Опер Haute Сouture

За годы службы дверь в кабинет начальника СКП чего только не повидала. В неё стучались, вежливо и не очень. В неё скреблись. Ей демонстрировали красноречивые жесты и под ней же тяжко вздыхали, прежде чем повернуть хромированную круглую ручку. Многое пережил этот скромный лист фанеры, но с ним давно не обходились настолько бесцеремонно. Распахнутая рывком дверь истерично скрипнула петлями и с размаху впечаталась в стену. Степнов ввалился в кабинет с решимостью гладиатора, вступающего на бесплодный песок арены. «Сейчас, — обещал его воинственный вид. — Сейчас. Погоди секундочку… Сейчас я тебе…» Запала хватило на пару шагов. Налетев на стоявшее на пути кресло, Степнов зашипел, потёр ушибленное бедро и с чувством пнул ни в чём не повинную мебель. Потоптался на месте, озираясь, словно не понимая, где он. Поймал в фокус Карпова... И до того с опозданием дошло. Мальчишка пьян в треску. Нажрался и припёрся показывать удаль начальнику? Смелый юноша. И глупый. — Степнов… — Стас захлопнул лежащую перед ним папку, набрал воздух в грудь... — Классный, ы-ы… — Степнов упал в кресло, поставил локти на стол и врубил глазищи на дальний свет. — Мундир, ва-а-ау! Супер!.. Идёт тебе. Стас поперхнулся на выдохе. Рык, предназначенный незваному гостю, плотно застрял где-то в глотке. — Ништяк. В натуре, как Штирлиц, — не замечая его обалдения, бесстрашно разливался Степнов. — Я сто раз смотрел. Как он там по коридору… Ты вот, ког… А, не! Не-е… Ты круче! Круто-о-ой! Беспощаден к врагам рейха, ы. Подпёртые кулаками щёки и забубённая храбрость превратили его в бойцового хомяка. Зрелище было комичное и в иных обстоятельствах наверняка позабавило бы, но... Стас всё-таки выдохнул. Опять, как часто в последние недели, подкатило раздражение на свою близорукость. Каждый раз он искал объяснение поступкам Степнова среди бесчисленных версий. А ответы лежали на поверхности. «Штирлиц, значит. Ну что, Стасик, теперь ты знаешь, как твоя персона в официальном прикиде влияет на неокрепшие умы. Из первоисточника, так сказать. То-то он утром на планёрке... А ты, пень еловый, думал, что пена для бритья на роже осталась, после даже проверять кинулся. А оно вон чего. Форма заворожила». Степнов разглядывал его без тени смущения, ощупывал взглядом так, что, казалось, останутся отпечатки. В глазах плескалось фанатское счастье, щёки зарделись. Того и гляди, слюна потечёт. Губы, которые он ежесекундно облизывал, выглядели особенно яркими в мягких сумерках кабинета. Яркими и горячими даже на вид. «Не тем занимаешься, Карпов!» — одёрнул себя Стас, хотя понятия не имел, чем «тем» он должен сейчас заниматься. Его личные инструкции не предусматривали таких ситуаций — он их просто не предполагал. Мозг отказывался мыслить рационально, а взгляд — отлипать от леденцово блестящего рта. — Кла-а-ассный… Заш… зашибенный! «Реагируй. Не сиди, как болван». — Степнов… — предупреждающе рыкнул Стас. Скорее по привычке, чем от души. — Степно-о-ов! — неожиданно вскинулся мальчишка. Настроение его скакнуло, как FM-волна на чувствительной магнитоле. — А чего всегда Степно-о-ов?! Воронов у тебя, значит — Дима, Пор… Порноморенко — Юра. А я?! Я, может, тоже по имени хочу! Залепив одним махом предъяву, он закусил губу, с вызовом шмыгнул носом и снёс локтем со стола стопку папок. Стас посмотрел на него, потом на разлетевшиеся папки, потом опять на него и нахмурился. «Не смейся». Нечасто Карпову приходилось говорить себе такое. Но было в этой браваде что-то лихое и уморительное. Что-то до ужаса детское. Нелепое и щемящее. Выдержать строгий начальственный образ у него, похоже, не получилось: губы Степнова вновь приоткрылись и расплылись в улыбке шире плеч. — Зачем ты… А-а... А я тебя вычислил, знаешь? Ты всё время… у-у, я такой страшный… у-у, я грозный! Но ты же не такой. Такой тоже, но нет. Ты добрый. Зачем? Ну всё. Достаточно. Никто ещё не оскорблял Карпова характеристикой «добрый». Пора прекращать этот цирк. Стас оттолкнулся, отъезжая в кресле в сторону, пружинисто поднялся и в два шага оказался возле Степнова. — Поднимайся. Ошалевший от такого стремительного броска Саша запрокинул голову и недоуменно моргнул. — Поднимайся, — отрывисто и жёстко повторил Стас. — Живо! — Гонишь меня? — в глазах, глядевших на него снизу вверх, водоворотом закручивалась обида. Сам Стас чувствовал что-то близкое к мрачному удовлетворению. «Разочарован? Ничего, переживёшь. Вычислил он». — Ага, выставляю. Поднимайся. Щека Степнова дёрнулась — болезненно, словно в нервном тике. Он упёрся ладонями в стол, поднялся, но внезапно, качнувшись в сторону, стал заваливаться. Стас, не думая, на автомате подался навстречу — подхватить. Подхватил. Степнов упал ему в руки, как спелый плод. Вцепился, навалился всем телом и сунул нос куда-то между шеей и ключицей. — Стас… — забормотал он, стискивая предплечья, тыкаясь как слепой. — Я не могу, Стас… Не могу… Карпов вздрогнул и замер, так и не разжав объятий. Первый инстинктивный порыв оттолкнуть сменился не менее острым желанием… ничего не делать. Просто постоять. Хотя бы недолго постоять так. Недолго… А ещё засвербело спросить, чего он «не может» — глупость полная конечно, и так очевидно, но услышать захотелось до смешного сильно. — Что с тобой, Саша? — Стас пересилил себя и удержал руку, потянувшуюся потрогать склонённый затылок. — Не знаю, — прошептал Саша и с отчаянием помотал головой. — Не знаю, как вести себя с тобой, как… Всё не так. У меня ведь только девушки, никогда ничего, а тут ты… А я… я такой идиот. Он дышал тяжело, через рот, дыхание обдавало Стаса влажным жаром, запахом алкоголя и ещё чем-то терпко-сладким, неотвратимым, от чего не было сил сопротивляться. Прижатые бёдра шевельнулись, прижимаясь ещё теснее, и Стас почувствовал, как об ногу трётся… О господи. У Степнова стояло. Крепко. И эти удары в груди… Стас никак не мог разобраться — чьё сердце бьётся так сильно и мощно. — Стас... «Дверь нараспашку, — пришло в гудящую голову, и Стас уцепился за эту мысль, чтобы вернуть равновесие. — Если сейчас в коридоре кто-то... Надо везти его домой. Он перепил, он уже на той грани, когда опьянение действует не на тело и речь, а на чувство реальности. Слова — пустое. Переклинило. Наутро ничего и не вспомнит, а пока… Пока тебе придётся побыть ему родной матерью. Давай. Соберись». — Погоди, Саша. Погоди… Присядь, — кое-как дотащив Степнова до дивана, Стас усадил его и отступил на полшага. — Давай, вот так. Посиди тут. Я скоро. — Останься, — схватил его за запястье Саша. — Останься! — Не дури, — ответил Стас и, мягко высвободившись, направился к выходу. Остановился на пороге, зажмурился на пару мгновений, сжал кулаки, а после, открыв глаза, уверенно шагнул в коридор. *** — Вещи его неси! Взглянув в глаза нависшему над ним Карпову, Ткачёв кивнул, выбрался из-за стола и бесшумно исчез за дверью. Стас обвёл взглядом зал. Его притихшие и навострившие было уши подчинённые тотчас сделали вид, что заняты светскими беседами. «Так о чём ты там?.. С тёщей картошку на даче посадили? Ну надо же, как интересно!.. Командир? Где командир? А-а, командир пришёл... Эка невидаль. Мало ли что понадобилось... может, водички зашёл попить». Клоуны. Стас отыскал на столе чистую рюмку и молча поставил её перед Вороновым. Тот так же молча налил. Дождался, пока Стас выпьет, качнул бутылкой: — Ещё? — Нет. Мне ехать. — Стас, да зачем ты... Мы сами его отвезём, — влез в диалог Пономаренко. — Ага. Доставим прямо до квартиры, — с готовностью подхватил Воронов. — Я прослежу. Карпов повернулся всем корпусом и насадил их на взгляд, как на вертел. — Я вижу, как вы проследили. Пацан на ногах не стоит. Как вы его повезёте? Всей гоп-компанией на такси? Или кто-то из вас, ухарей, за руль собирается сесть? Дима и Юра покосились друг на друга. Можно было сказать: «Ну да, возьмём тачку, а что такого?» — но возражать Карпову ни одному из них не хотелось. Чревато, знаете ли, когда шеф не в духе. Ещё не на взводе, но приложить от души по-любому за ним не заржавеет. Так что... Не стоит, в общем. Проще прикинуться, что ляпнули глупость, и виновато жариться над угольями из подлинных и мнимых прегрешений. Всяко безопаснее, чем спорить. Хлопнула дверь. — Вот, — Ткачёв протянул степновскую куртку. — Мобила во внутреннем кармане. А здесь ключи. От домофона — этот, а от квартиры тот, который с чёрной... — Разберусь, — Стас сгрёб связку, борясь с растущим внутри желанием схватить информатора за грудки. «А какие сегодня на нём трусы, тоже знаешь?!» Не схватил, конечно. Изобразил лицом «я теряю с вами, недоумками, время», наградил убийственным взглядом и с достоинством удалился. Ну, надеялся, что с достоинством. Коронный трюк как-никак. Под кабинетом он притормозил. Прислушался к себе — ничего необычного. Сердце не сбоит, башка варит, ни испарины, ни дрожащих рук, ничего. И разозлился: а что, собственно, должно произойти? Сердечный приступ? Истерика? Липкое волнение и потные ладошки, как у целки на первом свидании? Что, мать твою?! Ключи холодили ладонь. Стас разжал кулак и осмотрел связку. Так, от квартиры, значит, вот этот. Этот, с царапинами, точно от кабинета, а этот... Пф-ф... Ключ от сейфа на общей связке, а сама связка в свободном плавании? Бери не хочу? Прекрасно. Кого-то, похоже, ещё учить и учить. Стас резко сменил траекторию и направился к оперской. Ну, подожди, обормот. Посмотрим, как завтра ты будешь выкручиваться. *** Степнов спал. Бессовестно дрых, забравшись с ногами на диван и устроив голову на подлокотнике. Ещё и ладонь под щёку подложил для удобства. Стас притворно вздохнул: вот они — молодые да ранние. Не выгнал сразу, позволил посидеть в уголке, и пожалуйста: он уже обживает диван и чувствует себя в твоём кабинете как дома, оккупант. Повздыхав ещё для порядка, Стас пристроил куртку на свободный подлокотник, отошёл к сейфу и спрятал в нём принесённую папку. Потом собрал те, что скинул Степнов — они до сих пор валялись на полу серым картонным веером. Сложив дела в стопку, он вновь подошёл к дивану и вгляделся в посапывающего мальчишку. Мелькнула мысль запереть интервента здесь на ночь — сон на неудобном коротком диване сам по себе наказание — но возобладал здравый смысл. А если отлить захочет? Или, упаси бог, сблюёт? Убрать, конечно, уберёт за собой, никуда не денется, языком вылижет, но амбре... Нюхать потом весь день? Нет, избавьте. Стас присел на корточки и слегка потряс соню за плечо. — Степнов, подъём. — М-м... — промычал Степнов, смешно наморщил нос и потёрся щекой о ладонь. Отвалите, мол, мне и здесь хорошо лежится. Стас наклонился ниже, сжал плечо и тряхнул сильнее. — Саша! А потом случилось странное. Степнов распахнул глаза, и Карпова повело: сердце сделало кульбит и стремительно ухнуло вниз. На секунду показалось, что он летит, падает в черноту этих глаз, как в колодец без дна. Стас отпрянул, так резко, что едва удержал равновесие. И тут же мысленно взвыл: да что за реакции, в душу мать?! Крайняя стопка всё-таки была лишней? Степнов, на его счастье, ничего не заметил. Пустой от сна взгляд обвёл кабинет и слегка прояснился, лишь зацепившись за Карпова. — Ста-а-ас... — умильно выдохнул он. Пьяная глупая улыбка сделала его лицо беззащитным. — Стас-Стас, — подтвердил Карпов, малодушно радуясь тому, что случившийся с ним конфуз удачно остался за кадром. — Выдрыхся? Собирайся, домой поедем. Он кинул Степнову куртку, поднялся на ноги и отошёл к шкафу, чтобы надеть свою. — Пошевеливайся, — приказал он. Но только какое там. Степнов не в состоянии был справиться сам — он завозился, с видимым усилием сел, уронил куртку на колени, скомкал и прижал к груди, опять уронил и... полез лапать Карпова, который решил помочь. — Ох, получишь завтра, — зло пообещал Стас, путаясь в перекрученных рукавах. — А я хочу сегодня, — Саша схватил его за бёдра и потёрся лицом о живот. — Хочу. — Погоди... Стой! Саша... Да ёбт... — Стас отодрал его от себя. — Угомонись... Надевай... Руку сюда... Да дай же ты руку, млять! Навязался на мою голову. С горем пополам натянув на Степнова куртку, Стас вздёрнул его на ноги и потащил к двери. — Держись за меня. Шевели ногами... Руку сюда положи. Да не сюда, чёрт тебя... на плечо. Держись. Держись, говорю... Стой, кабинет замкну. К выходу из отдела они продефилировали, как Шерочка с Машерочкой: Степнов мешком вис на Карпове и порывался облобызать ему шею; Карпов уворачивался, чувствуя себя псом, перед чьей мордой крутят сахарной костью — фу, Карпов! Фу! — и спинным мозгом ощущая охуение Олега, выскочившего из дежурки и налету поймавшего брошенный Стасом ключ. «Я об этом пожалею», — сам себя предостерёг Карпов, запихивая Степнова в «Инфинити». Но дальше развивать мысль не стал: пристегнул ценный груз ремнём, сел за руль и выехал за ворота. В уюте салона Степнова опять развезло: он обмяк на сидении, откинул голову и через минуту уже дышал ровно — спал. Ну хоть домогаться перестал, и то хлеб. Стас вёл машину предельно аккуратно. Сам он называл такой стиль «на подумать», но сейчас ему думать не хотелось. Куда-то испарились даже обрывки мыслей, и голова была пустая до звона — хоть в аренду под склад сдавай. Не забывая следить за дорогой, краем глаза он косился на Степнова. Саша спал, уронив расслаблено руки, ладони лежали на коленях. Кисти, к слову, у него были совсем не модельные: сильные, жилистые, с обветренной кожей и широкими крепкими запястьями. Настоящие пацанские руки. Стас смотрел на эти руки: на неровные ногти, на царапины на костяшках — и во рту отчего-то пересохло. Тогда он покрепче стиснул руль и запретил себе опускать глаза ниже лобового стекла. «Инфинити» затормозила у знакомого подъезда. Карпов заглушил мотор и выволок Степнова из машины. Точнее — вышел, открыл дверь, и Саша вывалился наружу медленно и тяжело. И упал бы под ноги Карпову, не успей тот его подхватить. Удержал и приподнял, хотя руки готовы были выломаться из плеч. Тьфу ты, чёрт. Ну совсем развезло дуралея. Стас подставил плечо и закинул Сашину руку на шею. До двери подъезда — двадцать шагов — они добирались вечность. *** Приглашающе щёлкнул замок. Стас распахнул дверь пошире и втащил Степнова в темноту прихожей. Ну, и где, скажите, тут свет? Выключатель так и не нашёлся. Ладно, чёрт с ним, двигаем дальше. На пороге комнаты Стас притормозил, подправил сползающего с плеча Степнова и зашарил рукой по стене. Шнур, пластиковый корпус, кнопка. Ага. Скособоченный светильник — не то ночник, не то бра — судорожно мигнул, прежде чем окатить комнату тусклыми, чахоточными бликами. Нда-а... с освещением в этом доме не парятся. Под подошвой ботинка что-то хрустнуло и вроде бы даже рассыпалось, но присматриваться было недосуг. Матеря упившегося хозяина, собственную сердобольность и все красные дни календаря разом, Стас стянул с чужих плеч куртку и свалил сопящее тело на диван. Фу-у-ух... Наконец-то! С «наконец-то», как выяснилось, не всё так однозначно. Голова устроилась на подсунутой вовремя подушке, тело, раскинув руки, — на диване, а вот ноги... Ноги свисали. Стоит юному алконавту повернуться на бок, и… здравствуй, пол, зачем же сразу по лицу? «На кой чёрт мне это?» — с тоской спросил у потолка Стас и, вздохнув, наклонился. Коль подрядился в няньки, чё уж... Расшнуровал, стащил кроссовки, закинул степновские конечности на диван и поморщился — кому-то определённо стоит сменить носки. Спина под рубахой взмокла — отопление, видимо, ещё не отключили. Уф-ф... Пора, пожалуй, завязывать с благотворительностью и не забыть добавить наклонов в утреннюю разминку. Поясница порядком затекла, как и отдавленное Степновым плечо, да и вообще, ощущения так себе. Ещё не коррозия, но и былая лёгкость, надо признать, уже в прошлом. Амортизация, чтоб её... Разминая шею, Стас покрутил головой по сторонам и осмотрелся. Увиденное можно было описать одним словом — берлога. Разбросанная там и сям одежда презрительно игнорировала шкаф. На ковре, вперемешку с пустыми пивными банками, обёртками и распотрошенными упаковками чипсов, валялись диски и джойстик от приставки, подключённой к дохренищедюймовой плазме. Под окном, слившись в экстазе с эластичными бинтами, притулились боксёрские перчатки, рядом поблёскивала стальным грифом штанга. Ну и бардак! Пороть тебя некому, засранец. Раздавленный каблуком предмет оказался диском — собратом тех, что во множестве устилали ковер. «Надеюсь, это была твоя любимая стрелялка». Возле дивана страницами вверх лежала открытая книга. Карпов поднял и взглянул на обложку. Хемингуэй «Прощай, оружие!» Вот те на. Ты, Стасик, оказывается, плохо думал о «поколении пепси». Книжки они читают. Обалдеть. Стас покрутил в руках книгу и отошёл к стеллажу. Классик американской литературы это вам не компьютерная игрушка, негоже ему на полу. Водрузив Хемингуэя на полку, пробежался взглядом по корешкам: Стаут, Чейз, Сименон, «Справочник стрелкового оружия», Корецкий, Эминов... Вайнеры «Эра милосердия». Поня-я-ятно теперь, отчего ментура. Служить и защищать... Неисправимый романтик, стало быть. Романтик меж тем совершенно не романтично всхрапнул, поддал бёдрами вверх и причмокнул. Снова толкнулся бёдрами. Даже в неясном свете ночника было заметно, как он довольно лыбится. Может, видит во сне, как слюнявит плечо и трётся бесстыжим стояком о бедро начальника. Может, трахает между грудей очередную «Заю», как в порно. Очень довольная лыба. Стас подошёл ближе и, постояв минуту, присел на свободный край дивана. Было в этом нечто не поддающееся осмыслению, в том, чтобы сидеть вот так, не в силах снять куртку, чувствуя, как жаркие капли ползут между лопаток вниз по взопревшей спине и впитываются в пояс форменных брюк. Замереть с мокрым загривком и пересохшей глоткой, пялиться и жадно гадать, что снится дурному мальчишке. Что-то давно забытое, необъяснимо томительное, идиотски-сладкое. Ой-ёй... Может, хорош уже, Стасик? Ну не солидно, ей богу. Все эти игры в Мать Терезу, взбрыки ответственности — от лукавого. Ты его хочешь. Х-о-ч-е-ш-ь. С первого дня, с первой секунды только и думаешь, как бы... Нагнуть? Выебать? Трахнуть? Именно это, Стас. И ещё многое. Впиться в рот, сгрести волосы на затылке и, оттянув голову, истерзать, измучить шею до крови. Вмять, втиснуть в себя целиком. Так, чтобы рёбра хрустнули, чтобы взорвался криком, заразился смятением и ознобной, выбешивающей до озверелости лихорадкой. Чтобы снова и снова: «Классный... зашибенный». И вульгарно распухший рот. И улыбка. И взгляд такой... вроде как только для тебя. Да-а... И так бывает, любезнейшие. Даже суровые подполы иногда превращаются в сладкое сентиментальное желе. Пятна у него в подмышках тёмные, влажные. Рубаха вылезла из штанов, перекрутилась, спеленала, мешая дышать. Стас расстегнул пуговицы, развёл полы и залип, без стеснения разглядывая мальчишку. В упор, пристально, как давно... как всегда хотелось. Участие? Забота? Ну да, как же. Кажется, такие закидоны называются ёмким «угораздило». А от «заботы» есть отличное слово — «озабоченный». И никуда от этого не деться, не отмахнуться, не притвориться, будто ничего не происходит. Да и какой теперь в этом смысл? Стас протянул руку, провёл ладонью по щеке и не удержался — потрогал пальцем родинку. Бархатная. Точь-в-точь как представлялось. Красивый сучёнок, нереально красивый. Гладкая грудь с тёмными ареолами сосков, выпуклые безупречные ключицы. Смуглая кожа, яркий рот, густые тяжёлые ресницы. Он будто не в Москве рождён, а где-то там, в южных широтах, под щедрым ослепляюще рыжим солнцем. «Я, может, тоже по имени хочу!» Надо же. По имени. — Алехандро, — родилось само собой. Словно где-то рядом мелодично щёлкнули кастаньеты. Пылкое, дико манкое. Алехандро. Вот же чёрт, как подходит. Придумалось же, ну. Нет, а чему вы удивляетесь? Сентиментальные подполы, они такие, мать их... с фантазией. Завязывай, Карпов. Завязывай. Вряд ли он обрадуется тому, как ты его тут... Одно дело по пьяни нести околесицу и лезть, вцепляться в начальника, как клещ в собачий хвост. И совсем другое — проснуться и увидеть, что этот самый начальник... Он пацан глупый. Нажрался и понесло. А ты, мля? Карпов, блин, волчара матёрый. Начальник угро грёбаный. Пятый десяток, твою мать, тебе. Ты что, не понимаешь, куда это может завести? Правила-то куда делись? Как же «Параллели не провожу между людьми из жизни и людьми с работы», «На нашей работе не должно быть друзей, а тем более — отношений»? Короче, нехуй. Заканчивай, Стасик, с мелодрамами. Он, может, и Алехандро, а вот ты в Кончиту дома поиграешь. Ага, дома... Под душем... В Кончиту. Аут. Что-то совсем... невмоготу. Наведаться, что ли, к Зотову? Или девочку вызвать? Опытную и желательно не болтливую: чтобы приехала на дом, дала, как положено, взяла деньги, а комментарии оставила при себе. Да, лучше девочку. Стас поднялся, распрямил онемевшую спину, с усилием растёр ладонью лицо. Выключил свет и, не оглядываясь, покинул квартиру.