Опер Haute Сouture

Местом, где обстоятельно и без помех будет проведена воспитательная беседа, Стас не колеблясь выбрал квартиру Степнова. По зрелом размышлении это был единственный вариант: машина для разговора не годилась, Стасу нужен был контакт глаза в глаза; тащить Степнова к себе домой — об этом нечего было и думать; отдел отпадал по вполне понятной причине. Хотя, наверно, любопытно было бы взглянуть на лица, завались он в «Пятницкий» среди ночи, волоча за собой «звезду стриптиза». Несомненно произвёл бы фурор и опять надолго превратился в объект пересудов и сплетен. Сколько бы потом перемывали кости — месяц? два? — на недостаток в родных палестинах любителей почесать языки жаловаться не приходилось. Ничего такого Стас, понятно, делать не собирался. Не потому, что опасался за свою репутацию (на моральном облике Карпова не оттоптался только ленивый, а «доброе имя» давно и безвозвратно кануло в лету), а потому, что дерзкий эксперимент вышел бы боком Степнову. Его-то имя как раз было добрым, без всяких кавычек, и Стас считал, что таковым оно должно и остаться. Парню ещё работать в коллективе, а о какой нормальной работе может идти речь, если прекраснодушные коллеги начнут шептаться и хихикать в кулачок за спиной? Нет уж — в топку такие демарши. Честь, как говорится, береги смолоду. А также спереди и сзаду. Даже чужую. Двор степновской многоэтажки был безлюден и тих, только где-то вдалеке лениво и сонно перебрехивались собаки. Стас не остановил машину у подъезда: высмотрел свободное место в стороне от дороги и аккуратно припарковался. — Выходи, — заглушив мотор, коротко бросил он. Степнов в ответ только хмыкнул (еле слышно, но со значением) и полез наружу. Стас хмык услышал и понял — проводы Степнова до дома в самом деле превращались в какую-то дурную традицию. Но что поделаешь, если его постоянно приходится водить на поводке? Стас с куда большим удовольствием потягивал бы сейчас пиво, сидя на собственном диване, однако... «Однако» с независимым видом топало к подъезду. Не оборачиваясь, посылая, так сказать, чёткий, недвусмысленный сигнал: идёшь ты типа или не идёшь, может, вообще в машину прыгнешь и отчалишь — мне плевать. Стасу, положа руку на сердце, самому хотелось плюнуть и уехать. Какого чёрта, он что, конвойный? Телохранитель? Воспитательница детского сада? Степнов уже вне опасности, а разбор полётов может подождать до завтра. Дома пиво и вожделенный диван... Победило... Стас решил назвать это ответственностью. «Сам виноват, — сказал он себе. — Прикормил щенка — возись теперь. Щенки, они, как известно, того... гадят». В подозрение, что им движут не только долг и привычка доводить начатое до конца, он предпочёл не углубляться. Лифт в подъезде по-прежнему не работал. Поднимаясь вслед за Степновым на пятый этаж, Стас старался выдерживать дистанцию и не опускать глаза ниже линии плеч. Один раз опустил, и ему хватило. От ходьбы по лестнице футболка на Степнове поддёрнулась, обнажив поясницу, а джинсы наоборот — сползли совсем низко, так, что теперь помимо мелькающих полужопий воображение дразнил ещё и выглядывающий из-за пояса краешек ягодичной расщелины. Любуйся — не хочу. Стас просто физически чувствовал, как тают запасы терпения и зубная эмаль. «Этот день когда-нибудь закончится? Или прежде закончусь я?» Он зафиксировал взгляд на уровне лопаток (во избежание) и попытался придать мыслям нейтральное направление. Мысли поворачивать не желали и упорно крутились вокруг Степнова. «Чего он куртку-то не надел? Средина мая только, рановато пока на летнюю форму одежды переходить. А этот в одной футболке. Совсем без башки, дурак». Он ещё додумывал предыдущую мысль, когда на смену ей пришла другая. «Нет, Стасик, дурак не он, дурак — ты. Разве не очевидно? В клуб он, скорее всего, отправился на такси, а возвращаться планировал на чьей-нибудь машине. Или снова на такси, но не один. Верняк рассчитывал, что кто-нибудь согреет. Расчёт, как ты мог убедиться, был верным: и довезли, и согрели бы. Одного он не предполагал: что в итоге машина окажется твоей». А согреть его ты способен только своими кулаками. Стас намеренно замедлил шаг на последнем пролёте. Пара секунд, чтобы взять себя в руки. «Тихо, Карпов, не заводись. Если сейчас слетишь с резьбы, никакого разговора не выйдет. А поговорить необходимо». Пока он себя уговаривал, Степнов добрался до квартиры, достал ключи и отпер дверь. Распахнул её и небрежно полуобернулся к вставшему за спиной Стасу. — Спасибо, что проводил. Но знаешь, на приём гостей я сегодня как-то не настроен. Свет в прихожей он включил затылком. Забывший о благих намерениях Стас швырнул его к стене и придавил за горло. — Страх потерял, сучонок?! — яростно выдохнул он в разом вытянувшееся лицо. — Или память отшибло? Напомнить тебе, где работаешь, и чьи приказы обязан выполнять?! Глаза Степнова (близко, ох как близко!) наполнились... чёрт знает, чем там они наполнились. Голос прозвучал ровно. Издевательски ровно для ситуации. — Не потерял. Не отшибло. Горло отпусти. Больно. — Больно? — Стас надавил сильнее. — Нет, дружок, ты плохо знаешь, что такое больно. Пока. Отвечай мне: за каким хреном тебя понесло в этот клуб? Кто тебя надоумил? Егор?! В Степнова словно кипятком плеснули. — Егор?! — с отвращением выплюнул он. — При чём тут... С хера ли я стал бы его слушать?! Насрать мне на твоего чекиста! Ом-м... Егор не при делах? Самое удивительное, что не было ничего удивительного. Это же Степнов, с ним всегда так: думаешь, что всё уже понял и со всем разобрался, а выходит... И с чего вдруг такая острая реакция на Егора? Что это... ревность? «Что тогда это было?» — хотел спросить Стас. «Значит мозгов у тебя ещё меньше, чем я думал», — хотел сказать Стас. Но почему-то сказал: — Он не мой. Не успел он мысленно взвыть: что я несу? — как Степнов огорошил вопросом: — А я для кого? — Что? — Стас, шокированный вылетевшими против воли словами, ничего не понял и в растерянности ослабил хватку. — Ну в клубе ты сказал тому челу, что я не для него. А для кого?.. Для кого я, Стас? Степнов (Саша, Стас. Саша!) смотрел на него с каким-то лихорадочным жадным ожиданием. На горле, под пальцами, бешено пульсировала жилка. Пульсация отдавалась в виски. Попался, Карпов? Слово не воробей. За базар надо отвечать. Не так уж трудно было догадаться, чего от него ждёт Саша. Что хочет услышать. «Говорить правду легко и приятно», — какой болван придумал эту чушь? Стас по собственному опыту знал, как это бывает непросто. Когда три года назад — уже четыре, получается, вот время летит, обалдеть — он познакомился с Егором, то довольно быстро понял, что плечистый статный чекист нравится ему в том самом, отнюдь не платоническом смысле. Впрочем, на понимании его решимость и закончилась. Он легко сошёлся с Коваленко, сперва на почве рабочих моментов, потом — как друг; подпустил Егора так близко, как никого раньше... и всё равно хотел большего. Диктовал, транслировал желание взглядами, телом, интонацией, но никогда словами. К счастью, симпатия оказалась взаимной, и — что важнее — Егор сделал сам первый шаг. «Стас, может, хватит уже реверансов», — сказал он как-то во время очередных посиделок. Подошёл, выдернул Стаса из кресла и... Стас до сих пор помнил стук, с которым, прежде чем подняться, Егор поставил на стол свой стакан. Они были вместе целый год, и за весь этот год Стас ни разу не озвучил, что чувствует. Чувства были, но не поддавались ни горлу, ни языку. Переступить через себя не получалось. История повторялась — он опять не мог выдавить ни слова. Даже если бы захотел. Даже если бы Саша не был его подчинённым. А он был. Молчание меж тем превысило все допустимые пределы. Стоять соляным столбом перед мальчишкой, это как-то... Стас разжал стискивающие горло пальцы. — Саша, чего ты хочешь? Перевести стрелки. Да, малодушно, да, не по-честному. Зато эффективно: вопросом на вопрос, без экивоков, в лоб — чего ты хочешь? Пусть теперь попробует сам. Ему-то будет ещё труднее: ведь он, Стас, старше по возрасту и званию, и он — начальник, и... Саша приподнял подбородок и, глядя в упор, запросто выдал: — Тебя. Похоже, кто-то из них всё же приложился головой во время дрифта. Стас моргнул. Моргнул ещё раз. Выдохнул эхом: — Меня. — Да. — Хочешь. — Хочу, — кивнул Саша. — По-моему, для тебя это не новость. Что скажешь? — Не бьётся. — Чего-о? — Одно с другим не бьётся, — ошеломлённый внезапным признанием Стас всё равно оставался профи.— Хочешь меня, а идёшь почему-то в клуб. Выходит: или ты мне врёшь, или... — Я не вру! — Саша рванулся навстречу, но Стас выкинул руку и упёрся ладонью ему в грудь, не давая приблизиться. — Не вру! А в клуб... — он замялся, — ну, я просто так... Потренироваться. Стасу показалось, что он ослышался. — Что, прости? — Потренироваться, — Саша наконец перестал на него пялиться, отвёл глаза. — Попробовать... Прежде чем к тебе... Я же никогда... ну... с мужчинами. Не знаю, могу ли я понравиться, как это происходит... и вообще... О господи. Идиот! — Так, — Стас убрал руку и тряхнул головой, пытаясь вникнуть во весь этот бред. — Давай-ка проясним. У тебя наметился кризис ориентации, а я, по-твоему, тот, кто должен помочь тебе её сменить? Убить тебя можно уже на этом этапе предположений, но опустим пока. Ведь дальше ещё прекраснее. Как подступиться ко мне, ты не знаешь или боишься и потому решил для начала подставить жопу кому-нибудь другому. — Ничего я подставлять не собирался! — вспыхнул Саша. — Я просто... — Ты просто что?! — рявкнул Стас. — Просто вырядился, как шлюха с Ленинградки, и попёрся в клуб, откуда, по всей вероятности, похитили уже как минимум троих? А то, что ты мог стать очередным в этом списке, такое в твою башку не приходило? Или ты думаешь, что ублюдков, которые там промышляют, смутил бы тот факт, что ты сотрудник полиции? Да ты и глазом моргнуть не успел бы, как оказался бесчувственным в каком-нибудь багажнике. А очнулся бы уже в борделе: в венах — героин, в жопе — чужой хуй. И уж там, поверь, никто не стал бы спрашивать, что ты там собирался. Накачивали бы наркотой и драли во все дыры. А потом, когда бы ты окончательно сторчался, тебя бы тупо задушили и выкинули, как мусор. Ты сам выезжал в «Мневниках» на труп, своими глазами всё видел. Тебе мало?! Или острых ощущений захотелось? Может, мне попросить Егора, чтобы он показал тебе снимки остальных потерпевших? — Не надо, — понурился Саша, растерявший весь свой апломб. — Я понял. — Понял?! Что ты, блядь, понял?! — Стас схватил его за подбородок, заставляя поднять голову. — Рожу не отворачивай — врежу. В глаза смотри! Он должен был ему врезать. Врезать, поднять и врезать ещё, попутно объясняя почему, для чего и за что. Но всё полетело в тартарары из-за ощущения кожи под ладонью — тёплой, чуть колючей от пробивающейся щетины. Из-за глаз, совсем чёрных от затопившего радужку зрачка. Убийственных глаз — когда они так близко, забываешь обо всём. А ещё — запах. Стас не особо распространялся, но запахи для него иногда были важнее картинки, а запах Саши... Опьяняющий и свежий, к нему хотелось прикоснуться губами, попробовать, вдохнуть поглубже. Чтобы он остался. Остался, где-то внутри, в лёгких, в каждой клетке тела. Стас вдохнул. Глубоко, полной грудью. Кровь с шумом ударилась в уши — и в пах. Чё-ё-ёрт. Степнов, слава богу, ничего не заметил. Лицо его стало очень серьёзным, почти мрачным, и Стас с удивлением подумал, что, пожалуй, раньше не встречал лиц, способных к таким мгновенным превращениям. Еще минуту назад дерзкое и открытое, теперь оно безжизненно застыло, словно на него легла глубокая тень. — Я опять тебя разочаровал, да? — убито произнёс он. — Если ты меня сейчас отмудохаешь — будешь прав. Я заслужил. Стас не мог его ударить. Сам не знал почему, просто не мог и всё. Чувствуя, что ещё немного, и он опять замрёт безвольной статуей Командора, он сделал то, что ещё в силах был сделать: приблизил своё лицо к лицу напротив и зашипел: — Ещё раз... Если ты ещё раз... — Ни за что, — голос Саши мгновенно отвердел. — Я больше никогда не нарушу твой приказ. Слово даю. Только, Стас... — он сглотнул и облизал губы, а Стаса с головы до ног окатило жаром. — Я не боюсь признаться. И я не вру. Ты мне нравишься. Очень. Давно. Это не блажь... Он сделал паузу и повторил ещё твёрже, убеждая Стаса и, быть может, самого себя: — Не блажь. Я никогда никого так не хотел, как тебя. «Прекрати!» — хотелось заорать Стасу. В горле перекатывался гравий. — Не надо разбрасываться словами, о которых потом пожалеешь. — Не пожалею, — Саша смотрел на него так отчаянно, словно пытался передать одним взглядом всё, что кипело в сердце и голове. — Не пожалею. — Он поднял руку и накрыл ею руку Стаса, сжимающую подбородок. — Стас, дай... дай я тебе дам. Стас выдернул руку и отшатнулся, как от удара. — Нет! — Но почему?! — голос Саши сорвался. — Ты же хочешь, я знаю. Вижу! Он опустил глаза, красноречиво указывая взглядом, на вздыбленную стасову ширинку. — Зачем ты... Так неправильно. Глупо. Глупо? Глупо, твою мать?! Он, сорокалетний мужик, каждый день ломает себя, боясь оступиться, мечется, как дурная мартышка, между грёбаным благородством и дурацким эгоизмом, а сопляк оценивает всё это вот так? Разумеется, он лучше всех знает, что глупо, а что нет. Бешенство захлестнуло. И это было хорошо, потому что бешенство отрезвило, заставило вспомнить, кто он, где и зачем. Стас исчез. Его место занял подполковник Карпов. — Чего я хочу, что правильно, а что нет, решаю только я сам, — тяжёлый немигающий взгляд вдавил уловившего перемену Степнова в стену. — Ты лучше сконцентрируйся на данном обещании. Мне надоело тратить на тебя время и силы: ещё один тупой взбрык — и на выход. Мне не нужны в отделе идиоты. Он сознательно не упомянул о мерах физического воздействия, полагая, что куда весомее будет угроза увольнения. И не прогадал — страх, промелькнувший в глазах Степнова стал лучшим тому доказательством. Удовлетворённый увиденным, Стас развернулся и шагнул к двери. Больше ему здесь делать было нечего. — И это всё? — растерянно донеслось ему в спину. — Ты что, просто уйдёшь? Сказать это у Степнова получилось так, что Стас почувствовал себя мудаком-мужем, который бросает жену с пятью детьми. Стас скрипнул зубами. — Свои условия я назвал. Ты, ради твоего блага надеюсь, услышал. Значит, всё! — А моё предложение обсудить не хочешь? — нерв в тоне Степнова стремительно набирал обороты. — Нет. — Не хочешь?! Ладно, — Стас не обернулся и не увидел перекошенного отчаянием лица.— Давай тогда поговорим про Егора. Тебе же нравится про него. Кто из вас кого бросил? Стас, уже нажавший на ручку двери, замер. — Степнов... — Он тебя, я угадал? Правильно сделал, я бы тоже тебя бортанул. Ты же пиздец какой скучный. Динамо крутишь — капризная баба обзавидуется. Может, и мне пару уроков дашь, а? Мне бы такое пригоди...