Доля закономерных случайностей

Саратов, апрель 1971 года.

Эх, хорошо в Стране Советской жить! Эх, хорошо Страной любимым быть!

Верханов решил разделиться с другими дозорными. В городе было пять роддомов, но, поскольку они не знали имени женщины, приходилось на каждый роддом тратить довольно много времени, чтобы проверить каждую роженицу, которая в этот день произвела на свет ребёнка. Это был уже четвёртый роддом. Кроме того, общее впечатление об уже посещённых родильных домах было не просто удручающим, а по-настоящему кошмарным. Николаю давно уже не приходилось сталкиваться с этой сферой жизни. Он был убеждённым холостяком, да и заводить семью на такой нервной работе, которой отдавался полностью, несмотря на относительное спокойствие в городе, считал нецелесообразным. Когда-то, ещё до Революции, у него была жена и сын, но даже его сущность Иного не спасла их от безумных фанатиков: 10 декабря, когда жена с сыном шли по Большому Гнездниковскому переулку, двое молодых людей, проезжая на лихаче, бросили в двухэтажное здание охранного отделения несколько бомб. Взрывы оказались такой силы, что в охранном отделении разрушилась передняя стена, а часть переулка снесло полностью, разворотив всё внутри. Так он потерял семью. То, что сейчас открывалось перед его глазами, являло всю уродливость жизни в «стране, где так вольно дышит человек». Вероятно, женщины к определению «человек» в этой стране не относились. Больше всего Николая поразили толпы мужчин, стоящие у окон. Некоторые, самые отчаянные, пытались залезть на дерево или на стену, чтобы увидеть своих новорожденных детей хоть краешком глаза. Другие новоиспечённые папаши привязывали к бинтам, брошенным их жёнами из окна, продуктовые сумки. Вообще, роддом напоминал какую-то военную базу: никого не впускали, и ничего передавать роженицам было нельзя. Самого Верханова с коллегой запустили внутрь только из-за магического внушения: они — «проверяющие откуда следует». Что стало твориться с медперсоналом при этом известии — отдельная история. Они немедленно засуетились, забегали, и, несмотря на не самое чистое состояние помещений и палат в целом, «товарищей проверяющих» обрядили в медицинские халаты несколько сероватого оттенка, маски и даже бахилы. Общий эмоциональный фон являлся просто манной небесной для подкормки Тёмных: угнетение, тоска, страдание и эманации смерти были настолько сильными, словно дозорные оказались на кладбище, а не в горниле новой жизни. В одной из палат надрывно рыдала женщина. Она кричала так, что у Николая мурашки побежали по спине. Это был вой умирающего животного, который не при каких обстоятельствах нельзя было спутать со ставшими почти привычными мучительными воплями рожениц, которые он вынужден был слушать почти целый день. Когда он вошёл, то увидел столпившихся около кровати женщин, громко кричащих и готовых наброситься на двух медсестёр и нескольких врачей. Когда до одной из женщин, держащих за плечи несчастную, донеслось, что пришли проверяющие, она бросилась к Верханову и с совсем не женской силой схватила его за халат. — Что за маскарад вы тут устроили?! Масочку, бахильчики нацепили, сволочи?! Да вас всех, всех уничтожить надо! Зайдите к нам в душ с туалетом, товарищи проверяющие, полюбуйтесь на горы окровавленных тряпок, которые разлагаются от пара, а никому и дела нет! На ржавые бритвы, которыми нас бреют, одной на десять человек! Верханов в шоке пытался оторвать от себя пальцы, мёртвой хваткой державшие его. — Девушка… — В чём мы виноваты?! В том, что отнимаем драгоценное время у этих коновалов? Что занимаем места и обворовываем партию, нахлебничая тут? В том, что рожаем нашей Родине новых сынов?! Один из врачей, здоровенный дядька, больше напоминающий своим видом санитара из дурдома, резко шагнул вперёд и схватил женщину за руку, дёрнув на себя. — А ну, заткнись! Разоралась тут! Отпусти немедленно товарища и иди на своё место, скоро твоего выродка принесут кормить. Крики стали громче. Стоящий рядом с Николаем дозорный — Володя с редкой для жителя СССР фамилией Иванов, всего полгода как инициированный Иной с шестым уровнем, обещающим через пару веков дотянуться до второго, а может, чем Свет не шутит, и до первого, — испуганно сжался, огромными из-за надетых очков с толстыми линзами глазами глядя на Верханова. — Николай Владимирович… Может, применим заклинание… Тут же такое… Верханов вспомнил, что у него в запасе было несколько лицензий на воздействия пятого уровня, которого тут должно было хватить. Он скрестил пальцы в сложном жесте, и в палате наступила резкая тишина. Все немедленно успокоились, лишь женщина, сгорбившаяся на постели, по-прежнему судорожно дышала, пытаясь унять истерику. Она подняла голову и, посмотрев Николаю прямо в глаза, безжизненным голосом сказала: — Они хотят, чтобы я дала ему имя… Николай шагнул вперёд. — Кому? Вашему ребёнку? — Да. Моему сыну. Он умер из-за того, что врачи не пришли вовремя. Я кричала, кричала, а они всё не подходили. Медсестра сказала, я рожаю в первый раз, это ничего, терпи, а не ори. А теперь… Он родился мёртвым — задохнулся во мне. Стоящий поодаль Володя судорожно вздохнул. А женщина продолжила всё тем же мёртвым голосом. — Знаете, а я ведь уснула после этого. Так тяжело было, я устала. Так устала. Легла, закрыла глаза и забылась. А сейчас пришла она, разбудила. Говорит, ребёнку надо имя дать, для документов. Моему сыну. Моему мёртвому сыночку. Как мне его назвать, товарищ проверяющий? — Ёб твою мать… — сказал Иванов, в ужасе глядя на докторов и ту медсестру, на которую указала женщина. — Про… Простите, Николай Владимирович, но… Что же… Что же это?! — Как вас зовут? — спросила женщина, когда Верханов подошёл к ней и взял за руку. — Николай. Меня зовут Николай. — Коля… Хорошо. Хорошее имя, — она повернула голову и сказала тучной женщине в сестринском халате: — Моего сына зовут Николай. Николай Александрович Архипов. Верханов многое переживал в своей жизни, но сейчас осознавал совершенно ясно: этот день и эту женщину он запомнит навсегда. Когда они покинули родильный дом номер два, то ещё некоторое время не произнесли ни слова. Затем Иванов тяжело вздохнул, посмотрел на коллегу и сказал: — Знаете, иногда я жалею, что не стал Тёмным. Глядя на подобных людей, я задаюсь вопросом, а стоит ли вообще о них заботиться или можно было бы скопом пустить их на корм вампирам или оборотням. Верханов промолчал. Всё равно Володя был ещё слишком молод во всех отношениях, чтобы мог осмыслить и принять правду: Тёмные — не всегда абсолютное зло, а Светлые — безоговорочное добро. Ближе к вечеру оставался всего один роддом, и Николай понадеялся, что больше никогда в жизни ему не придётся «инспектировать» подобные заведения. — Я чувствую себя солдатом иродских времён, — сказал он Володе, притихшему рядом и явно переваривающему увиденное за этот день. — Чего? — не понял Володя. Ну разумеется, откуда советскому вчерашнему студенту знать христианскую историю? — Ничего. Как Ирод приказал найти младенца, не слыхал, неуч? — глухим из-за надетой на лицо маски голосом подколол Верханов, проходя мимо очередной палаты. И в этом роддоме их запаковали в белые халаты, бахилы и маски, дабы товарищи не притащили в обитель зарождающейся жизни каких-нибудь микробов, кроме тех, что уже прочно обосновались в этих мрачных стенах. Но, надо отдать должное этой кузнице здоровья, тут обстановка казалась не в пример лучше прежних. Возможно, из-за того, что роддом относился к огромной клинической больнице. — Ирод? Это… маг, что ли, какой? — блеснул догадкой Иванов. — Не припоминаю такого в Иных лекциях. Верханов тяжело вздохнул и про себя максимально завуалированно проклял советскую власть. Хотя чего уж там — их ведь это эксперимент был, вот и расхлёбывайте теперь, адепты Света, плоды неразумия своего. — Ладно, забудь. Долго рассказывать. Ты, Володенька, расширил бы кругозор, книги какие почитал, — всё же предпринял попытку бывший офицер Белой гвардии и обладатель блестящего домашнего образования. — А я читал! — оскорбился Володя. — Правда? — рассеянно поинтересовался он, вдруг зацепив взглядом медсестру, проходящую мимо него. У той был странно-стеклянный взгляд. — Моя любимая — «Как закалялась сталь» товарища Островского. Вот человек! Такую книгу написал. Вы не читали? Очень жизненная вещь, и, по-моему, она отражает нашу, Светлую, идеологию. «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества», — вдохновлённо процитировал юноша и резко остановился, глядя на подобравшегося коллегу, который явно не услышал его пылкой речи. – Что? — Гражданка, — окликнул молоденькую медсестру Верханов. Спешившая по своим делам девушка резко остановилась и посмотрела на него слегка затуманенными глазами. — Да? — её голос звучал приглушённо и отсутствующе. Николай подошёл ближе, внимательно сканируя её ауру. Так и есть. Чёткие следы воздействия. И неслабого такого воздействия. — Милая девушка, а у вас сегодня много рожениц подарили нашей Родине новых детей? — спросил он, улыбаясь и одновременно пытаясь максимально аккуратно пролезть к ней в память. Девушка сначала автоматически улыбнулась, но затем резко забеспокоилась, удивительным образом ощутив вмешательство Николая. — Да, немало. А теперь извините, товарищ, мне некогда. Я должна пойти и проверить одного из младенцев, — резко проговорила она. — Конечно, — сказал Николай, затем повернулся к коллеге и коротко добавил: — За ней. Иванов не стал задавать вопросы. Он уже заметил следы магии на девушке, но определённого ничего сказать не мог. А Верханов пребывал в шоке. Кажется, они нашли тот самый роддом, ибо, несмотря на то, что он максимально надавил на девчушку, пробить выставленную ментальную защиту не смог. Это у человека-то! Они с Ивановым пошли за медсестрой, которая, дойдя до конца коридора, остановилась у дверей одной из палат, расположенных словно бы в стороне от всех остальных. Однако, прежде чем войти, она развернулась к мужчинам и неожиданно твёрдым голосом сказала: — Вам сюда нельзя. Николай поднял бровь и снова попытался воздействовать на девушку. — Мы просто проверим её состояние. Никакого вреда, — сказал дозорный, глядя ей прямо в глаза. — Ребёнок маленький. Его нельзя подвергать опасности, — механическим голосом проговорила медсестра. «Надо же. И кто в неё так вложился, раз она не реагирует на моё внушение?» — подумал Верханов. Он отступил назад. — Хорошо. Не волнуйтесь, гражданка. Мы не войдём с вами. Он потянул Володю за рукав халата, чтобы привлечь его внимание. — Идём, — кивнул он. Девушка проводила их настороженным взглядом, затем вошла в палату. Верханов отошёл в другой конец коридора и остановился. — Сейчас мы подождём, пока она выйдет, и зайдём в палату. Он скользнул в Сумрак, посмотрел в сторону палаты и хмыкнул. Мир вокруг выцвел, но из-за специфичности места, в котором они находились, сумрачный роддом представлял собой не обычную фотографию с богатством чёрно-белых оттенков, а, скорее, сепию — эмоции рожениц и нервное состояние самих врачей странным образом действовали на Сумрак, словно разбавляя его. Но не это было самым интересным. Из дверей той самой палаты, в которую его не пустила маленькая медсестричка, настолько фонило Силой, словно там находился какой-то мощный артефакт, а мох у дверей отсутствовал. Его точно кто-то уничтожил. — Ни хрена себе! — ошеломлённо выдохнул Володя, последовавший за ним. Если бы здесь не было ни одного Иного, Сумрак был бы девственно чист. Но присутствие, причём недавнее, какого-то сильного мага видно было невооружённым взглядом. Тот Высший Тёмный, однозначно, был здесь. — Николай Владимирович, а может, зайдём через Сумрак? Чего ждать? — предложил Иванов. — Нельзя. Во-первых, мы не знаем, что там внутри. Во-вторых, незачем пугать новоиспечённую мамашу. Как только медсестра выйдет, мы культурно постучим в дверь и войдём. Ясно? — Ясно, — согласился Володя. Сам Верханов думал о том, стоит ли самому лезть в ту палату или же правильнее было бы позвонить на Пионерскую и доложить обо всём Романову. Он решил выбрать оба варианта. — Володя, на первом этаже в конце коридора, помнишь ту большую очередь из женщин? Иванов кивнул. — Там бесплатный телефон. Позвони к нам и расскажи всё Александру Михайловичу. Потом возвращайся и жди меня тут. Понятно? Коллега с явной настороженностью воспринял идею Верханова идти одному, кроме того, он очень хотел посмотреть, что же в той палате так «сверкало». Но перечить не стал. Николай был опытным и сильным боевым магом и дисциплину держал железную, справедливо полагая, что панибратство ведёт к анархии. — Хорошо. Он вышел из Сумрака и направился вниз. Спустя несколько минут в дверях палаты появилась медсестра, которая, конечно же, не видела его. Он подождал, пока она скроется в дверях, ведущих на этаж, и вышел из Сумрака. Ему хотелось бросить на палату Сферу Невнимания, но он не знал, как магическое нечто, которое находилось в палате, отреагирует на его магию. Он негромко постучал и, когда услышал приглушённое «войдите», открыл дверь. Палата оказалась просторной и светлой. И, вероятно, самой чистой и новой из всех виденных им сегодня. Внутри было тепло, но не удушающе жарко. В комнате находилось всего две кровати, но занята была лишь одна. В ней лежала та самая девушка, на которую сегодня напала ведьма. Для едва разродившейся женщины выглядела она на удивление хорошо, даже цветуще. Очень осторожно просканировав её, Верханов заметил остаточные следы воздействия — её явно кто-то «освежил». На девушке был надет чистый байковый халат, явно собственный, сильно отличающийся от больничного замусоленного рванья, в котором приходилось лежать всем тем бедным женщинам, которых он сегодня увидел. На тумбочке у кровати стоял букет цветов. Николай заметил и ещё одну, вероятно, самую большую странность — едва он вошёл, девушка, увидев незнакомого мужчину, автоматически бросила взгляд в сторону — в противоположный от окна угол. Ещё не повернувшись, он уже знал, что увидит. Неосознанный материнский инстинкт заставил девушку проверить ребёнка при появлении незнакомца. Уже одно то, что дитя не забрали, как делали в абсолютно всех родильных домах, говорило о явной сверхъестественной подоплёке всей ситуации. Но когда он всё же глянул на ребёнка, то на миг потерял дар речи. — Здравствуйте, товарищ. Вы новый доктор? — спросила молодая мать, с любопытством глядя на вошедшего. Николай не ответил. Он смотрел на диковинную вещь, в которой находился ребёнок. Это была довольно большая стеклянная ёмкость с прозрачными стенками прямоугольной формы, напоминающая инкубатор для птенцов, только меньший по размеру. В нём было два отверстия с выглядывающей из них тканью, напоминающие широкие рукава. Малыш был маленьким. Нет, даже крохотным. Но он мирно спал, при этом даже не был туго запелёнан, как обычные дети. А ещё стеклянная ёмкость под завязку была накачена магией. И насколько понял Верханов, именно эта магия поддерживала ребёнка, ибо иначе, судя по его размерам, он вряд ли бы выжил. — Товарищ? — снова позвала девушка, и в голосе её прорезались тревожные нотки. Николай повернулся и максимально мирно улыбнулся. Потом понял, что под маской женщина вряд ли увидит это. — Нет. Меня зовут Николай Владимирович. Я работаю в горздраве и выполняю проверку этого родильного дома. Скажите, как вас зовут и хорошо ли с вами обращаются? Как прошли роды? Девушка расслабилась. Настороженность покинула её. Широко улыбнувшись, она проговорила: — Моё имя Людмила Владимировна Городецкая. Я поступила утром и родила сына. Всё было замечательно. Такие внимательные врачи, даже палата, видите, отдельная. Несмотря на то, что Антоша родился гораздо раньше срока, роды прошли хорошо, и мой сын в порядке. Николай опустил марлевую маску и тепло улыбнулся. — Что ж, это замечательно. А скажите, Людмила Владимировна, отчего у вас прежде срока начались роды? На лице Городецкой появилась небольшая тень. — Ох, если честно, я несколько смутно всё помню, ну роды — нелёгкая вещь, хотя как таковой боли я и не припоминаю. Я ездила в Горьковский парк сегодня, там, знаете, выпустили лебедей и организовали чудесный пруд. Моя мама всегда мне говорила, что если я хочу, чтобы ребёнок у меня был спокойный и красивый, то должна смотреть на красивые и умиротворяющие вещи, — Людмила улыбнулась. — Я ведь думала, будет дочка, всё Аней называла ребёночка, а оно вон как вышло. Молодая мать с любовью посмотрела на «инкубатор». Николай проследил за её взглядом и подумал: а осознаёт ли вообще эта женщина, что её сын находится в какой-то диковинной штуке, а вовсе не в детской кроватке? — Так что произошло в парке? — попытался вернуть её Верханов к интересующей его теме. Людмила вновь повернула голову к нему и виновато улыбнулась. — Ох, простите. Я разве не сказала? Я споткнулась и очень неудачно упала. Благо рядом оказался мой родственник, он меня и привёз сюда. Стул под Верхановым резко скрипнул, когда он подался вперёд. — Ваш родственник? И кто же это? Люда открыла рот, чтобы ответить, а потом резко закрыла. Её взгляд опустился на ноги «проверяющего» и остановился на резиновых кедах, выглядывающих из-под марлевых бахил. — А что это вы меня вопросами забрасываете, Николай Владимирович? Разве мои родственники имеют отношение к вашей проверке? — нахмурилась она. — И кстати, отчего это у вас такой странный вид для работника горздрава? Людмила резко встала и подошла к «инкубатору», закрыв его своим телом. Верханов успокаивающе поднял руки и решил остаться на стуле, дабы не подавлять её своим немалым ростом. — Успокойтесь, Людмила Владимировна, я не собирался вас допрашивать, это простая вежливость. Я хотел спросить... Вы понимаете, что ваш сын родился гораздо раньше срока, судя по его размерам? — Да. Двадцать восемь недель, — сказала она. – Да, он маленький, но врачи сделали всё, что требуется, и спасли его, так что можете отметить в своём отчёте эти сведения. Николай встал и понял, что пора уходить. Он увидел достаточно. Незачем было нервировать Городецкую, не ровен час ещё молоко пропадёт. — Непременно. Желаю вам и вашему сыну здоровья и всех благ, — продолжая улыбаться, попрощался Николай. Городецкая, видя, что «проверяющий» собрался уходить, немного расслабилась и даже слегка улыбнулась. — Всего хорошего. Верханов вышел из палаты и посмотрел в коридор, ожидая увидеть там Володю. Но Иванова нигде не было. Тогда он спустился вниз, где в гуще кричащих женщин увидел своего подмастерья. — Гражданки, гражданочки! — истошно вопил паренёк, которого со всех сторон зажали пышные беременные и не менее пышные недавно разродившиеся женские тела. — Да я и не думал… — Нет, вы только посмотрите на это хамло! Я тут уже час стою жду, а он заперся, проверяющий! Я — слабая беременная женщина, а этот не то что пропустить меня, он вытеснить собрался! — гаркнула очень дородная «слабая» женщина, которая была раза в три больше, чем бедный Вова Иванов. — Да я вовсе… — слабо пытался возразить Володя, но его перебила ещё одна дама, тоже немалых размеров и явная жительница Украинской ССР, не пойми откуда появившаяся в саратовском роддоме: — Дивчата, та шо це робыться? Куда вин прэ? А ну гэть його звидселя! Якщо бажае побазикаты, хай идэ до головного ликаря, а тут жинкам нема колы чоловикам зателефонуваты! Верханов подумал, что явно подоспел вовремя, ибо разгневанные женщины точно бы пустили беднягу в расход. Он протолкнулся к коллеге и громко крикнул: — А ну, все назад! Мы из горздрава! Не прекратите скандал — вообще лишитесь телефона! В своё время ротмистр царской армии, Николай Верханов, награждённый орденом Святого Георгия за храбрость, вёл в бой солдат в Первой Мировой и командный голос умел применять по назначению. На миг повисла тишина. Николай почувствовал, как минимум десять пар глаз уставились на него, изучая, а потом раздалось: — Ещё один проверяющий! Словно нам одного мало! А ну… Прежде чем волна тел поглотила их, Верханов рявкнул Иванову: — В Сумрак! Тому дважды повторять не пришлось. Они быстро опустили головы и, стараясь поймать свою тень среди десятка мельтешащих перед ними женских ног, скользнули в Сумрак. — «Коня на скаку остановят, в горящую избу войдут!» — тяжело дыша, проговорил Верханов. — Некрасов был прав, — согласился Иванов. – Фух, еле ушли. Легче иметь дело с оборотнями, чем с бабами. Николай усмехнулся. — Ну хоть Некрасова ты знаешь. А зачем в гущу к этим гарпиям полез? Надо было через Сумрак и Сферу Невнимания действовать. — Вы сами мне говорили, что без крайней необходимости не использовать магию, — сказал Володя. Верханов протянул руку и коснулся надорванного рукава куртки парня. — Если это был не крайний случай, тогда я не знаю, каким, по-твоему, он должен быть, — засмеялся он. Дозорный новобранец снял куртку и огорчённо вздохнул. — А разве нам можно вот так, на глазах у людей, нырять в Сумрак? Они же потом… — Это была крайняя необходимость, — снова улыбнулся Верханов. — Ладно, герой, поехали на Пионерскую. В звонке уже нет необходимости.