Геронтофилка

      Опять наступило воскресенье. Первые два дня в институте дали возможность немного отвлечься от размышлений, засос на шее уже прошёл. Но воспоминания об их общении не потускнели. Ровно неделю назад… Нет, не совсем — сейчас ещё утро. Анжела собралась на вернисаж пораньше, чтобы занять хорошее место. В среду удалось продать лишь одну работу, заработать полтинник.       Сегодня повезло с соседями — она пристроилась рядом со студентами одного из самых престижных художественных ВУЗов страны. В этот институт станковой живописи поступить в разы труднее, чем в её — художественно-промышленный. Студенты были уже взрослые, бородатые, лет двадцати пяти-тридцати, из тех, кто поступил туда сам, после многолетних попыток. Их архитектурные пейзажи маслом говорили сами за себя — были похожи на работы мастеров начала века. Такой уровень на уличном вернисаже был редкостью и сильно контрастировал с засильем халтуры вокруг. Ну и с такими, как у Анжелы, полупрофессиональными работами, тоже.       Художники явно знали себе цену — триста за небольшую работу было нереально дорого. Прямо как в эксклюзивных галереях.       — Понимающие иностранцы не удивляются, ещё считают, что повезло. Сейчас неофициальный курс где-то один к десяти, — объяснил ей старший, Сергей. — А за бугром такие работы по несколько сотен баксов.       Иностранных языков молодые мужчины не знали, так что Анжела оказалась незаменимым человеком при первых же переговорах с какой-то пожилой дамой — свободно говорящей на английском немкой. Два пейзажа было уступлено за пятьсот, и довольные художники пригласили Анжелу вечером в кафе.       Следующая компания американских пенсионеров не оценила профессионализма её соседей, и туристы, шарахнувшись от их цен, стали рассматривать её работы. Когда пузатый джентельмен заинтересовался её самой кичевой акварелью с зимним еловым лесом в лунном свете, Анжела решила рискнуть и произнесла: «сто». И сама несколько опешила, когда ей, не торгуясь, протянули купюру. Девушка не была горда этой работой, написанной с фотографии из журнала, хоть и приходилось время от времени повторять этот мотив в разных вариантах, как один из самых ходовых. Но такую цену за него она получила впервые.       — У вас здесь свет, как у Кинкейда, — похвалил её американец, забирая конверт с акварелью. — Он — наша восходящая звезда в живописи.       Почаще бы так везло! Но следующие два часа прошли впустую. Может, позвонить Искандару? Цифры, выбитые золотом на темно-синей визитке, были у неё перед глазами. Сама же карточка надёжно покоилась в закрывающемся на ключик ящике её стола.       Она дошла до автомата, набрала номер — и сразу бросила трубку, как только гудки прекратились и монетка провалилась в щель. Она же не ребёнок, чтобы молчать, слушая голос. Хотя и взрослые так делают, изводя своих бывших. Но, черт побери, как хочется услышать его голос! Искандар, наверно, говорит: «слушаю», а не банальное народное «але». Ругая себя за нерешительность, Анжела отошла от автомата.       Далее были немцы, не говорящие на английском. И скупердяи — пришлось уступить две акварели за шестьдесят. Ладно, перекупщики и вовсе предлагали по десятке за каждую.       Затем к ним подошла разномастная веселая компания итальянских туристов. Расхвалили — и её живопись, и её весьма скудный итальянский, и её внешность, ragazza bella, но ничего не взяли. У соседей купил ещё одну работу мужчина интеллигентного вида, эмигрант второй волны, наконец-то получивший возможность навестить свою Родину.       Неплохо за четыре часа. Ей нужно ещё как минимум две сотни накопить для осуществления своей заветной мечты — первой поездки за границу. Получить визу по частному приглашению уже можно без проблем. Если ничего не сорвётся, то на зимних студенческих каникулах она полетит в Восточный Берлин. Конечно, не капстрана, но музеи там хорошие. И меняют много денег, можно будет одеться. Если учесть, что никто из её семьи ещё за границей не был, это будет её маленькой победой. А если не получится, накопленные деньги останутся на туристическую поездку на следующее лето. Она видела весной объявления в своём институте — Греция, Италия и Франция. Цены немаленькие, зато под руководством искусствоведа.       А можно и автостопом отправиться в Европу с кем-то на пару. Правда, непонятно, как в таком случае быть с визами.       Вот о чем надо думать — о возможных приятных авантюрах, а не об Искандаре. Или победить страх и смущение — позвонить и заговорить. Анжела взглянула на циферблат миниатюрных швейцарских электронных часиков — уже через пять часов будет неделя… Нет, она совсем сумасшедшая — юбилей себе придумала. И оделась сегодня сексуальней, чем обычно, — недаром итальянцы на неё запали: облачилась в лосины и тунику, а вместо кроссовок — туфельки-лодочки. И накрасилась ярче.       Она не заметила приближения Искандара, была занята переводом для соседей. Сергей с её помощью проводил ликбез о ценности настоящего искусства и разнице между их работами и остальным дешевым кичем вокруг. А потенциальный покупатель из дружественной Индии лишь раздраженно пререкался на малопонятном английском, пытаясь сбить цену.       — С этими бесполезно, тоже как-то сталкивалась, — бросила она художникам. — Его последняя цена — сто двадцать. И он ещё считает, что вас этим облагодетельствует.       — Ладно, черт с ним, ещё такую напишу, — Сергей нехотя взял деньги и протянул работу.       Значит, и они повторяют. Может, ещё и списано с малоизвестных картин знаменитых мастеров. Хорошая, кстати, идея. Анжела повернулась к своим работам и не поверила своим глазам.       — Значит, ты ещё и переводчик по совместительству. Разговариваешь не хуже студентов иняза.       Анжела смущенно поблагодарила за комплимент. Дыхание перехватило, и было трудно произносить обычные слова. Искандар отозвал её в сторону.       — Зайди ко мне через час, у меня есть для тебя пара альбомов — небольшой подарок к началу учебного года.       — Хорошо, спасибо, — пролепетала Анжела, а сердце её радостно забилось. Значит, все продолжается! Захотелось подпрыгнуть и захлопать в ладоши, как маленькая девочка.       Последовавшее «Жду тебя» прозвучало не между прочим, а как-то глубоко и проникновенно. Значит, тоже думал о ней?       Рассчитав время, Анжела простояла ещё полчаса, уже не обращая особого внимания на проходящий мимо народ и стараясь не улыбаться от переполняющей её радости.       — Что-то устала. Пожалуй, пойду. А в кафе как-нибудь в другой раз, — попрощалась она с художниками.       Они, к счастью, не обратили внимания на её короткий разговор с Искандаром, обсуждая в тот момент жадного индуса, а сейчас лишь посожалели, что лишаются такой приятной и нужной соседки.       Пятнадцать минут спокойным шагом. Она посмотрела на часы и присела на лавочку в скверике соседнего дома — старого, наверняка с коммунальными квартирами. Лучше быть до предела точной. За пять минут до назначенного времени быстрым шагом пересекла двор, опасаясь столкнуться с кем-то из печально знакомой компании, и зашла в подъезд. Спокойно ответила на вопрос вахтерши, которая, видимо, была предупреждена, зашла в просторный лифт и нажала кнопку третьего этажа.       Массивная дверь, звонок… Анжела не успела им воспользоваться, Искандар открыл сам. Конечно, дежурная позвонила и предупредила. Только неприятно было, как эта строгая женщина её рассматривала.       Будет ли он её целовать? Она ощущала какую-то безвольность во всем теле. Ужасно хотелось оказаться в кольце его рук, в полной его власти. Но Искандар лишь на секунду приобнял её и прикоснулся губами к щеке. Неужели одумался, на что так надеялась София? Нужно взять инициативу на себя, обвить руками его шею и напроситься на настоящий поцелуй… Но время уже было упущено. Поставив сумку с её работами в прихожей, Искандар проводил её на кухню.       Это не кухня, а целая столовая-гостиная по понятиям обычного человека. В прошлый раз она была в слишком возбужденном состоянии для того, чтобы рассмотреть обстановку. Огромный деревянный буфет с витражными дверцами, явно сделанный на заказ под старину или отреставрированный старинный. И полки над плитой и раковиной — тоже из настоящего дерева. Метров двадцать-тридцать кухня, наверно.       — Скажи, какую еду ты любишь, и я закажу это из соответствующего ресторана.       Анжела пожала плечами. Она была в ресторане всего три раза в жизни. Первый раз ещё подростком, когда её отец, наконец, защитил диссертацию, — цыплёнок табака оказался суховатым, дома готовили вкуснее. Второй раз — год назад, с Инной и её родителями (отмечали Иннино поступление): это был недавно открывшийся ресторан в центре, с изысканными рыбными блюдами. Осетрина там была отменная. А в последний раз — с одним англичанином-покупателем, джентельменом лет пятидесяти, который сразу предупредил, что женат и кроме её приятного общества во время ужина не претендует ни на что. Действительно, после трапезы он лишь поцеловал ей руку на прощание и посадил в такси. Ресторан был при одной из самых дорогих гостиниц города, и такого мяса она никогда в жизни не ела.       Конечно, она неопытная дурочка, даже не может ответить на простой вопрос. Она даже названия блюд не знает и любит практически все вкусное и недоступное в обычной жизни.       — Я доверяю вашему вкусу. Но можно обойтись и бутербродами, — наконец нашлась Анжела.       Если бы он начал с настоящего поцелуя, Анжеле было бы и вовсе не до еды. Но, отрезвленная сдержанностью Искандара, девушка поняла, что у неё уже сосет желудок. За пять часов на вернисаже она лишь перехватила мороженное. Да и утром дома почти ничего не ела. И если у Инны в холодильнике почти всегда есть совершенно невероятные вкусности, которые обычные люди пробуют лишь по праздникам, то у бывшего члена правительства там, наверно, настоящий продуктовый рай. В таком случае никакое блюдо из ресторана ей не понадобится.       — Хорошо, тогда похозяйничай сама, — пожал плечами Искандар. — Я ещё не успел проголодаться, а ты не стесняйся. Наверно, ничего не ела на вернисаже?       Точно! Чёрная икра в стеклянной банке с крупными блестящими серыми икринками, осетрина, колбаса, ветчина, три вида сыров… Импортный апельсиновый сок. Ну, колбасу и ветчину можно и у Инны всегда поесть. А чёрную икру она в последний раз ела на Новый год — два небольших бутерброда, так как стодвадцатиграммовая баночка была одна на всю семью. А эта банка — целых двести грамм! Анжела нашла масленку и тоже поставила на стол. Чёрную икру она любит со свежим белым хлебом и маслом. И да, она в курсе, что на приемах икру так не едят.       — Достань ещё бутылку минеральной воды, — предложил Искандар, увидев извлеченный ею пакет сока.       Он дал ей доску и два ножа, достал из холодильника один из проигнорированных ею сыров, затем открыл заветную банку, выложил содержимое на красивое перламутровое блюдце и положил туда две серебряные с перламутром ложечки.       — К икре можно водку или шампанское. Свежих устриц, к сожалению, нет. Я пью лишь красное вино и коньяк. Но с тобой не откажусь от шампанского. Порежь сыр и хлеб.       Икра и устрицы — это уже что-то запредельное. Нет, она не покажет удивления, она же дворянка!       — Я надеюсь, вы доставите мне подобное удовольствие в следующий раз, ваша светлость, а сейчас шампанского к икре будет достаточно. — Может, лучше водку с икрой? Но она ненавидит вкус водки.       — Как пожелаете, моя маркиза, — отпарировал Искандар и удалился.       Пока его не было, Анжела быстро перекусила несколькими кусками сыра и осетрины. Запила своим любимым апельсиновым соком — тоже, к сожалению, нечасто удаётся им угоститься. Все, теперь можно медленно вкушать икру, как истинно благородная дама. Но для начала Анжела не выдержала — осторожно срезала ножом верхний слой икры и совершенно неблагородно облизала. Такую вкусную она ела лишь пару раз, у Инны. Она повторила действо и аккуратно положила нож в раковину.       — Брют, Вдова Клико, подойдёт?        Французское шампанское она ещё нигде не пила. Анжела постаралась равнодушно с полуулыбкой кивнуть, чтобы не выдать этого. Она заметила, что Искандар успел переодеться — теперь на нем была белая рубашка и очень красивый тёмный галстук абстрактной расцветки. Он открыл бутылку, не дав при этом пробке выстрелить в потолок. Разлил шампанское по высоким хрустальным фужерам.       — За нас, — Искандар поднял игриво переливающийся бокал.       Хрусталь мелодично зазвенел при соприкосновении. Прямо как в романтическом фильме! Значит, он хочет продолжения. Нет, непохоже, что «одумался», судя по тому, как на неё смотрит. Нужно не отводить взгляд. Анжела медленно, маленькими глотками, принялась за шампанское.       Тонкий кусочек белого хлеба, немного масла и сверху много ложек икры — вот это правильный бутерброд! На шесть-семь таких икры точно хватит.       Искандар снисходительно улыбался, наблюдая за её трапезой. Ему хорошо так улыбаться — полный холодильник всяких вкусностей, которые, видимо, ему уже надоели. Он лишь хлебом, сыром и виноградом закусывает. А почему она должна стыдиться? Да и чего? Что не родилась в «правильной» семье? Но она вежливо выдержала паузу, не набросилась сразу на угощение. И сейчас ест медленно.       Голова уже начала кружиться, и мысли путались.       Да, она хочет есть деликатесы, путешествовать по миру, хорошо одеваться, жить ну пусть не в такой роскошной квартире, как у Искандара, но в своей собственной, даже если и маленькой. Нет, она не будет озвучивать свои желания, но и притворяться идейной комсомолкой не собирается. И ни капельки ей за свои желания не стыдно. Сейчас все такие. Анжела принялась за третий бокал. Вроде Искандар не ханжа, хотя если задать каверзный вопрос о политике, тут же наверняка правильным прикинется, идейным.       — Как тебе твой институт? Группа? Преподаватели? Или ещё рано спрашивать… — нарушил неловкое молчание Искандар.       — Дизайн не совсем моё, но на станковую живопись поступить почти невозможно. Я же не из художественной семьи, — честно призналась Анжела. — Ну, а ребята в институте хорошие, по крайне мере не выпендриваются, как МГИМОшные мажоры… — ой, что она сказала! Она же слышала, что и два сына Искандара, и его племянник закончили этот институт. Анжела в смятении приложила ладошку к губам и опустила голову. Нужно извиняться или нет?       — Есть такое, — усмехнулся Искандар. — Помню, приходилось воспитательные меры к своим применять, особенно племянник был слишком уверен в своей безнаказанности, — он еще раз усмехнулся. — Но все достойными людьми в итоге выросли. И можешь со мной не стесняться, говори, что думаешь, — не обижусь.       Искандар немного расспросил её о семье, о друзьях. Если бы не лёгкое опьянение, было бы сложнее разговаривать. Ведь он только недавно сошёл с политического Олимпа — неужели его действительно интересует жизнь обычных людей? Даже отец Инны, советник-посланник, для таких, как он, — лишь мелкая сошка.       — Значит, между языками и искусством выбрала искусство. А почему? Если сама говоришь, что дизайн не совсем твоё.       — В МГИМО я все равно бы не поступила. Дружба дружбой, но отец Инны не стал бы за меня хлопотать. В Институт Иностранных Языков на переводческий поступить так же трудно, а педагогом я быть не хочу. И потом, переводчики часто как няньки-служанки при иностранцах.       Подруга её бабушки со стороны матери всю жизнь проработала переводчицей при Центральном Комитете Партии, работала с правительственными и партийными делегациями стран Латинской Америки. Много мерзкого могла рассказать о том, как эти социалисты и коммунисты относятся к обслуживающему персоналу, в том числе и к переводчикам. Правда, этой пожилой даме было грех жаловаться на жизнь — ей ещё в те времена разрешали ездить в туристические поездки, даже в закрытые для обычных людей капстраны. У неё были целых два толстых альбома с фотографиями ее путешествий. Она даже в таких малоизвестных большинству местах, как, к примеру, Мадагаскар, побывала.       — Разумно, да и после МГИМО карьеру делают в основном юноши, так что удачи в покорении дизайна, — Искандар разлил остатки шампанского, поднял свой бокал. У Анжелы это был уже четвёртый. — И с твоим институтом можно участвовать в выставках. В следующий раз принеси мне свои лучшие работы, только не копии с открыток и чужих работ.       — Тогда, наверно, абстракции?       — Подойдёт. Сын моего друга недавно открыл художественную галерею. Обещать ничего не буду, но показать ему можно.       Вот это уже круто! Она, кажется, слышала об этой галерее — туда бесполезно приходить «с улицы». Её держит сын земляка Искандара, очень известного художника. Кстати, похоже это его пейзаж она видела в прошлый раз на стене в гостиной. Нужно не забыть выразить восторг от картины.       Посомневавшись с минуту, Анжела собрала остатки икры на последний бутерброд. Так, неужели она способна расправиться с целой баночкой?..       — Значит, икра будет в обязательной программе, пока тебе она не надоест. Перейдём в гостиную, — Искандар достал большие широкие бокалы без ножки, наполнил один примерно на одну треть коньяком, а в другой лишь плеснул на дно и протянул ей. — Французский, Remy Martin, если захочешь ещё, скажи. Но мне кажется, тебе уже хватит: студенткам первого курса лучше алкогольные напитки не мешать.       Они перебрались в гостиную, принесли туда сок, минералку и блюдо с виноградом и персиками. Искандар открыл большую коробку шоколадных конфет. Но есть Анжеле уже не хотелось.       — Это тебе, — Искандар показал на три толстых альбома на краю столика.       О Боги, неужели ей это не мерещится — Дали, Пикассо, Ван Гог! Ей посчастливилось однажды попасть на выставку Дали, четыре часа отстояв в очереди. Не совсем её художник, но впечатляет своей фантазией. И рассматривать можно бесконечно. Там продавали его альбом — раза в четыре тоньше и в мягком переплёте, типа каталога. Кажется, за сорок. А такие альбомы, явно заграничные, в шикарном переплёте и каждый в отдельной картонной коробке с выгравированными названиями, у фарцовщиков* стоят не меньше полутора-двух сотен.       — Спасибо! — она хотела сказать «любимый» или «дорогой» и броситься на шею, но постеснялась. И как ей разобрать, при отсутствии опыта, хочет ли её ещё Искандар?       Анжела все-таки решилась на полумеру — передвинулась к Искандару, поцеловала в щеку, поблагодарив ещё раз, и тут же отстранилась. Если он не хочет продолжения, то она не будет навязываться.       — Пожалуйста, изучай на здоровье, — Искандар удержал её рядом, приобняв за талию. — А кто твой самый любимый из этих троих?       — Ван Гог. Я, наверно, ещё не доросла до понимания кубизма, а сюрреализм — не совсем моё, — честно призналась Анжела. — Но они все трое великие, просто я больше люблю импрессионизм и постимпрессионизм, — она уже рискнула положить голову на плечо Искандару, тем более лёгкая слабость и головокружение располагали к этому.       — Тогда в этом мы похожи, — он усмехнулся. — Меня ещё и экспрессионизм впечатляет.       — Мне и абстракции нравятся, но избирательно. Из абстракционистов люблю Хуана Миро и Василия Кандинского.       — Хуан Миро и сюрреалист к тому же, но приближающийся к примитивизму, а Кандинский — экспрессионист, — добавил Искандар.       Удивительно, он, оказывается, разбирается в современном искусстве. А она раньше думала, что партийные шишки ничего, кроме соцреализма, не признают. Правда, она всегда догадывалась, что Искандар особенный, более «продвинутый» в своих приоритетах.       — У Кандинского в разных стилях работы. Я просто в восторге от его цвета, — Анжела слышала, что недавно выпустили и его альбом.       — Буду иметь в виду, придётся опять заглянуть туда, где я брал эти альбомы, — Искандар посмотрел на неё с улыбкой, как бы прочитав её мысли.       — Спасибо. А давайте вместе Ван Гога посмотрим, только сперва я пойду руки помою. — На самом деле Анжела ещё захотела сходить по-маленькому, но не говорить же о таком прямо.       — Направо по коридору, рядом с кухней.        В прошлый раз она заходила в роскошную ванную при спальне. Стены там были облицованы невероятной красоты бронзово-золотистым с темно-синими узорами кафелем. Эта ванная оказалась скромнее: всего лишь раковина и туалет, вместо кафеля — бежеватые обои. Инна сказала, что и при комнате для гостей, где она отдыхала, есть ещё один совмещённый санузел.       Черт, этого ещё не хватало!.. Кажется, эти дела пришли на несколько дней раньше. Хорошо, что она вовремя обнаружила, а то провалилась бы под землю от стыда, начни Искандар её ласкать там. И повезло, что туалетная бумага у него мягкая, импортная. Анжела сделала из нее прокладку и перед выходом придирчиво осмотрела себя в зеркало. Все нормально, туника длинная, чуть выше колена, так что в глаза ничего лишнего не бросается. ***       Искандар довольно улыбнулся. Анжела его хочет — просто сдерживается, как и он. Похоже, не обманщица: её рассказы совпадают с информацией Влада. Поесть нормально ему, правда, не удалось. В следующий раз он не будет её спрашивать, а просто закажет хороший обед из «Праги» или «Националя», а икру отдаст с собой. Нужно позвонить, чтобы ещё икры привезли. Она не из его «пайка», а прямо от производителя. Он в курсе о разнице рациона руководящего аппарата и обычных людей, и разницы в обстановке — тоже. А девочка молодец: старается вести себя как ни в чем не бывало. Правда, немного переигрывает.       Умница, не задает провокационные вопросы. Он все равно не стал бы отвечать. Но Анжела явно не из принципиальных комсомолок. В прошлый раз девочка проговорилась, что он был ей небезразличен с момента его повышения. Как-нибудь он напоит её как следует и заставит признаться, что конкретно входило в ее фантазии об его персоне. Он может об заклад побиться, что, кроме обычной в её возрасте романтики, там были идеи изменить свою жизнь. Не то, чтобы он это осуждал, конечно, всё естественно. Интересно, на что она сейчас рассчитывает, когда ей известно, что фортуна от него отвернулась? Впрочем, галерею он для неё устроит. И несколько заказов на картины — кое-кто из его земляков начали бизнесы в столице и купили квартиры. А там дальше посмотрим. Анжела жаловалась, что её мать не одобряет «работу» на вернисаже. Он промолчал, что полностью с ней в этом солидарен. Нет, его женщина не будет торговать на улице!       Анжела вернулась, осторожно присела рядом с ним и достала альбом из коробки. Искандар уступил девочке удовольствие осторожно перелистывать страницы плотной блестящей бумаги, а сам опять приобнял её за талию. Издание высокого качества. Удивительно страстная для голландца живопись. Часть работ он видел когда-то в европейских музеях.       — Обожаю его поля… Какие горячие подсолнухи… Это потрясающее сочетание желтого с синим… Все, хочу написать букет ирисов на желтом фоне! — Анжела по-настоящему вдохновилась увиденным. Даже глаза радостно заблестели. — Я видела лишь небольшой альбомчик Ван Гога. И репродукции в художественных журналах. А это просто фантастика!       — Заимствуй его цветовые сочетания для своих работ. Это нормально на начальном этапе творчества. Мне интересно, что у тебя получится.       — Завтра же попробую! Маме как раз кто-то привёз с дачи букет ирисов, — девочка мечтательно улыбнулась и подняла на него счастливые глаза.       Как же он не подумал о цветах? В следующий раз надо исправиться, тем более они пригодятся его юной художнице для натюрмортов.       Анжела аккуратно убрала альбом в картонную упаковку. Приятно наблюдать её искреннюю радость от такого, по его меркам, скромного подарка. Придётся переступить через самолюбие и опять посетить это чертово здание. А раньше — один звонок его секретаря, и все было бы доставлено… Искандар в зародыше подавил накатывающую злобу. Ему нужно прекратить сравнивать своё сегодняшнее положение с прошлым. Тем более, оно все равно во много раз лучше, чем у подавляющего большинства населения. Но такие мысли не утешают.       Ещё одно не давало покоя: как девушка из порядочной интеллигентной семьи будет объяснять дома его подарки. Но, подумав, Искандар решил, что для самостоятельно зарабатывающей деньги художницы это не будет проблемой.       А вот как быть с их встречами? Понятно, что ни в одной порядочной семье не одобрят подобного. Впрочем, в столице нравы намного распущенней, чем в его республике. На его родине девушка не посмеет заявить родителям: «Я уже совершеннолетняя», — а здесь такой дерзостью уже никого не удивишь. В рассказе Анжелы это тоже промелькнуло — она так от матери защищается. Нехорошо это, но ему такая позиция юной возлюбленной будет лишь на руку.       — Как долго ты можешь у меня остаться? — он привлёк Анжелу к себе на колени.       — Сегодня я хотела бы вернуться домой. Не потому, что не хочу, просто у меня… — она замялась и покраснела.       Искандар провёл рукой вверх по соблазнительно обтянутому плотным трико бедру Анжелы и нащупал неестественное уплотнение между ног.       — Понятно. Нечего так стесняться, — он усмехнулся и посмотрел на часы. — До восьми я тебя все равно не отпущу, — он властно сжал её в кольце рук.       Девочка, явно довольная его напором, тут же забыла о смущении и что-то мурлыкнула ему в плечо. Забралась ладошкой под его рубашку, расстегнув пуговицу. Другой рукой погладила ему спину. Мягкие волосы, пахнущие каким-то цветочным шампунем, приятно щекотали ему лицо.       — Пойдём в спальню, трусики снимать не буду, обещаю. — Он поднялся, держа на руках Анжелу. Конечно, сегодня не получится, как неделю назад. Не то, чтобы он брезговал, просто женщины его прошлого избегали свиданий в такие дни. И лучше не идти на экстремальные эксперименты в начале отношений.       — Мне раздеться? — он уже избавил Анжелу от туники и лифчика, стянул с неё лосины. А девочка вытащила полурасстегнутую рубашку и майку из его брюк и замялась, явно не зная, как быть дальше.       — Конечно, в прошлый раз нечестно было, — робко улыбнулась она и чуть несмело провела шаловливыми пальчиками по его груди.       Искандар избавился от галстука и стянул верхнюю часть одежды. Посомневавшись несколько секунд, расстегнул ремень и снял брюки, оставшись в одних трусах. Конечно, ему далеко до кубиков на прессе. Но все эти дни он усердно занимался по утрам, кажется, подтянул живот. Правда, никаким спортом все признаки возраста не уберешь. Но, похоже, его юной художнице наплевать на его возраст.       Они опустились на кровать, и Анжела прижалась упругими грудками к его волосатой груди, обняла его спину руками, потянулась полураскрытыми губами за поцелуем. Слегка влажные возбужденные глаза девушки были полны восхищения. Он лёг на спину и притянул Анжелику на себя. Как же он соскучился по её губам! И по её юному телу! Какое блаженство ощущать его всей своей кожей! В прошлый раз он повёл себя, как полный идиот, постеснявшись раздеться.       Они долго самозабвенно целовались. Искандар забрался девушке в трусики и захватил упругие полушария. Аппетитная попка! Он нащупал пальцем узкую дырочку, но Анжела дёрнулась и посмотрела на него недоуменно. Совсем еще не испорченная! Зато сегодня намного смелее, чем неделю назад: ласкает ладошками его грудь, целует в шею и плечо.       — Теперь все честно? Но ты имеешь право взять реванш за прошлый раз.       Он улыбнулся, положил руку девушки на готовый вырваться из трусов член и посмотрел Анжеле в глаза. Хорошо — не испугалась и не обиделась. Осторожно погладила, скользнув при этом любопытным взглядом, засмущалась. — Выпустим его на свободу? — и, не дожидаясь ответа юной девы, Искандар избавил себя от последнего предмета одежды.