Too Far Away

Моя бесчувственность сбивает меня с ног И по привычке падая в стаканы, Я забываю о количестве тревог, Которыми пугала в детстве мама.

*** Но Кю был бы не Кю, если бы в конце концов не нашел бы на свою прелестную задницу новые приключения. В тот вечер дружеские посиделки с Реуком и Донхэ как-то затянулись. В частности потому, что впереди было несколько свободных от любой деятельности дней в связи с зимними праздниками, ну разве что у Вукки был эфир Сукиры, и особо расходиться не хотелось. Была распита не одна бутылка сожду, причем преимущественно на двоих, так как непьющий Хэ только для вида сделал несколько мелких глотков, в итоге не выпив и рюмки алкоголя. Пьяный Ре, достававший Донхэ, изрядно веселил, заставляя как-то уж совсем расслабиться. Правда, Кюхен все же заметил подозрительные гляделки между этими двумя, и за весь вечер они ему слегка поднадоели. Отметив про себя сотую "гляделку", парень недовольно цокнул языком и вальяжно откинулся на спинку дивана. — Валяйте. Друзья непонимающе уставились на него, натянув на свои моськи самое невинное выражение лица, что есть в их арсенале. — Я же вижу, что хотите или о чем-то попросить, или о чем-то спросить. За несколько часов мне надоели ваши переглядывания. Они напрягают, знаете ли. А я не настолько слепой и тупой, чтоб не замечать. И не настолько идиот, чтобы не придать этому значения. Закончив свою речь, Чо откинул голову назад и закрыл глаза, давая парням время собраться с мыслями и решить, как поступить в этой ситуации. И нет, Кю не собирался на них обижаться, если они решат сделать вид, что ему все показалось, а они вообще не причем. Даже не видя ничего, он каждой клеточкой кожи чувствовал молчаливый спор между согруппниками и те самые взгляды, которыми яростно и с удвоенной силой перебрасывались те. Ну бесит, честное слово. Как малые дети... Тяжелый вздох Реука оповестил о конце безмолвной борьбы, и Кю открыл глаза. Судя по упрямым выражением лиц, отнекиваться парни не собирались. — В общем, давно хотели спросить...ну, понимаешь, нам очень интересно... — Заканчивай блеять, Реук. Еще один чужой тяжелый вздох. — Это не так просто. Короче, как это — быть с парнем? Вопрос Вукки выпаливает со скоростью автоматной очереди, и замолкает, заинтересованно и слегка виновато поглядывая на Кю. Донхэ не отстает и мужественно заглядывает в глаза, хоть его щеки покрыты румянцем смущения. Вообще, стоило ожидать такого, и макнэ даже не был удивлен таким поворотом дел. Человеческое любопытство не знает границ, и если есть довольно безболезненный способ его удовлетворить, то человек не приминет им воспользоваться. Почему-то именно тогда Кюхен не был настроен на задушевные беседы и попытки объяснить "каково это". Но друзей уже явно потряхивало от предвкушения и интереса. Пьяный мозг решил идти по кратчайшему пути. Ближе всех к Чо оказался Реук, а потому именно ему пришлось испытать, как это, целоваться с парнем. Краем уха Кю слышал шокированный писк Донхэ, но тогда он был занят тем, что самым наглым образом вторгался в рот друга своим языком. Ким почти не сопротивлялся, но и не отвечал, лишь упирался руками ему грудь. Решив, что такого наглядного примера должно хватить с головой, Кюхен отрывался от мягких губ одногруппника и повернулся к Донхэ, показательно облизывая губы и растягивая их в своей фирменной улыбке. — Тебе тоже показать или ограничишься созерцанием? — для пущего эффекта Кю приподнял бровь. Щеки хена горели ярко-алым, в глазах шок. Одно, почти незаметное движение в его сторону, и Донхэ испуганно прижимает руки ко рту и срывается с места, выбегая из комнаты. — Кюхен, ты идиот? Глаза Вукки метали молнии, а руки опасно сжимались в кулаки. — Почему я идиот? Вы спросили, я ответил. Или вы надеялись, что я пущусь в пространные объяснения по поводу того, как мило любить парней? Хен, это не мило, не противно, это просто есть, и как это, объяснить очень тяжело. Проще показать. Тем более, я видел ваши взгляды — вам бы не хватило парочки предложений на этот счет. Можешь меня ударить, но благодаря мне у тебя теперь есть небольшой опыт и определенные воспоминания. — Я бы спокойно прожил и без них. — Прости, я больше не буду. — Ты Донхэ расстроил. — Не в первый раз. — Налей мне лучше, а потом пойдем искать Хэ. И больше не смей тянуть свои вареники ко мне, поотбиваю. Донхэ они так в тот вечер и не нашли. *** Спустя несколько дней на пороге комнаты Кю появился Ынхек. В принципе, Кюхен успел только встать с кровати, а потом получил впечатляющий удар в челюсть, и снова завалился на покрывало, ошарашенно глядя снизу вверх на злого Хека. — Ты совсем ебанулся? — Это ты совсем ебанулся. Мало тебе твоих голубых дружков, так ты еще еще решил полезть к Донхэ. Хек рвет и мечет, а до Кю наконец доходит. Губа неприятно саднит, а на челюсти завтра будет синяк. На душе противно и от этого натурально тошнит. Закрыв на секунду глаза, Чо приводит свои мысли в порядок, а потом встает с кровати и идет на выход, не обращая внимания на крики хена. Донхэ на удивление находится быстро. Крутится возле Канина, мешая тому смотреть какое-то шоу. Увидев Кю, он застывает на месте, а после, заметив кровь на губе, виновато опускает глаза. К тому времени, как макнэ начинает говорить, в комнату за ним поспевает Хек. — Значит вот как, Хэ? — Кю презрительно щурится и шипит змеей. — Сначала сам задаешь компрометирующие вопросы, а потом бежишь жаловаться Хеку. Это когда же я к тебе лез, позволь спросить? Я хоть пальцем тронул твою драгоценную тушку? Губы Донхэ начинают дрожать, а на глаза наворачиваются слезы. — Реук... — Что, Реук?! — он кричит совершенно не сдерживаясь. — Что-то я не вижу, чтобы Реук чем-то недоволен был. Когда ты уже вырастешь, Хэ, и перестанешь решать свои проблемы руками других? — Кюхен! — голос Канина звучит предупреждающе и не сулит ничего хорошего. — Ой, да отстань, Енун. Не тебе врезали ни за что, так что смотри свое шоу. Развернувшись к Хеку, Кюхен зло прищуривает глаза и выплевывает слова, словно яд. — А ты, Хек. Знаешь, что я тебе скажу? Если уж говорить начистоту, то чья бы корова мычала. Это у меня-то друзья пидоры? На себя посмотри. Бежишь защищать честь Хэ, словно он твоя девочка, которую обидели. Да когда у тебя баба была в последний раз? Вы же с Донхэ только друг о друга и третесь. — Кюхен! — Да пошел ты на хуй, Канин! Канин никогда его не бил. До этого дня. Именно об этом думает Кю, распластавшись на полу и пытаясь унять слезы, которые явно будут не к месту. Хочется свернуться клубочком и пожалеть себя. Обида, сдерживаемая долгое время, рвется наружу, и затолкнуть ее обратно почему-то не получается. Мир, который однажды треснул под напором реальности, разваливается на части, выдирая из Кюхена куски и оставляя лишь уродливую черную пустоту. И если уж говорить откровенно, то лучшим вариантом было вырубиться от удара, но Енун явно бил не в полную силу, а потому Чо остается только наслаждаться собственным разрушением. И если честно, его откровенно мутит, когда его одним сильным рывком ставят на ноги, а после и вовсе тянут прочь из комнаты. — Не трогай меня. — Заткнись. — Ты мудак. Вы все мудаки. — Ты тоже, а потому заткнись. Кюхен и рад бы сопротивляться, но голова нещадно раскалывается, челюсть онемела, а ноги отказываются нормально держать. И если бы не горячие чужие пальцы, с силой впивающиеся в плечи, то Кю уже позорно сполз бы по стеночке, а так он вполне мог позволить себе истерить и глотать слезы, что вопреки его желанию не хотели прекращать течь. Между прочим, разбитая губа от этого пекла еще больше. Чувствовать себя куклой в руках Енуна как-то не очень, откровенно говоря, но что он сейчас может сделать, когда жалость к себе отнимает все силы, да и вообще, искренне хочется сдохнуть?! Вообще, Кю очень удивляется, когда старший приводит его в ванную, а не выпинывает за дверь общаги вместе со всеми пожитками. И да, медсестра из Канина так себе. И слегка грубоватые ладони, смывающие кровь с лица, тоже не нравятся макнэ. Вообще, это как-то унизительно, когда с тобой, здоровым лбом, обращаются как с ребенком — от того, как основательно и методично Енун обрабатывает его пострадавшую мордаху, хочется снова заплакать, но Чо только мычит сквозь плотно сжатые губы и старается не смотреть старшему в глаза. — Ты невыносим, макнэ. Первый — нежданный — укор попадает точно в цель, заставляя внутреннего зверя Кюхена ощериться и занять боевую стойку. — Прости, что ударил. И за Ынхека прости. Ты же знаешь, его мозг отключается, когда речь заходит о Донхэ. А вот это уже что-то новенькое. И неожиданное. Канин по определению не умеет извиняться. Уж что-что, а это Кюхен знает как никто другой. И от этого не то чтобы приятно или легче, скорее обида перестает быть такой жгучей и возвращается в берега. — Заболел что ли? Ни к чему передо мной расшаркиваться. Я уже давно понял, что недостоин таких напрягов. Миссия "только не поднимай глаза" с треском проваливается, и Кю закусывает щеку изнутри, потому что Енун серьезен как никогда и тревожно всматривается в его лицо. — Ты взвалил непосильную ношу на свои плечи. — Я помирюсь с Рыбными. Не впервой. Не то. Все не то и не так. И пусть он знает, о чем говорит старший, но признаваться, что эта ноша уже почти вдавила его в землю, нет никакого желания. Чувство самосохранения наконец работает как надо, а значит, парень инстинктивно закрывается, потихоньку выстраивая вокруг себя не так давно рухнувшую защиту. — Знаешь, ты мне конечно не поверишь, но я рад, что у тебя есть что-то помимо этой группы. И снова защита керамической мозаикой отпадает от еще сырой и не законченной глухой стены. Именно в этот день почему-то все не так, и люди какие-то не такие. Обрезают свои же устоявшиеся ярлыки и не дают времени вернуть их на место. Это очень некомфортно и заставляет нервничать, лихорадочно метаясь от одной бирки к другой — какая же? Что подойдет именно сейчас? Как реагировать? Что говорить? Стоит ли говорить? Может с самого начала нужно было бить? Ведь сегодня явно негласный день мордобоя. Жаль, что Кю не по этим делам. А потому лучше идти проторенным путем и уходить в несознанку. — Спасибо за помощь. И я принимаю твои извинения. А Ынхек пусть сам извиняется. Встать с бортика ванной оказывается непростой задачей, и Кю самым позорным образом падает в объятия Енуна, внутренне умирая от своей нерасторопности и слабости. Уши окрашивает стыдом, когда Чо слышит тихие слова: — Похоже, моя помощь на сегодня еще не закончилась. Наверное, второй удар был явно лишним. Сильные руки смыкаются на талии, и макнэ чувствует себя маленькой хрупкой девочкой, которую только привели в чувство после обморока. И хочется возмутиться, но вместо слов получается какое-то бульканье, а потому Кюхен решает просто заткнуться и стоически вытерпеть помощь Кима. Тем более путь до комнаты не такой уж и долгий. В спальне Кю обнаруживает неприятный подарочек в виде заплаканного Фиши, но тратить последние силы на этого пресноводного как-то не хочется, и младший не может сдержать разочарованный вздох, от которого глаза Донхэ снова моментально наполняются влагой. И возможно Кюхен почувствовал бы себя виноватым, да силы на исходе, мигают красным значком опустошенного аккумулятора. Кончился Кюхен. Зарядите и приходите позже. — Донхэ, не сейчас. Он никуда не денется, так что потом расскажешь, как тебе жаль. Заодно можешь и Хека привести, думаю, ему тоже есть что сказать. Как хорошо, что иногда можно забить и дать кому-то высказаться или решить за тебя, тем более в такой мелочи. Спать хотелось неимоверно, но пульсирующая боль не давала нормально отключаться, поэтому Кю больше делал вид, что спал, лишь иногда отключаясь от реальности. Ближе к вечеру в комнату залетел Итык. Лидер молча врубил свет, совсем не церемонясь дернул ничего не соображающего Чо на себя и осмотрел лицо. Видимо, увиденное совершенно ему не понравилось, потому что он тихо матернулся и выскочил за дверь, не забыв при этом выключить свет. Кюхен потом еще полчаса точно слышал приглушенные крики старшего и редкие попытки оправдаться от остальных. Младший знал, что Итык не так защищает его, как просто престиж группы, но все равно было немного приятно. В результате всех событий Кюхен вынужденно "отдохнул" еще несколько дней, а после кординуны стали изводить на него намного больше косметики. Хек так и не извинился, Донхэ не подходил, хоть и провожал грустным отчаянным взглядом, а Канин снова притворялся слепым и глухим, но Кюхен больше не чувствовал полного игнора с его стороны.