И, улыбаясь, мне ломали крылья

тебе недаром мудрость подсказала что у тебя Минута отобрала то никакая Вечность не вернёт ©*

5.1. Ему требуется несколько дней, чтобы выпросить у Фьюри добро на вмешательство в миссию Мстителей, с которой Стив не возвращается целую неделю. Причиной тому странное чувство, селящееся в груди у Солдата и отказывающее умирать даже спустя несколько часов. Оно зудит, ноет и болит прямо под ребрами, оно проносится темной ночью в его голове подобно комете, оставляет за собой яркий серебристый оттенок, и он оседает на стенках его черепной коробки. Спасти Стива необходимо. Во-первых, он — ядро миссии, что-то, чего Солдат не может списать; во-вторых, так наверняка сделал бы Баки Барнс — бросился бы за ним куда угодно. Поначалу Солдат старается выведать о миссии у Фьюри, напрямую спросив его об этом, но Фьюри выдает только дежурное: «Информация конфиденциальна, у вас, мистер Барнс, нет к ней доступа». В конечном счете Солдата это настолько злит, что он заявляется в Башню Старка, поднимается на этаж кабинета Фьюри и без стука открывает дверь. Там — Железный Человек, Фьюри, Мария Хилл и Фил Коулсон, и все они окружены голограммами, которые, впрочем, тут же убирает Джарвис. Солдат хмыкает, двери за ним захлопываются. Он не медлит, не ходит вокруг да около, напрямую говорит: «Я должен помочь Стиву», и Старк закатывает глаза в своих лучших традициях. Фьюри не обращает на это никакого внимания и коротко бросает: «Железный Человек и я скоро выдвинемся на подмогу. В вас нет нужды», и он продолжает упорно называть его мистер Барнс, и Солдата это раздражает. Фьюри говорит, что они все еще не доверяют Зимнему Солдату, и тот с холодным гневом отвечает: «Ваши агенты дышат мне в спину уже два месяца двадцать четыре на семь. Чихнуть нельзя, чтобы они не схватились за пушки, но вы до сих пор ни черта на меня не накопали! Так какого черта я должен сидеть тут из-за вашей гребанной паранойи, пока Стив черти пойми где?» — и это самое длинное, что он сказал с момента начала миссии, кроме показаний, конечно. Фьюри собирается стоять до победного, как упертый баран, но за Солдата неожиданно вступается Железный Человек. Более того, Тони Старк предоставляет ему джет и координаты, а так же информирует о довольно крупной группе террористов, захвативших Мстителей на секретной миссии в Ираке. Солдат бесстрастно слушает, пока кладет в сумку побольше патронов; с террористами он уже имел дело, где-то в семидесятых он участвовал в карательной операции в Афганистане, еще когда работал на русских. Тогда ему необходимо было устранить целый лагерь террористов неподалеку от Кабула; он пришел ночью, первым делом снял патрульных, обходящих периметр с автоматами наперевес, — перерезал им глотки, переломил одним ударом черепа, и в ночной тиши не раздалось ни единого предсмертного стона, ни единого механического скрипа его железной руки. Затем он принялся по очереди закидывать в двадцать две палатки гранаты; они взрывались, словно по таймеру. Всех, кто успевал выбежать (видимо, они не спали), Солдат просто расстреливал — они валились на землю, словно мешки картошки. Ему понадобилось меньше получаса; он разгромил их еще до того, как они успели окончательно проснуться и понять, что все они вскоре умрут. Их там было более пятидесяти двух человек. Когда Солдат уходил, не взошло еще солнце, и их тела, оружия и палатки горели алыми факелами в сухой пустынной ночи. Солдат отказывается от помощи Халка; он берет джет и летит около трех часов. По приезде в Ирак он идет пешком по горам еще некоторое время, оставив джет на Джарвиса, прежде чем натыкается на большое здание, окруженное бетонной стеной. Он смекает, что здесь неподалеку полуразрушенный нежилой город. Солдат проникает внутрь без особых проблем — постовым, стоящим на воротах, не составляет труда сломать шею по очереди: они чересчур медлительны, двигаются почти лениво, вымотаны дракой с Кэпом и Вдовой. Он понятия не имеет, как им удалось захватить двух Мстителей; он понимает это лишь когда оказывается внутри. Там множество людей, они остервенело палят по нему и им нет конца. Солдату удается убить около двадцати человек, прежде чем он оказывается на самом нижнем этаже, под землей, где тянутся вдаль камеры для пленников. У Солдата прострелено плечо и сломан палец на правой живой руке, но он давным-давно научился игнорировать боль. Когда он открывает клетку с Черной Вдовой, та недоверчиво смотрит на него, но он молча передает ей одну из своих пушек. — Выход найдешь, — бесстрастно бросает Солдат. — Я за Стивом. — Я помогу, — тут же говорит Вдова, потому что не доверяет ему, но Солдат ее останавливает. — Я сам, — и он собирается уйти, но она хватает его за локоть, и он с яростью отталкивает ее к закрытой решетке. Она ударяется о нее, тут же напрягается, готовая драться. Но она ему не ровня — не та весовая категория, не тот год выпуска, не те учителя. Она не из Гидры, она не от Золы; она взросла на той же грядке, но многим позже. Потому ей его не победить — она может лишь сопротивляться. — Зачем тебе все это? — доносится до него голос Черной Вдовы. Она смотрит на него, сужает темные глаза. — Весь этот спектакль с воспоминаниями? Стив-то дурак. Тот еще кретин, думает, что поцелуй любви снимет проклятье, но вот беда: никакого проклятья нет. Верно? — она усмехается, обнажает белые зубы. — Мне вот интересно: он всегда таким был? — спрашивает, а затем сама же и отвечает: — Ах, да, откуда же тебе знать. Она смотрит, как равнодушие на его лице обрастает коркой льда. Он поначалу молчит, затем холодно, бездушно усмехается — эта ухмылка неожиданная, она не готова к ней, потому лишь на миг позволяет маске самоуверенности и фальши спасть. Она блефует. Солдат знает. Он двигается так резко, что любой другой человек даже заметить не успел бы, но она успевает, только сил все равно недостаточно — она хрупка, пусть и гибкая, но сломать ее проще, чем она думает. Он впивается ей в глотку металлической рукой. В его стальной хватке шея Черной Вдовы кажется цыплячьей. У Солдата возникает страстное желание переломить ее — он хочет убить. — Я могу размозжить твою башку об эту стену прямо сейчас, — шепчет Зимний Солдат ей в лицо, идеально, без намека на акцент выговаривая русские буквы, обводя их языком. Их лица — в дюжине дюймов друг от друга, но даже отсюда он видит, как расширенные зрачки наливаются страхом, тем самым, который давно ее покинул, который она убила в себе со времен КГБ. Он помнит: такой же страх был в ее глазах, когда там, под мостом, она обернулась на него, подстреленная, и кровь хлестала из открытой раны на груди. Сейчас ее рот приоткрыт, но она не может выговорить ни слова. — Я размажу твои мозги по бетону, а потом скажу, что я нашел тебя такой, что ты была мертва, и мне поверит каждый из твоих блядских друзей. Сечешь? — Она не двигается, только мертво впивается своими тонкими, сильными, изящными руками ему в руку. — Не суйся. Потому что больше я не промахнусь. И он резко ее опускает. У нее на белой матовой коже шеи цветут намеки на синяки, которые все равно вскоре растворятся в белизне. Когда он разворачивается, чтобы отправиться за Стивом, она бросает ему в спину: — Ты не победишь, — уверенно и твердо. Она будто подобралась, запрятала страх куда-то за маску. Он хочет сказать ей: «Я уже победил», но вместо этого исчезает за очередным поворотом. Он уходит, ступает тяжелыми ботинками по полу, а она провожает его яростным взглядом. Ее ненависть взаимна. Она обжигает корку льда, которой он оброс. Стив находится еще этажом ниже. Он закован в цепи, а у него из плеча торчит дротик с лошадиной дозой какого-то дерьма, купленного у японцев на черном рынке. Они уходят вместе, вместе разметают террористов, находят щит, и в одной из схваток Солдат снова ловит его, чтобы проломить одному из врагов череп. В тот момент он ощущает единение; такого не было даже тогда, когда он работал с Кроссбоунсом. Капитан Америка позади него, он двигается в том же ритме, подстраивается под Солдата, под его резкий, отрывистый стиль, и они похожи на разделенных сиамских близнецов. Втроем они улетают на джете с одним заложником и разгромленной базой. Вдова не смотрит на Солдата. 5.2       Стив бродит по квартире целыми ночами — ему не спится. Солдат слышит; он слышит даже то, как этажом ниже ступает по скрипучему полу старуха-соседка - миссис Дигори; временами ему почему-то кажется, что она вот-вот постучится в дверь их квартиры, чтобы занести пирог и отругать за беспорядок. Раньше Солдат как-то не замечал бессонницы Стива; тот, если и страдал ею, тщательно ее скрывал. Теперь, когда он все чаще остается у Солдата с ночевкой, до трех ночи бродит то на кухню, то в гостиную, бесшумно включает плазму, снижает громкость до нуля и сидит на диване, укутавшись в одеяло. Однажды, когда Солдат неслышно подходит к двери и приоткрывает ее, он видит его фигуру; Стив стоит, ища чего-нибудь интересного по ТВ, и плазма освещает его, его широкие плечи и узкую талию, а затем он садится, возится с одеялами — и Солдат словно чувствует выстрел куда-то под ребра: картина кажется ему пугающе знакомой. Ему становится не по себе, будто он увидел призрака, потому он уходит обратно, к непривычно широкой кровати, и ложится, сжав зубы. Он не Баки Барнс. Это ощущение не может быть воспоминанием, потому что воспоминания умерли вместе с ним. Стив бродит крайне тихо, в конце концов, он Капитан Америка, но Солдату слышно — он будто бы чувствует его, то, как он тенью скользит по паркету. Он не позволяет уснуть, и Солдат точно так же ворочается до самого рассвета. Наутро он выходит и собирается сказать — приказать ему — ложиться спать нормально или же отправиться на прием к врачу, но Стив не послушается, потому что он Стив Роджерс. Солдат чувствует вину перед ним, но лишь пару мгновений — она мигом умирает в нем, словно цветок на морозе. Солдат дожидается одной из ночей, чтобы наконец-то позвать его, пока он возится с плазмой. — Долго еще будешь лунатить? — хмыкает Солдат, скосив на него глаза. Стив, облокотившись о дверной косяк, неловко пожимает плечами. — Прости, что мешаю, — говорит Стив виновато. Солдат закатывает глаза. — Ложись, — позволяет он. Он знает, что Стиву это необходимо — для него это чувство словно зуд по всему телу. Когда Солдат предлагает, Стив удивленно поднимает на него глаза. Он ждал этого два с половиной месяца, он не позволял себе об этом думать, это было видно по нему самому, по его взгляду. — Ты не должен, — отзывается Стив — чувство вины сквозит в его негромком голосе. Солдат двигается и оставляет место рядом с собой. — Я знаю, — холодно говорит он. Он не должен, просто так нужно. Стив колеблется еще несколько минут, прежде чем кивает, оборачивается, чтобы выключить телевизор, и возвращается в комнату Солдата. Стив мнется пару мгновений, а затем опускает рядом и ложится; под его весом прогибается матрац, и Солдат ощущает тепло, данное ему сывороткой. — Что-то не так? — шепчет Стив в темноте, когда Солдат касается его руки своей холодной правой кистью, ради интереса измеряя температуру. — Я могу уйти. — Горячий, — только и говорит Солдат, будто это все объясняет. Он поднимает железную руку и кладет ее на лоб Капитану Америка; почему-то ему кажется, что температура его тела должна быть ниже, а раз он так пышет жаром, значит дело тут явно нечисто, но затем в голове вспыхивает: Черная Вдова была права. Откуда ему знать? Он притворяется, что знает, но чего он и правда боится — это то, что будет так хорошо притворяться, что поверит собственной лжи. Поверит, будто Баки Барнс и правда выжил, там, во льдах, и сейчас он сам и есть Баки Барнс. Самый страшный кошмар Зимнего Солдата. Он убирает руку. — Забудь. — Раньше у меня часто была горячка, и знобило меня будь здоров, — спустя несколько минут говорит Стив. Голос у него тихий, он лежит на спине, как и Солдат, и смотрит в потолок. — До тридцать восьмого ты отдавал мне свое одеяло, мороз был что надо, а у нас по квартире чуть ли не ветер гулял. Ты спал под одной простыней, а я тебя никак не мог заставить забрать свое чертово одеяло. Я так боялся, что ты тоже заболеешь по моей вине. Он замолкает, чуть наклоняет голову, чтобы посмотреть в темноте на профиль Солдата. — И как, заболел? — спрашивает Солдат. — Да, — тихо смеется Стив. — Конечно, ты сразу же выздоравливал, дня через два. Ты никогда подолгу не болел. Не то что я. Солдат молчит; он не знает, хочет ли, чтобы эти воспоминания и правда ему принадлежали. Было ли хорошо Баки Барнсу со Стивом Роджерсом в сороковых? В тридцатых? Как они играли на улице, как он защищал его, глупого и мелкого? Что, если бы Зимний Солдат точно так же заботился о нем, вытаскивал за шкирку из всяких передряг, был ему другом? Он не знает, хочет ли присвоить это все себе, ведь оно принадлежит сержанту Барнсу. Неделю назад Зимний Солдат помог Капитану Америка выбраться из плена террористов. Конечно, он выбрался бы и сам, но времени утекло больше, и, вероятно, они не поймали бы того ублюдка, планировавшего взорвать целый город. Спасать Стива Роджерса было странно. Солдат до сих пор не может отделаться от назойливого чувства, елозящего между легкими. — Сейчас болею, — вдруг говорит Солдат. — Долго. Стив, уже прикорнувший у него на плече, открывает глаза. Солдат ощущает, как сжимается рука на его металлическом запястье, лежавшем поперек голого живота. Он не понимает, зачем сказал это и зачем вслух. Это часть миссии, уверен он. — Ты выздоровеешь, — твердо, с железной уверенностью говорит Стив. Стив прижимается щекой к его плечу; щека у него гладкая, выбритая, не то что у Солдата. Он наклоняется так близко, что Солдат ощущает, как его ресницы щекочут кожу, когда он моргает, а дыхание греет плечо. — Я обещаю. Я все сделаю, Бак. Даже больше. Они снова замолкают. Солдату хочется сказать, что лечить не нужно, ведь он не болен, он просто притворяется, но рот на замке. Везде жучки. Его упекут за решетку или убьют Мстители. — Что было после тридцать восьмого? — неожиданно для себя спрашивает Солдат. — Что? — Ты сказал: до тридцать восьмого я отдавал тебе свое одеяло, — терпеливо вторит Солдат, бесстрастно изучая потолок. — А что было дальше? Стив не отвечает какое-то время, кажется, ему необходимо собраться с мыслями. Слышно, как он облизывает губы быстрым мимолетным движением. — Мы стали... эээ... вместе, — говорит Стив. — Ты начал ложиться спать со мной. Мы сдвинули кровати. И одеяла стали общими. — Ты меня любил? — спрашивает Солдат. Он не должен продолжать гнуть эту палку, но он гнет. — Конечно, — отзывается Стив. — Я полюбил тебя еще в детстве. И люблю в старости. Меня это устраивает. Я знал, что так будет. — А та девушка? Из музея. Девушка по имени Пегги. Ты ее тоже любил, — и он говорит это, потому что так твердил музей, кричал об этом. Сам он не думает, что ему это важно. Может, было важно Баки. — Ты был уверен в этом. — Стив затихает. — Ты думал, я... мы с ней... Ну, думал, вроде как у нас роман. Сначала я решил, что поэтому ты стал таким. Поэтому уходил. Может, думал, что будешь мешать, но мешать было нечему. Я хотел, чтобы ты знал, что я не хочу... не люблю ее так, как тебя. Все было иначе. Не знаю, как сказать. Тогда не знал и сейчас тоже. Она мне казалась замечательным человеком и красивой женщиной. Пегги... Я только сейчас понимаю: она была особенная, всегда. Возможно, не будь тебя в моей жизни - то есть совсем - я и правда женился бы тогда. А если бы она отказала, не женился бы вообще. Но был ты, был со мной целую вечность, всю мою жизнь, я полюбил тебя ребенком, любил, пока не упал с самолетом, и пока падал, тоже любил. Разве мог я променять тебя хоть на кого-нибудь, даже на нее, на Пегги? Тогда вся эта ситуация казалась мне чертовски очевидной: думал, жизнь наладится, вернусь, и забудется все, и ты все забудешь... Но ты так яро сватал меня к ней, что я решил, ты сам уже меня не любишь. — Помолчав, он добавляет: — Я был эгоистом. До самого последнего дня. Больше всего я не хотел тебя отпускать. И все равно отпустил. Солдат больше не говорит ни слова. Он лжет каждый день даже своему отражению, но врать за Баки Барнса он не станет. На миг ему становится жалко его, жалко их обоих, жалко себя, но затем это наваждение испаряется. Он закрывает глаза, замолкает, расслабляет плечи. Стив тоже не говорит больше ни слова. Он уже не ждет, что Солдат скажет ему — скажет от лица Баки — что любит его; Стив Роджерс просто закрывает глаза и засыпает. Может, Баки никогда ему этого не говорил. Всю ночь Зимний Солдат не спит — спать рядом со Стивом Роджерсом он почему-то не может. Все время ему хочется отвернуться или отодвинуться как можно дальше к стене. 5.3       Кроссбоунс тут, за одним из столиков, с банкой газировки, как раз тогда, когда Солдат и Стив сидят за столиком подальше, в одном из этих гигантских торгово-развлекательных центров с кучей кафе, чем-то, что называют «бутики», и разными безделушками вроде игровых автоматов и комнаты страха. Солдат видит Кроссбоунса, потому что тот сидит прямо напротив, в противоположном углу зала, а Стиву он не виден лишь благодаря тому, что тот сидит к нему спиной. На Кроссбоунсе темная кожаная куртка, черная толстовка, капюшон на голове и солнцезащитные очки. Он отбивает беспокойный ритм ногой, а его руки спрятаны глубоко в карманы. Солдат не позволяет себе нахмуриться, вместо этого он дожидается, пока Стив закончит рассказ о сражении Мстителей с Локи, и коротко говорит: — Я отлить, — и поднимается со стула. Стив коротко кивает, открывает вторую банку содовой и отпивает. Солдат направляется в сторону мужских туалетов. Он знает — ровно через пять минут за ним последует Кроссбоунс. Туалет внизу, он идет нарочито быстро; агентов на этот раз немного, они со Стивом вычислили их мгновенно и все это время игнорировали. Сейчас Солдат ловко теряется в толпе, вместе с потоком людей ныряет в безлюдный коридор за оранжевые двери и идет по направлению к двери с обозначением человечка в штанах. Кроссбоунс заявляется как по часам. — Ты рехнулся? — холодно осведомляется Солдат. — Здесь куча шавок ЩИТа с Капитаном Америка в придачу. — Есть дело, — коротко бросает Кроссбоунс. — По поводу Гидры. Солдат резко подается вперед, и Кроссбоунс не успевает среагировать, Солдат прижимает его к белой стене, давя на глотку локтем железной руки. — Я сказал тебе не соваться, — рычит Солдат. — Ты мне все сорвешь. — Не сорву, — упрямится Кроссбоунс. — Я сказал, что могу помочь. Обещаю, Митя. Я не вру. Солдат хмурится, но отпускает его. — Не смей называть меня так, — велит он тише. — А как тогда? Может, Баки? Сержант? Барнс? Смотри, привыкнешь, — ехидничает Кроссбоунс, но Солдат видит — страх в его глазах уже разгорелся. — У меня нет имени, — говорит Солдат. — Я приказываю, Кроссбоунс: не лезь. Иначе поплатишься головой. И я тебя спасти не смогу. — Ты больше не мой начальник, — ухмыляется Кроссбоунс. — Я пришел по своей воле. Потому что мы были друзьями. Я хочу помочь своему другу. — Врешь, — усмехается Солдат тонкими губами. — У тебя нет друзей. Ты не знаешь, что такое дружба. И я тоже. Все, что ты делаешь, ты делаешь в своих интересах. — Может быть, — соглашается тот. Солдат фыркает. — Вот адрес. Жду тебя там после твоего отчета, желательно утром, пока Кэп на пробежке. Вы же теперь вместе живете, да? Супружеская пожилая пара. Хороша миссия, должно быть. Мне бы кто такую дал. — Не заговаривайся, — щурится Солдат, но адрес берет. — Я выйду сейчас. Ты — спустя пятнадцать минут, когда я уведу отсюда агентов. — Как скажешь, — легко соглашается Кроссбоунс. Затем он копается во внутреннем кармане своей кожаной куртки и достает что-то блестящее и брякающее. Он протягивает руку, на его ладони покоятся явно старые, повидавшие жизнь карманные часы. Цепочка порвалась, корпус поцарапан, очевидно, часы из прошлого века, но они не заржавели — серебро. Солдат выгибает бровь. — Что это? — Их нашли у тебя, когда тело подобрали в сорок шестом, — говорит Кроссбоунс, пожав плечами. — Меня тогда еще на свете не было, но Пирс хранил их сорок лет, сентиментальный старый ублюдок. Они считались гидровским трофеем. Перешли ко мне перед «Озарением». Солдат берет их, подбрасывает в руке, часы звякают о металл. — Что внутри? — резко интересуется он. Баки Барнс носил это. Ему это было важно — очевидно, они не пустые. — Не открывал, — хмыкает Кроссбоунс. — Думал продать на черном рынке. Солдат молчит несколько мгновений, смотрит на часы, на то, как пыльный корпус поблескивает в свете ламп. — Чего ж не продал? — спрашивает он. Кроссбоунс не отвечает. Солдат тоже не собирается продолжать эту беседу. Он прячет часы в карман куртки и выходит вон из туалета. На все про все уходит минут семь; Стив не успевает заскучать, хотя видно, как он невзначай оббегает взглядом огромное здание, видит каждое незнакомое лицо и, когда встречается с взглядом Баки, тут же улыбается. Солдат кривит губы в ответ. — Может, в кино сходим? — предлагает Солдат. Он делает это ненавязчиво, разваливается на стуле, словно и не уходил, и берет газировку. Что бы Мстители ни думали о нем, что бы о нем, о Зимнем Солдате, ни думал Капитан Америка, Ник Фьюри, кто угодно, Солдат не позволит ЩИТу схватить Кроссбоунса. Это не дружба; может быть, долг, но не привязанность. Кроссбоунс был с ним тогда, когда он и понятия не имел, что из себя представляет Стив Роджерс. Кроссбоунс подошел к нему с бритвой и не полоснул по глотке. Кроссбоунсу можно доверять; он доверяет, но впутывать его в миссию не хочет — Капитан в силах прихлопнуть Кроссбоунса, как муху, а Солдат не сможет ему помочь, иначе под угрозу будет поставлено само задание. Это задание важнее жизни Кроссбоунса; оно важнее даже жизни Зимнего Солдата. — Хорошо, — соглашается Стив. — Таша сегодня хотела в гости зайти. Сказала, давно не ужинала в компании ветеранов. Ты не против? — Нет, — спокойно отзывается Солдат, сжимает в кармане часы. Черная Вдова не страшна ему. Она хитрая, умная и сноровистая, но ее слово перед Капитаном против слова Солдата — ветер. Она может сказать что угодно, она может поймать его на горячем, но она все равно будет в проигрыше. Солдат уяснил две вещи: чувство вины скосит даже Капитана Америка, как и чувство преданности. Теперь, когда Солдат подпустил его еще ближе, когда позволил спать в своей постели, словно пса, ночующего прежде на крыльце, он выглядит совсем послушным. Черная Вдова может быть чертовски проницательной шпионкой — он отдает ей должное, ее и правда хорошо обучили — но она не победит Зимнего Солдата. Она не победит Гидру. 5.4 Фьюри не передумывает на его счет — Солдату по-прежнему запрещено отправляться на миссии с Капитаном, а жучки не исчезают, как и снайперы. Ему не доверяет никто кроме Стива; даже милый с виду паренек Сэм, которому Солдат оторвал крыло перед битвой на гелликариере и выкинул с громадной высоты, смотрит на него с опаской и недоверием. Стив говорит, что Сэм — Уилсон, Сэмюэль Томас, тридцать пять лет, кодовое имя — «Сокол» — его хороший друг, помогший ему спасти миллионы людей во время битвы за проект «Озарение». Еще этот хороший друг работает с ветеранами, он вроде как хороший психолог, и, когда он появляется на одном из ужинов вместе с Черной Вдовой, Солдат даже разыгрывает что-то вроде небольшой беседы с ним, пока Вдова с Капитаном переговариваются на кухне о своих мстительских делах. Он делает все, что сделал бы на его месте Баки Барнс, вдруг осознавший, что последние семьдесят лет убивал людей для тех, за борьбу с кем отдал жизнь, причем не только он, но и его дорогой Стиви. Сэм слушает и верит ему, говорит какую-то успокаивающую чушь, и Солдат криво усмехается. Он говорит, что ему жаль, но это неправда. Когда он говорит с Сэмом, он знает, что Стив слушает — он стоит рядом с дверным проемом, но не показывается. — Я делал это сам, — говорит он, затягивается сигаретой, смотря во внимательные карие глаза Сэма, сидящего напротив. — Я помню их. Почему я не сбежал раньше? Черт знает. Я должен был, а вместо этого просто делал все, что приказывали эти ублюдки. Я преступник. Я соучастник. — Он замолкает, отпивает из банки пива. Сэм поджимает губы. — Зря Стив меня сюда притащил. Он дурак, знаешь. Нужно было сразу сдать меня властям. — Стив не поступил бы так, не будь он уверен, что ты можешь измениться, — отзывается Сэм своим миротворческим тоном. — Он верит, что ты сможешь простить себя. Он этого для тебя хочет. Ты для него герой. Солдат фыркает и морщит нос. Он тушит сигарету в кружке — Стив уже не ругается, привык к его новой привычке, хотя раньше он так никогда не делал — и со смешком говорит: — Кто-кто, а я уж точно не герой. — В этот момент выходит Стив, он ставит на стол третью пиццу, которую только что привез курьер, и садится на свой стул. — Герой сидит справа от меня. Стив улыбается ему и толкает его в плечо. Солдат смеется. Сэм улыбается, входит Вдова и садится напротив Стива. Они все добры к нему, потому что его любит Стив, но то, что Сэм хотел и правда поговорить, удивляет его; его удивляет, как все страстно хотят помочь Баки Барнсу. Но не Зимнему Солдату. Ночью, когда с кухни выветривается сигаретный дым, а гости уходят, Солдат и Стив переносят кровать из гостевой в спальню. Они сдвигают две одинаковые койки в одну двуспальную постель, поскольку спать на одной узкой кровати двум суперсолдатам довольно тяжело и неудобно — Солдат все норовит отодвинуться подальше, но они идентичной комплекции, поэтому не выходит — все равно соприкасаются плечами. Решение сдвинуть койки они не обсуждают, просто, пока Стив домывает тарелки, Солдат подходит и говорит, чтобы тот помог с перестановкой — одному выносить койку из узкого дверного проема несподручно. Стив вытирает руки о джинсы и кивает. Когда они ложатся, Стив еще читает «Тома Сойера». Солдат смотрит на него, немного повернув голову вправо; ему нравится его профиль, ресницы, губы, глаза, даже цвет волос. Капитан Америка странный, думает Солдат. Он никогда прежде не встречал таких странных людей. Порою Зимнему Солдату даже хочется представить, что было бы, если бы Стив хотел помогать ему, а не Баки Барнсу. Ему, безымянному убийце из Красной Комнаты; он, Капитан Америка, герой нации и самый совестливый человек на свете, полюбил бы его? Если бы он не притворялся, если бы призрак сержанта Барнса в нем не жил? Иногда Солдату хочется свернуть Стиву шею, потому что Стив никогда не полюбит Дмитрия Петровича Смирнова, никогда не полюбит Агента 0-4-7, никогда не полюбит Зимнего Солдата. — Ты чего? — несмело улыбается Стив, когда замечает, как Солдат на него смотрит. Солдат качает головой. — Задумался, — говорит он, голос хрипит. Он всегда так говорит. — Вспомнил что-то? — интересуется Стив. Солдат хмыкает. — Ничего, — огорчает он. Стив кивает и возвращается к чтению. Солдат поднимает руку, проводит ею по его волосам. Капитан Америка лежит на животе, сегодня в квартире душно, поэтому он без футболки, и Солдат видит изящный прогиб его поясницы, ямочки, в которых залегли тени. Стив снова смотрит на него, а он смотрит на Стива. Солдат никогда никого не хотел, у него никогда не было половой связи с кем-либо; он только убивал и работал, а затем его клали в криокамеру и размораживали, бывало, в следующей эпохе. Он спал годами, нетронутый и холодный. Все его окружение состояло из людей, которые его боялись, боялись так сильно, что пальцы подрагивали, когда они к нему приближались. Он помнит, как случайно разломил шею врачу, проверяющему его состояние после криосна. Солдат не собирался этого делать, такого задания не было, но тогда он просто поднял левую руку, покрытую льдом, и убил его. Он убивал бездумно, на инстинктах дикого животного. Верхушки партийного командования в СССР, работающие с Гидрой, и шпионы Гидры в сенате США — все, кто знал его, как легенду, страшилку на ночь — боялись его. Им пугали Черную Вдову, когда она работала на КГБ. Им пугали все КГБ. Призрак. Монстр. Пирс чуть не сдох от страха, когда Солдат заявился в его квартиру поздним вечером, перед заданием на мосту. Кроссбоунс был единственным, кто научился не ступать аккуратно вокруг него, но на это Кроссбоунсу понадобилось двадцать лет. — Почитай мне, — просит Солдат, его рука идет дальше, по напряженным лопаткам, к плавному изгибу, к упругим ягодицам, накрытым одеялом. У Стива краснеют скулы и уши. Солдат думает, когда в последний раз Капитан Америка занимался сексом? В прошлом столетии? Занимался ли он сексом с той девушкой в красном, Пегги Картер, пока Баки Барнс, однорукий и пропитанный сывороткой, уже завербованный Гидрой, гнил в той их убогой квартирке в Бруклине? — Я... — Стив проглатывает фразу, замолкает, отворачивается к книге, но уже не читает: ему бы смотреть куда угодно, кроме лица Зимнего Солдата; рука Солдата ползет под одеяло и трогает его ягодицы, сначала поверх домашних штанов, затем медленно забирается и под них — пальцами, ладонью. У Капитана Америка теплая гладкая кожа, крепкие округлые мышцы. Его руки напряжены, вцепились в книгу, в то время как спина и ноги расслаблены. Солдат смотрит то на свою руку, то на его лицо изучающим взглядом. – «Табаку у меня не было, и он пошел дальше. Я вернулся на плот, сел в шалаш и стал думать. Но так ничего и не придумал. Думал до тех пор, пока всю голову не разло...»** — читает Стив, но на полуслове затихает, потому что Солдат проводит кончиками пальцев по ложбинке между ягодицами. Стив опускает голову, словно пристыженный, почти утыкается в книгу. Солдат с интересом наблюдает за ним, наблюдает, как он стыдится этого — того, как долго ждал. Солдат придвигается на его сторону кровати, стягивает одеяло, приваливается к нему так, чтобы грудь прижималась к плечу, живот — к боку, член, спящий с момента его рождения, к бедру. Они одной комплекции, их мышцы одинаково тверды, и все равно Солдату кажется, что Капитан Америка крохотный в его руках. Он заменяет живую руку в его штанах на металлическую, пускающую мурашки по его коже, давит железными пальцами. Стив утыкается себе в ладони, его уши горят, волосы на загривке встают дыбом. Солдат трется носом о его шею, принюхивается, улавливает мыло, зубную пасту. Стив говорит: — Баки... Солдат не вздрагивает, только притирается плотнее. Чувство сексуального возбуждения новое, оно греет его, щекочет живот, жужжит внутри. Он наваливается на Капитана Америка, мажет губами по плечу. Вкус человеческой кожи странный, Солдат прежде не пробовал его, но ему нравится так, что член твердеет. Он ощущает, как наливается тяжелым возбуждением. Стив лежит под ним, безучастный, все еще напряженный и зажмурившийся. Солдат знает — он пытается решить, стоит ли ему оттолкнуть или же наоборот, попросить. Просил ли Стив Роджерс когда-нибудь Баки Барнса? Маленький и хрупкий, он умолял его? — Приподнимись, — просит Солдат, когда садится, чтобы стянуть с него штаны с бельем. Стив медлит несколько секунд, прежде чем так и поступить. Он упирается коленями в матрац, позволяет раздеть себя, затем ложится обратно. Солдат трется носом о его бедро, поднимается выше, возвращается к его уху. — Как давно ты занимался сексом? — В сорок третьем, — бормочет Стив, его голос приглушен книгой и подушкой. Солдат больше не говорит с ним. Он проводит рукой по его пояснице, гладит ягодицы, раздвигает их, трогает пальцами, и это необычно, странно, как и все это задание. Он знает, что проникать в кого-либо насухую не стоит — будет элементарно неудобно — поэтому сплевывает себе на ладонь и трогает Стива уже мокрыми пальцами. Тот дергается, прогибается в пояснице сильнее, так, чтобы приподняться; Солдат ведет пальцами от крестца до мошонки, касается яиц, прижатого к кровати члена. Он не хочет прекращать этого, к тому же ему кажется, что если сейчас он прекратит, потом будет неудобно спать всю оставшуюся ночь. Он делает это со Стивом медленно, потому что никогда прежде ничего подобного не испытывал. Сначала проникает железным пальцами, но Стив на них так дрожит и дергается, что он меняет их на живые. Наверное, Стиву хочется думать, что это все-таки Баки Барнс, а не Зимний Солдат, а у Баки Барнса не было металлической руки. Солдат не собирается лишать его этой иллюзии — Стив может думать о ком угодно, пока Зимний Солдат берет его. 5.5 Зимний Солдат встречается с Кроссбоунсом по два раза в неделю. Он приходит обычно днем, всегда в разные места. Никто об этом не знает, даже Капитан Америка. Солдат не говорит этого, но он доверяет Кроссбоунсу. Тот не стал бы ему лгать — может, он единственный, кто не стал бы. Кроссбоунс зовет его Митей и на угрозы меланхолично отмахивается — он знает, что Зимний Солдат его не тронет. Они всегда были по одну сторону баррикад, тогда и сейчас, и теперь вновь работают вместе. Кроссбоунс предлагает Солдату отправиться на главную европейскую базу Гидры — в Мюнхен — и привести туда Капитана Америка. Они разрабатывают целый план по захвату Капитана, Черной Вдовы и Сокола — это почти половина Мстителей. Улов хорош, и Гидра будет довольна. Когда Кроссбоунс говорит эти слова, он скалит белые зубы и чокается с Солдатом бутылкой пива. Солдат холодно кивает. Возвращаться к Стиву каждый раз все труднее. Солдату нравится брать его, но спать в одной постели неуютно; Солдату нравится, когда он читает ему, но в голове все еще мелькают способы его убийства; Солдату нравится, когда он рассказывает какие-нибудь истории, но то, что он рассказывает их Баки Барнсу, а не Агенту 0-4-7, злит столь сильно, что хочется сломать Стиву Роджерсу хребет. Ему так хочется сказать, что он тоже существует, что он здесь, он, Дмитрий Смирнов. Ему интересно, у Стива Роджерса хватило бы любви и для него тоже? Порою Солдату снятся дурацкие сны. Это даже увлекательно, наблюдать за ними. В криокамере он никогда не видел снов, в криокамере была ледяная мертвая тишина, он словно находился в вакууме, один-одинешенек на пустой чужой планете, забытый и брошенный. Просыпаясь, он заново обучался говорить, понимать русский и немецкий языки. В основном он работал на русских, но была пара миссий с немцами, американцами, французами — еще когда Пирс был молодой и неопытный идеалист. В этих снах он совсем другой, протез такой легкий, словно живой, и Зимний Солдат почему-то лежит на спине, лицом к небу, и чувствует вес чужой головы на своей руке. Обычно во снах он не видит себя, будто бы его и не существует совсем. Он уверен, что эти сны вызваны исключительно долгим нахождением вне криокамеры. У людей так бывает. Он иногда так хочет думать, что тоже человек. Ведь человека Капитан Америка полюбил бы? 5.6 Ему холодно. Он чувствует, как его руки покрываются льдом, как все внутренности каменеют и обращаются холодным прахом. Он пытается дернуться, но не может. Он не хочет обратно в криокамеру. Он не хочет снова вспоминать свое имя, по крупицам собирать каждое воспоминание: вот он на миссии, один, в пятидесятых, вот он в шестидесятых пытает американских шпионов для СССР, вот он работает с молодым Пирсом в семидесятых,

маленькая тень и город город без имени в городе стоит большая-большая рождественская елка и маленькая тень упавшая на стройке и поцарапавшая коленку тащит его на стройку там была стройка а еще там были другие цифры что же это за цифры он

а затем — Рамлоу, Брок, кодовое имя — Кроссбоунс, покладистый черноволосый паренек с оскалом койота, который боится Зимнего Солдата первые пятнадцать лет совместной работы. Солдат не хочет вновь изучать язык, вновь выговаривать каждое слово. Он не хочет больше в криокамеру. Он не хочет. Он... — Баки, Баки, ты чего? — он резко распахивает глаза, не дернувшись, не шевельнувшись, он прирос к кровати, руки по швам, так, как в криокамере. Он тяжело дышит и пялится в глаза Капитану Америка, нависающему над ним. Стив. Его зовут Стив Роджерс. Стив Роджерс, обнаженный, держит его за плечи, проводит ладонью по лбу, по ледяной коже. — Я... — говорит Солдат, русский льнет к языку. Затем переходит на английский, чтобы Стив понял: — Окно. Холодно, закрой, — получается с акцентом, твердым и отчетливым. Стив хмурится, но кивает, закрывает окно, прежде оставленное нараспашку. Это все просто холод. Просто прохладный ветерок с улицы. Вчера прошел хмурый дождь, сегодня весь день были тучи и мелькали грозы, а по ТВ пообещали бурю. Стив садится рядом, на край кровати, и смотрит на него. У Солдата никогда не было кошмаров. Это был не кошмар, просто иллюзия, он ведь человек. Он человек? Да, так написано в его деле. В его личном деле сказано: Смирнов, Дмитрий Петрович, дата рождения: неизвестно, место рождения: неизвестно... Солдат проводит рукой по лицу, кожа холодная и сухая. Ему нужно успокоиться, нужно убедить себя, что он не в криосне. Он всегда думал, что в криосне нет ничего ужасного, это необходимо для сохранения его дееспособности — так говорил Пирс, так говорил Рамлоу. Он доверяет Рамлоу. Но сейчас криокамера так пугает его, что пропадает голос. Он не боится. Он не боится. Он... Он в ужасе. — Ты точно в норме? Может, воды? — несмело интересуется Стив. Солдат качает головой. Стив кивает и ложится рядом, плечом к плечу, придвигается ближе, и тогда Солдат резко хватает его за левую руку и прижимает ее к своей груди металлической ладонью. Это так неожиданно, что Стив поначалу дергается — инстинкт Капитана Америка. Но спустя мгновение он расслабляется и позволяет железным пальцам стиснуть свое запястье. Солдат собирается с силами и, успокоившись, выдворяет акцент из речи: — Расскажи мне что-нибудь. Стив выдыхает. — Ну... Э... — теряется он. — Я не самый хороший рассказчик, — он поворачивает голову, легко улыбается, костяшками пальцев гладит его ключицу. — Был один случай, когда Сокол... — Нет, подожди, — прерывает его Солдат. Он сменяет гнев на милость и плавно ведет большим пальцем железной руки по мягкой светлой коже на запястье Стива. Стив послушно молчит. Тогда Солдат шепчет: — Расскажи о старом. Он, правда, хочет. Он хочет послушать, как Баки Барнс вытаскивал юного Капитана Америка из подворотен. Как Баки перевязывал ему разбитые костяшки, как выхаживал, как ласкал — Солдат, правда, хочет. Он ненавидит Баки, но Стива Роджерса... — Как-то мы праздновали Рождество — начинает Стив. Он пододвигается к Солдату, неосознанно, приваливается к боку, кладет подбородок на плечо. — Нам было лет по девятнадцать. Ты уже работал в доках к тому времени, я учился и тоже пытался подзаработать, но меня никуда не брали, особенно зимой. Ну вот. Помню, на Рождество мама испекла пирог с одним яблоком и сделала суп на костях. Денег не было, так что приходилось праздновать без изысков, не то что сейчас. Ты вообще видел все эти штуки? Как-то раз Сэм на Рождество показал мне громадные елки, говорящие механические куклы с меня ростом, и эти гирлянды... А еще игрушки, шарики, снеговики — половина из них съедобна! Я смотрел и говорил Сэму: «Ты вообще знаешь, что в тридцатых у нас с Баком были только ободранные елочные ветки?». Он смеялся, но это была чистая правда. В то Рождество у нас тоже были только ветки, мы их насобирали на катке в центре Бруклина, там еще стояла такая гигантская ель. И я так волновался, что не смог найти тебе подарок. Я нарисовал тебе открытку и купил шоколада — и так дерьмово я себя в жизни не чувствовал. Мы праздновали втроем, мама подарила нам по открытке, я нарисовал ей портрет, ты принес маме браслет — хорошенький такой, ты на него долго работал, а мне подарил альбом с качественной бумагой. Бумага была просто отличной! Я представить не мог, сколько ты на все это пахал. И вот сидим мы все вместе за столом, и ты смеешься и улыбаешься, и мне надо дарить подарок, а там чертова шоколадка. Я чуть не умер со стыда. Правда, — Стив замолкает, невесомо улыбается, и Солдат почему-то улыбается в ответ, улыбается, смотря в темноту, в потолок над головой. Два месяца назад ему казалось, что улыбаться неприятно и неудобно. — Я знал, что ты не обидишься, но не хотелось тебя разочаровывать. Но когда подарил... ты так улыбался мне. Мы тогда еще не были, ну, вместе. Но ты так улыбался... А потом мама ушла спать, и ты потащил меня смотреть фейерверк, и вернулись мы домой уже поздно. И когда мы стояли у окна, я извинился, ну, за подарок. И ты сказал, что все здорово, что я дурак, и обнял меня. Мы стояли и обнимались. Ты сказал, что когда-нибудь у нас будет все, что захотим. Большой дом, деньги будут и будет большая-пребольшая елка. Во всю высоту потолков, — Стив вновь затихает. Он трется носом о голую кожу на плече Солдата. — Ты был прав. Солдат поворачивает к нему голову. Он испытывает необычное щемящее ощущение в груди, оно щекочет сердце, оплетает легкие, сжимает глотку. Оно хрупкое и ласковое, оно вгрызается в него. Он поворачивается и нависает над Капитаном Америка, смотрит ему в лицо. Он мягко трогает его бедра, проводит ладонями по разъехавшимся коленкам. Между ягодиц его еще влажно — Солдат недавно был внутри него. Солдат следит за ним взглядом. Солдат чувствует нежность и трепет, и это не Баки Барнс, не воспоминания о нем, это он — это Зимний Солдат. Палец скользит внутрь Стива, Стив немо прогибается в пояснице. Он не отводит глаз, словно в темноте может разглядеть его широкие животные зрачки. Они засыпают через два часа. 5.7 Сидеть в одной квартире, окруженным жучками и снайперами, Солдату, конечно, надоедает, но он профессионал — он не собирается оспаривать решение Мстителей, ведь ему нет надобности особо выделяться. Все, что от него требуется, — это делать вид, будто он Баки Барнс. Он знает, что Капитан Америка у него на крючке, но пока не поступит приказ руководства, он не имеет права что-либо с ним делать. Поэтому он просто сидит и ждет, и так проходит теплое лето и начинается осень. Зимний Солдат живет со Стивом Роджерсом уже три с половиной месяца, и последние полтора — в одной квартире. В субботу, после пробежки, Стив предлагает Солдату прогуляться до Башни Мстителей. Он приводит Солдата в просторный гигантский зал, служащий для тренировок. Там несколько рингов для спаррингов, весь пол — в дорогих мягких матах, повсюду висят груши. Их обоих встречает Джарвис и декларирует, что к ним вскоре присоединятся Черная Вдова и Железный Человек. — Не хочешь попробовать? — спрашивает Стив, разминая руки и шею. Солдат долго смотрит ему в глаза. Однажды он почти победил Капитана Америка, но это лишь потому, что тот позволил. Конечно, быть может, спустя несколько недель тщательного изучения его тактики, Солдат смог бы предугадать его удары, скопировать их, но гораздо быстрее было бы просто снять его из винтовки — старый добрый метод против политиков и ученых. — Хочу, — соглашается Солдат. Стив улыбается и кивает. Солдат думает, как вобьет железный кулак ему в лицо. Быть может, разобьет губу или сломает нос. Как быстро срастется нос у Капитана Америка? Они отправляются в сторону ринга, когда доносится голос Черной Вдовы: — Может, я попробую? Солдат оборачивается на нее. Она смотрит невозмутимо и холодно. Он быстро сменяет бесстрастное выражение лица кривой усмешкой: — Без проблем. Стив останавливается в нескольких шагах от них. Смотрит на Вдову. — Уверена? Вдова хмыкает и скидывает черный пиджак. Она даже кудри не забирает в хвост. Солдат пропускает ее на ринг первой. — Начнешь? — без особого интереса кидает Солдат на русском. Она приподнимает уголок губ и резким рывком подается вперед. Так начинается их танец. Солдат блокирует удары, пропуская лишь парочку. Он отдает должное ее учителям — опять, когда с силой бьет ей по лицу кулаком живой руки и откидывает в другой край поля. Она не отступает, вьется и плывет, гибкая и сильная, и Солдат даже подумывает остановить бой, но вот она неожиданно набрасывается на него сзади — как тогда, на мосту — и он звереет. Он хочет убить ее. Это желание вспыхивает в груди ледяным огнем. Это сбой. Он нестабилен он нестабилен он

зимний солдат

тебя зовут дмитрий петрович смирнов ты зимний солдат

агент 0-4-7 повтори

Он скидывает ее со своей спины, как ребенка, и с неожиданной мощью бьет об пол головой. Она резко выдыхает, весь воздух выходит из легких. У нее разбит нос, у Солдата разодрана бровь. Он видит, что она уже готова сдаться, у нее болят ребра и она медленнее восстанавливается. Что ж, Зимний Солдат слышал о Черной Вдове — Черная Вдова почти завалила Халка, а позже даже стала его подружкой. Но сейчас она валяется на полу в противоположной части ринга, сплевывает кровь и с ненавистью смотрит на Солдата из-под рыжих волос.

агент 0-4-7 повтори агент 0-4-7 сломать ребра

агент 0-4-7 вы слышали приказ не убивать просто сломать ребра товарищ полковник объект нестабилен

— Баки, Таша, завязывайте, — доносится до Солдата настороженный голос Стива, но голос далеко, он в другой вселенной, и Солдат не слушает, он внезапно порывается вперед и наотмашь бьет Вдову по лицу ногой. Она откидывается назад, и он хватает ее за горло, прижимает к полу и начинает душить. Это приказ. Он сам себе отдал этот приказ. Вдова умная и сноровистая, она может все ему испортить, она не победит его, она... — Баки! Баки, хватит! Баки!

это приказ солдат вы слышали приказ не убивать просто сломать ребра агент 0-4-7 поднимите руки над головой так чтобы я видел нам нужен язык не убивать солдат

убить всех

Он не Баки. Баки — этот тот трус и предатель, поломанный и одинокий. Он сдох во льдах. Его душа еще гниет там. Вдова закатывает глаза. Она вырывается и бьет его ногами, царапает красными крашеными ногтями кожу на его живой руке. — Баки! В этот момент появляется лицо Стива. Стив подбегает к ним и хватает его за железную руку, которой он сжимает хрупкую девичью шею Вдовы. Солдат, с искаженным холодной яростью лицом, поворачивается к нему. Он собирается ударить его лбом в лоб, чтобы до крови, и тогда... Солдат смотрит ему в глаза, Стив не отводит от него взгляда.

там были другие цифры

обнулите У него глаза голубого цвета, Солдат раньше этого не замечал. Его голос, что-то говорящий, вдруг успокаивает Солдата, и тогда он неожиданно расслабляет хватку. Вдова отпрыгивает от него, готовая защищаться, и достает из сапожка глок, мигом наставляет на него, но Солдату плевать — он неотрывным взглядом следит за Стивом. Он должен ударить его. Должен переломить череп прямо сейчас. Он... он нестабилен — Стив, — только и произносит Солдат. Его язык подводит его, искривляя имя акцентом. — Таша, ты как? В норме? — поворачивается к Вдове Стив. Вдова игнорирует: — Джарвис, протокол №616, — холодно говорит она. У нее с Солдатом свои счеты. У нее личный интерес к его смерти. — Протокол №616 запускается, — немедленно рапортует Джарвис. Скоро тут будет человек сорок охраны с транквилизаторами, и Солдата усыпят, как разбушевавшееся животное, поэтому Стив кричит ему: — Нет, нет, отставить! — он поворачивается к Вдове. — Таша, я справлюсь, правда. Джарвис, отмени Протокол. — Капитан Роджерс, вынужден... — Джарвис! — повышает голос Стив. Солдат неотрывно следит за его лицом. — Необходимо разрешение мистера Старка, — сдается Джарвис. — Все в порядке, Бак, пойдем, вставай, — говорит Стив, поднимает его на ноги. Солдат смотрит на свои руки — у него костяшки в крови. — Пойдем, пойдем. — Мисс Романов, позвольте предложить вам медицинскую помощь, — говорит Джарвис. — Джарвис, позаботься о ней, я только отвезу его, — бросает Стив, и они выходят в длинный коридор, оттуда — в лифт и вниз, на первый этаж, к мотоциклу. Солдат знает: Стив хочет быть там, с Вдовой, помочь ей — ведь они друзья — но он боится, что Солдат сбежит. Они отправляются в их квартиру, Стив растерян и напряжен. Солдат валится на стул на кухне и проводит рукой по окровавленному лицу. — Что это было? — тихо спрашивает Стив, встав напротив. Солдат молча смотрит на свою железную руку. — Она — враг, — коротко и глухо бросает Солдат. враг уровень третий время на устранение три дня — Она друг, Баки! — повышает голос Капитан Америка, он выглядит потрясенным и растерянным, он и понятия не имеет, что теперь делать. Он должен будет отдать Солдата врачам, они поместят его в камеру для Халка. — Ты должен бороться с этим, слышишь? Пожалуйста, Баки, — успокоив себя, Стив проводит рукой по волосам, путается в них пальцами. Он следит за Солдатом взглядом. — Ты не должен снова становиться им. Ты не убийца. Тогда Солдат поднимает на него взгляд. У Солдата стеклянные глаза стального оттенка. Они настолько холодные, насколько может быть холодным снег в сосновых лесах Вологодской области в январе. — Что ты сказал? Стив смотрит в ответ. — Что ты больше не Зимний Солдат, Бак, — говорит он. — Ты больше не он. Они молчат. Оба. Солдат чувствует, как жар гнева к нему возвращается. Этот придурок не понимает. Этот идиот думает, что Зимний Солдат — иллюзия, что это какой-то злой дух, вселившийся в его милого невинного Баки в тех проклятых горах. Железный и живой кулаки сжимаются. — Не смей называть меня так, — рычит в ответ Зимний Солдат. Этот рык похож на глухой рык волка. — Баки, я... — Я не Баки! Сука! — Зимний Солдат подскакивает, переворачивает кухонный стол. Стив выпрямляется, он готов драться, но Солдат так зол на него, что хочет убить, что хочет сдавить его шею так же, как шею Вдовы полчаса назад, так же, как шеи многих людей до него. Он ненавидит Баки, чертового Баки Барнса! Он так ненавидит его, что готов разодрать, даром что тот давным-давно сгнил! Солдат не понимает, почему этот чертов Капитан Америка так любит его, почему он не любит Зимнего Солдата? Почему его любви на него не хватает? Солдат смотрит Капитану Америка в глаза, тихо спрашивает: — Почему ты меня не любишь? Он хотел задать этот вопрос с их первой ночи. Почему Капитан Америка никогда не полюбит его? Почему он не хочет его полюбить? Почему его всепоглощающей доброты и искренности, о которых блядские легенды ходят, не достаточно и на него тоже? — Баки, что ты такое несешь? — говорит Стив, он протягивает к нему руку, видимо, думает успокоить, положить на плечо, но Солдат хватает ее и резко ломает. Кость хрустит почти ласково. Стив делает выпад, чтобы вырваться, но Солдат, действуя на инстинктах, бьет ему локтем в лицо, так, что он ударяется головой о кухонный шкаф. — Баки! Баки, не надо, слышишь... Я не буду драться с тобой, Баки, мы не должны, ты мой друг, слышишь, ты мой друг... В перерывах между его фразами Солдат злобно бьет его по лицу. Это очень похоже на ту сцену на гелликариере, только сейчас он хочет продолжать бить, только сейчас это надорванное «Баки» его больше не останавливает. Оно распаляет в нем животное желание убить, прибить его здесь и сейчас, навсегда с этим покончить. — Убью! Тебя! Сука! — выговаривает он. Стив снова не дерется, он думает, это сработает. не убивать солдат просто сломать ребра это приказ — Ты должен бороться, Бак, — говорит Стив разбитыми губами. Бак — вот оно, ключевое; это его кодовое слово, обращенное к кому-то глубоко внутри разума Зимнего Солдата, к кому-то, кого даже не существует больше, кто мертв целых семьдесят лет. Быть может, призрак его стоит сейчас рядом, может, даже пытается как-то подействовать на прежнее тело, но это все бесполезно. Солдат не слышит. Он останавливается, только когда понимает, что Стив потерял сознание. Тот вдруг становится тяжелым и вялым, стекает по шкафчику на пол, и единственным, что еще поддерживает его на весу, остается рука Зимнего Солдата. Зимний Солдат ощущает покалывания в живом кулаке — костяшки разбиты о чужое лицо. Он опускает Капитана, отходит от него, и как раз в это время из прихожей доносится настойчивый голос: — Капитан Роджерс! Капитан Роджерс, откройте, или мы будем вынуждены выбить дверь! Солдат чувствует взгляд снайпера через прицел. Вот-вот Старк продиктует ему в наушник: снимайте. Прежде чем это случается, Солдат выпрыгивает из окна, группируется, кувырком приземляется на землю и исчезает среди домов. Он бежит, хотя за ним не гонятся. Он бежит, пока суперсолдатские ноги не начинают гудеть. Улочки Нью-Йорка сменяют друг друга одна за другой, он не видит, как высотки превращаются в бараки. Он не знает, от кого бежит и почему. Ему не остается ничего, кроме как идти к Кроссбоунсу — он вдруг осознает, что больше никого нет, только Рамлоу, Брок. Тот живет на краю города, в одной из трущоб Нью-Йорка, захудалых и пустых — там у него штаб-квартира. Солдат приходит к нему, как побитая собака, стучится в его логово с кучей разложенного на столе оружия, с обшарпанными стенами, пустыми комнатами и матрацем на полу. Кроссбоунс смотрит на него сначала недоуменно, затем видит кровь на руках и откладывает пистолет, который до этого начищал. — Что ты сделал? — осторожно интересуется Кроссбоунс. Он боится, что Солдат нестабилен. Нестабилен — это слово часто повторяет какой-то голос у Солдата в голове, что Агент 0-4-7 нестабилен. В ответ Солдат молчит. Он не знает, что ответить, что должен ответить. Что он сделал? Провалил миссию? Чуть не убил Капитана Америка — снова? Кроссбоунс настойчиво, но аккуратно зовет: — Солдат? Митя? — Нам нужно уехать, — отзывается Солдат. Это первое, что приходит к нему в голову. От неожиданности мысли он переходит на русский. Кроссбоунс тоже говорит на нем, но с акцентом, несмотря на тридцатилетний стаж говорения — у него все еще западает «Р». Солдат падает на один из двух одиноких покосившихся стульев, придвинутых к пустому круглому столу, его живая рука мелко дрожит. — Нужно уехать. В Россию или Австралию. Пока есть время. Кроссбоунс хмурится. Он встает неподалеку, непонимающе хмурит брови. — Ты спятил? У нас миссия, — говорит он. Он складывает смуглые руки на груди так, что мышцы напрягаются. Солдат качает головой, взгляд у него потерянный и страшный, Кроссбоунс видел такой лишь тогда, после моста, когда Солдат сидел в кресле, готовясь к обнулению, и говорил: «Я знал его». — Ты не понимаешь, — упрямо продолжает Солдат. — Нам нужно уехать. Нам нужно... Мы... — Он замолкает, будто потерявшись. Кроссбоунс ждет пару мгновений, но, кажется, Солдат совсем отключается. Поэтому Брок осмеливается подойти, кладет руки на широкие плечи и мягко встряхивает, изо всех сил унимая скребущий неприятный страх перед ополоумевшим Зимним Солдатом. — Эй, приятель? — говорит Кроссбоунс несмело, смотря на него сверху вниз, и пытается заглянуть в глаза. Глаза у Солдата дикие. Он переводит на него блуждающий взгляд, его темные брови вновь страдальчески изломаны, волосы спадают на лицо, кожа лица бледная. — Все хорошо, ладно? — и голос у Кроссбоунса такой, словно он говорит с маленьким ребенком или буйным психом. Он не знает, что ближе к реальности. — Все в порядке. Выполним задание — и уедем. Куда хочешь? Поедем, куда захочешь. — Солдат снова отводит пустой взгляд, он качает головой. Уловив, что слова не действуют, Кроссбоунс зовет по-русски: — Эй. Митя? Митя? Солдат поднимает на него глаза. Кроссбоунс успокаивающе сжимает его плечи. Спустя несколько мгновений Солдат утыкается носом ему в живот, пачкает черную майку кровью — жест доверия. Кроссбоунс от неожиданности замирает — он не понимает, нападение это или смирение, однако спустя несколько мгновений боязливо кладет ладонь ему на макушку. Он думает, Солдат похож на бешеного хищника, который временами пугает сам себя. Он не хочет попасться под его когти, поэтому не отодвигается. 5.8 Солдат вынужден прожить с Кроссбоунсом три дня, как минимум. Он знает, что за это время у Стива заживут раны. Увидеть его избитым он почему-то не может набраться смелости, и это его ужасно злит, ведь он Зимний Солдат, какое ему вообще до этого дело? В тот первый раз, выпуская в него третью пулю и смотря, как он надломленно падает, в тот второй раз, разглядывая узоры ран и швов на его лице, палитру синяков и кровоподтеков, нанесенных его рукой, Солдат испытывал странную извращенную гордость и насмешку; на гелликариере он ухмылялся, глядя, как Капитан Америка истекает кровью. Теперь ему вдруг становится стыдно и страшно, что Стив никогда его за это не простит. Баки Барнса — да, но Зимнего Солдата? Когда собака начинает кусаться и звереть, ее усыпляют. Солдат думает, что его вновь посадят в криокамеру, упекут за решетку, и он не завершит свою миссию, но больше всего он боится того, что Стив Роджерс от него откажется. С другой стороны, можно ли отказаться от того, что никогда не принимал? Солдат и сам не знает. Кроссбоунс кормит его фастфудом. В его логове не на чем готовить, да и желания нет. Солдат не вылезает из своего угла двое суток, выходит только в туалет и помыться. Он стирает свою одежду в крови, отказавшись от предложенных Кроссбоунсом футболки со штанами — футболка все равно будет ему мала — и почти полностью игнорирует его. На третий день Солдат выходит на кухню, курит, пока Кроссбоунс сидит напротив. Он говорит о миссии, с усмешкой, но тихо, так, будто думает, что могут услышать. На полуслове Солдат прерывает его: — Я помню тот отель, — говорит он, не сводя глаз с запыленного окна, выходящего на грязную безлюдную улочку. В этой дыре даже торчки не закидываются. — Ты брил меня. Помогал. — Ага, — непонимающе соглашается Кроссбоунс. — Я думал, ты ничего не помнишь. Ну, типа. Тебе же мозги промывали? — Может, мне просто кажется, — бесстрастно отзывается Солдат. — Может, мне кажется, что я что-то помню. — Но тот отель был, — противится Брок. Он тушит свою сигарету о дно пепельницы. — Слушай, не забивай голову, ладно? Все это хрень. Подумаешь, когда надерем ублюдкам задницы. — Солдат поджимает губы, но немо соглашается. Кроссбоунс, до этого начищающий пистолет, кладет его рядом с собой. Он смотрит на Солдата. — И, по поводу миссии. Есть идея. Когда все кончится, можно будет уехать в Россию. Нам, вместе. В Европе почти сто процентов найдут, в Австралии по меньшей мере сорок баз Гидры, там будут искать сразу после Германии. В России есть вариант затеряться. Будем менять города каждую неделю. Глядишь, на пару лет хватит. Кроссбоунс замолкает. Он выжидающе смотрит на Солдата. — Да, — говорит он тихо. — Наверное, так будет лучше. Он думает о Стиве и о том, что собирается отдать его Гидре. Еще он думает, что, если чертов Баки Барнс не смог выполнить ни одну миссию в своей жизни, Зимний Солдат завершит свое задание. 5.10 Он покупает коробку конфет, когда возвращается в свою квартиру. Он знает, что Стив там. Наверное, ему там теперь больше нравится. Еще Солдат понятия не имеет, на кой черт ему сдался этот шоколад, но тот выглядит неплохим, на обертке написано, что производится с 1905 года, и Солдат думает, покупал ли Баки Барнс такой Стиву. Он ступает по лестнице, подходит к двери и стоит на месте, приклеенный, около десяти минут. Он осознает, что это чувство — страх, лишь когда подносит руку, чтобы постучаться, и долго-долго не может заставить себя ударить костяшками по двери. Ему страшно. Впервые за всю его жизнь. Стучать не приходится — Стив открывает дверь перед его носом, застывает на пороге — видимо, собирался куда-то. У него и правда уже сошли все ссадины, остался только светло-голубой синяк на скуле. Он стоит, смотрит ему в лицо, и Солдату кажется, что выглядит сейчас чертовски испуганно и трусливо. Не этим ли Стив любуется? Подумав об этом, Солдат мигом меняет выражение лица на сурово-хмурое, сдвигает брови и поджимает губы. — Прости меня, — говорит Солдат. Он смотрит на коробку конфет. В тишине он поднимает глаза на лицо Стива. — Прости. Я не хотел. Я бы... Я бы никогда тебя не ударил. Голос звучит неправильно. Он злится, потому что в словах мелькает проклятый акцент, чертов сукин акцент, мимолетный, но уловимый, он — русский, это из-за того, что Агент 0-4-7 опять нестабилен. Солдат хмурится и стискивает зубы. Стив все поймет. Стив уже понял. Баки Барнса нет. Перед ним — только гидровец и убийца. — Это мне? — вдруг отзывается Стив, кивком подбородка указывает на стиснутую в железных пальцах коробку. Она уже смялась и покорежилась. Солдат кивает и протягивает ее Стиву. Стив улыбается, берет. Они молчат. — Я, эм, пойду, наверное, — бросает он. Он хочет ударить себя, долго себя бить за то, что никак не может заставить свой язык правильно ворочаться во рту. У Баки Барнса не было никакого русского акцента, только бруклинский. — Баки, — зовет Стив. Затем сжимает губы. — Прости, — неловко говорит он. — Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? Солдат потерянно хмурится. Для Капитана он — Баки Барнс. Он не может быть никем другим. Стив никогда не полюбит его. Но вместо усмешки, вместо отрепетированного «Прости, мелкий, врежь-ка мне как следует», он тихо отзывается: — Дмитрий. — Голос его ровный, но несмелый, негромкий. Стив кивает. — Дмитрий, — пробует. Снова улыбается. — Мне нравится. Это странно, но я привыкну. К Наташе привык. Солдат неверяще смотрит ему в глаза. — Ты не прогонишь меня? — непонимающе спрашивает он. — Зная, что я ничего не вспомнил? Что я не Баки? Что я избил тебя? Ты впустишь меня к себе на порог? Стив пожимает плечами. — Похоже на то. Солдат больше ничего не говорит. Он проходит за порог, закрывает за собой дверь, снимает куртку, вешает ее на крючок. Стив проходит в кухню, Солдат — Дмитрий — за ним, он не садится, стоит, неприкаянный, неподалеку, будто пришел в чужой дом. Он человек? Ему так хочется думать, что да, ведь страх — человеческое чувство. Стив ставит коробку с конфетами на стол, оборачивается на Дмитрия, указывает на стул. — Это все еще твой дом, — говорит он. Ставит чайник кипятиться, достает две чашки с изображением Железного Человека — Старк впихнул им этот подарок, когда они только въехали в квартиру. — Я не злюсь... Дмитрий. — Солдат чуть было не дергается от того, как непривычно звучит это имя с его губ. Кроссбоунс — Брок — называет его Митей. Эрбе — Агентом 0-4-7, и каждое из этих имен его. Дмитрий кажется чужим и выжатым. Солдат думает, будет ли Стив называть именно это имя, если они снова будут близки, если снова разделят ложе, если он снова позволит Солдату его взять — будет ли Стив звать Дмитрия Смирнова, а не Баки Барнса? — Я люблю тебя. Никогда, понимает Солдат. Никогда Стив Роджерс не позовет Дмитрия Смирнова. — Баки? — кривит губы Зимний Солдат, уточняет. Он не думает, что то, что он испытывает, — боль. Боль другая. Боль — это когда разбиваешься о камни в Швейцарии. Может быть, это когда внутренности замерзают, или когда режут заживо, пока ты в сознании. Но сейчас? Стив замирает, молчит. Он оборачивается на него, смотрит в глаза, думает несколько мгновений, долгих и страшных, словно решает что-то. Затем его губы наконец шевелятся: — Тебя. Солдат молчит и смотрит. Он не может ответить ни слова, ведь он не знает, что должен отвечать. Он на задании, он до сих пор на задании, и ему нельзя привязываться. К Кроссбоунсу он никогда не привязывался, хотя работал с ним двадцать лет, с ним, резким, ехидным и хищным, и даже его Солдат почему-то не смог назвать другом. Стиву Роджерсу потребовалось три месяца на то, что никто не мог сделать семьдесят лет — на приручение Зимнего Солдата. Это, наверное, его тактика. Сделать вид, что он сам приручен, и приручать в это время в ответ. Солдат отмирает, когда Стив подходит к нему и обнимает, вжав ладонь в лопатки и уткнувшись носом в стык между плечом и шеей. Его твердая грудь, живот, плечи, руки, бедра лихорадочно горячие, Солдату кажется, что так быть не должно, но затем он вспоминает, что перед ним — стокилограммовый Капитан Америка. Несмотря на это, когда Солдат наконец обнимает его в ответ, кажется, словно Стив Роджерс крохотный и хрупкий, и сожми Солдат руки чуть сильнее — сразу раздавит в объятиях. 5.11 Акцент — это сбой. Он и сам знает. Солдат старается выровнять речь, когда говорит вслух, когда говорит со Стивом или позднее — с Мстителями, приведшими его на допрос. Солдату необходимо понять, в чем его проблема, почему это случилось, почему случилась поломка. Он старается, выискивает лазейки, решения, но их нет. Когда он снова сидит на диване, а Стив говорит с ним, и он отвечает, Солдату хочется свернуть собственную шею, потому что согласные западают, потому что гласные то слишком длинные, то чересчур короткие, и это его неимоверно злит. Стив видит, как сжимаются его кулаки, вены вздуваются на руках, мышцы натягивают рукава футболки от напряжения. Первое время, около недели, Стив совсем ничего не говорит по этому поводу, и из-за этого Солдат только сильнее злится. Почему бы Стиву просто не сказать, что все плохо? Что он его говор больше слушать не может? Чертова «Р» постоянно слышится слишком твердой, ровно как и «Л», а про буквосочетания Солдат и не заикается. У него такое впечатление, словно он заново учится говорить. — Не пытайся, — наконец говорит Стив, когда Солдат несколько раз со злым упрямством старается правильно выговорить очередное слово. Солдат хмурится, сжимает челюсти. — Это дефект, — раздражается Солдат. — Дефект необходимо устранить. — Все в порядке, — настаивает Стив. Он нарезает сыр и ветчину для сендвичей, проверяет готовность тостов в тостере. — Все само наладится. Не зацикливайся, ладно? — Разве тебя не бесит? — не понимает Солдат. — У Баки не было акцента. Стив хмыкает, выключает ревущий чайник на плите. — А у тебя есть, — просто отзывается он. Солдат непонимающе хмурит брови. — Но... — он замолкает, не найдя, что ответить. Стив лишь пожимает плечами и ставит на стол тарелку с четырьмя тостами. — Это не проблема для меня, — Стив ловит его обескураженный взгляд. — Ты думаешь, что это проблема, Дмитрий. — Он улыбается, бросает на Солдата взгляд поверх плеча, пока наливает чай. — Это не так. — Почему? — не унимается Солдат. Он откидывается на спинку стула, отбивает железными пальцами ритм по столешнице. — Почему для тебя это ничего не стоит? — Не знаю, — честно говорит Стив, садится напротив. Солдат тоже не знает. Он смотрит ему в лицо — Стив подносит кружку к губам, пьет, ставит ее обратно, откусывает сендвич, попутно читая газету, валяющуюся на столе. — Они называли меня Чудовищем Франкенштейна, — вдруг говорит Солдат, внимательно следя за реакцией Стива. Стив поднимает взгляд, перестает жевать. Солдат редко говорит о Гидре, редко говорит что-то правдивое, что-то, что он реально помнит. — Уродом и ходячим мертвецом. Чудовище Франкенштейна... все агенты знали меня под этим прозвищем. Кодовое прозвище для кодового прозвища. Странно, да? — Ты не чудовище, — говорит Стив серьезно. Солдат хмыкает, криво усмехается, берет свой тост и кусает. Баки Барнс и правда не чудовище. Не был чудовищем. Может, только видели этого монстра? он вообще живой? чудовище франкенштейна у меня от него мурашки серьезно где-то глубоко внутри. — Ты Дмитрий Смирнов. Ты не чудовище. Солдат поднимает на него глаза. Больше он не говорит со Стивом об этом. 5.12 Не то чтобы Фьюри начинает ему доверять, но Соколиный Глаз и Железный Человек вынуждены отказаться от грядущей миссии из-за неотложных дел, Тор в Асгарде, а Халк занят, и директору не остается ничего, кроме как отправить вместо них Зимнего Солдата. В конце концов, Солдат знает, куда идти и что делать, и может быть более чем полезен в миссии по обезвреживанию большого филиала Гидры. Им необходимо найти флешку с данными о всех главнокомандующих Восточного побережья. Солдат успевает предупредить Эрбе о том, что ЩИТ знает о флешке. Там, на базе Гидры, в бесконечной перестрелке, Стив спасает его. Он приходит тогда, когда Солдат уже видит выпущенную в него ракету, и заслоняет от взрыва щитом. Их волной относит к стене, та идет огромной трещиной и чуть было не разваливается. Солдат понимает, что у Стива наверняка сломана рука, которой он держал щит, и в следующую минуту обрушивает на стреляющего свинцовый град автоматной очереди. Он попадает гидровцу между глаз, тот валится мешком, выпуская гранатомет из рук. Солдат мигом берет щит из переломанной в нескольких местах руки железной рукой, а живыми пальцами касается выехавшей из плоти кости. — Это ничего, — тут же говорит Стив, но голос у него немного подрагивает из-за боли. — Нужно убираться. — Не раньше, чем добудем флешку, — мигом отзывается Солдат. — Я перевяжу тебе руку, а затем пойду на нижний ярус. Возьму Вдову для подмоги. Он достает жгут из-за пояса и накладывает Стиву шину. Тот хмурит брови, не обращая внимания на острую боль в руке. — Спятил? Я тебя туда одного не пущу, — говорит он упрямо. — Сейчас все заживет, и я... — Это ты спятил, — хмуро осаждает его Солдат. — У тебя не рука, а месиво. Посидишь пока тут, может, немного заживет. Если пойму, что не справляюсь, дам знать — отправишь к нам Сокола. — Он не эффективен в закрытых помещениях и при ближнем бое, ты и сам это прекрасно знаешь! — рычит Капитан Америка. — Я помогу, я смогу. Это нестрашно. — Ты слышал меня, — игнорирует его Солдат. — Увяжешься следом — я тебя вырублю. — Ты не можешь просто так взять и уйти черти куда! — И Солдата правда начинает раздражать его упрямство. — Я твой командир! — Тогда я дезертирую, — легко говорит Солдат. — Буду на связи. Он поднимается на ноги, берет в руки винтовку и отправляется дальше по полуразрушенному коридору. Стив смотрит ему в спину до тех пор, пока Солдат не скрывается из вида. — Вдова? — зовет он в наушник. — Есть работенка, если ты не занята. — Всегда рада помочь, — отзывается она почти мгновенно. — Что со Стивом? — Выбыл из игры. — Солдат выносит одну из тяжелых металлических дверей двумя ударами ноги. — Открытый перелом руки. Кость выехала. Оставил его на третьем ярусе. Отправишь ему Сокола для моральной поддержки? — Без проблем, — говорит Вдова, а затем наушник замолкает. — Куда мне подойти? — Пятый ярус, восточная часть. Здесь охраны человек тридцать. Все вооружены. У одного есть гранатомет. Я сниму его сейчас. Затем они прерывают связь. Солдат не то чтобы не рад работать с Вдовой, но собственную жизнь ей он ни в коем случае доверять не собирается. Он знает: она убьет его при первой же возможности. Пытаться просто так она не станет, но если удастся свалить его смерть на какого-нибудь гидровца, она сделает это без лишних раздумий. Неважно, как сильно потом Стив будет винить себя во всем, что произошло. Вдова воспитывалась в Красной Комнате. Одно из правил Красной Комнаты: нет эмоциям и личному интересу. Им требуется около двадцати минут, чтобы разгромить охрану Гидры, и Солдат почти вскрывает код тяжелых разъезжающихся металлических дверей, однако внезапно на подмогу павшим приходит еще с десяток агентов. Солдат оставляет Вдову разбираться с кодом, а сам идет отражать атаку. Новая группа явно получше подготовлена. Им удается ранить его с десяток раз, прежде чем последний из них падает с пулей в башке — пулю выпускает Вдова. Солдат приваливается к стене, он отчетливо чувствует, что ноги слабеют, у него вывихнуто плечо живой руки, лицо залито кровью, в животе сверкает три дыры от огнестрельного ранения. — Живой? — без особого интереса спрашивает Вдова, как раз тогда, когда красная кнопка на сенсорной панели загорается приятным зеленым, и двери разъезжаются в разные стороны, являя им на обозрение помещение с кучей компьютеров и мигающих огоньков. Солдат не отвечает. Нельзя выключаться, нельзя выключаться. Вдова свернет ему шею, пока он спит, она убьет его, миссия будет провалена, миссия... Он вырубается. 5.13 Когда он открывает глаза в следующий раз, вокруг все белым-бело. Поначалу он беспокойно дергается: ему кажется, он в Гидре. Он не должен быть там, ведь у него миссия, но затем он ощущает, как теплая рука накрывает его лоб. Металлические пальцы конвульсивно дергаются, Солдат ощущает рывок откуда-то изнутри себя, его подбрасывает на кровати, и тогда он слышит голос: — Эй, Дмитрий, это я, — голос мягкий и успокаивающий. Солдат поднимает слипшиеся веки. — Все в порядке. Миссия завершена. — Миссия? — вскакивает Солдат. Он озирается по сторонам. Его миссия завершена? Он в Гидре? Он... — Да, флешка на месте, — добавляет голос. Солдат фокусируется на лице говорящего и обнаруживает, конечно же, Стива. Стив проводит пальцами по его лбу. — Лежи. У тебя сломано ребро. Началось внутреннее кровотечение, так что некоторое время будешь чувствовать себя дерьмово. — Стив, ты... — он облизывает сухие губы, снова откидывается на подушку. — Как твоя рука? Стив и переводит взгляд на перевязанную правую руку. Бинты сливаются с белизной самого помещения, но Солдат все-таки приводит зрение в порядок и обнаруживает, что рука у Стива вся перевязана, а моток бинта по старинке переброшен через шею, фиксируя пострадавшую руку у груди Капитана. — В норме, скоро уже заживет, — слабо улыбается Стив. — Я рад, что ты в порядке. У тебя потеря крови и вывих плеча, но врачи говорят нестрашно. — Ты меня вытащил? — хмурится Солдат. Вдова не смогла бы, Сокол был занят на верхних ярусах. Стив смущенно пожимает плечами. — Иначе ты взорвался бы вместе с базой, — говорит он. — Там активировалась самоликвидация. — Да, — тут же отзывается Солдат. — Черт, я ее не отключил... Никто не пострадал? Что с Соколом? — Таша и Сэм в норме, — кивает Стив. — Отоспись. — Ты спас мне жизнь, — тихо бормочет Солдат, смотря ему в глаза. Стив пожимает плечами, будто это ничего не значит. — Снова. — Ерунда, — отмахивается он в привычной манере. — Нет. Ты был ранен, но ты вернулся за мной, — говорит Солдат, и даже акцент в своей речи его больше не заботит. Он во все глаза смотрит на Капитана Америка. — Не страшно, — снова упрямится. Солдат сжимает зубы. В незнакомом порыве чувств он хватает Стива за запястье здоровой руки, лежавшей на кровати, и крепко сжимает в живых пальцах. — Я отплачу тебе, — обещает он почти шепотом, голос срывается и хрипит. Стив качает головой, но Солдат не дает ему ничего сказать: — Я обещаю. Когда-нибудь я отплачу тебе. — Он замолкает, внимательно следя взглядом за глазами Стива Роджерса. Тот сжимает губы в тонкую линию. Верит или нет? Солдат так хочет, чтобы он поверил. Чтобы он понял. Солдат хочет... — Я тебя люблю, — говорит он с чудовищным акцентом. На пару секунд повисает тишина. — Баки? — непонимающе хмурит брови Стив, всматривается в его глаза внимательным взглядом. Солдат крепче, бережнее сжимает его запястье, качает головой. — Нет, — произносит он. — Я. Стив несмело улыбается. — Хорошо, — говорит он. — Я тоже. Солдат предатель и отступник. Такой же предатель, каким был Баки Барнс. Такой же дурак. — Я тебя люблю, — повторяет. Признание непривычно ложится на язык. Стив наклоняется и целует его в висок. Он верит. И слава богу. 5.14 Ему снится сон. Он достает котенка с дерева. Он, одиннадцатилетний, изящный и стройный, на нем болтается рубаха и шорты, локоть содран, над бровью щиплет ранка. У него нет протеза, его левая рука легкая и живая, и он хватается ею за ветки деревьев, поднимаясь все выше и выше по дубу, растущему в безымянном городе с рождественской елкой, а внизу маленькая тень внимательно и беспокойно за ним следит, приложив руку козырьком ко лбу, чтобы скрыть глаза от солнца. — Митя! Осторожно! Ногу левее! — кричит тень, вьется около дерева, а дерево огромное, толстое, ветви раскидистые, шуршат листвой. Он оступается, проезжается ногой по стволу. — Черт подери! Говорю же, левее! — Не дрейфь, мелкий, — улыбается он и лезет дальше. Котенок, маленький черный меховой комок, дрожит на самом краю одной из толстенных веток, в пяти-четырех метрах над землей, над головой маленькой тени, и жалобно пищит. — Все путем! — Если ты упадешь оттуда, я тебя... Я... — не унимается тень. — Баки! — кричит тень, когда он снова не находит ногой опору. — Говорил же, дай я полезу... Митя, слезай! — И что, бросишь этого несчастного здесь? — ехидно интересуется он, прекрасно зная ответ. — Какой же ты жестокий. — Не смешно, — комментирует тень хмуро. — Опять переломаешь себе что-нибудь. — Ты должен подбадривать меня, а не нагнетать обстановку, — парирует он. Солнце слепит глаза, приятный ветерок колышет листья, скользит по коже. — Кири-кири-кири, — зовет он котенка, тянется к нему рукой. — Ну что? — нетерпеливо спрашивает тень. — Достал? — А то сам не видишь, — мигом отзывается. Тянет руку дальше и дальше, но комок пугается его и пищит еще несчастнее. — Иди же сюда... — себе под нос. На жалобное мяуканье реагирует и тень. — Ты его там убить собрался? — скептически интересуется. — Почти закончил, — бормочет он, тянется еще сильнее и наконец хватает котенка за шкирку. Он подтаскивает сопротивляющегося мяукающего негодника к себе, прижимает к груди, и котенок вцепляется когтями в кожу сквозь ткань рубашки. — Черт! — Что? — тут же слышится снизу. — Достал, — рапортует он и оглядывается в поисках способа слезть. — Я скину его тебе, ты поймаешь? — Разумеется, я поймаю! — раздражается тень. — Лишь бы ты уже слез оттуда. — Смени пластинку, мелочь, — фыркает он и, наклонившись, как можно бережнее бросает котенка в тонкие белые руки тени. Из-за света полуденного солнца совсем ничего не видно, и он различает лишь очертания силуэта костлявого низенького мальчика внизу. — Я спускаюсь! — объявляет он, щуря глаза. Осмотревшись, он хватается за ветку и смотрит вдаль. — А вид что надо. — Насмотришься еще, — говорит тень, баюкая в руках котенка, напуганного до полусмерти. — Слезай давай. Хочу убедиться, что ты цел. Он ничего не отвечает и смотрит вдаль, старательно щурясь. Сквозь веер ресниц проглядывают силуэты домов и улиц. Вдруг, присмотревшись, вдалеке он видит наряженную рождественскую елку. — Эй, мелкий? — зовет он растерянно. — На кой черт они нарядили елку в июне? — Что? О чем ты? Он продолжает вглядываться вдаль. Там стоит... это же... елка рождественская елка у которой он и маленькая тень набирали ветки чтобы отнести маленькой женщине с песочными волосами это вместо елки мы наряжали ветки вместо елки можешь себе представить!

все у нас будет вот увидишь все будет я обещаю обещаю обещаю я обещаю я отплачу тебе я думал ты меньше

я обещаю

без тебя не уйду

объект нестабилен товарищ майор объект 0-4-7 нестабилен

я тебя люблю

Он просыпается. 5.15 Солдат доверяет Кроссбоунсу, и если Кроссбоунс говорит, что пора готовиться к их выходу, значит, следует начинать. В пустой необжитой квартирке с пустыми комнатами, Зимний Солдат и Кроссбоунс для поимки Мстителей выбирают главную германскую базу Гидры, расположенную в тридцати милях от Мюнхена. Она самая крупная в Западной Европе, там более двухсот тренированных агентов, подземный бункер и Париж, который сможет контролировать возможные попытки Джарвиса прорваться к ним, если Железный Человек вдруг прознает о местонахождении пропавших коллег. Разумеется, никто не собирается похищать Капитана Америка, Сокола и Черную Вдову навсегда — они вернутся, рано или поздно. Солдат знает, что с ними будет, Солдат знает, зачем они нужны; Гидра не стала бы убивать их, ни одного из них. Солдат смотрит в глаза Кроссбоунсу и понимает, что тот тоже в курсе: Мстителей обнулят, их сделают лучшими агентами, куда лучше, чем Зимний Солдат, и вполне вероятно, что Гидра создаст своих Мстителей. Солдат все меньше спит по ночам. Чаще он просто лежит на спине и смотрит в потолок. Он думает, что почувствует, когда там, на гидровской базе, Стив наконец-то все поймет. Вдова скажет «Я же говорила»? Вдова посмотрит на него с презрением? Сокол? Стив? Стив называет его Дмитрием и мирится с его русским акцентом. Солдату кажется, это неправильно, но Капитан каждый раз заверяет, что все эти изменения его совсем не трогают. Всякий раз, когда Стив улыбается ему и ложится рядом с ним в постель, Солдат думает о гидровской базе и глазах Стива, то, как он посмотрит ему в бесстрастное лицо. Стив возненавидит Золу, Гидру еще сильнее, сильнее, чем когда-либо ненавидел, даже после того, как узнал о существовании Агента 0-4-7, как узнал о внедрении Гидры в ЩИТ; он возненавидит Зимнего Солдата. Солдат поворачивает голову влево — сегодня Стив уснул у стены, сразу после того, как Солдат прекратил его терзать — и смотрит на профиль Капитана Америка, спящего рядом. Наверное, ему снится его Баки, без акцента, русского имени и металлической руки. Что бы с ними стало, упади Капитан следом за сержантом в пропасть, тогда, в 1946? Баки не погиб бы? А Зимний Солдат не родился? Стив спит, у него дрожат ресницы и размеренно вздымается грудь. Солдат ведет железной рукой трогает его запястье, крепкое и по-мужски широкое, прикладывает палец к месту с бьющимся пульсом, и сенсоры считывают удары. Солдат любит Капитана Америка. Он приподнимает уголок губ, когда рассматривает его профиль в темноте. Он и вспомнить не может, почему решил, что любит, ведь откуда ему вообще знать хоть что-то о любви? Но он любит, и это не Баки Барнс, он не Баки Барнс, он — Дмитрий Смирнов, он Зимний Солдат, и он любит Стива Роджерса. Он исполнит свою миссию. 5.16 Кроссбоунс показывает на карте Канады обведенную кружком базу Гидры. — Она заброшена лет пять-семь, закрыли после того, как ЩИТ начал вынюхивать, — комментирует тот, отпивая из бутылки немного пива. Солдат хмыкает, возвышаясь над столом и скрестив руки на груди. — Она подойдет? — уточняет он. Все должно пройти идеально. — Лучший вариант. — Кроссбоунс ухмыляется и обводит пальцем пространство вокруг указанного места. — Там кругом только лес. По периметру, в радиусе пятидесяти-восьмидесяти милях, стоят глушители для любой связи. Старк-то, конечно, базу отыщет, но прежде чем ему это удастся, мы уже будем за океаном с неплохим уловом. Солдат кивает, снова устремляет взгляды вниз, на карту. — Уверен, что справишься с Кэпом? — интересуется Кроссбоунс. Солдат поднимает на него взгляд и вновь удостаивает лишь строгим кивком. — Проблем не будет, — коротко обозначает Солдат. Кроссбоунс берет сигарету и спички, чиркает о стол, поджигает и улыбается. — Будут, — говорит он. — Могу подсобить. — Ты будешь занят, — обрубает Солдат. — И я тоже. — Он не отрывает взгляда от карты. — Я справлюсь с этим. Кроссбоунс кивает. — Если что-то пойдет не так... — Все пойдет по плану. Я должен. Он стискивает кулаки так, что болят ладони, и на коже расцветают полумесяцы от ногтей. Он должен предать Стива, и он это сделает. Он приведет его туда и сдаст самому злейшему врагу Капитана Америка, самому злейшему врагу Баки Барнса. Солдат чертыхается про себя, понимая, что Кроссбоунс замечает это, то, как холод и сталь сковывают его грудную клетку. Но вместо того, чтобы что-нибудь сказать, тот лишь пожимает широкими плечами и небрежно стряхивает пепел в чашку; пепел шипит во вчерашнем ледяном кофе, покрывшемся пленкой. Солдат знает, что не увидит напарника вплоть до окончания задания, и даже не знает, хорошо это или плохо. Он ждет, когда они вместе смогут уехать. Когда миссия — его миссия — наконец-то закончится. Господи, как долго он ждал... — Мне пора, — говорит хмуро Солдат, бездушно, быстрым движением набрасывает на плечи куртку. Кроссбоунс удостаивает его единственным пристальным взглядом. Отразив его взгляд, Солдат чеканит: — Ты знаешь, что нужно делать. — Знаю, — с легкостью соглашается Кроссбоунс. — Ты тоже. Повисает тишина, и это лучший момент, чтобы уйти. Они встретятся в следующий раз, в следующей эпохе, уже чемпионами, абсолютными победителями, а победителей не судят. Зимний Солдат и Кроссбоунс — закадычные приятели, убийцы и ренегаты собственной Родины, народа, идеалов... Баки Барнса и Стива Роджерса. Вот в чем смех: каждый из них однажды предал Капитана Америка. Делает ли это их братьями? — Слушай, — оборачивается к нему Солдат. Глаза его неподвижны, брови нахмурены. Он все еще сжимает кулаки с белеющими костяшками. Кроссбоунс смотрит на него, у него карие глаза, и в темных зрачках пляшут блики от лампочки, на оголенном проводе болтающейся под потолком. — Спасибо, — говорит Солдат. Это не долг и не обязанность, а признание. Они оба злодеи. Они войдут в историю, как самые безжалостные, подлые и мерзкие преступники мира. — ...Брок. И все-таки они приятели. Солдат молчит, и Брок кривит тонкие губы в ухмылке. Солдат собирается доверить ему свою жизнь, как однажды доверил свою глотку, там, в отеле, когда подпустил Брока к себе с блестящим лезвием бритвы. — Сочтемся, Митя, — коротко и беззаботно, но во взгляде все равно вот-вот да и мелькнет поражение. — Кстати. Возьми. Откопал на канадской базе. Может, заинтересуешься? — Что это? Перед Солдатом, на стол, приземляется с глухим хлопком обычный черный пакет. Солдат смотрит на него некоторое время, прежде чем берет в руки. — Я сначала не хотел отдавать. Думал, это помешает миссии. Миссия — приоритет. Тебе ли не знать. — Кроссбоунс тушит сигарету, затянувшись в последний раз. — Но, думаю, оно твое по праву. Дело №17 — о Зимнем Солдате.