***
Ночь выходит бессонной. Мысли то и дело не давали спокойно заснуть. Про себя рассуждал о несправедливости в жизни. Хотя с каких пор она была справедливой? Сначала безответная любовь к Китнисс со школьных времен, Игры, её ложь, Тур Победителей, а теперь Сноу угрожает нам и нашим семьям, если сделаем неверный шаг. Сна ни в одном глазу. Недолго провалявшись в постели, решаюсь побродить по поезду. В такое время уж наверняка все заснули крепким сном. Однако стоит выглянуть в вагон-ресторан, как сталкиваюсь с девушкой. Она в позе эмбриона примостилась в кресле у окна. Обхожу её по направлению к мини-бару и отмечаю про себя, что она спит, чего не сказать обо мне. Её лицо красиво во сне — черные волосы спутались на лбу и прикрывают одну треть лица, грудь спокойно вздымается и опускается, обкусанные губы полураскрыты, так и манят, чтобы их поцеловали, а пальцы вцепились в край расстёгнутого воротника кофты поверх платья, видимо, ей снились кошмары. Под боком у девушки лежит недопитая бутылка виски. Решила, что сможешь заглушить боль алкоголем, Эвердин? Как бы ни так, Сноу постоянно будет заявлять о своём существовании. Аккуратно вытаскиваю бутылку за её за узкую часть и с триумфальным выражением на лице отпиваю из горлышка. Жидкость разливается горячим потоком от горла до желудка. Чувствуется ощущение, близкое к эйфории, обманное ощущение тепла по всему телу. И двух глотков достаточно, чтобы вообще не воспринимать окружающую обстановку. Тур Победителей отступает на второй план, впрочем, как и явственная угроза Сноу. На пошатывающихся ногах добираюсь до мини-бара и с грехом пополам ставлю бутылку на край так, что та через незначительные секунды оказывается разбитой на полу. Оглядываюсь в поисках сбежавшихся на шум, но рядом ни одной живой души, кроме мирно спящей Китнисс. Девушка недовольно хмурится, за стремительные секунды эмоции моментально сменяются друг за другом. Некогда царившее спокойствие теперь исчезает под тенью страха и ужаса, отразившейся на её лице. Мне знакомо это чувство. Кошмары нашли её. Они пришли за ней. Одна часть меня рвется к ней с неумолимым желанием защитить её, пускай во сне, а другая — беззаботно исчезнуть, лишь бы быть подальше от неё. Под влиянием алкоголя я ещё не в силах забыть её слова, он лишь затупляет бушующие в груди чувства, отключает эмоции. Нет, Пит, это не твое дело. Уже разворачиваюсь к ней спиной, чтобы уйти, как меня зовет тоненький девчачий голосок: — П-Пит. Я, как запуганный зверек, которого застали в столь поздний час, медленно поворачиваюсь к девушке и уже готовлюсь столкнуться с жалостью в серых глазах. — Пит… умоляю, не надо… не тронь… Даже во сне она видит во мне врага. Стоит ли вообще заикаться про то, что Китнисс предлагала жить вместе, при этом, открытым текстом. А выбора, собственно говоря, и нет. Один наш неверный шаг отразится ударом на наших семьях. Сноу не прощает ошибок. Наугад движусь по направлению к своему купе. В темноте трудно разглядеть положение вещей внутри, и первым предметом оказывается удачно поставленный стул посреди комнаты. С кряхтением поднимаюсь на ноги и со злостью отшвыриваю табурет в дальний угол, а сам на ощупь ищу кровать и, когда, наконец, нахожу, в одежде заваливаюсь в постель, не утруждая себя даже стянуть штаны. При теперешнем плачевном положении дел, любая наша ошибка, даже самая незначительная, может стать роковой. Здесь нет места геройствованию, а риск неуместен с шатким обстоятельством дел.***
С момента приезда в родной Дистрикт я старался не пересекаться с ней. Избегал случайных, как мне казалось, встреч на улицах, вел затворнический образ жизни, лишь изредка выбирался работать в пекарню на подмену братьев, если те заболевали. Старался не зацикливать на этом внимание. Но, как извольте, не думать об этом, когда в телевизионном ящике трещат о несчастных влюбленных и типичные вопросы «Порадуют ли наши голубки хорошими известиями?», «Действительно, что они собираются сыграть свадьбу? А если "да", то где именно?», «Юная мисс Эвердин забеременела? Или чем вызвана скорейшая свадьба несчастных влюбленных из Дистрикта Двенадцать?», а больше всего меня поразил один вопрос «Пит Мелларк — любимец и покоритель женских сердец. Сколько девушек желало его, но наш победитель достался только одной единственной. А если бы Пит Мелларк был свободным юношей, то кого бы он выбрал из красавиц Капитолия?», а в окне постоянно вижу мелькающую фигуру девушки, имя которой — Китнисс. В очередной вечер прослеживаю, как Эвердин поспешно удаляется к себе домой, то и дело бросая взгляд на мой дом. Когда в коридоре тухнет свет, я выбираюсь на свежий воздух и как можно быстрее ухожу из Деревни Победителей. Все магазинчики давно закрыты, а люди суетливо идут по домам, ибо нельзя перечить комендантскому часу — себе же хуже сделаешь. Но я скрываюсь в темном переулке, где точно не встречу миротворца. Но не тут-то и было. Кто-то хватает меня за локоть и толкает к каменной стене здания. При тусклом свете дальнего фонаря не сразу распознаю черты лица. Вилл. — Что ты тут делаешь? — шиплю я и держу дистанцию между нами. Девушка, наоборот, приближается, заставляя меня упираться спиной в каменную укладку. — Тот же самый вопрос, Питти, — приторно шепчет она, прижимаясь пухлыми губами к моему уху. Ее неприлично выставленная напоказ грудь касается моей, а рукой спускается по куртке вниз. — Не увиливай от темы, Вилл, — грозным голосом говорю я, даже не заостряя внимание на привычке коверкать моё имя. — Увидела, как привлекательный парень уныло прогуливался в одиночку, хотела помочь ему позабыть о тяжких мыслях, что посетили его. Скрасить, так называется, его одиночество. Она явно думала не о той помощи, если у неё на уме только одно — переспать с кем угодно и где угодно. И словно в подтверждение моим невысказанным словам, её рука поползла ещё ниже, чем было до этого, и пальцы начали крутить пуговицу на моих брюках. — Вынужден отказаться, — отрезаю я и собираюсь уходить, как она возвращает меня на место. — А ты подумай хорошенько… На этом, она с жаром бросилась на мои губы, языком врываясь в мой рот, сплетаясь с моим. В долгу я не остаюсь — вымещая всю злость и ненависть к Эвердин на Вилл, толкаю девушку в противоположную стену, что та оказывается прижата моим телом. Мою ярость она воспринимает за страсть и сильнее терзает мои губы, покусывает их и зализывает языком. Но когда Вилл переходит границы, то я немедленно разрываю поцелуй, недоуменно взирая на девушку. Она, ничуть не смутившись, продолжает водить ладонью по выпирающей в штанах выпуклости. Отбрасываю её руку, даже не глядя на промелькнувшую на миг печаль, разворачиваюсь к выходу из переулка. — Чем это Шлаковская шлюха лучше меня? Её голос заставляет меня остановиться. Кровь бурлит по венам, в ушах стоит шум, а в голове, словно в замедленной съемке прокручиваются её презрительные слова: «Шлаковская шлюха». Не отдаю отчета своим действиям, не понимаю, чего творю. Ее ухмылка быстро стирается с лица, а в следующее мгновение по щекам текут слезы. Разминаю костяшки пальцев, прячу руки в карманах. Она не имеет права говорить такое о… А, действительно, кто она мне? Одноклассница, охотник, напарница, трибут, победитель, соседка, возлюбленная… невеста? Список длинный, но ни одно слово не подходит к ней. В последнее время совсем перестал держать эмоции под контролем. — Единственная шлюха — это ты. Состроив оскорбительную мордашку, она направляется ко мне и шипит прямо в лицо: — До конца своих никчемных дней будешь сохнуть по ней, когда я могу дать тебе больше, чем эта вертихвостка, а она свою жизнь свяжет с мнимым кузеном. Ну, давай ударь меня ещё разок, или я не права? — её лицо озаряет ехидная улыбочка, как у гиены. Издаю животный рык. Отшатываюсь от неё — настолько осточертела мне своим показным видом, поведением. Сдерживай себя, Пит. Она этого только и дожидается, чтобы я показал свой истинный облик. Стиснув руки в кулаки, отворачиваюсь от противной физиономии и по направлюсь знакомым улочкам в сторону Деревни Победителей. На всей протяженности дороги до Деревни наблюдается только несколько фонарей: два у входа, по бокам арки и ещё два у центрального фонтана. На полпути решаюсь заглянуть к Хеймитчу, пополнить, так сказать, запасы спиртного, но потом вспоминаю, к чему это обычно приводит. Докатился, Мелларк, стал похож на зависимого алкоголика. Однако ноги против моей воли несут меня ближе к дому. Потом наведаюсь к ментору, сейчас почти ночь, на улице темень, да и навряд ли он ждет поздних гостей. Давно ставшим знакомым скрежетание двери, и я вношу в дом поток холодного ветра и пару снежинок, которые сразу тают при комнатной температуре. Сбрасываю куртку на стул, расшнуровываю ботинки и двигаюсь на кухню мимо гостиной. Чужая тень заставляет меня замереть на месте и приглядеться в кромешной темноте. Китнисс. Что она здесь забыла? Спутала дома? Слабо верится… Фигура уселась в кресло с ногами, склонив голову на согнутые колени. Даже сапоги не потрудилась снять, не говоря об охотничьей куртке. Не успеваю шагу сделать, как Китнисс мигом оказывается передо мной. Ладошками ощупывает лицо, проверяя: все ли в порядке? Хотя, о чём это я? Её не волнует моё состояние. Глазами будто выискивает наличие ран. Беспокоится? Нет. Что тогда означает её беглый взгляд? Внезапно она льнёт ко мне, руками прижимая меня за плечи к своему телу и утыкаясь носом в мою грудь. — Не бросай меня, — дрогнул её голос. Плечи девушки еле подрагивают — беззвучно плачет. Вся злость и ненависть к девушке улетучивается. Руки инстинктивно обнимают её. Это также вошло в привычку, как и охранять её от кошмаров. Сам того не замечаю, как слово срывается с языка, как обычное явление: — Никогда. Отодвигаюсь, чтобы посмотреть ей в глаза, будто смогу найти в них искренность. Но я вновь верю ей, снова доверяюсь, снова. Вновь принимаю поспешные выводы, а потом страдаю из-за них. — Прости, я вспылил тогда. Глупо было срываться на тебе, если винить нужно только Сноу, и ты ничем не обязана мне. Она кладёт палец мне на губы, заставляя меня замолкнуть, остановить пламенную речь. — Я поступила не лучшим образом. Я не должна была дать тебе усомниться во мне. Хочу возразить, но палец по-прежнему давит на губы, не давая мне возможности что-либо сказать. — Отвращение к замужеству у меня еще ё детства. Я мало понимала в этом, поэтому считала всех девушек, которые заводили семью, безалаберными. Я столько лет воздвигала стену холодности и непонимания, что дала себе клятву, чтобы никогда не входила в число рядов тех девушек. Игры отобрали бы у меня всё, как шахты отца. Сам подумай: ребенок победителя, в нашем случае двух, уже считается лакомым кусочком для Капитолия. Ему уже уготована судьба прямиком на арену, в руки смерти. Я не могу так рисковать, не хочу чувствовать ту боль, как после потери отца. — Я всегда буду с тобой, что бы ни случилось. Без слов, Китнисс целует в губы, ни формальности, одно желание — быть рядом. Она тянет на себя, и мы оба валимся на диван — я сверху, а она подо мной. Чувствую четкий ритм сердца под ладонью, перемещаю руки на талию и припадаю к желанным губам. Поцелуй выходит мокрым, губы солёные от слез — чуть потресканные то ли от холода, то ли обкусала их. Китнисс хоть и старается скрыть свой страх, но я вижу, как её нижняя губа подрагивает, а руки не смеют заходить дальше положенного — кроме плеч и спины она подушечками пальцев осторожно касается моей оголившейся груди. Подобно успокаивающему эффекту целую её в кончик носа и шепчу: — Я не трону тебя, пока ты сама этого не захочешь.