***
За десять минут они успели уложить мои непослушные вихри. За это время я переоделся в подготовленный костюм. Они побрызгали меня чем-то из маленького флакончика, что от меня за тысячу километров можно было учуять противный запах, от которого слезились глаза. М-да, надеюсь, никто в аудитории не попадает, пока будут снимать. В сопровождении Эффи в дом входит Китнисс. Стоит ей присесть рядом со мной на диванчик, который кстати недавно занесли, она невольно отодвигается, морща при этом нос. — Чем это от тебя воняет? — спрашивает девушка, ладонью отгоняя от себя запах. — Понравилось? — шепчу ей на ухо, чтобы никто не услышал нас. — Аж голова кружится! — перенимает мой игривый тон, отчего вместе заходимся в безудержном смехе. Но наша сопроводительница рушит и этот момент. — С минуту на минуту приедут телевизионщики. Вы знаете что делать? — Если честно — нет, — скептически отзывается Китнисс на взбудораживающий тон Эффи. — Как же? — мне кажется, или её хватит удар? — Пит в прямом эфире перед жителями Капитолия сделает тебе предложение! От слова «Капитолий» уже воротит, не говоря уж о прямом эфире. Судя по взгляду, Китнисс не особо это радует. — Последний разок? — заглядываю ей в глаза, надеясь на поддержку. — Ты действительно думаешь, что это последний раз? Они теперь постоянно будут узнавать о нашей жизни. — Не посмеют. — Они и не спросят твоего разрешения. Им не нужно наше согласие. На сей раз она права. Позволяем тишине встать между нами, а минутное молчание растянулось до невозможного. Из-за угла появляется Эффи, тем самым показывая, что время для нашего личного общения истекло. — Китнисс, Пит, готовы? Однако, наш ей ответ не нужен. Чисто риторический вопрос из вежливости. Хлопок входной двери, шум у порога, и они вваливаются в гостевую, чтобы установить камеры. От их глаз не ускользнуло, как Китнисс вжалась в меня, практически сидит на мне, боком повернувшись к объективам, в то время я шептал ей на ушко всякие глупости, лишь бы отвлечь её внимание от «гостей». Она разразилась звонким смехом, когда попросил представить нашего ментора в одном из её платьев, но тут же заглушила прекрасный звук своей ладошкой. Тут замолк и я, стоило мне бросить взгляд на появившегося Цезаря. Он преспокойно присаживается в кресло напротив нас. — Через пять, четыре, три, два, один. Мы в эфире! — Доброе утро, жители Капитолия! И с вами я — Цезарь Фликермен. Сейчас вы увидитесь с Огненной Китнисс и её возлюбленным — Питом Мелларком! Камера разворачивается в нашу сторону. — Пит, Китнисс! Ну, говорите, как ваши дела. — В общем, у нас всё отлично, — моя красноречивость пропадает весьма некстати. К превеликому счастью, на помощь приходит Китнисс. — О, Цезарь! Мы счастливы, как никогда! Капитолий сблизил нас, благодаря ему я обрела счастье с любимым человеком. Я настолько погружен в её слова, в которые, несомненно, поверили все сентиментальные Капитолийцы, что не сразу замечаю взгляд Китнисс, говорящий «Ну же!», и, опомнившись, подхватываю и продолжаю речь: — Наша с нею любовь, выкованная на наковальне Игр, стала нашей наградой. Любовь, истинная любовь позволяет преодолеть любые трудности, исцеляет сердце, изгоняет одиночество и дарует смысл жизни. Китнисс и есть моя жизнь. Так и слышу вздохи телезрителей. Ещё бы! Несчастные влюбленные из Дистрикта Двенадцать обрели покой. — А что насчет будущего? Вы думали над ним? — задает вопрос ведущий. Вот он — момент, который должен был наступить. Аккуратно пересаживаю Китнисс на диван, а сам опускаюсь на пол, на одно колено перед ней. Сердце бешено стучит, дыхание спирает, а руки вовсе не слушаются меня. Дрожащими пальцами вынимаю маленькую коробочку, заранее подготовленную ещё с вечера, и осмеливаюсь поднять на неё глаза. Дар речи пропадает под настораживающими серыми глазами, которые так и заглядывают в душу. — Когда только я увидел тебя, маленькую с двумя косичками, то непременно влюбился. Влюбился в твой голос, в твои руки, в твой смех, что меня не раз посещала мысль: я обязан был жениться на тебе. Я люблю тебя, сколько себя помню и обещаю любить до скончания веков. Пока бьется мое сердце, обещаю быть верным и любящим, оставаться рядом с тобой не смотря ни на что. Китнисс Эвердин, выходи за меня замуж, — и я протягиваю ей кольцо. Оно кажется таким громоздким по сравнению с её тоненьким пальцем и слишком обляпанным разноцветными камешками. Но ничего не поделаешь — Капитолию подавай именно такую роскошь. В нашем Дистрикте, прежде всего, ценят простоту. Втайне от всех я бы подарил ей другое кольцо, но такого не произойдет. Возможно, Китнисс всё же согласится на настоящую свадьбу, но на это уйдет немало времени, зная, как ей не нравится подобная шумиха, разворачивающая жизнь в представление. По щеке Китнисс скатывается одинокая слеза, что я тут же пугаюсь и ненароком ругаю себя за свою напористость. Я заставляю ее силком выходить замуж, а она всю жизнь будет страдать. Протягиваю ладонь и большим пальцем стираю слезу. — Да, я выйду за тебя, Пит. В этот момент мне хочется обежать весь Дистрикт, крича насколько я счастлив, но тут же отдергиваю себя, напоминая себе, что мы в игре, что камеры до сих пор обращены на нас. — Это прекрасно! Вы не перестаёте удивлять нас, — с напыщенной радостью восклицает Цезарь. — Но на этом мы завершим наш выпуск. Надеюсь, вы поделитесь с нами датой вашей скорейшей свадьбы? — Несомненно, Цезарь! — Это представление только для вас. — Ты будешь одним из первых гостей на ней. — Тогда увидимся на свадьбе, Пит и будущая Китнисс Мелларк, — ведущий улыбается в тридцать два зуба. Не прошло и десяти минут, как их не стало в моём доме. Молчание давило на виски. В доме остались мы одни. — Хотел бы я поджарить хлебец, — не подумав, высказал я мысль вслух. Ожидаю увидеть вспышку гнева или возмущения со стороны Китнисс по этому поводу. Да от неё можно ожидать чего угодно! Но никак не скромную улыбку, которую тут же прячет рукой. — Я не против, — шепот кажется мне громким. Моему удивлению не было предела. Я тут же соскакиваю с дивана и становлюсь напротив неё, пальцами приподнимаю её голову так, чтобы её глаза были на уровне моих. Хочу увериться, что она точно желает этого. — Ты правда… — мне трудно найти подходящее слово, которое бы не спугнуло её, но было достаточно объяснимым. — Да, Пит. Я устала играть на камеры, устала подчиняться Капитолию, устала что-либо делать ради них и их потех. Я хочу этого ради нас. Её слова огорошили меня. Она ведь никогда не говорила мне такого, точно не прямым подтекстом. Она развеяла все мои сомнения напрочь. Конечно, она ещё не признавалась мне в чувствах, но этого достаточно, чтобы сделать меня счастливым. — Ты не хочешь этого? — недоуменно спрашивает Китнисс. — Ты даже не представляешь, сколько раз я воображал себе, как это будет происходить, — и тысячный раз строил различные картинки сексуального характера, где бы ты была главной героиней. Естественно, вслух я не произношу, ещё чего доброго пришибет ведь меня за такие мысли. — Я мечтал об этом ещё с десяти лет. — Разве можно мечтать о свадьбе в таком возрасте? — Ну, раз уж я умудрился влюбиться в тебя в пять лет, то очевидно, да. Она заливается румянцем от моих слов, но тут же напускает на себя наисерьёзнейший вид, и, склонившись к моему уху, чуть касаясь губами, шепчет: — Будь готов. Я приду вечером. В шесть. И загадочно улыбнувшись, оставляет меня одного в пустом холодном доме.***
За помощью я, естественно, обратился к отцу. Он как никто знает приготовление традиционного хлебца. — Ты всё запомнил? Дописываю в блокнот последний ингредиент и засовываю в карман брюк. — Да. — Не перестарайся с солью и вложи свою любовь в выпечку, вложи свою душу. Киваю на каждое сказанное слово, а в голове одна мысль: скоро Китнисс будет моей. Отец, видимо, замечает мой настрой, поэтому не настаивает на повторной лекции о семейной традиции. — И да, сын, я рад за тебя и горжусь тобой, — морщины разглаживаются, когда отец выдавливает подобие улыбки. Не сдерживаюсь порыву и обнимаю его. От него пахнет пряностями и всякими специями. Интересно, а от меня пахло бы так же, будь я за готовкой выпечки каждодневно? — Я знал, что она любит тебя. — Как это? — Её взгляд в твою сторону. Так смотрят только влюблённые. И почему я этого не замечал? — Ещё то, как она переживала за тебя на Арене, — я уж было хотел возразить, что это была Игра для спонсоров, но он продолжил. — Это было не только ради камер. Думаешь, она полезла на Пир, где прекрасно понимала, что её могут убить, ради публики, чтобы заинтересовать их? Сам подумай, ради чего она рисковала собой. Ею двигало вовсе не желание поплясать под дудку Капитолия, а кое-что другое. — Ты так уверен? — Как ты можешь усомниться в той, которая через четыре часа станет твоей женой? И вправду. Допустил оплошность, на миг позволил себе стать вновь тем никчемным мальчишкой, каким меня называла моя мать.***
Китнисс пришла ровно в шесть, как и говорила. Я вовсе потерял дар речи, как только увидел её. Белое легкое платьице подчеркивало красивую фигуру, открывало вид на открытые ноги. Невольно мои глаза задержались дольше положенного на её груди: не очень пышной, но идеальная во всех смыслах. Невнятного пробормотав ей, чтобы она удобно располагалась возле камина, где я расстелил плед, заставляю себя оторваться от неё, насколько бы великолепна она ни выглядела сейчас, и пойти за традиционным хлебцем. Не следя за своими мыслями, обжигаю пальцы о раскаленный противень. Образ обнаженной Китнисс так и встает перед глазами, какими бы тщетными попытками я не пытался его прогнать. Поправляю светло-серую рубашку, поглаживаю складки на брюках. Словно оттягиваю время. От чего? Сам не знаю. Боюсь. Вдруг она сейчас убежит? Вот только следует заметить, что нервничаю впустую сейчас я, а не она. Наконец, переведя дух, кладу хлебец в сплетенную маленькую корзинку, другую руку занимаю прутьями. От духовки до камина пролегает примерно метров пятнадцать. Может я сильно поторопился, навязав ей мысль о браке? Если согласилась, значит, она любит меня, пусть и не говорила этого вслух. Десять метров. Судорожно сжимаю пальцами корзинку, боясь выпустить её из рук, будто в ней вся моя жизнь. Замедляю шаг. Восемь метров. Вот девушка сидит на коленях перед огнем. Языки пламени то тянутся к ней, то вновь отступают, играясь с ней. Шесть метров. Она оборачивается, и встречаюсь с нежным взглядом Китнисс. Она улыбается мне, рукой зазывая к себе. Это прибавляет мне уверенности, поэтому позволяю себе улыбнуться счастливой улыбкой и продолжить движение к девушке, которую люблю всем сердцем, которая дорога мне, как никто другой. Метр. Его я преодолеваю в одно мгновение и присаживаюсь рядом с ней на плед. — Ты готова? Она твердо кивает, но дрожь по телу выдает её. Вся смелость Китнисс будто испаряется. Перехватываю её холодные пальцы и сплетаю со своими. Как она умудрилась замерзнуть вблизи огня? — Не бойся. — А я и не боюсь, — усмехаюсь над вызовом в её глазах. Огонь отбрасывает блики в серых радужках, отчего кажется, что в её глазах пляшут маленькие искорки, такие яркие. Её глаза смотрят прямо в мои. Перевожу взгляд ниже, на приоткрытые желанные мною губы. Всего сантиметры до них. Кажется, запретны даже эти никчемные сантиметры, а так хочется коснуться их, почувствовать терпкий вкус, почувствовать тепло. Нельзя, раз мы решили провести обряд по старым традициям. На краткий момент мне привиделось, что она едва заметно качнулась в мою сторону. — Начнем? Разламываю хлебец на два равных кусочка, нанизываем его на прутья и поджариваем на огне, пока он не покрывается золотистой корочкой. Китнисс первая вынимает из огня кусочек и, подув на него, осторожно подносит к моим губам. Что-то в этом жесте кажется мне чем-то семейным. Надкусываю с краю, ощущая на языке сладкий вкус изюма. Мне пришлось долго повозиться, чтобы найти изюм. Для нашего Дистрикта это уже считается роскошью. Насытившись своей же выпечкой, Китнисс позволяет мне кормить её. Интересно наблюдать за ней, как она забивает свои щечки, при этом облизывается, явно дразня меня. От ее невинного движения языком по нижней губе скручивает желудок, желание отдается тягучей карамелью, насколько я хочу поцеловать практически свою жену. Склоняю голову в её сторону, но она отклоняется назад, даря мне теплую улыбку. — Обряд еще не закончен. Тяжело вздыхаю, соглашаясь с её словами. Как бы мне не хотелось, но должен признать, что нужно придерживаться старых традиций. И тут она начинает одну из песен, которую поют новобрачные, медленно, тягуче, не спеша растягивая каждую ноту. Ждёт невеста жениха, ждёт, как часа своего. В белый цвет облечена, точно в саване стоит. На покой обречена, свадьбы колокол звенит. Забирай, забирай, приходи, прилетай, На века отдана дева юная. В ее голос можно вслушиваться вечно. Он затягивает, манит к себе и не желает отпускать. Кажется, влюбляться сильнее уже некуда, но с каждой новой нотой я начинаю любить её больше. Не разрывая зрительного контакта, она поет мне, глазами будто говоря: я всегда буду с тобой. И огромный мир вдалеке будет сниться маленькой девочке За её ресницами солнце целыми днями. Зажигает свет для луны В этом мире не до войны, Пусть ей снится пока будто всё в её руках. Голос смолкает, а в голове продолжают звучать слова песни. — Я люблю тебя, Китнисс, — резко притягиваю её к себе, отложив корзинку подальше, и целую в манящие губы. Её пальчики зарываются в мои волосы, тянут на себя, скользят дальше по спине и ложатся мне на грудь. Указательным пальцем поглаживаю девичью щеку, дивясь, насколько нежная кожа по сравнению с моими шершавыми натруженными руками. Нехотя отрываюсь от желанных губ, но Китнисс успевает сорвать ещё один поцелуй. И ещё один. — Известим Хеймитча? — Как-нибудь завтра, — между поцелуями шепчет девушка. И я с ней согласен: он подождёт. Весь вечер у камина мы одариваем друг друга поцелуями. Мне никогда не надоест целовать свою девушку, теперешнюю жену. Всё же мечты сбываются.***
Я предложил Китнисс собраться со всеми вечером на ужине, на что она дала негласное согласие. Пока я хозяйничал на кухне, Китнисс успела принарядиться в платье нежного тона, которое открывает доступ на стройные ноги девушки. И ходит из стороны в сторону, виляя бедрами. Да она специально провоцирует меня, прекрасно зная, что не могу устоять перед её женственностью! — Пит, может тебе помочь? — приторно шепчет мне на ухо. Как она успела подойти? Видимо, я замечтался, но скорее всего Китнисс отличилась своей охотничьей походкой. — Почему бы тебе не сходить за нашим ментором? Сильно сомневаюсь, что он сам добредёт до нашего дома. Высоко вздернув подбородком, она намерено топает к двери в одном платье. Ну вот, теперь я обидел её. — Китнисс, накинь, пожалуйста, куртку поверх. Но она как будто не слышит меня: распахивает дверь, и против холодного потока воздуха вылетает на улицу в одних босоножках. Оставляю всё как есть на столе и устремляюсь за удаляющейся фигурой Китнисс, наспех прихватив свою куртку. К счастью, она не успела так далеко убежать, поэтому нагоняю её настолько быстро, насколько позволяет мой протез. Накрываю курткой её подрагивающие от холода плечи. — Честно, ты обижена на меня? Она как ни чем не бывало дарит мне теплую улыбку, но за проведенное вместе время успел изучить каждое малейшие изменение её настроения. И сейчас она раздраженна. Блеск в серых глазах выдает хозяйку, сколько бы она не пыталась скрывать истинные чувства за фальшивой улыбкой. — Поговорим позже, хорошо? С минуту на минуту придут твоя мама с Прим, а ты проследи за Хеймитчем. Нет надежды, что он уже не в стельку пьян. А я должен приготовить ужин, пока они не пришли. — Хорошо, — устало отвечает Китнисс. — Возвращайся в дом, иначе придется тебя лечить. — А что, я не против, — заговорщически подмигиваю ей, за что получаю пронизывающий холодный, больше осуждающий взгляд. — Зато я против, — вдобавок к словам она подталкивает меня ближе к дому, а затем уходит к Хеймитчу. Ждать долго не пришлось: миссис Эвердин вместе с Прим пришли за минуту до завершения фирменного блюда, даже важнейшего — слоеный торт, который Китнисс выначивала у меня уже как целый месяц. Этот день не для отказов в изысканности. Поэтому решил побаловать свою жену деликатесами, которые не так далеки по вкусу от капитолийских. Половину продуктов пришлось заменить: к примеру, излюбленное тушеное филе с барашком и черносливом, где вместо барашка пошла бельчатина и она ничуть не испортит вкуса. Или разные салаты с приправами, жареная рыба, которую Китнисс еле удалось выловить, правда она не сказала, где именно. И, естественно, ставшие нашей маленькой традицией, сырные булочки. Их я запросто сготовил. Семью Эвердин проводил в гостиную, где посередине водружался накрытый стол, а сам пошел к окну, выходящему на улицу, на противоположный дом Китнисс. Начинаю пугаться, когда не вижу признаков движения, но тут же успокаиваюсь, завидя Хеймитча, идущего под ручку с Китнисс. — Мог бы дотерпеть, Хеймитч. Девушка недовольно скидывает босоножки и всучивает мне в руки куртку. — Развлекайся с ним. И буквально бежит к своей семье, оставив меня один на один с поддатым ментором. Вздыхаю. Не смотря на напряженные отношения Китнисс с матерью, она все-таки пришла, даже Хеймитч пришёл, с учетом того, что за ним нужен глаз да глаз, но не моя семья. «Меня это не интересует». Вот так сказала моя мать, стоило заикнуться об ужине. Отец с братьями лишь скромно пожелали счастья. Мне осталось смирено пойти домой и готовиться к вечеру. Как маленького, раздеваю Хеймитча и веду к шумной беседе. Сажусь рядом с Китнисс, под столом находя её дрожащую ладонь, слегка сжав. Она заметно успокаивается, но глаза то и дело бегают. Ясное дело: не могу представить их реакцию на совершенный несколько часов тому назад обряд. Сам до дрожи в коленях боюсь отрицательного ответа на раннее замужество Китнисс, что, если миссис Эвердин против всего этого? Однако сохраняю спокойствие. — По какому поводу весь этот ужин? Китнисс нервно кусает губу, не зная как ответить, и я решаюсь сказать за двоих: — Мы с Китнисс поженились. — Большим пальцем поглаживаю холодную ладошку. Две пары глаз в непонимание уставились на нас, только Хеймитч скептически отнёсся к моим словам. — Весь Панем в курсе о вашем обручении, — ментор вскидывает брови, откинувшись на спинку стула. На мгновение встречаюсь взглядами с Китнисс и вновь смотрю на развалившегося на стуле Хеймитча. — Мы с Китнисс провели обряд. По гостиной прошлись вздохи, где-то звон бокала, видимо, это настолько шокировало их, что они неаккуратно поставили его на стол. — Китнисс? — Да, мама, это правда. Ожидаю критики со стороны миссис Эвердин или чего-то подобного. Но она одаривает нас милейшей улыбкой, а Прим и вовсе встала из-за стола, чтобы обнять Китнисс. — Береги её. — Я готов на все ради неё, — без скромности отвечаю я. Думаю, всем и так известно о моем отношении к Китнисс. Миссис Эвердин кивает. Никак не думал, но Хеймитч соизволил приподняться и протянуть мне свою ладонь. — Правильное решение, парень. Я не сомневался, что девчонка согласится. Их поздравления прерывает грубый стук в дверь, и, не дождавшись, когда впустят незваных гостей, они сами без спроса ввалились в гостиную. Мигом оказываюсь возле своей жены и загораживаю её собой. — Кто дал вам право врываться в мой дом? — но мой выпад они в нетерпении прерывают: — Указом президента Сноу велели отвезти вас в Капитолий. — Это шутка?! — жена пытается вырваться из моих рук, но я только крепче прижимаю её к себе. Они грубо хватают нас за локти и буквально выволакивают из дома по направлению к бронированным автомобилям. Чего следует ожидать в последующие томительные часы движения до Капитолия?