Два шага, чтобы тебя возненавидеть

В последнее время наши отношения понемногу налаживаются. Она, в свою очередь, открывается мне, я же не проявляю неприязнь, как бывало раньше. Между нами полное понимание. Мне приходится придерживаться стандартов и не переступать границы дружбы, что, честно, выходит с трудом. Не давлю на неё, давая ей как можно больше времени освоиться в моей компании. Нередко замечаю за Китнисс её странное поведение: стоит мне коснуться её руки, взять ладонь, как её тело бьёт дрожь, а сама она заливается краской. Вроде ничего запретного я не совершил, только вид её говорит об обратном — боязнь. Может, ей не нравятся мои прикосновения? Могла бы сказать, но она молча принимает мою ласку. Последние Игры не прошли для меня без последствий. И они оставили другим победителям разные следы. Общие кошмары, страхи, пережитое на арене. Мы слабы лишь во мраке ночи… Но возрождаемся по утрам, полные сил, чтобы вновь уйти в тень кошмаров. Новая нога раз за разом заявляет о себе. То резкая боль пронзает место, где заканчивается живая плоть и начинается сложный механизм Капитолия. Бывают кровотечения, но такое случается реже. В эти моменты использую трансерфинг, что нередко помогал в тяжелые дни, ведь положиться было не на кого. С утра приключился болевой шок. Неудачно пристегнув протез, спускаюсь вниз по лестнице. На одной из ступеней я чертыхнулся, что нога стала в неправильном положении и с громким стоном, полным боли, лечу кубарем вниз. Сквозь слезы различаю размытый силуэт, а в ушах стоит звон. Чьи-то ладони приподнимают мою голову, обхватывают лицо. На губах чувствую сбившееся дыхание, ноздри вдыхают знакомый запах от пришедшего. Запах леса. Китнисс. — О Господи, Пит! — на её лице отраженно беспокойство. Из горла вырывается очередной стон боли, точно раненный зверь. Она аккуратно перетаскивает меня на диван и отстегивает протез. — И всегда такое? — Не привыкать. Её не устраивает мой ответ. Хмурится, осматривая кровоточащий обрубок ноги. Когда пальцами касается раны, морщусь, но подавляю в себе стон. Китнисс заметила перемены на моем лице и теперь она в растерянности — не знает куда деваться. — Принеси мне зеркало из ванны. Она быстро кивает и убегает за ним. Проходит меньше пяти секунд, когда с маленьким зеркальцем в руках она садится на колени передо мной. Наклоняю зеркало как мне удобно, перед правым коленом. Боль понемногу отступает. Этот метод не раз срабатывал с внезапно подкатившей болью. При этом происходит концентрация мыслей, сознательно направленная на осуществление намерения. Исходя из своего опыта, через отражение я могу свободно выбрать развитие по своему желанию. В отражение представляю целую ногу, а не теперешний жалкий обрубок. Порция вспомнила о старинном методе. Когда болезнь проявляется острой болью в конечности, то человека сажают напротив зеркала, где видна здоровая конечность. И вскоре болевой синдром уходит. От случая, что у меня ампутированная конечность ситуация ничем не меняется. Постепенно фантомная боль пропадает. Только сейчас вижу, с каким любопытством девушка смотрит на меня. — Это такая методика. Применяют в крайних случаях, что ты сейчас и видишь. Когда смотрю на здоровую ногу, то внушением мозг воспринимает другую ногу тоже за здоровую и боль исчезает, пусть не навсегда. — Это моя вина, — шепотом говорит мне она. — Из-за меня у тебя вместо ноги Капитолийская железяка. Не успеваю ничего ответить, как она испаряется из гостиной. Но тут же появляется с кастрюлей, наполненной водой, и тряпкой. — С таким же успехом ты можешь прям здесь жить, не отходя ни на метр. — Если потребуется — буду. А сейчас молчи. Следую ее повелению. В данный момент она врач и знает, что нужно делать. Не пререкаюсь, внимательно слежу за её действиями. Она смачивает тряпку в воде, осторожно водит у окончания ноги, стирая кровь. И ей не противно? Меня самого воротит от себя. И тут я понимаю, в чём дело. — Не надо. Полно жалости еще с арены, пожалуй, я дальше как-нибудь сам. Раньше же обходился без посторонней помощи. — Жалость тут ни при чем, — гневно сжимает моё колено, заставляя меня обратно сесть. — Может, перестанешь вести себя как обиженный мальчишка? — Значит, я веду себя как обиженный мальчишка? — Да, как обиженный мальчишка. А теперь позволь мне обработать рану. Надеюсь, ты успокоишься и будет легче, если будешь меньше дергаться. — Будь по-твоему. Доверяюсь её рукам. — Тебе лучше сегодня полежать. Тянусь к протезу, но Китнисс бьет меня по руке. — Сегодня обойдёшься без него. И так эта штуковина изранила всю плоть, что нужно как минимум день, чтобы рана затянулась. У мамы лекарства оставались, может пригодятся, пойду посмотрю. — Ты кидаешь меня? — поражаюсь своим наивным голосом. На что Китнисс обещает: — Я приду. А ты лежи и не вздумай вставать. Проходит бессчётное количество времени, только тогда она появляется на пороге с коробкой лекарств. Становится на колени перед диваном, отложив коробку в сторону, со шприцем в руках глядит мне в глаза. Руки дрожат, сдувает волосы, что настырно лезут ей в глаза, и она криво втыкает шприц. Молча проклинаю её врожденную криворукость в медицине. — Прости, — извиняющим тоном говорит она. Что-то не очень убедительно выходит, раз её пробирает на смех. — Что ты мне вколола? — спрашиваю серьёзным тоном. Меня настораживает её убийственная уверенность. — Это обезболивающее. Через минуту вступит в полную мощь. — Расскажи мне что-нибудь. Немного погодя, она тихо начинает изливать протяжным голосом знакомые мне слова: — Сумрак неизмеримый Гордости неукротимой, Нам было по девять лет, но в школах уже учили стихи о тяжелом времени. — Тайна, да сон, да бред: Это — жизнь моих ранних лет. Этот сон был всегда тревожим Чем-то диким, на мысль похожим Существ, что были в былом. Но разум, окованный сном, Не знал, предо мной прошли ли Тени неведомой были. Чувствую, как меня начинает клонить меня в сон, а её слова сливаются в плавную мелодию, уже не разбираю их значимость. — Останься? — наивно спрашиваю я. Но она, к удивлению, кивает, садится на край дивана и нежно гладит меня по волосам. — Засыпай, Пит, — от ее тихого голоса погружаюсь в дрёму.

***

Вся сказка рано или поздно прекращается, стоит вернуться в жестокую реальность. Когда приоткрываю веки, то первым, что я замечаю, так это исчезновение Китнисс. Значит, всё было просто сном? Её успокаивающие душу слова, поглаживания? В конце концов, её заботливость, пускай и растерянная? Не хочу верить, но и вести самообман тоже. Покорно следую к окну, выходящему на дом Китнисс, вглядываюсь в каждую черточку запустелого дома, лишь свет горит на первом этаже, но второй — безжизненный. — Зачем ты встал? Голос заставляет меня обернуться, в недоумении смотрю на источник не прикрываемой злости. Смотри, вспыхнет точно спичка. Правильно, что её в Капитолии именуют Огненной Китнисс. — Я думал, ты ушла, — как ребенок нахожу причину. — Как видишь, я здесь. Ответь на мой вопрос. Скрещивает руки на груди, вздергивает подбородок, мол: попробуй соври и я сожгу тебя дотла. Особенно если учесть то, что она охотник и победитель Игр. Она и взглядом способна убить на месте, ей не понадобятся навыки охотника, она и так опасна без оружия. — Уже всё в порядке, — развожу руки в стороны. В доказательство сгибаю, разгибаю сустав. Умудряюсь подпрыгнуть на этой ноге, чуть неправильно приземляясь, что вот-вот протез вылетит. Он неприятно давит на колено, сдирает кожу у окончания ноги, но молча сжимаю зубы. Ни звука не вырвется наружу, чтобы Китнисс не заподозрила неладное. — Пит, я же просила! Её вовсе не убеждают мои слова. — Да всё прошло. И боли нет. Ещё одна ложь срывается с языка. Кажется, Китнисс понемногу начинает верить моим словам. — С тобой бесполезно спорить. — А я-то думал, что это ты у нас упорно отстаиваешь права. Фыркнув, девушка, двинулась в направление кухни. — Ты, наверное, голоден. — Давай лучше я приготовлю, — вызываюсь ей на помощь, но тут же сникаю. Китнисс смиряет меня уничтожающим взглядом. Но она сама прекрасно понимает, что повар из нее никакой, впрочем, как и врач. Надо держать при себе свои мысли и будешь жить долго. А то одно неверное заявление в сторону Китнисс и она, не моргнув глазом, может прикончить тебя. — Тебе нужно лежать, — выделяет она каждое слово. Прихватываю блокнот с тумбочки и шагаю к камину. Языки огня бросают блики на листок. Пламя танцует древний танец. Загорается и вновь тухнет, чтобы сильнее возгореться. Продолжаю сидеть напротив камина, несмотря на духоту и жар, обдающий в лицо. На листке появляются первые штрихи. И в этот раз внимание сконцентрировано не на ней, как обычно. Я решил уделить время безграничной красоте природы. Лес. Настолько величественен. Скрывающий загадки в глубоко потаенных уголках, о которых суждено знать только Китнисс. Стук в дверь отрывает меня от своего дела. Стук повторяется уже многократно, что вынуждает меня подняться с пола и пойти к нежеланному гостю. Кто ж знал, что гость действительно нежеланен? И не просто нежелателен, а ненавистен мне. Китнисс за готовкой видимо не слышит стук. Открываю дверь, о чём я сразу жалею. — Где Китнисс? — хватает он за грудки и начинает вытряхивать из меня правду. Не дождётся! — Ночь неспокойная удалась, вот и ушла к себе уставшая. — Её нет дома — я заходил. И тут до него доходит смысл моих слов. Взгляд темнеет, руки сжимаются в кулаки и один из них прилетел бы в нос, если не моя физическая подготовка на Играх. Готовлюсь к следующему удару, но появившаяся на пороге Китнисс мигом все прекращает. — Гейл? Только сейчас оценивает обстановку дела и понимание приходит само: — Что тут происходит? Протискивается между нами, гневно бросая взгляд с него на меня. — Кис-кис, я хотел все поговорить. — Нам не о чем говорить. Кажется, я все сказала тогда. А вот это уже интересно. Что же он такого натворил, раз Китнисс не желает его слушать? — Дай объясниться, — вымаливает он. Ну вы посмотрите! Сейчас ещё на колени встанет, лишь бы она простила его. Тошно от его театрального представления. Разворачиваюсь и покидаю их, скрывшись на кухне. Голоса не умолкают уже минут пятнадцать . Китнисс то и дело повышает голос так, что мне прекрасно слышно, о чем говорит эта парочка. — Я последний раз предлагаю тебе дружбу, Гейл. Если не желаешь, то прости, на этом наши пути расходятся. То, что ты хочешь, я не могу тебе дать. — Мелларк уже подоспел? — горько усмехается Гейл. — Никого я не выбирала! Почему все твердят, но не предоставляют мне право выбора? — Это только ты отрицаешь, но сердце говорит иное. Минутная тишина. Ушёл? Нет. — В воскресение, в наше время. Не смей опаздывать, без тебя уйду. — Спасибо, Гейл. Мне, правда, дороги наши отношения. Ты дорог мне. Сердце надрывается. Никогда не было так больно, как в данный момент. Даже фантомная боль в ноге это ничто, по сравнению со словами, произнесенными Китнисс. Надежда вырывается с корнем. Гаснет мгновенно. Самонадеянный дурак! Вновь повелся на её ложь. Наивный ребенок, ей богу! — Мне пора. Рори и Пози ждут на ужин. Хлопок двери, и тихие шаги Китнисс на кухне. Стараюсь не смотреть ей в глаза, а еда, которую тщательно прожевываю, приобретает безвкусность. — Пит, что с тобой? Поражаюсь её несообразительности. Встаю из стола, продолжая игнорировать её любопытный взгляд. — Спасибо за ужин, Китнисс, но я сегодня страшно измотан, — слишком резко отвечаю ей. Рассердилась — слышу по её вздоху и откинутому в сторону стулу. — Прекрасных сновидений, Пит Мелларк! Она, мимолетно скинув тарелки в раковину, с курткой в руках выскакивает на улицу, не удосужившись закрыть за собой дверь. Останавливается напротив своего дома, поворачивается в мою сторону, и, проследив, что я смотрю на неё, намерено хлопает дверью, скрывшись в доме.

***

И я понял, что был несправедлив по отношению к ней. План был завоевать её сердце, приблизить к себе, а не оттолкнуть. В сотый раз проклинаю себя за несдержанные, в тот вечер, эмоции. Просить прощения у неё было не так просто, как показалось на самом деле. Ещё надо было стерпеть её характер, проявить железную выдержку. Всё же она успокоилась и простила меня, не так сразу, но, тем не менее, она не держит обиды за вечер. Практически каждый день проводим совместно, в кругу Прим. Балуемся, бегаем по дому друг за другом, деремся подушками. Выждав по ту сторону у двери, ловлю смеющуюся Прим, а за ней и обхватываю Китнисс за талию. Китнисс заражается моим смехом и валится на пол, придерживая руками живот. Я кружу Прим по комнате, что у обоих начинает идти кругом голова. Вместе падаем на пол рядом с Китнисс, пытаясь утихомирить подступивший смех. Он накатывал с новой силой, что усмирить его порою было нелегко. Гляжу, за окном уже темно. Надо собираться, до прихода миссис Эвердин я должен быть дома. Мать Китнисс не одобряет наше общение, ссылаясь на отношения между противоположным полом. Один раз она застукала меня лежащим с Китнисс в её кровати. Тогда ей приснился кошмар, я услышал и перелез через окно. Когда Китнисс успокоилась, я собирался обратно к себе, но она не отпустила меня. Одна сторона моя хотела быть с ней, прижиматься к её теплому телу. Невыносимо спать в одной постели с девушкой, зная, что не имею права на большее, чем объятия, что спасают нас во сне. Но другая понимала — это неправильно. В частности, по отношению к ней. Такую чистоту нельзя запачкать порочным желанием. Был вынужден согласиться под её напором, и лечь с ней под одеяло. С утра мать Китнисс заглянула в комнату. Ох, какую она истерику закатила! Целую лекцию о взаимоотношениях мужчины и женщины, и что в итоге получается, отчего Китнисс всё время приходилось густо краснеть. С того момента она категорически недооценивает меня, что я могу сделать что-то дурное её дочери. Плохое же у неё мнение обо мне. Честно сказать, я имею влечение к Китнисс. Помимо любви, физическое влечение к девушке присутствует, типично особям мужского пола. Но я сдерживаю себя в этом плане, переключаю свое внимание на не значимых вещах. Трудно держать всё под контролем, когда девушка всем телом прижимается к тебе, а во сне бывает нечаянно коснется того места. Китнисс, конечно, не нужно об этом знать. Еще чего доброго кастрирует, как домашнего питомца! А вот по утрам проблемы уже значимые, о которых Китнисс не следует догадываться. Согласившись с матерью Китнисс, я прекратил ночные вылазки к Китнисс. Может, она об этом не догадывается, но ей удается соблазнять меня необычайным ходом. Даже машинальным действием облизывает губы, а меня уже и это заводит хлеще, чем голая Вилл. Кстати о Вилл. О ней не слуху, не духу. Будто испарилась. Еще с того момента у моего дома, она не объявлялась больше недели. Сильно же подействовал на неё поцелуй с Китнисс. С Гейлом мы тоже разъяснили, что к чему. Она доходчиво объяснила ему об их взаимоотношении. Мне же дала понять, что больше друга или брата она не желает его принимать. — Уже уходишь? Прим изучающе смотрит мне в глаза. Треплю её по волосам, улыбаюсь и направляюсь на выход. — Ты забыл, — Китнисс протягивает мне мою же кофту. — Спасибо. Пальцы соприкасаются, она не отдергивает руку, продолжая смотреть в мои глаза. Этот момент хочется растянуть на бесконечность. Увы, такого не позволено. Китнисс провожает меня печальным взглядом. Уже на улице воодушевлено напоминаю ей напоследок: — Мы ещё увидимся. Ты обещала мне прогулку по лесу. И получил долгожданную улыбку, способную осветить эту темень на улице. — Завтра зайду с утра. Не вздумай спать к тому моменту. Усмехаюсь её наигранной злобой. Да, такой я её и запомню. Девушка с удивительным характером. Манеры, поступки, слова — всё в ней говорит за себя.

***

Как она и обещала, собранная ровно минута в минуту, появилась на пороге моего дома. — Ну, что, пошли? Она берет меня за руку, и мы идём в сторону леса. Крепче сжимаю её замерзшую ладошку в свою, другой рукой выхватываю у неё рюкзак. — Я не немощная! — восклицает она, намереваясь ухватить обратно рюкзак. — Я могу и тебя потащить. Готова проспорить? — не скрываю своей улыбки. На этом она смолкает. Повернув голову в её сторону, замечаю что-то белое на её волосах. И ещё, ещё. Поднимаю лицо к небу, вглядываясь в летящие снежинки над нами. Снег засыпает дорогу впереди, стелет белым покровом верхушки деревьев. Мы у ограды, где начинается просторы леса, начинается свобода. На всякий случай Китнисс проверяет, подключен ли ток, и только тогда мы перелезаем за территорию. — Зимой здесь необычно красиво. Вслушиваюсь в шепот её бархатистого голоса. И вправду, белый заснеженный лес придаёт простоту и легкость. На душе остается спокойствие и только — никаких Голодных Игр мы не знаем. Сейчас мы шестнадцатилетние подростки, которые не проходили весь тот ужас на арене, не познали суть Игр. Снег уже успел засыпать всю поляну. Иду вперед, не оглядываясь, и вижу, что Китнисс нет рядом. В панике оглядываюсь и не сразу вижу её, лежащей на снегу. Я уж тут начал думать, что что-то случилось. Подбегаю и протягиваю руку, чтобы помочь подняться. Но она, хитро улыбаясь, протягивает в ответ свою ладошку. Но её протянутая рука была неспроста. С силой валит на себя, что еле успеваю не придавить её своим весом. И оказываюсь лежащим рядом с ней, устремляя свой взгляд далеко в небо. Она перекатывается с земли и ложится на меня. Не успев додуматься о её намерениях, как её теплое дыхание согревает мои губы. Тянусь к ней, осторожно касаясь верхней губы. Китнисс проявляет инициативу и берет главенство на себя. Её губы нежно ласкают мои. Наш поцелуй перемешивается со снежинками, но это никак не портит его. — Простудишься, — хрипло говорю я. — Ты обо мне позаботишься. — Я готов о тебе заботиться хоть всю свою жизнь. И это святейшая правда из всех правд. И она знает, ведь я не вижу смысла лгать. Пускай она не заявляет о своих чувствах ко мне, но мне этого предостаточно. Лишь бы была рядом, а большего и не нужно.