Может быть

      Их путешествие в Лунные Врата затянулось непомерно. По ощущениям, будто пол королевства пришлось истоптать. А все из-за дурацкой погоды. Почти месяц они, как бродяги мерзли, но медленно и упорно шли к своей цели. Клигана не волновало ничего, кроме этой медлительности. Конечно, спешить особенно было некуда. Но внутренний голос почему-то был не согласен.       Они опаздывали. Турнир должен был уже начаться, но, как предполагала леди Уэйнвуд, его несомненно задержат, так как не все успевали к его открытию. Конечно, в первую очередь, она имела в виду их компанию. По большому счету, этот спектакль разыгрывался только ради двух целей: порадовать мелкого Аррена, собрав для него неких крылатых рыцарей, и свести Гарри с его будущей невестой. Отсюда и уверенность старухи.       И тем не менее, их путь все же подошел к концу. Подъезжая к замку Сандор ничего не чувствовал, кроме жгучего желания напиться. В пути пришлось вести себя прилично, да и здесь не стоило расслабляться, но в первый день, после долгой дороги, можно было позволить себе побыть немного собой. Клиган точно не знал, каким был Гарри до того, как его тело сменило хозяина, и предпочитал вести себя сдержанно и настороженно, наблюдая за реакцией окружающих. Он был бабником, это да, а вот пьяницей… Пришлось себя ограничивать и употреблять в меру, чтобы не прослыть таковым. Получалось прилично, главное не сорваться и не испортить игру.       Осталось не так уж долго притворяться. Окончится турнир, и он будет волен вести себя, как только захочет. Конечно, себя прежнего ему не вернуть, да и не нужно Псу этого. Тело лишь сосуд — внутри Клиган остался прежним.       По крайней мере, он на это надеялся.       В свете философских мыслей, он и еще девятнадцать человек въехали во двор замка. Сандор был в числе тех, кто в первых рядах сопровождал свою «тетю».       Анья Уэйнвуд достойно держалась всю дорогу несмотря на свой преклонный возраст. Она первая заговорила, адресуя слова к одной из двух девушек, встречавших их, видимо, отвечая на приветствие. – Леди Миранда. Леди Алейна.       Клиган думал, их будет встречать сам Мизинец, и уже готовил маску хладнокровия, чтобы скрыть свое к нему отвращение. Но был удивлен вдвойне, нет в сотню раз сильнее, когда понял, кто принимал их.       Первая девица была полна и талией, и бедрами, а ее грудь не поместилась бы даже в двух его ладонях. Каштановые волосы, карие глаза, милое кукольное личико — она была улыбчива и уверена в себе. Одновременно похожа и непохожа на своего отца — Нестора Ройса. Но ей он уделил лишь пару секунд.       На другой Сандор задержал взгляд просто потому, что не смог его отвести. И глазам было за что уцепиться.       Сначала Псу показалось, что перед ним призрак. Либо так, либо он сошел с ума. Можно было ожидать чего угодно от той, что была Алейной Стоун, только не того, что ей окажется Санса Старк. – Так учтиво с вашей стороны встретить нас. Позвольте мне представить моего внука, сира Роланда Уэйнвуда, — леди Уэйнвуд указала кивком на рыцаря. — А это мой младший сын, сир Уоллес Уэйнвуд. И, разумеется, мой воспитанник, сир Гаррольд Хардинг.       Та маска, которую Клиган заготовил для Петира Бейлиша, сейчас очень пригодилась, чтобы скрыть все эмоции, проступившие на его лице секундой ранее.       Да, он пытался убедить себя в том, что он обознался.       «Ведь есть же схожие меж собой люди?».       Он давно не видел Пташку. И, возможно, просто нафантазировал себе эту схожесть. Девушка казалась старше и волосы ее темно-каштановыми прядями рассыпались по плечам. Пока она смотрела на его тетку, тот пристально вглядывался в ее лицо. Пока Роланд лил свои льстивые речи, Сандор ловил каждое движение ее тела и мимику.       Нет, он не может не верить себе, не может обмануться. Он не может не узнать в ней ту, что так хотел найти.       Осознание, что перед ним действительно Пташка, не укладывалось в голове.       «Разве могли Боги придумать шутку смешнее той, что проделали со мной?».       Оказалось, что это лишь начало «Божественной комедии». Вот теперь начнется самый смех.       Сандор Клиган — цепной Пес ныне покойного короля, дезертир, убийца и пьяница, должен был умереть самой паршивой смертью. Но вместо этого обзавелся новой шкурой, получил шанс на исправление ошибок. Ему позволили жить.       Но как?       Ему, кто не терпел обмана и притворства, приходилось самому теперь играть роль, быть не тем, кто он есть. И самое ужасное, что ему это нравилось. Мерзкая мещанская жизнь, в тепле и комфорте, в беззаботности и безделье. А еще ему нравилось, как люди смотрят на него. Никогда прежде, он такого не испытывал. Всегда страх, пренебрежение. Теперь им восхищались. За какие-такие заслуги? Просто потому что он лорд, наследник, молод и хорош собой. Противно, досадно. Но теперь это его жизнь. Да, это не он, но Клиган почти привык к своей маске. Он знал, что для всего этого есть хорошее оправдание. И им была она. Только ради нее — маскарад и балаган. Его лицо, тело, он для нее. Вот только Пес не мог понять зачем?       Узнав в Алейне северную Волчицу, нет, южную Пташку, мужчина отчасти разгадал эту загадку. Санса, вот умора, оставаясь в своем теле, мало чем отличалась от него. Она тоже носила маску, и тоже играла по чужим правилам. Добровольно? По принуждению? Какая сейчас разница. То было теперь ее судьбой.       Видимо, Семеро решили, что это игра не про ее душу. И Псу-Гарри нужно спасать девицу. Вот только как? Жениться?       Сандора бросило в жар от того, что в голову лезли сотни разношерстных мыслей, и все они сбивались, натыкаясь на ее голубые глаза. Он думал, что когда наконец-то встретит Пташку, то будет непомерно счастлив, сердце забьется чаще, а дыхание перехватит, а он постарается сдержать себя, не выдав и капли истинных чувств.       Так оно и было.       Только ко всему этому примешивалась странная горечь и интуитивный страх. Игра началась раньше, чем он ожидал, и совсем по другим правилам.       Алейна улыбалась Роланду и Уоллесу, пока мужчины разговаривали с ней. Но девушка, видимо, прекрасно понимающая кто есть кто, и как во всей этой ситуации нужно себя вести, спустя приличествующее время, обратила свой взгляд и на Гарри.       Клиган, не сумел подавить в себе непонятное чувство, что сейчас рвало его душу. Он еще не сумел его распознать, лишь почувствовал. Его затошнило от волнения и от того, как она посмотрела.       Алейна мило улыбнулась, также, как всем остальным. Но глаза ее выдавали. Сандор ясно видел в них цель — он был этой целью. Алейна, на самом деле, не была сейчас Сансой Старк, дочерью лорда, а лишь тем, чью роль отвел ей Мизинец. Мужчину потрясло и возмутило это. Он не знал подробностей, и как его Пташка попала в такие условия, почему выдает себя за другую, почему играет в эту игру. Но уже готов был вынести ей приговор. И себе тоже. Марионетки — они оба. И цель у них одна. Вот только мотивы разные.       Санса недолго уделяла внимание будущему жениху, так как ее занимали разговорами другие путники. – На перевалах шли снега, если б не это, мы добрались бы сюда скорей, — сказала леди Анья.  — Знай мы, что такая красота поджидает нас в Воротах, мы бы прилетели, — сказал сир Роланд, и хотя его слова предназначались Миранде Ройс, улыбнулся он Алейне. — Я слышал, что дочь лорда Мизинца красива лицом и полна изящества, но никто не сказал мне, что она воровка.  — Вы с кем-то путаете меня, сир. Я не воровка!       Сир Роланд поместил ее руку над своим сердцем.  — Как тогда вы объясните дыру в моей груди, из которой похитили сердце?  — Он всего лишь д-дразнит вас, моя леди, — прозаикался сир Уоллес. — У моего п-п-племянника никогда не было сердца.  — У колеса Уэйнвудов есть сломанная спица, а у нас есть мой дядюшка.       Сир Роланд отвесил Уоллесу подзатыльник.       Клиган смотрел на всю эту сцену, а сам не мог вымолвить и слова. Он даже не мог думать. Он запретил себе думать сейчас. Слишком все было на грани. На грани бреда и помешательства. Ему нужно время, чтобы все осмыслить и переварить. Много времени. И много вина. – Мой лорд-отец отвел вам комнаты в Восточной Башне, — сообщила Миранда леди Уэйнвуд, —, но боюсь, что вашим рыцарям придется делить постели. Ворота Луны не предназначались для столь большого числа благородных гостей.  — Вам в Соколиную Башню, сир Гаррольд, — вставила Алейна. — Если вам будет приятно, я покажу вам ваши покои сама.       Ее голубые глаза снова устремились прямо на него, а Сандор на секунду забыл, что он вовсе не он. Снова почувствовал себя обожженным уродом, пялящимся на красотку, которая ему не по зубам. Испугался прочесть в ее взгляде узнавание. То, с которым он сам не мог смириться. Но понял, что опасения напрасны. В глазах Алейны был лишь широкоплечий молодой юноша со светлыми кудрями и ромбами на груди.       Казалось, это должно было принести ему облегчение. Но не принесло. Он и сам не понял, почему вместо учтивости с его губ слетела грубость. Возможно, потому что Пес защищал себя так, как делал это прежде — скалился на весь мир и на тех, кто посмел обратить на него внимание. – С чего бы мне было приятно общество мизинцевой бастардки? — произнес он, одарив девицу холодным взглядом. Все три Уэйнвуда искоса взглянули на него.  — Ты здесь в гостях, Гарри, — напомнила ему леди Анья, от ее голоса веяло морозом. — Постарайся это запомнить.       Но Сандору гораздо интересней было наблюдать за Сансой-Алейной. Ведь это он только что оскорбил нежную и чувствительную Пташку. Ее щеки тут же вспыхнули, и возможно даже выступили слезы от обиды, но она сдержалась. – Как пожелаете, сир. А теперь, если вы меня извините, мизинцева бастардка должна отыскать своего лорда-отца и дать ему знать, что вы прибыли, чтобы завтра мы могли начать турнир.       Голос ее был учтив, но слегка дрогнул.       «Как же она изменилась! — поразился Клиган, на секунду вспомнив ту, что бросил в Красном замке. — Прошло не так много времени, а ее не узнать. Пташка вырвалась из клетки. Она научилась хорошо врать и притворяться, выпускать коготки и отвечать на колкости. Израненное сердце очерствело? Или все же это искусная маска?».       Мужское же сердце кольнуло досадой и тоской.       Как много он пропустил в ее жизни. И все из-за того, что тогда, когда горела Черноводная, дал слабину. Не смог убедить, заставить Пташку уйти с ним. Бросил на произвол судьбы, предал. Их пути разошлись, и только волей неведомой силы пересеклись вновь. Но теперь он — это не он, а она — не она. Пес издох, Пташка упорхнула.       Он вспомнил, кто был ее отцом, не настоящим — нынешним. Санса действительно была птичкой…       …пересмешником — символом ее нового рода.