Опер Haute Сouture

Ну конечно. Вот чуял же, блядь. Степнов подпирал стенку неподалёку от барной стойки. Вопрос, что он здесь делает, можно было смело относить к риторическим: небрежная, расхлябанная поза и блуждающая по губам полуулыбка говорили сами за себя. Как и трущийся рядом долговязый хмырь. Странно, что только один. Вот так, подполковник выполняются твои приказы. Что ты там говорил — забудьте про этот клуб? Стас вызверился моментально. Пока он пробирался сквозь толпу, долговязый усилил натиск: подошёл вплотную и навис над Степновым, почти закрыв его от карповского взгляда. Ладонью он опёрся о стену, возле Сашиной головы — видимо, не решался пока переложить её на щёку. Сука. — Исчезни, — сказал Стас. Он подошёл к долговязому слева, заранее выбрав удобную позицию для удара. — Поищи себе другую игрушку. Этот парень не для тебя. От грохота музыки закладывало уши, но долговязый его услышал: повернул голову, и на Стаса уставились полные недоумения глаза. Несколько секунд он тупо пялился, затем его тяжёлый подбородок дрогнул и пополз вниз. Рот приоткрылся, обнажая крупные желтоватые зубы. — Э… «Давай, — мысленно подначил Стас. Кулаки чесались свернуть эту лошадиную челюсть. — Вякни что-нибудь, недоносок». Долговязый медлил. Настороженный, изучающий взгляд обшарил лицо Стаса, спустился ниже и задержался на ремнях кобуры, заметных под расстёгнутой курткой. Глаза почти сразу округлились, а длинную физиономию исказила гримаса, в которой в равной степени угадывались напряжение, досада и страх. Реакция была ожидаемой, но на какое-то мгновение Стасу стало жаль. Не долговязого, конечно, а упущенной возможности. Он предпочёл бы стычку, крепкий вульгарный мордобой, настроение было подходящим. Увы, противник оказался трусоват и не стремился стать загадкой для хирурга. Он перевёл взгляд на Сашу, вновь с опаской покосился на Стаса... и сдался: вскинул руки в знаке поражения, сделал морду «я чё? я ничё» и без понукания слился. Стас проследил, как он исчезает в людском водовороте, повернулся и тут же о нём забыл. Степнов… С момента появления Стаса Степнов не произнёс ни слова. Стас, сосредоточенный на долговязом, не уделил ему достаточно внимания, расценив молчание как следствие лёгкого шока. Но он ошибся. Степнов не был в шоке: ни в лёгком, ни в глубоком — ни в каком; не выглядел смущённым или подавленным, напротив — ему, похоже, было по барабану. Он вёл себя так, словно возня вокруг него совершенно его не касается: жевал жвачку и с безмятежным любопытством разглядывал танцующих. Стоящего перед ним Стаса он как будто в упор не видел. Игнор. Демонстративный. Вызывающий. Стас мог бы выбить из него дух одним ударом. Мог взять за шкирку и выволочь из зала, как обоссавшегося щенка. Только Степнов был свой, а со своими Стас привык разбираться приватно. Незачем устраивать шоу перед падкой на зрелища толпой. Степнов своё получит. Но позже. И не здесь. Стас подался вперёд. — Выходишь, садишься в машину и едешь со мной, — отчеканил он. — Не-а, — Степнов энергично двигал челюстями и с прежним интересом таращился Стасу за плечо. — Не еду. Не хочу. Тут клёво. Стас почувствовал, как над головой разливается нимб ангельского терпения. Он положил руку на стену, туда, где ещё недавно лежала рука долговязого, и с расстановкой, делая акцент на каждом слове, повторил: — Ты едешь. В салоне или в багажнике — тебе выбирать. Но ты едешь. Степнов вздохнул. Во вздохе Стас услышал: «Как ты достал». Рука его сжалась в кулак. Степнов вздохнул ещё раз, с ленивой неохотой отлепил себя от стенки и, обогнув Стаса, словно неодушевлённый предмет, вразвалочку направился к выходу. Стас, сцепив зубы, последовал за ним. Шёл по пятам, а внутри него всё кипело. «Доигрался в добренького, Карпов? Молодой, неопытный, надо с ним помягче. Пожинай теперь плоды своих трудов. Ты тут, как идиот, цыганочку с выходом танцуешь, а эта дрянь и бровью не ведёт. Ну подожди, ты мне за всё...» Взгляд, буравящий спину Степнова, скользнул на задницу... Чёрт, это что? Что ЭТО?! Твою-ю мать... Подполковник Карпов был ко всему привыкший. Раньше думал, что ко всему. Но оказалось — не к виду мелькающих в прорехах штанов ягодиц. *** Децибелы (тынц-тынц-тынц — бесконечный зубодробительный тынц) рвали виски. Световые пятна софитов метались по танцполу, выхватывая из полумрака руки, торсы, взмокшие лбы. Запахи... ну так, наверно, пахнет во всех ночных клубах — удушливая смесь алкогольных паров, ароматов парфюма, пота... и травки. Да, характерный сладковатый запашок в этот раз ощущался на порядок сильнее, чем в прошлый. «А в сортирах, поди, вообще не продохнуть. Гнусное место, не зря Егор сделал стойку. Знать бы ещё, что у него на уме, как-то легко он отступился», — думал Стас, протискиваясь между полупьяной хохочущей публикой. Хотя это было не то, что он чувствовал, да и не то, о чём думал, если честно. Хвалёная выдержка, за которую он изо всех сил цеплялся, изменяла ему прямо сейчас. Он даже не знал, что хуже: осознание, что под джинсами на Степнове ничего нет, или стойкое ощущение, что на степновскую задницу пялится весь зал, и поднимающийся внутренний протест. Мальчишка не должен так выставляться! Никто не должен видеть. Никто! Он не ревнует, что за бред. Не собирается лезть в чужую жизнь. Ему вообще нет дела, кто и как проводит свой грёбаный досуг. Просто если он говорит, что в этом клубе опасно, то это, чёрт вас всех раздери, так и есть! Какого хрена Степнов сюда припёрся? Выбрал бы другой клуб... И?.. Ну, продолжай. Скажешь, тебя бы не задело? На улице стало легче. Во всех смыслах. Ритмы техно уже не терзали слух, и в голове прояснилось. Воздух. Тишина (ну почти). Хорошо. Степнов спустился с крыльца и теперь стоял посреди парковки, ёжась на холодном ветру и озираясь. Кого-то ищет? Стас достал ключи, нажал на брелок. «Инфинити», моргнув фарами, синхронно щёлкнула замками. Степнов развернулся на звук — в некотором замешательстве, как показалось Стасу. Как бы то ни было, колебался он недолго: качнулся с носка на пятку и, очевидно, что-то для себя решив, тряхнул головой и пошёл к машине. Распахнул заднюю дверь и, не дожидаясь приглашения, нырнул в салон. Снова сверкнули ягодицы. Спокойно, Стас. Не здесь. Выруливая с парковки, Стас кинул взгляд в зеркало заднего вида. Степнов отвернулся, но... поздно. Всё, что надо было увидеть, Карпов уже увидел. Волнуешься всё-таки, гадёныш? Трудно комедию ломать? Часы на приборной панели показывали начало двенадцатого. Улицы в наступающей ночи почти опустели, машина свободно катилась по дороге. На заднем сидении было тихо. Вот и отлично. Передышка. Возможность прислушаться к себе и всё хорошенько обдумать. Там, в клубе, что-то его зацепило. Кольнуло, зазудело в подкорке ощущением верного следа. Как будто он вот-вот нестыковку нащупает в сложном, запутанном деле. Но нет, не нащупал. Не успел: всё перекрыла злость и желание как можно быстрее выпнуть Степнова из зала. Выпнуть? Прогрессируешь, Стасик. Или лучше сказать — деградируешь? А с трудом подавленный порыв схватить его в охапку, спрятать, накрыть собой... чтобы ни один жадный взгляд даже краешком... Это чем объяснишь? Праведным гневом? Стас заметил, что стискивает руль, только когда заломило пальцы. Так же рефлекторно он стискивал зубы — ещё немного и начнут крошиться. Плохо. Никуда не годится. Препятствие он увидел слишком поздно. Невысокий заборчик, увитый полосатой лентой, окружающий разрытую глубокую яму, возник посреди дороги словно из неоткуда. «Не успею», — вспыхнуло в мозгу одновременно с пониманием, что инерция тяжёлой, набравшей скорость «Инфинити» сделает торможение не просто бессмысленным — опасным. А дальше сработал автомат. Стас вдавил педаль газа в пол и, уходя от столкновения, резко вывернул руль. Мотор взревел, машина буквально скакнула, притираясь к тротуару, с противным скрежетом прошлись по бордюру диски. Стаса тряхнуло, но реакция не подвела: руки крутанули рулевое колесо в обратную сторону, машина опять вильнула, но уже через мгновение выровняла ход, послушная рулю и непреклонной воле. На заднем сидении ахнули, потом задушено охнули, завозились и с чувством выматерились: — Блядь, пиздец! Стас расслабил плечи, заставил себя вдыхать-выдыхать — медленно, неглубоко, пока не унялось сердцебиение. Опустил глаза на руки — не дрожат. Назад смотреть не стал, хотя с оценкой ситуации был согласен. Верная оценка, не поспоришь. Не блесни он навыками дрифта, уже, вероятно, стояли бы на пару перед апостолом Петром. Или Павлом — Стас не помнил точно, кто там председателем Страшного суда. То-то доброжелателям счастье. Баян бы порвали на поминках. Гадали бы, небось, всем коллективом, куда это упырь на ночь глядя младшего по званию тащил? С какой, понимаешь ли, целью? Впрочем, насчёт цели долго голову ломать не пришлось бы: один взгляд на джинсы — и всё кристально ясно. Глория мунди, подполковник. Стас представил картину в лицах, осклабился — нет, суки, не дождётесь — и всё-таки не выдержал, проверил, как там «жертва»? Степнов опустил стекло и подставлял лицо ветру, чёлка надо лбом стояла дыбом. Взъерошенный и — если Стасу не мерещилось в темноте — побледневший, но вступать с комментариями вроде больше не рвался. Молча сидел, только губу закусил. А Стаса догнало откатом. То ли от губы этой закушенной, то ли ещё от чего. Должно было догнать и догнало. Апостолы, поминки... Радует, конечно, что сарказм не покидает тебя даже в такие минуты, но... херовые шутки, Стасик. Ты ведь, в самом деле, за малым обоих не угробил. Ладно сам: побеспредельничал в своё удовольствие, покуражился. А пацана за что? Он и грешить-то только начинает, у него ещё столько впереди... Матерился Стас редко. Не любил. Только когда очень злился на кого-то или, как сейчас — на себя. Ослабил контроль, отвлёкся — привык, что за рулём как рыба в воде. Нёсся, не разбирая дороги, в башке ни одной связной мысли, только треклятые штаны... Мудак беспечный! Обрывать поток самокритики пришлось волевым усилием. «Хватит, — приказал себе Стас. — Успеешь ещё про себя. Сейчас важнее со Степновым разобраться. В целости и сохранности довезти до дома, задать вопросы и выслушать ответы. А уж там, с сохранностью... ну это как пойдёт». Стас настроился получить объяснения и не сомневался, что получит — методы были отработаны. Больше всего его интересовали мотивы, и он надеялся, что они окажутся достаточно вескими. Иначе... Об «иначе» думать не хотелось. Мешала закушенная губа. Алехандро, чтоб тебя, какого хрена? Зачем ты меня вынуждаешь? Само по себе желание Степнова развлечься Стаса не удивило, с чего бы? Парень молодой, свободный от обязательств, кровь кипит. Чем ему по вечерам заниматься? Штудировать Уголовный кодекс? Стас помнил себя в этом возрасте. Напора было больше и честолюбия: он тогда уже выбрал колею и пёр по ней, как бульдозер. В остальном же — типичный двадцатилетний придурок: море амбиций и никаких тормозов. Пьянки, загулы, авантюры. Под сидением машины (в те времена ещё «девятки») — монтировка, в бардачке — гондоны и кассеты. «Алиса», «Металлика», «Кино». Секс, наркотики, рок-н-ролл. От наркоты, правда, бог миловал, карьера была дороже, да и собственной дури хватало. Она, дурь, всё время наружу лезла. Кулаками махал по поводу и без. Это потом, с годами, научился размазывать словами, а тогда... Стоило поймать косой взгляд — вспыхивал, и понеслась: «Война — дело молодых, лекарство против морщин». Излюбленное времяпровождение — гонки по ночной Москве под адреналиновый аккомпанемент хард-рока, драки и, естественно, секс. Трахаться хотелось постоянно, перманентно. Ну и трахал всё, что шевелилось. Осечки, бывало, случались, не все на его дурную харизму покупались, но разве он унывал? Да нет, легко всё было. Легко и беспроблемно. Вот и у Степнова так же. Играй гормон. Приглянулся начальник — попробовал подкатить. Не вышло — тоже не беда: одна неудача, а за ней сто удач. Абсолютно нормально, что, получив отказ, Степнов не постригся в монахи. Ну серьёзно, с его-то характером и внешностью... Надолго в одиночестве он точно не останется, на таких всегда большой спрос. Нормально. Закономерно. Но бесит. Так бесит, что... Чёрт, Карпов, опять тебя куда-то не в ту степь уносит. Вернись. Давай с начала. Что показалось странным? Вообще-то странным казалось всё: начиная с того, как держался Степнов, и заканчивая выбором места. Саша, которого знал Стас, никоим образом не подходил под категорию «пай-мальчик». Он плохо просчитывал риски, порой спешил действовать, косячил, и в целом с благоразумием были проблемы. Но всё же он умел подчиняться и не нарушил бы приказ без убедительной причины. Запалившись перед начальником, он не избрал бы тактикой игнор, не стал бы корчить из себя антигероя. Что до косплея Джулии Робертс из «Красотки» — это вообще какая-то дикость. Знакомый Карпову Саша не был ни пошлым, ни вульгарным и ни за какие коврижки не надел бы драную похабень. Вот Ткачёв, тот запросто мог, эпатаж и провокация у мерзавца в крови. А Саша... Нет, не его это роль. *** Что есть озарение? Критически набранная масса множества разрозненных фактов. Ты собираешь их вместе, и — щёлк! Фрагменты становятся картиной. Сперва — нарочитость, почти абсурдность, которую уловили глаза, но не успел зафиксировать мозг; после — пробившая напускной похуизм тревога в глазах Степнова. Напускной. Нарочитость. Роль. Баран! Как ты сразу не понял? Подумал же — комедия, но мысль не задержалась, ушла. Ускользнула сквозь прорехи на джинсах. Злость снова вернулась, приправленная изрядной долей недоумения. Перед Стасом опять вставал набивший оскомину вопрос: что с ним, мать вашу, происходит? Почему он (по мнению многих, да и по своему собственному, к чему уж ложная скромность) — вдумчивый, цепкий, проницательный, раз за разом лажает и лажает? Почему, как только дело касается Степнова, надёжный, как швейцарские часы, функционал резко даёт сбой или отказывает вовсе? Ну хорошо — понравился пацан. Ну стоит на него. Ненормально, конечно, но знакомо. Такое уже было. С Денисом. Вот только Антошина он видел насквозь, читал как открытую книгу. Степнов же... Какое-то проклятье, а не парень. Хотя, может, дело не в Степнове? Может, проблема в нём, Стасе? Устал? Теряет хватку? С возрастом разжижились мозги? Казалось бы, чего проще — элементарное допущение, что всё, чему он стал свидетелем, — игра, и странности мгновенно укладываются в логичную и стройную схему. Всё сразу становится понятным: и выбор клуба, и поведение Степнова, и даже его долбаный прикид. Комбинация. Театральная постановка. Отступился он, как же. Шоу маст гоу он, да, упёртая сволочь? Впору было биться лбом о руль. Хотелось. Нестерпимо хотелось. Утешало только одно — выяснять, кто режиссёр, не придётся. «Режиссёр, сценарист и продюсер. Зря я не дал тебе в морду. Но я исправлюсь, Егор. Обещаю».