, чувствуя, что задыхается, рванулся, заметался в замкнутом узком пространстве, воя утробно и страшно. Ломился, бился о доски с отчаянием одержимого, не слыша собственного крика, не чувствуя боли в ссаженных в кровь руках, не чувствуя ничего, ведомый одним лишь инстинктом: Жить!!! Верно, умирать ему было рано. Крышка внезапно поддалась, отлетела в сторону с сухим треском, и на Дениса опрокинулось небо. Гроб стоял в яме, в бурой глиняной жиже. Денис вскочил: оглушённый, дезориентированный, дико вращая глазами, с сердцем, трепыхающемся у горла. Поднял голову... На краю ямы, глядя на него сверху вниз, стоял Карпов.